Лунный свет (гет)

Человек в черном камзоле поднял на лоб маску, нервно сдернул с рук перчатки и бросил их на резной стол.

— Чёрт побери, — бормотал он, — что толку, что мы схватили господина д'Эрбле? Поручение выполнено только наполовину. Бумаг нет. Ничего нет! А значит не видать нам четверти оплаты! Впервые терплю такую неудачу. Это настоящий позор!

Дверь тихо отворилась.

— Сударь, господина д'Эрбле, если пожелаете, можно допросить о бумагах, — сказал вошедший наемник. — Ночь ещё не кончилась, и возможно, у нас есть несколько часов, чтобы исправить дело.

— Как он сам?

— Здоровью его преосвященства ничего не угрожает. Вы напрасно опасались, сударь, обращаться к лекарю не придётся. Никто лишний замешан не будет.

— Ну и славно! Счастье того ловкача, способного кому угодно проломить череп, что я не спущу с него шкуру. Сказано же было, схватить без физического ущерба! Лично мне и отсутствия бумаг вполне хватает.

— Небольшое оглушение — это пустяки. Сейчас епископ Ваннский сможет отвечать.

— Тогда приведите его сюда, раз с ним всё в порядке, — резко ответил мужчина и опустил на лицо маску. — Разберёмся, в чём дело.

Наемник поклонился и вышел за дверь, звеня шпорами.

Через несколько минут в комнату ввели пленника со связанными за спиной руками. Вид у него был изрядно потрепанный, но осанка оставалась прямой и исполненной достоинства.

Незнакомец в маске подвинул стул:

— Садитесь, монсеньёр.

Арамиса подтолкнули в спину дулом пистолета. Во взгляде епископа сверкнула молния, но он, взяв себя в руки, молча прошёл вперёд, опустился на предложенный стул и оглядел окружавших его вооруженных до зубов людей орлиный взором. Положение было крайне затруднительным и улучшаться не спешило. Теперь избежать допроса не представлялось возможным, хотя отсрочить его получилось. Арамис мысленно благодарил своё терпение и актёрские способности. Всё же нелегко убедительно проваляться не меньше пяти минут в притворном обмороке ради того, чтобы избежать преждевременных вопросов и этим выиграть время для своей посланницы.

— Монсеньёр, я желал бы побеседовать с вами. Полагаю, сейчас вы в состоянии отвечать, — сказал епископу человек в маске и дал знак двоим из наемников встать за спиной пленника, а четверым на посту у двери. Все шесть человек замерли, но не как часовые на посту, а как заинтересованные зеваки, застывшие в самых разных позах. Сам незнакомец занял место за столом прямо напротив Арамиса.

— Мне поручено отыскать бумаги, которые вы вынесли из дома перчаточника Планеля. Где же они, ваше преосвященство? Обитатель дома неожиданно пропал, а при вас ничего обнаружено не было.

Пока начальник похитителей говорил, Арамис, окончательно совладав со своим возмущением и гневом, старался проникнуть под покров бархатной маски незнакомца.

Это был человек средних лет, темноволосый, с воинственно-грубоватыми манерами. В прорези маски смотрели хищные серые глаза, голос звучал резко и нервно. Очевидно, что этот человек был чрезвычайно раздражен своей неудачей и не сильно старался это скрыть. Под полумаской было заметно даже, что на лице мужчины остались следы от оспы. Но кто он? Они с ним раньше точно не были знакомы.

По своим наблюдениям Арамис заключил, что вряд ли этот человек особо искусен в дипломатии. Скорее, он более склонен решать вопросы напором и силой.

— Вы решили устроить мне допрос? Что ж... — на удивление спокойно и холодно промолвил епископ, — Однако, сударь, я всё же предпочитаю последовательность. Скажите сперва, где я нахожусь, и кто вы?

