I'll Fight (гет)

День 271 до.

Он уверен, что сдох в том облеванном (и совсем не только им) темном закутке даже после того, как, открыв глаза, находит себя в собственной кровати. Это настолько неправильно, что кожа покрывается мурашками, и все его естество протестующе трепыхается, заставляя подскочить. Метнуться к зеркалу и, вцепившись в края рамы, смотреть на себя, сопротивляясь желанию отвести взгляд.

Забыть, что такое зеркала. Забыть, как он выглядит.

Драко сам не знает, что выискивает в отражении. Глаза вовсе не стали по-рыбьему мертвыми, на его щеках румянец и полосы от подушки. На его лбу вовсе не светится "Чертов убийца". "Ебаный Пожиратель". "Мерзкое отродье".

Ничего подобного, и это все так же противоестественно, как и то, что он еще смеет стоять, дышать и даже чувствовать.

Нужно собраться.

Сегодня он будет вести себя совершенно нормально, он будет торчать на входе, будет проверять учеников и изображать вселенскую скуку. Он будет действовать только по обстоятельствам, совершенно ничего не планируя. Начать думать — значит проколоться. Значит окончательно все проебать.

Драко откапывает засунутый в самый дальний угол сундука флакончик с антидотом к сыворотке правды и убирает крохотную склянку в карман.

 

Все в порядке. Все в порядке. Все в полнейшем порядке — его мантра сегодняшнего дня.

Все в порядке. Он позволяет Панси ерошить свои волосы и требует, сидя на завтраке, чтобы они притащили сладости из Хогсмида. Он не смог выпить ничего, кроме стакана яблочного сока, но шумел и ерничал по каждому поводу и избежал ненужного внимания.

Все в порядке. Падма недоверчиво косится на него вместе с МакГонагалл, когда он, проводив взглядом последнего ушедшего студента, накладывает согревающие чары и, наколдовав кресло, погружается в чтение.

Все в порядке. Он ополаскивает лицо, пытаясь смыть панику. Возвращается на пост и начинает с маниакальной концентрацией проговаривать каждое слово, которое видит на странице.

Все в порядке. Драко закрывает глаза на парочку вредилок из чистого противоборства снобизму Грейнджер. Он не понимает, как все еще смеет думать об этом, но он думает.

Все в порядке.

Его сердце обезумело. Оно трепыхается, готовое разорвать все путы сосудов и вен.

Хагрид врывается в холл, закрывая собой свет, идущий с улицы, словно огромное темное пятно. Великан орет и не может устоять на одном месте. Драко почти этого не замечает, как не обращает внимания на бледнеющие лица декана Гриффиндора и однокурсницы. Ему не нужно слушать объяснения. Он и так знает, что произошло.

В ручищах лесника девчонка из гриффиндорской команды по квиддичу. Без признаков жизни.

Он проебал возможность. Все нихуя не в порядке.

 

Блейз ломает ему нос. Пару раз, насколько Драко может судить, и он совершенно не сопротивляется. Он — упивающийся праведной болью бессильный уебок. Он знает, что получает по заслугам. Забини даже не нужно произносить это вслух.

За необдуманность. Голова долбится об стену, когда Блейз трясет его, как тряпичную куклу.

За то, что подверг опасности каждого ебаного пиздюка в школе. Кожа на скуле расходится; нахер перстни, дружище, возьми кастет. Раздроби все кости.

За то, что вообще сделал это, хоть даже и не мог иначе. За ебаные лживые утренние улыбки. За то, что Панси задыхается в соседней комнате от осознания, что он может кого-то убить.

Он щерится другу в лицо, поднимая верхнюю губу в каком-то подобии улыбки, его зубы выпачканы кровью, она, чистейшая и благороднейшая, сочится из его рта, и он благодарен. Ему хуево, но от сочувствия он вышел бы в окно.

 

К десяти он просто не может оставаться в комнате. Умывается, вправляет нос и не заморачивается, чтобы свести синяки.

Бежать. Нахер отсюда. Из этих стен, в которых ему определенно нет места.

