Лунный свет (гет)

В дверь стучали негромко, но настойчиво. Обитатель дома взял масляный светильник и направился к входной двери, прихватив по дороге кочергу. И кому это взбрело в голову наведаться посреди ночи?

На пороге он увидел невысокого человека, с ног до головы закутанного в плащ с большим капюшоном, в тени которого невозможно было различить лицо. Хозяин отступил назад и крепче стиснул кочергу.

— Не пугайтесь, друг мой, — мягко произнёс ночной гость, — Вам нужно бояться не меня.

— Кто вы и зачем пожаловали? — грозно спросил обитатель дома, не выпуская из рук своё оружие.

Незваный гость окинул помещение быстрым настороженным взглядом и ответил:

— Я пришёл, господин Планель, поговорить с вами о деле, касающемся вашего бывшего господина суперинтенданта Фуке. Меня вы, возможно, помните, — незнакомец откинул капюшон.

Хозяин дома поднёс поближе тусклый светильник и вгляделся в лицо загадочного посетителя.

— Простите, сударь, но я вас не узнаю.

— Господин д'Эрбле, епископ Ваннский. Вряд ли я так уж сильно изменился, — слегка улыбнулся Арамис.

— Ваше преосвященство... — Планель поставил кочергу с стене и почтительно поклонился, — Теперь я начинаю припоминать. Вы часто проводили время с господином Фуке, он относился к вам, как к другу. Да, я вас видел в прежние времена. 

— Прекрасно! В таком случае потолкуем.

— Проходите, монсеньёр. Я прошу прощения за столь непочтительную встречу, но, живя на окраине, стоит опасаться людей с дурными намерениями, особенно в поздний час.

Жоффруа и Арамис прошли вглубь слабо освященного помещения и сели напротив друг друга. Огонёк поставленного на стол светильника трепетал между ними и бросал отблески на лица мужчин. 

Планель посматривал из под густых бровей на неожиданного гостя и задавался вопросом, по какому такому делу ваннский епископ почтил своим визитом его скромное жилище среди ночи, но заговорить первым не решался.

— Прошло около трёх лет с тех пор, как вы покинули службу у господина Фуке, не так ли? — начал Арамис, — Вы были у него на хорошем счету, вам многое доверяли.

— Это верно, — с долей самодовольства подтвердил Планель.

— Чем же вы занимаетесь теперь?

— Я превратился в ремесленника, монсеньёр. Промышляю как перчаточник.

— Вот как!

— Меня давно привлекала подобная мысль, но возможности не было. Всегда больше нравилось создавать руками что-то осязаемое, чем перебирать листочки.

— И вы выполняете вашу новую работу также добросовестно, как прежнюю?

— Разумеется. Я хоть и не богат, но пользуюсь в округе большим уважением. Иногда ко мне обращаются весьма знатные господа, и это мне очень льстит. Но ведь вы, монсеньёр, явно не за этим приехали ко мне ночью.

В глазах Жоффруа Планеля блеснула плутовская искорка, и он внимательным цепким взглядом посмотрел на гостя, ожидая, наконец, услышать о причине визита.

— Вы правы, — промолвил Арамис. — И раз вы такой честный малый, то, наверно, припомните, где у вас хранятся бумаги господина Фуке?

Если бы Планель не сидел в данный момент, то, наверно, упал бы навзничь.

— Какие бумаги, монсеньёр? — он испуганно захлопал глазами, и вправду в этот момент напомнив филина.

— Бумаги, которые вы, покидая службу, прихватили с собой, — без тени колебания ответил Арамис.

Отсветы тусклого огня, как показалось перчаточнику, отразились на лице епископа почти зловещим блеском, подчеркнув холодную властность его черт, несмотря на то, что голос прелата звучал по-прежнему приятно и мелодично.

Глаза Планеля забегали.

— Монсеньёр... я...

— Неужто вы изменили вашему щедрому господину? — продолжал натиск прелат, не давая собеседнику опомниться, — Изменили столь низко и подло?

Планель вцепился в столешницу.

— Я... Я не предавал господина Фуке! Это неправда! Я вернул бы эти проклятые бумаги, если бы было возможно.

