Мыс Доброй Надежды (гет)

Если когда-то «Летучий голландец» и был современным быстроходным судном, гордостью голландского флота, то эти времена давно миновали. Деревянные доски насквозь прогнили, покрывшись слизью и плесенью, якорные цепи, изъеденные ржавчиной, противно скрипели, а дырявые лохмотья паруса не годились даже для того, чтобы пустить их на половые тряпки.

— Побудь пока с Томасом, рыбка моя, — ласково пропел Филипп, вручая Эдельвейс здоровенному тупо ухмыляющемуся амбалу. Девушка брезгливо поморщилась — от матроса за версту несло табаком и рыбой.

— Убери. От неё. Свои грязные. Руки! — Найджел был связан по рукам и ногам верёвками, но продолжал хранить видимую невозмутимость. Инстинктивно Эдель чувствовала, что отцу, возможно, как никогда в жизни безумно страшно. За неё, а не за себя. А ещё за маму, руки которой, похотливо облизываясь, заломил низенький толстяк без одного глаза, и за малыша Элвина, восседавшего с видом обиженной невинности на руках у худого как скелет матроса.

— А то что? — издевательски пропел Ван дер Деккен, повернувшись к Джонсу. — Ваши волшебные палочки у нас, — матрос, державший Элвина, хлопнул себя по оттопыренному карману. — Мои ребята практически ничего не смыслят в колдовстве, зато с грабежом, насилием и убийствами справляются отлично. Тех, кто против, мы запираем в каютах… Или сбрасываем за борт, но они всегда приплывают обратно, как бы ни молился за их и свою душу наш чудак священник. Команда проклята, но бессмертна. Вы — нет. Кстати, трансгрессировать с «голландца» нельзя. В отличие от своих людей я получил в Шармбатоне неплохое образование, — он шутливо поклонился своей несостоявшейся невесте.

— Какой тебе толк убивать нас? — крикнул Уиллард. — Отпусти, и я обещаю, что найду способ избавить тебя от проклятья…

Окружавшие их матросы раскатисто рассмеялись.

— Засунь себе своё обещание… — ответил Филипп под гул всеобщего одобрения. — Ты прямо как святой отец Альберик — ещё бы предложил помолиться за мою душу…

Неизвестно, чем бы закончилась эта перепалка, если бы Элвин, вероятно решивший, что с делом пора кончать, не вцепился бы всей остротой двух недавно вылезших первых молочных зубов прямо в палец держащего его матроса. Остроты ощущений последнему придавало и то, что при этом два собственных пальца мальчика безжалостно втыкались живому мертвецу прямо в глазные яблоки. Матрос бешено заорал, но крик Вивьен был громче:

— ЭЛВИН, ВЫНЬ КАКУ ИЗ-ЗА РТА!

Это словно бы было условным сигналом. Уиллард и Найджел ловко вывернулись из опутывавших их тела верёвок. Эдельвейс сдавленно пискнула и, беря пример с младшего брата, с размаху заехала державшему её матросу ногой в пах и кулаком в челюсть. Тот, вероятно, не ожидавший ничего подобного от четырнадцатилетней девочки, согнулся в три погибели.

— ДЕРЖИТЕ ИХ! — заорал Филипп. — Полюпус!

Лодыжку Эдельвейс словно тисками сдавило что-то сильное и слизкое, подобное на щупальца осьминога.

— Отвали от меня! — запищала она, тщетно пытаясь высвободиться. Филипп гнусно хихикнул, а мокрая тварь поползла по ноге вверх, просачиваясь через дырочки в джинсах к нежной девичьей коже…

Когда-то давно, тайком от Вивьен, Найджел научил Эдельвейс одному трюку. Сам он освоил его то ли в Тибете, где местные шаманы стали пользоваться волшебными палочками лишь в конце прошлого десятилетия, то ли в диких джунглях Индии, где и по сей день живут общины волшебников, считающих убийство деревьев ради использования их магии жутким грехом. Суть трюка проста: если ребёнок вполне может творить волшебство и без волшебной палочки, то что мешает это делать взрослому? Эдель перестала вырываться и закрыла глаза. Она была напугана, расстроена, обманута в своих лучших ожиданиях, совсем как тогда, когда в пять лет она случайно подожгла шторы в особняке тёти де Ла Фер...