В школьных коридорах нет ни души. Конечно. Все сидят по факультетским гостиным и яростно пытаются осмыслить то, что произошло сегодня. Строят предположения одно безумнее другого и трясутся от страха. Драко хочется того же, но вместо этого он бредет к стадиону.

Его метла в ближних раздевалках еще с прошлого года, однако в дальних горит свет, и ему любопытно.

А вдруг там Поттер? Абсурдная мысль. Бесится от осознания, что не смог всех защитить, и размазывает сопли по щекам от поруганного геройского достоинства? Он давно не нарывался на очкарика в одиночестве. А сейчас самое время для приватного разговора по душам. Кулаки буквально чешутся, а его лицу хуже уж точно не сделать. Драко решает прогуляться и обнаруживает, что реальность еще абсурднее, но, похоже, у него какая-то чуйка на красно-золотых.

На этот раз Грейнджер ревет в квиддичной раздевалке. Точнее, заканчивает реветь, когда он до нее доходит — слезы уже не текут, но она опухшая и едва заметно икает. Она в гриффиндорской секции, разумеется, но и дверь никто не запирал.

— Ты что, меня преследуешь? — она окидывает его, застывшего на пороге, каким-то обреченным взглядом.

Дерьмовый день, заучка? У меня тоже.

— Да, — пожимает плечами он. — На тебе с десяток следящих заклинаний, и парочку маячков подшаманил с GPS для верности. Все это срабатывает, когда ты начинаешь распускать нюни.

Она округляет глаза и даже чуть подается вперед:

— Ты знаешь, что такое «маячок», Малфой?

— Нет, как ты могла такое подумать! — тоже округляет глаза Драко. — Я ведь живу в пещере, а на самолеты шиплю и тычу в них палкой.

Она совершенно неожиданно, видимо, для самой себя хихикает и тут же хмурит брови и облизывает губы. Девчонка пялится на него так, будто только сейчас поняла, что это он. Наверное, это действительно так.

Он практически даже не цапался с ней в этом году. В поезде и пару раз, когда нарывался Поттер. Ничтожно мало по сравнению, например, с прошлым, когда он думал, что вот-вот наступит какая-то странная новая жизнь и очень старался ей соответствовать. За прошедший месяц он абсолютно ни разу не назвал ее грязнокровкой, например. Интересно, как она себе это объясняет? Объясняет ли вообще?

Или она рассматривает его потрясающий макияж?

— Что с твоим лицом?! — ну да, синяки — отличный отвлекающий окрас, притягивают на себя все внимание.

— У меня специфический фан-клуб, Грейнджер, — хмыкает и скрещивает руки на груди, мимолетно поглаживая плечи. — Могу узнать расписание и прислать приглашение, хочешь?

Она молчит. Не знает, что сказать?

Драко вспоминает, что была еще встреча у мадам Малкин. Потащился туда в последний момент, устроив матери последнюю передышку от родного дома на многие месяцы. Нарвался на эту чудесную троицу и не смог не пиздануть. И почти сразу же пожалел, потому что добавил причину в строчку маминого списка для слез по ночам. Дерьмо. Он ненавидит себя за это.

— Очкарик по-любому гонит на меня, да? — выходит даже с более тянущей отчаянной обреченностью, чем он хотел. — Ну, я о том, что случилось сегодня с вашей подружкой.

Он спрашивает это первым, справедливо полагая, что этот вопрос просто обязан прийти ей в голову, и реши она задать его, Драко не знает, как отреагировал бы.

Морщинка между ее бровей разглаживается, потому что они ползут вверх. Ей лучше без челки, а еще он не позволит ей взять и изобразить недоумение.

— Да брось, Грейнджер, у него на меня стоит сильнее, чем на всех подружек, — он усмехается, она закатывает глаза, — И это общеизвестный факт! Не думай даже спорить. Откуда я, ты думаешь, так много знаю о слежке? А недавно, плещась в ванне…

— Ты хочешь сказать мне, что Гарри... Что?!! Эй! Не смей даже думать, чтобы курить здесь!

В ее глазах настоящее возмущение, а потом добавляется чуточку неожиданного веселья, когда она понимает, что он улыбается.

Он на эмоциональных качелях, подлетает туда-сюда, крутится солнышком.