— Любопытное начало! — хмыкнул незнакомец, — Так и быть, я отвечу вам... Лицо и имя я открывать не желаю из соображений собственной безопасности. Мне не нужна лишняя популярность. А вы находитесь в тихом местечке за городом. Дом окружен моими людьми, которые станут с этого момента вашими зоркими тюремщиками.

— Вот как, — без всякого подъема в голосе промолвил Арамис. — Сколько же продлится моё заключение?

— А это зависит от вас, монсеньёр. Наша беседа может ускорить ваше освобождение. Я, надеюсь, мы столкуемся.

— Однако согласитесь, что будучи со свободными руками, намного приятней вести беседу.

— Больно ловко вы деретесь, ваше преосвященство, особенно для священника. Франсуа теперь зализывает хорошую дырку в плече. Да чёрт с вами! Куда вы отсюда денетесь? Развяжите его, — кивнул незнакомец в маске стоявшим за спиной Арамиса наемникам.

Те выполнили приказание.

— Меня, тем не менее, ещё, кажется, не причислили к государственным преступникам, — промолвил Арамис, с удовольствием растирая онемевшие запястья.

— Вы близки к этому. Но, не обессудьте, мы всего лишь выполняем приказ.

— Официальный приказ?

— Не всё ли равно.

Арамис осторожно дотронулся до затылка движением, словно поправлял волосы. Притворство притворством, а голова после удара болела по-настоящему.

— Вам это, быть может, безразлично, а я хочу знать, на каких правовых основаниях оказался в таком положении.

— Вас удовлетворяет ответ "арест"?

— В таком случае, вас не затруднит предъявить ордер? Я имею полное право увидеть приказ о собственном аресте.

Человек в маске скривил рот, но ничего не ответил.

— О том то и речь. Я понимаю... — произнёс Арамис, чуть усмехнувшись, и устремил свой острый взгляд на незнакомца, — Вас просто наняли, не так ли? Заплатив кругленькую сумму? Уж не лично ли от господина Кольбера исходит данное приказание? Поручение неофициально, поэтому нет ордера на арест. Обычное похищение. Я угадал?

Человек в маске не нашёлся, что возразить на слова епископа Ваннского. Сжигаемый огненным взором Арамиса, он отвел глаза и забарабанил пальцами по столу, пытаясь изобразить высокомерное безразличие.

"Я не ошибся, — подумал д'Эрбле, — Всё так и есть."

— Какой же господину Кольберу прок от меня в отсутствии писем? — поинтересовался Арамис. Собой он владел блестяще. — Ведь не ради выяснения судьбы каких-то бумажек вы привезли меня сюда.

Кто кого теперь допрашивал стало не совсем понятно.

— Ваше преосвященство, не заговаривайте нам зубы, — напряженно сказал незнакомец, чувствуя, что теряет инициативу, — У вас из этого ничего не выйдет.

— Зачем господин Кольбер велел меня захватить? — повторил епископ с прежней настойчивостью и даже повелительно.

— Вас решили вывести из борьбы, господин д'Эрбле. Устранить, если хотите, — ответил человек в маске. Взгляд прелата, вонзаясь в душу, вырывал из неё истину, — Судя по всему, вас считают очень серьёзным противником.

— Почему не убили? — с удивленной усмешкой спросил Арамис, — Это было бы надежней.

— Этот надёжный метод всегда остается в запасе, — резко ответил мужчина, всё больше раздражаясь высокомерными интонациями пленника, — да вот только он, увы, не обратим. Так что вы сделали с бумагами, касающимися господина Фуке?

— Почему же вы так убеждены, что при мне должны были быть эти бумаги? Вы, как я вижу, абсолютно уверены, что я забрал их с собой.

— А разве это не так? — полюбопытствовал незнакомец, иронично подняв брови.

Заданный вопрос был ошибкой, потому что давал епископу преимущество.

— Хоть мне и неприятно разговаривать с разбойником, я всё же хочу развеять некоторые заблуждения вашего начальства, — произнёс Арамис с оттенком снисходительности. Создавая иллюзию, что идёт навстречу, прелат в действительности увлекал начальника наемников совершенно в другую сторону.