— А! Значит вы признаетесь? Отлично!

Жоффруа понял, что с перепугу выдал себя.

— Монсеньёр, — забормотал он, — клянусь вам, у меня не было злого умысла, я не собирался причинять вред господину Фуке.

— Господь запрещает клясться, — бесстрастно сказал Арамис, — Я здесь не за тем чтобы возводить обвинения, господин Планель. Меня интересуют прежде всего бумаги. Вы снимите с себя многие нелестные подозрения, сложившийся на ваш счёт не только у меня, если поведаете историю выкраденных вами документов.

— Я расскажу, как было дело. Но только вам, монсеньёр, потому что эта история не для широкой огласки.

— Буду признателен и учту ваше пожелание. Однако очень прошу не затягивать ваш рассказ, вы скоро поймёте причину спешки. Что же, я вас слушаю.

Планель явственно почувствовал, как над его домом сгущаются тучи, но совладал с собой и торопливо заговорил:

— Прежде я служил у Луи Фуке, епископа Агдского. Возможно, вы его знаете.

— Я встречал его.

— Он-то и рекомендовал меня своему брату Николя Фуке, у которого я имел счастье получить вполне доходное для такого маленького человека, как я, место. Но годы шли, обстановка стала накаляться, и это ощущали многие. Назревающая опала суперинтенданта не могла не коснуться членов его семьи. Епископу Агдскому хотелось самому разобраться, насколько плохи дела, и не заденет ли это его лично. Только господин министр был не настолько хорош со своими братьями, чтобы показывать им по малейшей просьбе важные письма и отчёты.

— И что же?

— По этой причине епископ, как-то раз встретив меня, доверительно попросил раздобыть для него по старой памяти кое-что из отчётов господина Фуке кардиналу Мазарини, чтобы прояснить для себя некоторые вещи. Я был благодарен его преосвященству за многое, и не смог отказать.

Арамис задумчиво поглаживал подбородок.

— Как и ожидалось, — продолжал Планель, — совсем в скором времени произошёл арест суперинтенданта. Епископ Агдский, как вы наверняка знаете, монсеньёр, был сослан в свою далекую епархию на юге Франции. А поскольку документы родственников министра тоже могли вызвать интерес и быть изъяты в ходе следствия, то его преосвященство счёл, что будет лучше, если эти бумаги останутся на хранение у меня, а не у него. Я птица полёта невысокого и не заинтересую следователей, тем более, что к моменту ареста я уже не состоял у господина суперинтенданта на службе.

— Почему же вы не попытались отдать их в последствии кому-нибудь из верных сторонников господина Фуке?

— Я не знал, кто из них сохранил достаточно прочное положении и не рисковал подвергнуться опале. Ведь кто-то был арестован, кто-то сослан, и я уже не был ни в чём уверен. А ещё спустя время я слишком отдалился от политики, чтобы не бояться совершить какую-нибудь ошибку.

— И вы предпочли сохранить бумаги у себя, несмотря на риск?

— Я прекрасно сознаю их ценность.

— Что ж... Я благодарю вас за рассказ и даже поверю в его правдивость, но сейчас имеет смысл лишь то, что с минуты на минуты сюда явятся сыщики, посланные провести у вас в доме обыск и изъять эти ценные документы. Вас запросто могут арестовать и бросить в тюрьму.

Перчаточник нахмурился и его густые брови сошлись у переносицы.

— Думаю, такая перспектива малопривлекательна, — Арамис устремил свой острый взгляд на хмурое лицо Планеля. — Вы согласны со мной, не так ли?

— Ещё бы!

— Но я могу вас спасти.

Планель оживился и поднял на епископа прояснившийся взгляд:

— Вы ко мне с предложением, монсеньёр, разве не так? Желаете обменяться услугами?

— Вы догадливы, сударь, и я понимаю, почему вам давали деликатные поручения. В обмен на эти бумаги, я предлагаю вам деньги на новое жильё где-нибудь на другом конце Франции и хорошего скакуна. Он бьёт копытом возле вашего дома. Вы владеете ремеслом перчаточника, а также кое-какими другими полезными навыками, значит нищенствовать вам не придётся, когда кончатся деньги. Если хотите уцелеть среди раздоров власть имущих, времени терять нельзя.