Драко отступает в темноту и, пройдя через коридор, замирает в проходе в слизеринскую часть. Прикуривает сигарету, проводит линию дымом по краю дверного проема и возвещает:

— Здесь нет твоей власти! Я в укрытии.

Грейнджер посылает ему взгляд типа "ты-что-поехал-дурачок?" и попросту теряется. Наверное, обдумывает, какова вероятность, что он чокнулся. И эта мысль отдает весельем. Наверняка так и есть.

Он держится, но чувствует, как отказывают тормоза. Он не знает, как разобраться, Драко даже не уверен, а стоит ли разбираться. Ему и так есть, о чем переживать. А еще он может умереть в любой из дней, включая сегодняшний.

— Гарри действительно считает, что ты…можешь быть замешан в этом…

"Говори прямо Гермиона, — хочется поправить ему, — Поттер говорит, что я — собачка Волдеморта, когда выражается достаточно мягко." Этого не стоит говорить.

— А я действительно считаю, что он тупой хуесос, — ну, сейчас разозлится.

— Ты ж сама ему не веришь, — быстро добавляет он и еле удерживает губы, чтобы не улыбнуться еще шире, он попадает в точку.

Во-первых, Поттер именно это ему и орал, когда они начинали рычать друг на друга в коридорах, так что суть его претензий четко угадывалась, ну и, во-вторых, он просто подслушал один из их разговорчиков о себе. Совершенно, кстати, случайно.

У чертова шрамоголового была эта хуева волшебная карта, и хуев ублюдок и вправду за ним следил. А еще он абсолютно всем делился со своими друзьями. Так что Грейнджер точно в курсе всех его действий, слов и прочих сведений, добытых поттеровским шпионажем. И все это ее нихера не убеждает.

Ищешь оправдания всем и каждому, Грейнджер?

Блядь.

В этом разговоре неловких пауз между ними намного больше, чем самих слов, так что он не может сказать точно, сколько они уже молчат. Сколько она уже пялится на его гребаную левую руку? Сука, нужно было смотреть не на стену, а на нее, может, успел бы отвести.

Малфой, — скажет она, — а закатай-ка, пожалуйста, свой левый рукав.

И что бы он ни ответил, какую причину бы ни привел, это будет только да или нет.

Из какого-то крана позади него капает вода, а воротник рубашки давно стал жестким от впитавшейся в него крови.

— Значит, коридор — территория нейтральная?

Что?

— Ага, — хрипит он. Что? — Здесь — да.

И делает шажок вперед.

— А где — нет? — Грейнджер тоже их делает. Несколько чуть нервных шажков по направлению к нему.

— В Хогвартсе, конечно, там это линия фронта.

Она снова закатывает глаза. Грейнджер, что, мать твою, ты делаешь?

— Я, пожалуй, пойду, Малфой, — она направляется к выходу.

— Давай, — она не отвечает, но чуть оглядывается.

Она не спросила.

От этого неприятно горькое чувство на языке и в мозгу. Грейнджер не просто верила Поттеру, она знала, что дружок прав. Потому что это очевидно.

Не спросила это у него как раз потому, что это совершенно понятно и без слов. Она испугалась оказаться права, и не стала проверять. И у них с Грейнджер только что появился настоящий маленький секретик.

Драко грустно. Так невосполнимо одиноко, что он, не зная, куда деть руки, обхватывает себя ими и сжимает изо всех своих сил.

 

День 270 до.

 

Воскресенье ожидаемо проходит в шепотках за спиной и косых взглядах. Панси заплаканная и молчит. За завтраком, когда МакГонагалл объявляет, что Белл жива, хоть и направлена в Мунго, Драко думает, что это лучшее, что слышали его уши в этой жизни.

Он все еще никого не убил. По чистой случайности, но все же нет. Счастье заполняет каждую его частичку, он позволяет себе начать дышать.

 

День 269 до.

 

Он снова рассматривал Грейнджер. Взгляд примерзал и не мог двинуться. Он чуть не потащился к ее парте, и, наверное, сел бы рядом, если бы Панси не поймала его за локоть и не потянула на шажок назад.