Филипп вскрикнул, когда из кончика его волшебной палочки повалил дым. Секунда — и деревяшка вспыхнула, взорвавшись на пару мгновений то ли громким стоном, то ли смехом⁽¹⁾.

— Ты… — прошипел капитан «Голландца», не отрывая взгляда от пепла, оседавшего на мокрые, покрытые плесенью доски. Эдельвейс его уже не слушала — отбросив от своей ноги обмякшую бесчувственную тварь, она бросилась на помощь Уилларду, отбивающемуся от троих покойников чьим-то огромным деревянным костылем.

— Придумала! — услышала она из самой гущи рукопашной схватки голос матери. На руках у Вивьен уже занял своё законное место Элвин. Маленькие пальчики сильно сжимали сразу три волшебные палочки, из которых, словно из бенгальских фонарей, поочерёдно вылетали снопы золотых искр. — Отдай это маме, милый… Найджел, это твоя — лови. Уиллард!

На мгновение Эдельвейс залюбовалась на то, с какой грацией и сноровкой, не выпуская из рук костыля, молодой человек на лету схватил свою палочку. Совсем не к месту она вспомнила, что в школе он играл в квиддич на позиции охотника, и, как не раз замечали многие её подружки, «был довольно не плох».

— Наложите на себя оглушающее заклятие! — перекрикивая ветер, вещала Вивьен. Она уже отползла подальше от дерущихся. С ужасом Эдельвейс отметила, что за матерью тянется красный след из крови. — Акцио клетка с фвупером!

В ту же секунду мир звуков перестал существовать — направив на неё волшебную палочку, Уиллард невербально наложил заклинание. Это сыграло с ними злую шутку — тот самый матрос, которому Филипп поручил держать её, когда они только прибыли на корабль, подкрался к ним и с размаху набросил на обоих сеть, которой, вероятно, когда-то давно пираты ловили русалок. Пытаясь освободиться от верёвок, Уиллард палил одним заклинанием за другим, Эдельвейс пробовала вновь использовать стихийную магию, но всё без толку⁽²⁾. Матрос, чрезвычайно довольный своей идеей, улыбался во весь свой беззубый рот, глядя на то, как пойманная в ловушку парочка бьётся в сетях, словно беспомощные рыбёшки…

— ВИВЬЕН! ТЫ ЧТО ДЕЛАЕШЬ?

Видимо, увлечённый боем Найджел не услышал просьбу жены об оглушающем заклятье, и потому, когда пурпурный королевский фвупер вылетел на волю, оглушая всех вокруг своим протяжным сводящим с ума пением, Джонс, как и его противники, схватился за голову.

— Прости, милый, — откликнулась Вивьен, подлетая к дочери. Стороживший их с Уиллардом матрос стоял неподалёку на коленях, зажимая уши, и что-то выл не знакомом языке, силясь перекричать пение птички. Нашедший новую игрушку Элвин, потянул за какой-то узелок на сети, и та растянулась, образуя отверстие, в которое вполне мог пролезть взрослый человек.

— Ты же мой умница, — Вивьен быстро чмокнула сына в макушку. — Эдель, детка, ты в порядке?

— У тебя кровь…

— Так, царапина. Ты не ранена?

— Нет, нет…

— Птица умолкла! — остановил причитания обеих Уиллард. — И заклятие оглушения спало!

Эдельвейс оглянулась, и внутри у неё всё похолодело. Корчившиеся недавно в муках от пения фвупера уже успели прийти в себя. Все, кроме её отца, который не отрывал взгляда от облака пурпурных перьев, медленно и печально оседавших на палубу.

— Мёртвые птицы — плохая примета, капитан, — произнёс он.

Филипп, про которого бросившаяся в гущу схватки Эдель поспешила забыть, наблюдал за происходящим с капитанского мостика. В руках у него дымился старинная штука, которой как она знала, маглы могут убивать друг друга.