— Я согласен, ваше преосвященство. Только, простите моё недоверие, я желаю сперва увидеть деньги.

Арамис извлек из-под плаща увесистый мешок и положил его на стол.

— Можете проверить, не обманываю ли я вас.

Жоффруа с огоньком в глазах заглянул в мешок, обнаружил там золото и с резко возросшим энтузиазмом встал со своего места.

— Подождите минуту.

Он подошёл к массивному сундуку, открыл его и стал рыться в глубине. Поиск занял некоторое время, но, наконец, что-то тихо щелкнуло, и Планель извлек из недр сундука связку писем и отчётов. 

— Вот то, что вы хотите заполучить, — он положил связку на стол рядом с мешком золота.

— В опасном же месте вы хранили эти бумаги, — заметил Арамис, — и, соберись у вас пошарить, их нашли бы без труда.

— Возможно. Да только сундуки бывают с двойным дном, — с хитроватым прищуром ответил Планель.

Арамис развязал верёвку, которой была скреплена эта небольшая стопка, проглядел бумаги и удовлетворенно кивнул. В его руках теперь оказывались документальные свидетельства, с помощь которых можно было разбить множество обвинений, как хрупкую вазу.

— Считайте сделку заключенной, — сказал епископ, — Деньги ваши, конь тоже. Нам обоим нужно спешить.

— Прощайте, господин д'Эрбле, — Планель низко поклонился.

— Прощайте. Удачной дороги!

Арамис встал, поглубже спрятал в карман своё приобретение, закутался в плащ и быстрым шагом вышел из дома. Через несколько минут он услышал за спиной глухой удаляющийся топот копыт одинокой лошади по проселочной дороге. Это покинул свой дом Жоффруа Планель.

Ночь была облачной и совершенно непроглядной. Кругом ни души. Над речушкой в низине, обволакивая корявые силуэты голых деревьев, поднимался холодный и плотный осенний туман и создавал зловещую атмосферу рассказов о нечисти. Арамис шёл, внимательно озираясь по сторонам, но боялся он не людских фантазий. В туманном воздухе трудней распознавать приближение врага. Счастье, что звуки в ночи разносились удивительно отчетливо.

Д'Эрбле утаил от Ани весьма существенные подробности присланного письма, чтобы не возбуждать её отчаянной горячности или лишнего волнения. Для епископа не было секретом, что министр финансов какими-то своими путями узнал адрес Планеля почти одновременно с ним. Как раз из того письма Арамису стало известно, что Кольбер послал в дом к бывшему помощнику секретаря Фуке сыщиков для осуществления обыска. Быстроногий скакун дал фору в четверть часа, и этого оказалось достаточно, чтобы бумаги оказались у д'Эрбле. Но постскриптум содержал также настораживающее предупреждение о возможной слежке, и терять бдительность совершенно не стоило.

Епископ Ваннский уже достаточно далеко отошёл от дома Жоффруа Планеля, чтобы не услышать приезда сыщиков. Но по его прикидкам они должны были явиться туда как раз в это время. Пока посланники Кольбера попадут внутрь, выяснят, что дом пуст, обшарят все его закутки и забьют тревогу, тоже пройдёт некоторый срок. Пока всё шло очень неплохо.

Теперь Арамису важно было добраться до безопасного места. Сразу несколько заранее оповещенных союзников готовы были предоставить ему убежище этой ночью. Укрытие можно было также получить в иезуитской коллегии, куда не посмеют врываться. Возвращаться же в особнячок к Ане и Володе епископ не собирался при любом раскладе, он не хотел бросать тень на молодых людей, принадлежащих иному времени.

Возле крайних домов предместья, Арамису почудились неясные тени, походившие на людей. Он ускорил шаг и, минув городскую заставу, свернул в узкий неосвященный переулок, надеясь, что его не успели заметить или, по крайней мере, потеряли из вида. Арамис привык полагаться на своё чутье, и оно говорило ему теперь, что слежка не мерещиться. Подтверждением тому послужил ещё один мелькнувший на углу силуэт и отдаленный короткий свист, служивший, по-видимому, условным сигналом.