Он падает на свое место, достает учебник и пергамент, забывает вынуть перо и снова поднимает взгляд на кудрявую голову. Она смотрела в его сторону сегодня всего один раз. За завтраком чуть прищурила глаза и забегала ими по слизеринскому столу, пока не остановилась на нем. Драко помахал ей чайной ложечкой, и она, поспешно отвернувшись, затараторила что-то девчонке Уизли. И старательно не поворачивалась туда, где он, предположительно, мог быть вот уже девять часов.

 

Удача снова поворачивается к нему лицом. Грейнджер роняет сумку, рассыпая все ее содержимое, когда рыжий увалень врезается в нее, и неопределенно машет рукой, призывая не помогать ей. У ее придурков тренировка, хер знает, откуда ему это известно. А он просто продолжает сидеть, как сидел, пока все ученики рассасываются, даже чуть дольше, потому что лазящая под столами Грейнджер не замечает его.

Она вскрикивает и нелепо-смешно всплескивает руками, когда, наконец, натыкается на него глазами. Он бы улыбнулся, не будь он в бешенстве. А тут именно оно, дерет, сука, его нутро с первых минут, как открыл глаза.

Потому что какого хера, а?

— Ты меня напугал, Малфой! — стоит тут и снова начинает раскладывать бумажки в правильном порядке.

— Да, — соглашается он, во рту ебучая Сахара, — я тебя напугал.

Она поворачивает голову к нему и натыкается на его прямой пустой взгляд и невеселую усмешку. Девчонка явно хотела ответить что-то, что с этим вот лицом не сочеталось. Как быстро люди привыкают к отсутствию угрозы просто от нежелания пускать это дерьмо в свою жизнь.

Не хочется с этим разбираться, будущая героиня, да? Нет уж, сучка. Она смотрит на него и молчит. Он видит даже, как пару раз ее рот приоткрывается, но она быстро захлопывает его и немного сжимает пальцами ткань юбки. И выдает:

— С тобой все в порядке, Малфой?

— Не-а, Грейнджер, нихуя, — ухмыляется он, пригвождая ее к полу, — со мной нихуя не все в порядке.

По коридору, издавая по-настоящему дикие звуки, прокатывается лавина мелкоты. Драко взмахивает палочкой, прикрывая дверь. Грейнджер будто не обращает на это никакого внимания. Стоит у своей парты, хмурится и не собирается с визгами прорываться к выходу. Наоборот, даже присаживается на столешницу. У нее будто отсутствует инстинкт самосохранения.

Ну ничего, сейчас он немного приведет ее в чувство.

— Что происх…

— Какого хера ты все еще здесь? — он обрывает ее, это сейчас не имеет ни малейшего значения.

— Где — здесь? — отвечает она и даже чуть машинально оглядывается по сторонам. Ищет, что ему могло не понравиться в кабинете?

— В Хогвартсе, Грейнджер! — сквозь ее тихую задумчивость начинают проступать привычные черты раздражения, он хорошо выучил их за половину десятка лет. Ее глаза сужаются на пару миллиметров для начала. — Какого хера ты здесь забыла, идиотка?

Почему ты не мчишься опрометью к воротам? Почему не орёшь в истерике на Дамблдора, требуя, чтобы он немедленно отправил тебя к тебе, какая же ты тупая сука, домой? Почему не отступаешь спиной назад от всех нас, визжа, что пошли мы все тут дружно далеко и надолго? Ты вообще понимаешь значение слова геноцид, ебанашка?

— Я учусь здесь, Малфой.

Геноцид, пизда ты героическая, это когда волей судеб какая-то группка назначается виновной во всем на свете. На самом деле хорошая идея. Чудесно работает при начале мировой революции. Для выхода пара, для отвода глаз.

Быть в этой группке, вот что хреново, Грейнджер.

— Тебя, нахуй, не должно быть здесь и в помине! — ты, ебаная ошибка Вселенной, почему до тебя это еще не дошло?

Ее подбородок задирается, у нее пиздец какая тонкая шея. Он схватится за нее, если потребуется, вытащит за шкирку, закажет экипаж и отправит нахуй отсюда. Потому что ей совершенно не обязательно подыхать во имя не своих проблем. Она имеет возможность сделать их не своими. Так какого хера этого не происходит?!