— Хотите истины? Извольте! Бумаги были. Это оказались письма весьма интимного характера, — в голосе Арамиса зазвучала досада. — Я сжег их там же над свечой, ещё в доме господина Планеля.

"Лишь бы Анна успешно выполнила поручение, — думал епископ, — Чем быстрее она справится, тем лучше. Тогда искать что-либо станет уже поздно. А за моё молчание пусть не боится, что бы не случилось. Протянуть время, постараться сбить со следа — вот, что сейчас нужно."

Арамис понимал, что подмоги ждать не от кого, тешиться напрасными надеждами было глупо. Как решится его судьба, он не знал. Пусть хотя бы начатое дело будет завершено успешно назло всем.

— Как? Вы сожгли бумаги? Почему? — изумился незнакомец.

— Они компрометировали любовниц господина Фуке.

— Что за вздор! Зачем слуге любовная переписка?

— Чтобы держать в руках господина. Это же компромат.

— Вы бы не стали искать письма подобного рода! От них на суде никакого проку!

— Я сам не знал их содержания, а когда узнал — был разочарован.

— Почему вы сразу этого не сказали, если речь о таком пустяке?

— Вопрос этот слишком деликатен. Почему я должен о нём распространяться? Вдруг вам вздумается узнать подробности отношений или, чего доброго, спросить имена дам.

— Чёрт подери! Что вы несёте!? Какие дамы? Мне плевать, что в письмах! Главное, где они?

— Сжег, — уверенным голосом ответил Арамис, а затем добавил, — И перестаньте разговаривать со мной в этом тоне. Вы даже не обладаете правом задавать мне вопросы, так как я не арестант, а вы, как я полагаю, не судейский. Я вовсе не обязан давать вам даже те разъяснения, которые дал.

Человек в маске сам уже начал сомневаться в сведениях, которыми располагал, слыша уверенный голос господина д'Эрбле. В целом, история выглядела правдоподобно. Но с другой стороны, нет ничего удивительного в том, что епископ будет намеренно пытаться путать карты. В душу главаря прокралось неверие.

— Сударь, помимо прочих прав существует право сильного. И сейчас сила не на вашей стороне. Любовные письма — ложь!

Арамис пожал плечами, точно говоря: "Если вы так упрямо это утверждаете, то мне нечего больше добавить."

— Вы где-то спрятали эти бумаги? — спросил наемник, — Или вы кому-то успели их передать?

— Повторяю, огню свечи.

— А не той ли молоденькой женщине, что прошла мимо нас?

Арамис бровью не повёл, ни один нерв не дрогнул.

— Вы так обыщете весь Париж. Желаю успеха!

— А может некому околачивавшемуся у церковной паперти бездомному нищему, у которого кожа к костям присохла?

Епископ усмехнулся и стал с преувеличенным вниманием разглядывать свои ногти.

— Господа, — человек в маске обратился к шестерым подчиненным, — у вас есть какие-нибудь предложения? Мы допустили большую ошибку, не обыскав как следует молодою женщину и не перетряхнув кости нищему бродяге.

Он бросил взгляд на настольные часы:

— Есть вероятность, что предполагаемый посыльный ещё не успел отнести бумаги в надёжное место, а сам укрыться.

— Черт побери! Искать неизвестно кого неизвестно где — слишком неблагодарное занятие! — возразил один из наемников. — Нам за него никто доплачивать не будет. Не вижу смысла терять время, если только его преосвященство не внесет конкретику.

— Полностью согласен, — добавил другой. — Я готов заняться поисками, только при условии, что буду знать, кто мне нужен, и где этого человека искать, — затем обратился к пленнику, — При всём уважении к вашей твердости, господин епископ, что вам терять, если свою личную партию вы уже проиграли?

— Это мы увидим, когда суд вынесет вердикт, — усмехнулся Арамис, чувствуя, что победа в словесном поединке уже на его стороне.