Обстоятельства принимали куда более скверный оборот. Перекликаться станут для связи, контролируя свои перемещения, а значит за ним ведёт наблюдение отнюдь не маленькая кучка людей. Выясняется, что визит в дом перчаточника не остался незамеченным: шпионы противника явились раньше.

На каждом повороте епископ готовился встретить засаду и сжимал рукоять кинжала, но к его облегчению всё оставалось спокойно. Д'Эрбле чувствовал себя лисицей, след которой взяла свора гончих псов.

Вдруг из темноты прямо перед ним возникла ещё одна тень. Арамис схватился за оружие, но та, сама испугавшись, отступила назад и прижала пальчик к губам.

— Это я, Анна, — прошелестела тень.

Сказать, что Арамис был поражен этой встречей, не сказать ничего. 

— Что вы тут делаете, сударыня?! Вы в своём уме? Я где вам велел оставаться? — гневно зашептал епископ.

— Да знаю я, знаю! Но вы же понимаете, я не могла сидеть на месте, когда такое творится. Во-первых я волнуюсь. Во-вторых неподалеку отсюда по моей просьбе оставлена лошадь. Я решила, что она вам может пригодиться.

Кровь в Арамисе вскипела, и он от души выругался про себя.

— Быстро уходите отсюда, пока не поздно, — прошипел он, — Меня вы не видели и не знаете.

— Так ведь ночь давно. Вдруг какие-нибудь бандиты?

— Сюда же вы добраться не побоялись! Поймите, со мной сейчас опасней, чем ночью в парижских закоулках.

— Да ведь... — хотела возмутился Аня, но Арамис зажал ей рот рукой.

Девушка издала протестующий писк и попыталась вырваться.

— Тсс, — Арамис прижал её к стене дома.

Аня затихла, поняв, наконец, в чём дело. В двадцати шагах от них через перекресток прошло несколько тёмных фигур, явно старающихся передвигаться тише. Душа у девушки ушла в пятки, а сердце бешено заколотилось. Незнакомцы оглядывались по сторонам, словно что-то выискивали. Арамиса и Аню спасло то, что они замерли в тени и совсем растворились во мраке.

— Поняли, кого ищут? — едва слышно прошептал епископ и отпустил девушку, — Лошадь сейчас привлечет много внимания. Да и как вы считаете, удобно ли верхом петлять по узким улочкам? Потому то я и предпочёл возвращаться пешком.

— С ума сойти! Я и подумать не могла о такой опасности! — пораженно прошептала Аня, — Если бы я предполагала, что всё настолько... 

— Думать надо было, сударыня, думать!

Аня на мгновение виновато опустила голову, но тут же дерзко вскинула её.

— Ну, извините! Надо было предупреждать, а вы молчали. Словно вы не успели меня достаточно изучить! Сами виноваты, — нахально заявила она.

— Тихо, — прервал её епископ.

— Что такое?

Арамис прижал палец к губам.

Он прислушивался так напряженно, словно хотел уловить колебания воздуха, и неотрывно всматривался в черноту улицы, где совсем недавно прошли вооруженные люди. Аня же не отрывала глаз от Арамиса и боялась вздохнуть.

Наконец, прелат обернулся.

— На поперечной улице засада, — с пугающим хладнокровием промолвил он, — Не нужно здесь дольше оставаться. Не дай бог нас увидят вдвоём. Тогда угроза нависнет не только надо мной, но и над вами.

— Послушайте, шевалье, — заговорила Аня слегка дрожащим голосом, в котором, однако, чувствовалась убежденность, — Буквально в тридцати шагах отсюда стоит старый заброшенный дом. Вон там, смотрите! Позади него есть сад, туда ведёт второй выход. Сад этот примыкает к параллельной улице. Это настоящий сквозной проход. Идёмте! Ручаюсь, что там сейчас безопасно.

Девушка скользнула вдоль стены, увлекая следом Арамиса, и через пару мгновений они оба очутились возле старого пустующего здания. Это был тот самый дом, о котором местный трактирщик рассказывал Ане и Володе мистические истории, и в который молодые люди в тот день пробирались. 