— Как же я жила без этих песенок о Грейнджер-грязнокровке?! — его перетряхивает от ярости. Разозлилась, мечет молнии из глаз. И ни одного взгляда на дверь, верно он назвал ее идиоткой.

Под чьими знаменами ты так радостно собираешься проститься с жизнью, а? Кто и что стоит выше, чем твоя ебаная жизнь? А, ну конечно… Как он сразу не дошел?

— Достаточно весело, предполагаю, — причем тут это, как ей удается совмещать такой мозг и умственную отсталость в одной черепной коробке? — Это не твоя чертова жизнь, ты здесь пиздец какая лишняя.

— Она моя. И я в ней на своем месте, хорек. А вот с твоим нахождением здесь я бы поспорила.

Он отталкивается от парты с такой силой, что она чуть отъезжает, Грейнджер вздрагивает, но все так же не двигается. Гордость не позволяет?

— И где же по-твоему я должен быть? — какая она мелкая, ему даже приходится ссутулиться. — Давай, где?

— Где, Грейнджер? — скажи, блядь, это мне в лицо, скажи.

— В чертовом Азкабане ты должен быть! Вместе со своим… — да, давай, скажи, что со своим папашей Пожирателем, да, сука?

— Почему ты, нахуй, такая тупица?! — он смеется, но это больше похоже на рычание. Замечательно. Зачем тебе членораздельная речь, она все равно не поймет. — Какого ты все еще не поняла, что это не так закончится?

Он не хочет всех этих смертей, которые однозначно будут. Не хочет, чтобы кто бы то ни было умирал. Например, она.

— И как же все будет, Малфой? Тьма победит, огонь с небес поразит всех грязнокровок, а ты займешь место у ног рядом с троном?

Она раскраснелась, она зла, и это почему-то работает антидотом к его собственной злости. Нет, дура, все будет совсем не так. Все будет в десяток раз хуже!

— Да, именно так. Солнце скроется, океаны крови выплеснутся на землю, а ты умрешь. Вместе со своими магглами-родителями, кстати, — он бросает это мягким шёпотом, наслаждаясь тем, как на ее лице отражается паника. Она абсолютно точно об этом думала. — Отличная перспектива, верно?

Он подобрался к ней настолько близко, что может видеть каждую побледневшую веснушку на ее щеках. Она пахнет какими-то сладостями и страхом. Пялится, как завороженный, представляя, как от ее лица отливает кровь, ага, эта ее грязная кровь, как тускнеют глаза. Какая это, к черту, твоя жизнь, Грейнджер?

Она отталкивает его от себя, хватает сумку и выходит, хлопая дверью.

Дурацки пустой вышел разговор.

 

На занятия он не идет. Драко не идет вообще никуда, и к обеду он в стельку. Еле ворочает языком, пытаясь объяснить час колотившему дверь Блейзу, что просто трахал он все это в рот. И школу, и обязательства, и Волдеморта, и Грейнджер.

Хуев год, хуевы последние пару лет, хуева дальнейшая короткая жизнь — все его хрипло-невнятное бормотание сводится к этому. Драко не помнит, как звучит его нормальный голос.

Какой во всем этом смысл? Мир рушится, все давно катится в ад. И он не пойдет отрабатывать заклинания, которые никогда ему не пригодятся, будет сидеть здесь, курить и глотать огневиски, как взрослый.

Кто-то хочет рассказать ему, как вернуть нормальную жизнь?

Нет?

Ну и идите все нахуй.

 

Он принимает единственное верное, по его мнению, решение: попросту уходит в запой. Домовик таскает ему выпивку и еду из дома, мать шлет гневные письма, а он разводит из них костер прямо на полу, едва не сжигая ковер.

Блейз собрался бороться с ним, поэтому Драко не пускает его на порог. Накладывает заглушающие, корчится три ночи подряд от наказаний Лорда за свой провал и засыпает там, где голова касается пола.

В среду, а это среда? к нему присоединяется Паркинсон.