— Главное, чтобы это не был вердикт суда над вами, — сказал начальник наемников с заметным раздражением, всё никак не замечая даже признаков волнения на умном и ироничном лице господина д'Эрбле, — Так будете вы говорить? Кому вы передали письма, и куда этот человек должен их отнести?

— Это мне, сударь, самому интересно, — сокрушенно вздохнул Арамис, — Что-то не припомню ни одной сколько-нибудь надёжной физиономии. Помню только два десятка персон с сомнительной репутацией и скверными манерами.

Шестеро наемников встрепенулись. Человек в маске вышел из-за стола, наклонился к самому уху прелата и зашептал:

— Монсеньёр, настоятельно рекомендую мирно решить этот вопрос. Вам ничего не будет угрожать, если вы всё расскажете, через несколько дней вам вернут свободу. Спасти вашего бывшего покровителя невозможно. Суперинтендант всё равно пропадёт, потому что так желает король. Вы, что же, хотите повторить участь господина Фуке? Она будет незавидна. Вам так хочется на виселицу или плаху? Ну, в лучшем случае в бастильские казематы или любые другие, благо надёжных крепостей в нашей прекрасной Франции предостаточно? Вы там окажетесь.

Арамис поднял гордую голову.

— Вы мне угрожаете?

— Да, черт побери! Угрожаю! — повысил голос незнакомец, но глядя не на д'Эрбле, а на доску столешницы. Глаза епископа вонзились в него как обоюдоострые кинжалы, и смотреть в них было положительно невозможно, — Отвечайте!

— Я уже ответил на ваш вопрос, — сухо сказал Арамис.

Сжатые губы прелата превратились в две бесцветные полоски, за сдвинутыми тонкими бровями, как за облаком, чувствовалась гроза.

— А я повторяю, что вы солгали! — снова крикнул незнакомец, злой от того, что на лице пленника до сих пор не появилось ни капли страха, а только решимость стоять на своём до конца. Привычный и хорошо знакомый ему метод запугивания не имел на епископа Ваннского никакого действия.

Выдержка главарю наемников изменила куда быстрей, чем генералу иезуитов. Человек в маске с размаху дал прелату пощечину. Д'Эрбле, ошеломленный этим невиданным оскорблением, застыл на мгновение, потеряв дар речи.

— Что вы творите! — воскликнул один из стоящих у двери стражей. — Забыли приказ!?

— Помню, — огрызнулся человек в маске. — Не лезь!

На этот раз Арамис побагровел. Страшно захотелось вцепиться мерзавцу в горло. Он вскочил, неожиданным стремительным движением выхватил из ножен ближайшего наемника шпагу, но стоящие за спиной стражи тут же схватили епископа за руки и плечи, вырвали оружие и силой усадили прелата обратно.

— Как вы смеете! — процедил д'Эрбле, делая попытку вырваться.

Незнакомец в гневе отошёл к столу.

— Свяжите его, — глухо сказал он, бросая товарищам моток верёвок, — и покрепче.

— Очень достойно — оскорблять пленника! — с ненавистью проговорил Арамис, в то время как наемники крепко привязывали его к стулу, до боли заламывая руки, — Вы же не дадите ему ответить вам как полагается, не так ли? Понятно, зачем вы прячете лицо. Вы просто жалкий трус и подлец!

— Какие слова! Хотите поединка? Ну, уж нет! Мечтайте. Вы будете говорить!?

Арамис невероятным усилием воли вернул голосу бесстрастный ледяной тон.

— Делайте, что хотите, но больше, сударь, вы не услышите от меня ни слова. До тех пор пока не изволите скрестить со мной оружие.

Епископ Ваннский отвернулся к окну. А там всё ещё продолжалась ночь, туманная и зловещая. Ветер заунывно подвывал в щелях оконной рамы, постукивал веткой дерева в окно. Эта ночь имеет все шансы стать последней.