Входная дверь была заперта, а проникнуть внутрь через окно, не рискуя порезаться в темноте оставшимися осколками, было затруднительно.

Арамис огляделся по сторонам и, стараясь действовать как можно тише, проломил кинжалом трухлявую древесину двери в том месте, где должен был быть запор. Просунув в образовавшуюся щель тонкую руку, епископ нащупал массивную щеколду. Ржавый металл лязгнул, и дверь, тихо скрипнув, приотворилась. Арамис, а следом Аня, проскользнули внутрь и заперли за собой вход.

В помещении было пусто и абсолютно темно, даже привыкшие к ночному мраку глаза плохо различали обстановку. В носу защекотало от пыли и запаха плесени.

Жестом приказав Ане не ходить следом, Арамис, пригнувшись, подобрался к окну, ведущему в сад, чтобы оценить его расположение и удостовериться, что там действительно никого нет. Девушка в свою очередь, не теряя даром времени, присела на корточки у противоположного окна для наблюдения за улицей.

Это было странно, но даже несомненная опасность не приводила сейчас Аню в трепет. Ослепляли ли теперь девушку обостренное самолюбие и мучительное любопытство, которые так часто толкали её на безрассудные поступки, или причина была во вредности и упрямстве? Аня не сумела бы ответить на подобный вопрос. Не до рефлексии.

Оглядев сад и успокоившись на этот счёт, епископ подошёл к девушке и присел рядом. Аня тронула его плечо и взволнованно прошептала:

— Сударь, я, кажется, что-то слышу!

Арамис прикусил губу. Он тоже услышал.

Где-то в конце извилистой улицы были различимы шаги. Судя по звуку, это совершенно точно была группа людей, и шла она в их сторону.

Аня почувствовала в темноте напряжение Арамиса, и это заставило её сердце стучать ещё чаще. История, в которую она так легкомысленно ввязалась, нравилась ей всё меньше и меньше.

— Эти типы ведь не станут шарить по всем закоулкам квартала? — с робко надеждой спросила Аня.

Епископ невесело усмехнулся.

— Ждите!

— Но это походит на облаву!

— Так и есть.

— Сколько же тех, кто вас ищет?

— Не могу сказать точно. Но Кольбер, похоже, очень не хочет, чтобы я использовал неожиданные материалы в суде.

— Министр финансов объявил гарде*?

Словно в ответ на слова девушки, шаги зазвучали отчетливее. У Арамиса вырвался тяжелый вздох.

— Но ведь остаётся ещё сад, — шепнула Аня, — Вы не хотите воспользоваться?

— Кто поручится, что и этот путь не перекрыт? 

Наступило молчание. Сверкающий взгляд епископа беспокойно перебегал со стен на двери, с дверей на окна, с окон на крыши, словно он надеялся внезапно отыскать какой-нибудь потайной ход, и, наконец, остановился на Ане. Арамис смотрел на неё пронизывающе и испытующе. Если бы было чуть светлее, девушка могла бы распознать отразившуюся в этом взгляде внутреннюю борьбу, сомнения и колебания, сменившиеся в итоге суровой решимостью.

— Анна, возьмите бумаги.

— Как? Я?

— Отнесите их д'Ормессону. Вас эти люди не знают, поэтому пропустят.

— Но...

— Это единственный вариант. Вы же хотели мне помочь.

Он сунул в руку девушке перевязанный веревкой пакет бумаг и кошелёк с деньгами на всякий случай. Аня спрятала их дрожащей рукой за корсаж.

— А как же вы?

— Не знаю. Может быть, выкручусь.

— Может быть?

— Идите, мадемуазель. Вы помните адрес?

— Да.

— Передайте советнику лично в руки. Идите, не теряйте времени.

Аня попыталась посмотреть Арамису в глаза, но в кромешной темноте ничего нельзя было различить. Девушка собрала волю в кулак и, протянув епископу на прощание руку, которую тот крепко пожал, выскользнула на улицу. Напоследок оглянувшись на дверь, Аня пошла в сторону доносившихся шагов, стараясь чтобы лицо не выражало всех обуревавших её душу эмоций.