Панси влюблена уже 2 года. Это взаимно, он весел, богат и готов носить его лучшую подругу на руках. Все было бы просто отлично, но на руке бывшего капитана его факультетской команды то же уродливое клеймо, что и у него. У Маркуса Флинта так же нет никакого выбора.

"Не стал ты квиддичной звездой, братан, — хмыкает Драко про себя. — Никем ты не стал. Как и я."

В океане боли Панси могут затонуть целые флотилии. Драко проводит вечер, прижимая ее к себе и неся какой-то бред про то, что все будет хорошо. Что Флинт выживет, и он, Драко, так же ужрется, как сейчас, на их свадьбе, и ей обязательно будет за него стыдно.

Он проводит так больше недели, разносит комнату, ревет, смеется, помогает Гойлу пригласить на свидание какую-то пятикурсницу, выступая суфлером с помощью заклятия тихого разговора.

Веернее думает, что помогает, на деле икает, ржет и шепчет непристойности. Грегори бы ответил ему потом, если бы все не было так плачевно. Драко знает это, и ему… Плевать? Ага.

Драко Малфой бежит от реалий собственной жизни, и никто не хочет вставать у него на пути.

Поттер наверняка сказал бы, что это из-за отца. Драко уверен, что это просто потому, что он охерел.

— Ты охамел! — орет на него Снейп. Крестный покрывает его все это время. Драко не знает, как именно, и ему совершенно безразлично. А когда терпению декана приходит конец, и он влетает в комнату с явно заготовленной тирадой, чтобы направить его на путь истинный, встречает полное разочарование.

— Пошел ты нахуй, старый хрыч, — весело приветствует его Драко и блюет ему на ботинки. Ах, простите! — Ты тоже во всем виноват!

Крестный сдувается, Драко это видит, но ему все равно. У Снейпа был выбор когда-то, очень-очень давно, но он был. И вот теперь это бьет и по нему тоже. Так что Драко абсолютно не жаль, получите распишитесь.

Северус устраивает над его головой ледяной ливень и оставляет скляночки с самым отвратительным антипохмельным зельем, которое Драко в свой жизни пробовал.

 

День 258 до.

 

Он похудел, штаны висят, а рубашка болтается. Синяки под глазами уже не просто синие, они черные, выглядят, как провалы, Драко похож на панду или мертвеца. На мертвую тощую панду.

Он шатается по замку без какой-либо цели, избегая голосов и не имея ни малейшего понятия, куда идет. Посмеивается, размышляя, что если Поттер в этот самый момент пялится на свою карту, то у него должна была уже закружиться голова от этих метаний.

Драко залезает на подоконник, прислоняется затылком к стеклу.

Как там мама?

Он не отвечает ей. Не знает, что написать. Он просто не может написать нужные слова.

Какие нужные слова, блядь? Привет, дорогая мама, извини что не отвечал, был очень-очень занят, купаясь в бассейне безумия, отвращения к самому себе и панического страха. Да, мамочка, и за тебя тоже, за всех нас.

— О-о-о ебаный, аха-ха…

Как ты справляешься там, мамуль? Нашим дорогим гостям всего хватает? Крики из подземелий не утомляют тебя? Сколько домовиков подохло в этом месяце? Темный Лорд не говорил тебе, когда собирается позволить отцу вернуться домой?

Скорее, он сломает себе руки, чем возьмется за перо. Нахер.

Драко вертит головой и понимает, что находится в том самом коридоре, на стене которого четыре года назад появились кровавые письмена о Тайной комнате. Как банально. Закрывает глаза и проваливается в то, что хранил за семью замками, туда, где впервые рухнуло его детство.

Он был любознательным, учился новому с той же рьяностью, что гонял на метле. Кто же знал, что библиотека собственного поместья станет точкой отсчета конца?

 

Неприметная книженция заговорила с ним, когда он выбрал ее пустые страницы, чтобы записать рецепты на каникулах. На странице проявились пометки и исправления, а зелье вышло превосходно.

Не то, чтобы это совсем не смутило, просто… Ну оставил его затерявшийся в веках наверняка почетный предок свой зачарованный дневник на полках, ну так ему же в плюс, сейчас как поднатаскается, как поразит всех этих идиотов, не способных отличить боярышник от сушеных гусениц.