— Я истратил на вашу птичку последний действующий патрон, — ухмыльнулся Ван дер Деккен. — И да, если ты не заметил, я сам по себе — плохая примета. Всё кончено, этот день на исходе. Хватит церемоний с ними, ребята, пришло время погружаться!

Корабль застонал, как раненое животное, якорные цепи протяжно скрипнули. Ночной ветер вновь наполнил глотком жизни тысячу раз изорванный парус. Медленно, но неотвратимо, «Летучий голландец» шёл ко дну, и всем им было суждено кануть в бездну вместе с ним.

«Какая красивая в этих местах луна, — подумала Эдельвейс, чувствуя, как корма под её ногами начинает наполняться морской водой. — Такая огромная, такая блестящая… Последняя луна в моей жизни...».

Вода уже была почти ей по колено, когда кто-то осторожно, но крепко схватил её за плечо.

— Ты мне веришь? — услышала она над своим ухом взволнованный шёпот Уилларда, и, подавив в горле накатывающий комок рыданий, еле заметно кивнула.

Его объятия были тёплые, успокаивающие и приятные. Огромную луну на миг заслонила чья-то фигура, но рассмотреть её как следует Эдельвейс не успела — Уиллард с размаху швырнул её за борт.

Падение было таким коротким, что она даже не успела как следует испугаться. Вот размыкаются объятия, а вот она уже лежит на чём-то смутно похожем на огромное белое пуховое одеяло, парящее у самой кромки воды. Повернув голову, она увидела немигающий жёлтый глаз размером с квоффл и, уже не в силах чему-либо удивляться, лишь тихонько ойкнула с испуга.

— Не стоит пугаться, мисс, — крикнул ей коренастый джентльмен, подлетающий к проклятому кораблю на одной из огромных белых птиц. — Ваш отец говорил, что вы здорово управляетесь с гиппогрифом! Рух даже попокладистей будет, хотя если её долго не кормить, она способна сожрать и целого слонёнка!⁽³⁾

Четвёрка огромных птиц, три с всадниками и один без, кружили над кораблём, забирая пленников и сбрасывая со своих огромных крыльев покойников. Филипп Ван дер Даккен что-то кричал и отчаянно ругался на голландском, но было поздно — «Летучий голландец» уже уходил под воду на долгие десять лет…

Коренастый джентльмен, в котором Эдельвейс угадала дядю Уилларда, галантно подал Вивьен руку. Прижимая к себе смеющегося Элвина, она проворно устроилась у Тиверия за спиной. Уилл вскочил на одну из неоседланных птиц сам, и тут же на огромной скорости взмыл в воздух. Найджела втянул на могучую птичью спину широкоплечий темнокожий волшебник. Напоследок мистер Джонс успел пальнуть в сторону проклятого капитана парочку неприятных заклинаний. Ощутив небывалое облегчение, Эдельвейс перекатилась со спины на живот, оседлав легендарную птицу Рух на манер гиппогрифа. Теперь она была в своей стихии.

— Ну что, красавица, — прошептала она, ласково погладив белые перья, которые сгодились бы для написания автобиографии какого-нибудь великана. — Летим домой!

Птица задрала клюв, испустив долгий протяжный гортанный звук, и плавно, но быстро взмыла в воздух.

1) В качестве «начинки» для палочки Филиппа использовалась чешуя, содранная с живой русалки. Думаю, в те времена, когда этот товарищ был по-настоящему живым, это не считалось чем-то из ряда вон выходящим. Потом уже, когда русалки были объявлены разумной расой и всё такое прочее, проворачивать с ними подобные гадости запретили.

Вернуться к тексту

2) Конечно же, русалок ловили не простыми, а волшебными сетями, блокирующими всякое колдовство. Ну и оплетающими своих жертв, чтобы выбраться самостоятельно не могли.

Вернуться к тексту

3) Птица Рух — существо из арабского и китайского фольклора. Арабы считают, что она обитает где-то на востоке, а китайцы — у восточного побережья Африки и на Мадагаскаре. Рух внешним видом напоминает орла, но в разы больше. Считается, что ей ничего не стоит утащить и съесть целого слона. В моей вселенной пусть птички побудут побольше гиппогрифа, но поменьше самолёта.

Вернуться к тексту