"Соберись, подруга! — сказала она себе для ободрения, — Представь, что работаешь в горячей точке. Чёрт знает, что тебе ненормальной предстоит в будущем!"

Проводив девушку, епископ Ваннский не стал плотно прикрывать дверь. Он оставил маленькую щель, чтобы удобно было смотреть, и достал пистолеты. 

Аня, дрожа как осиновый лист, шла по улице вдоль стены в надежде, что её вовсе не заметят или хотя бы не обратят должного внимания на миниатюрную женскую фигурку, спешащую по каким-то своим делам. Но надежда проскочить незамеченной оказалась напрасной. Кровь у девушки застыла в жилах, когда она увидела трёх мужчин, преградивших ей дорогу.

— О, сударыня! Откуда и куда вы держите путь? — остановил её высокий человек, единственный скрывавший своё лицо маской.

Аня, усилием воли подавив нарастающую панику, подняла на незнакомцев совершенно невинный испуганный взгляд. Свет тусклого фонаря, раскачивающегося на холодном ветру возле вывески какой-то лавочки, осветил её растерянное личико.

— Что вам нужно? — голос непритворно дрогнул.

— Откуда и куда вы направляетесь? — повторил мужчина.

Аня опустила глаза и залилась краской.

— Зачем вам это знать? Пропустите, пожалуйста. Меня ждут.

Она покраснела от волнения и перевозбуждения. Но какая разница этим людям, от чего.

— Любовник, не так ли, крошка? В это время суток самое то.

Раздались смешки.

— Как вы смеете, сударь! — воскликнула Аня с выразительным негодованием, — Пропустите, не то я буду кричать!

— Я вам этого не советую. 

Аня замахала ресницами, и губы её задрожали, точно она готова была расплакаться. С выражением кроткой голубицы девушка склонила голову и тихо произнесла:

— Да, у меня свидание.

— А вы догадливы, — с улыбкой заметил товарищу один из незнакомцев.

— Обыщем её для спокойствия? — ухмыльнулся тот в ответ.

А вот этого допускать было нельзя ни в коем случае. Рука непроизвольно дернулась к груди.

— Не прикасайтесь, я вас боюсь! Знаю я ваши обыски!

— Ну-ка что там у тебя, красотка? — третий головорез, приметив её судорожное движение, кивнул на вырез платья.

— У меня?

Аня, не раздумывая, достала из-за корсажа кошелёк и протянула незнакомцу:

— Возьмите. Это всё, что у меня есть.

— Оставьте, сударыня, мы не грабители. Вы кого-нибудь встречали по дороге?

— Да кого я должна была встречать? В такое время по улицам ходят одни только влюбленные и разбойники. Вот только вас и встретила, — Аня снова опустила голову и залепетала, — Поймите же, меня в самом деле ждут и очень волнуются. Он меня так любит, мой милый Батист. Он у меня такой хороший, такой восприимчивый. Он умрёт он горя, если со мной что-нибудь случится.

В голове у девушки тем временем навязчиво крутилась мысль, как бы незаметно достать стилет, но этот реквизит совсем не подходил для данного спектакля.

— Ну что вы так недоверчиво смотрите? — Аня всхлипнула, — Да, непременно умрёт! Как-то этой весной я задержалась до одиннадцати у своей сестрицы, которая, к слову, очень милая собеседница. Как тут не задержаться? А свидание было назначено на полночь... 

— Послушайте, Жорж, — поморщился один из незнакомцев. — Пусть порхает к любимому. Что от неё толку? Не будем терять времени.

— А то приревнуют чего доброго, — усмехнулся другой, — Не та добыча!

Незнакомец в маске, названый Жоржем, согласно кивнул.

— Не смеем больше задерживать, сударыня, — с ироничной улыбкой поклонился он.

Трое мужчин расступились, и Аня, не оборачиваясь, почти бегом добралась до следующей улицы и только там остановилась. Можно было чуть выдохнуть. По здравому рассуждению теперь следовало уносить ноги и спешить к советнику д'Ормессону. Но что будет с господином д'Эрбле?