Блядь.

Это был первый раз, когда он видел отца таким. Страх, опустошение и крах надежд. Люциус и не пытался скрыть это от сына, был уверен: не поймет. И, конечно же, он не понял. Как много банальностей.

Он притащил книжонку к Гойлам, и Грегори радостно спалил его перед родителями, мол смотрите, ничерта Драко сам не учится.

Сердце выписывает кульбит, и Драко летит куда-то еще глубже.

— Мой муж не умеет существовать в тишине, — смеялась Нарцисса и одаривала отца этими растянутыми во все лицо улыбками, морщила нос, сияла глазами, и говорила, что Люциус — шумный.

Вот прям весь. И Драко помнит отца именно таким.

Громкий, статный и веселый. Отец входил в комнату, заполняя ее собой всю, приносил какофонию звуков, ощущений и общности, и Драко смотрел на отца и до безупречности хотел все это скопировать.

Вот он, жизненный ориентир Драко Малфоя — шум, счастье и улыбки! Кому скажешь — не поверят.

А ему хочется, не оправдываясь, а просто...

— Я должен был вырасти именно таким, — шепчет Драко пустоте, — Сильным и умным, уверенным в себе и таким же громким. У меня был бы красивый дом, любимый ребенок, сияющая от счастья жена.

Когда-нибудь намного позже, естественно. Сейчас у него должны быть лучшие годы. Занятия, тренировки, ни к чему не обязывающие влюбленности и просто беззаботные деньки.

У него все просто обязано было идти именно так. А появилась чертова книжка и много чего еще, конечно, но…

Драко не помнит, как, вернувшись в поместье, отец попросил его принести ее, но до сих пор отлично чувствует, как появилось то оцепенение во взгляде отца и как именно с этого гребаного вечера шум из Люциуса начал медленно исчезать.

Что понял тогда Малфой-старший?

Наверное, что ОН точно не мертв. Что пытается вернуться. Что подготовился к такому исходу и обязательно найдет однажды способ.

Отец подкинул дневник рыжей нищебродке на следующий же день, а мэнор потонул в криках матери, которые были для него загадкой. Почему не уничтожил? Не утопил?! Не сжег?! Не испепелил?!!

Драко не спросил ни отца, ни крестного, но почти уверен: нужна была жертва, и так уж вышло, что подвернулся именно он. Разбудил, связал с собой. А отец подменил жертвенного барашка.

Малодушно? Ага, если бы.

Узнай он об этом тогда, в двенадцать — потерял бы в отце героя, потерял бы точку опоры. А после... А потом, как по накатанной, вперед-вперед, куда — совершенно непонятно.

Отец выгрыз у жизни еще пару лет его блаженного неведения. Драко хочет почувствовать благодарность, но в сердце слишком много горечи, и он просто сворачивается в клубок, отмечая, какими неудобными и большими стали части тела.

Отец в тюрьме. Драко мотает головой, стараясь вытрясти все мысли.

НЕТ! Блядь, нет-нет-нет-нет...

Что угодно, вырвите все ногти и зубы, распорите грудную клетку и распните его на всех крестах. Только не заставляйте думать об этом.

Драко замирает, ему хочется почувствовать себя совсем ребенком. Хочется прийти среди ночи к родителям и, забравшись под одеяло, больше не думать о том, как же одиноко и грустно ему было последние пару лет своей жизни. Но отец в камере, а мать угасает в собственном доме. А одиночество и боль никуда не пропадают, распахивая свои объятия, стоит только чуть отпустить себя.

Он вскакивает, охваченный паникой и той любовью, которую некуда выплеснуть. Она жжется и расползается по венам, и Драко, совсем не ожидавший, что в нем все еще осталось что-то подобное, срывается с места.

 

Блейз косится, наблюдая, как он запихивает в себя вторую порцию овсянки. Драко терпеть ее не может, но сейчас подойдет абсолютно все, буквально что угодно, только не смотреть на гриффиндорский стол каждую секунду.

Он делает глупость за глупостью, он наслаждается этим и до приступов паники боится этого. Он так устал. Заебался от страха, от бесконечных гонок. Драко теряется в водовороте людей которые полезны, правильны или потому, что так нужно, и ему отчаянно хочется кого-то для себя.