Человек в маске окончательно рассвирепел и потерял терпение, хотя дальше, казалось, было уже невозможно. Он то бледнел, то краснел, то отирал пот со лба. Незнакомец слишком явно чувствовал своё бессилие и ничтожество, несмотря на то, что пленник был целиком в его власти. И контраст этот был слишком разительным.

— Или вы будете отвечать правду, или... — он выхватил кинжал и приставил его к горлу епископа, — Клинок вас не оскорбит! Он сразу перережет вам глотку!

Среди наемников произошло встревоженное движение. Некоторые положили руку на эфес, уже готовые вмешаться. Гордость и твердость господина д'Эрбле вызвала у них уважение.

Взгляды Арамиса и мужчины в маске скрестились, как шпаги во время поединка. В глазах похитителя была отчаянная ярость, а в глазах пленника горели дерзкая насмешка и вызывающее бесстрашие человека, сотни раз ходившего по лезвию бритвы.

Незнакомец в бессильном гневе швырнул кинжал в стену, едва чиркнув концом лезвия по шее Арамиса, на которой тут же проступила красная полоса, а клинок, разрезав воздух, тихо зазвенел, вонзившись в дерево.

— Уведите его, — глухо приказал человек в маске.

Двое стражей одобрительно кивнули, почти восхищенно посмотрев на пленника, и освободили его от пут, ещё четверо отделились от дверного проёма. Арамис встал, гордо выпрямившись. Наемники шагнули было к нему, но прелат повелительным взглядом удержал конвоиров на почтительном расстоянии и вышел, как посол в сопровождении охраны. Прикоснуться к нему больше никто не посмел.

Незнакомец сел за стол, скрежеща зубами, и, запустив пальцы в чёрную шевелюру, вырвал клок волос.

...Епископа отвели в хорошо обустроенное помещение на первом этаже, которое ничем не отличалось бы от обычной комнаты, если б не забранное решетками окно. Здесь имелся камин — объект чрезвычайно полезный в холодное время года. Огонь был предусмотрительно разведен. Несмотря на недостаток любезности, заставлять пленника мерзнуть поздней осенью в непротопленном помещении похитители тоже не собирались.

Арамис вошёл внутрь. Тяжелая дубовая дверь глухо хлопнула за спиной, дважды щелкнул замок.

"Славно! Вот и сам оказался в тюрьме, — с горькой иронией подумал прелат, окидывая взглядом свои покои, — Хоть в покое мерзавцы оставили! Попадись ты мне, атаман, при других обстоятельствах, я поквитаюсь с тобой за всё."

Он провёл рукой по шее и посмотрел на кровь.

"Черт подери! Сам бы он меня прикончил, прямолинейная бестия! Привык, что жертвы его разбоя не артачатся... Его остановил какой-то приказ... Им велели не причинять мне физического вреда?"

Д'Эрбле вытер кровь с шеи и подошёл к окну. К великой досаде оно выходило во внутренний двор, где дежурил караул.

"Почему именно похищение? — продолжал размышлять Арамис, — Почему бы просто не арестовать меня как сторонника Фуке? Король по настоятельному совету Кольбера сделал бы это... Боялись, что друзья Фуке поднимут шум? Или д'Артаньян устоит очередной скандал его величеству? — при мысли о друге по губам епископа скользнула едва заметная улыбка, — Лишний шум сейчас очень не выгоден врагам Фуке, ведь заседание всего через два дня... Но при этом не ясно, поддерживает ли это дельце король, или его пока не поставили в о нём известность? Если нет, то чего же добивается набирающий силу министр финансов, действуя втихаря?

Вопросов было больше, чем ответов. Арамис загнал поглубже свой гнев, чтобы он не мешал думать, и устало прилег на кровать, оказавшуюся вполне удобной. Отдых своему телу позволить стоило. Приключившиеся за короткий срок события порядком измотали, старые раны начали ныть, голова всё ещё болела после удара, а от верёвок остались синяки. Но всё это было не так важно, ибо мозг продолжал неустанно работать, сверяя наблюдения, прикидывая ситуации, просчитывая ходы врагов.