Неизвестности Аня не вынесла бы. Ради чего она вообще подалась ночью в такую даль? А потому девушка решила осторожно подсмотреть, как станут развиваться события, и притаилась возле угла дома, готовая в любой момент сменить позицию.

Арамис наблюдал за девушкой с нескрываемым беспокойством и взведенными курками пистолетов наготове. Девушка не знала, но её охраняли. Когда описанная сцена закончилась, и Аня устремилась дальше, епископ опустил оружие, улыбнулся и прошептал:

— Молодец, девчонка! 

Однако шаги снова стали приближаться. Теперь медлить было нельзя, нужно или спрятаться, или ускользнуть.

Прятаться было особо негде. Дом пустовал, мебели почти не осталось. Даже забаррикадировать дверь было нечем. Арамис запер ржавую щеколду, тихонько поднялся на второй этаж, откуда открывался куда лучший обзор, и увидел в окно тех самых трёх незнакомцев. Прелат уловил обрывок тихого разговора, где речь шла о необходимости проверить заброшенный дом.

Снова спускаться по лестнице было рискованно, и Арамис поспешил к противоположному окну, выходящему в сад. Епископ обшарил взглядом каждый куст, и его внимательный глаз не заметил ничего подозрительного.

Ветви старой яблони подходили к самому подоконнику. Арамис, как часто делал в минувшие годы, покидая через окно покои любовниц, перебрался на наиболее надежную ветку дерева, подосадовав, что сноровка уже не та, снова прислушался и осторожно, боясь поскользнуться на мокрой коре, спустился вниз. То ли его всё же услышали, то ли просто решили не аккуратничать со способом проникновения в дом, но как только ноги Арамиса коснулись земли, раздался треск: гнилая входная дверь вылетела с первого удара.

Епископ пересек сад, перебрался через ограду и быстрым шагом направился прочь от заброшенного дома, намереваясь скрыться в первом переулке... Глаз поймал отблеск стали. Арамис резко обернулся, одной рукой обнажая шпагу, другой — дагу...

Всё остальное случилось так быстро, что д'Эрбле не успел даже разобрать количество нападавших. Кто-то, подскочив сзади, набросил ему на голову мешок и обхватил за шею. Арамис постарался вывернуться, нанес противнику удар локтем, а затем наугад взмахнул кинжалом. Знакомое ощущение вонзающегося в плоть клинка. Вскрик. Выразительная ругать. Последовавший в ответ тяжелый удар по затылку заставил Арамиса упасть на одно колено. Выбитая шпага лязгнула о камни мостовой.

— Вот дьявол!

— Вяжите его! Живее!

Тело Арамиса обмякло, казалось, прелат потерял сознание. Его без затруднения обезоружили и связали.

Особый условный свист оповестил всех головорезов о том, что птичка попала в силки, и за считанные секунды к месту короткого боя, словно тени, стянулись новые черные силуэты.

Один из незнакомцев склонился над прелатом, обыскал его тщательнейшим образом и громко выругался, не обнаружив, очевидно, того, что искал. Попытки привести епископа в чувство остались безрезультатны, а потому допросить его на месте не представлялось возможным.

Аня наблюдала за всем издали, чуть выглядывая из-за разросшихся кустов возле стены дома на углу. Она успела сменить наблюдательный пункт, перебежав на другую улочку. Здесь девушке ничего не угрожало, так как все, кто мог её заметить, собрались в одном месте.

Аня видела, как бесчувственного епископа Ваннского, чертыхаясь с досады, без дополнительных промедлений втащили в непонятно откуда взявшуюся чёрную карету, которая тотчас тронулась и скрылась за поворотом. Остальные мужчины исчезли где-то в темноте. До слуха девушки донёсся отдаленный стук копыт, и всё окончательно стихло. 

Аня запомнила, в каком направлении поехал экипаж и со всех ног, даже не заметив, как у неё из кармана выпал платок, которым она недавно перевязывала порезанный палец, припустилась к гостинице Камиля, месту их с господином д'Эрбле первой остановки в Париже. Оттуда было проще найти дорогу к особняку д'Ормессона. 

* Гарде (фр. gardez «берегите(сь)) — в шахматах: нападение на ферзя (устаревшее, гарде в отличие от шаха объявлять не обязательно).