Кого-то, кто будет смотреть на него не как на Драко Малфоя — раболепно или со страхом, или с участием и всепоглощающей любовью, а просто как на Драко. На него, которому шестнадцать. Любящему мятное мороженое и солнце, подпрыгивающему на месте, когда он хочет что-то рассказать, язвящему, с одной ямочкой на левой щеке. Драко нуждается в том, чтобы кто-то сказал ему, что он со всем справится, что они найдут выход, что больше не нужно быть одному.

Именно по всем этим, несомненно, оправдывающим его по всем пунктам, причинам перед Грейнджер сейчас опускается задыхающаяся сова с массивной коробкой. Он явно не рассчитал, когда вчера отправлял сову с галеонами и запиской: «Я не знаю, какой ей нравится, давайте самое лучшее. Всё!».

Там куча шоколада и его гребаное «К черту, Грейнджер, больше не реви».

Драко смотрит, как девчонка таращится на посылку, и наблюдает повышенное внимание отлепившегося от жрачки Уизли. Нужно было приписать там, что он еблан. Она как-то боязливо тянется к черной ленте на коробке. Ее брови слегка хмурятся, и она, почти храбрясь (Драко, веселясь, фыркает в чертову ложку овсянки, и она на его, блядь, носу!), откидывает крышку. И замирает.

— Что-о-о? — вытягивает он, прячась за стаканом сока от трех взглядов, совершенно не кстати обратившихся на него.

— Там по-любому какие-то суперстарые, никому не нужные книжки!

— Не-е-ет, — обрывает Нотта Панси, — Там ромашки и вязаные носки с отклонениями!

Драко задыхается от смеха.

— Оставьте, — трясясь, влезает Блейз, — мы забываем, с кем имеем дело. Там его голые фотки!

Драко пододвигает к себе третью тарелку овсянки и показывает им фак в улыбающиеся лица. Они счастливы, что он вылез из норы, могут простить все, что угодно.

Уизли красный как рак от злости, Поттер аж привстал, надеясь, судя по всему, увидеть там что-то невероятно страшное и опасное, а Грейнджер красная от… Да просто от смущения.

 

На втором уроке он успевает подумать, что возможно, конечно, не стоило. А за минуту до третьего Грейнджер хватает его за рукав и незаметно затягивает в какой-то класс.

Она стоит и смотрит на него слегка возмущенно, обиженно, но именно с той долей удивления и открытости, что ему нужно, и Драко впервые позволяет себе прямо, без оговорок подумать о ней.

Почему ты никак не свалишь из моих мозгов, Грейнджер? Потому что всю свою жизнь, а если точнее, всю ту ее часть, что потратил на соответствие социальному статусу, бессмысленные погони за чем-то, чего сам так и не смог себе объяснить, и вранье самому себе, он смотрел, как она наслаждается буквально каждой минутой своих дней? Потому что ему интересно, способен ли он так же?

— Это что такое было, Малфой?!

Он хмыкает и пожимает плечами.

— Шоколад, Грейнджер, отравленный, естественно. Надеюсь, Поттер угостился, и через пару часов вы все самозабвенно влюбитесь в меня.

— Так и знала, что вся эта твоя армия поклонников просто не может быть с пустого места! — она улыбается? — Тебе не кажется, что подкормить кого-то сладостями, чтобы они накормили твое эго, — не самая честная сделка, Малфой?

— Лучший обменный курс, который могу предложить, — он вскидывает руки перед собой, сумка сваливается с плеча, повисает на локте, но ему совершенно это не мешает.

Потому что она улыбается. Не широко, почти одними уголками губ и совсем чуть-чуть глазами. Но ему хватит. Драко еще не совсем может смириться с мыслью в своей голове, что ему нравится просто говорить с ней.

Она похожа на совесть всего этого мира совсем немного меньше, чем абсолютно. Когда не выглядит действительно злой от его выходок, когда не искрит в его сторону глазами. Когда делает вид, что они вовсе не презирали друг друга все то время, когда были знакомы.

— Ты взбесил Рона, — он чувствует себя как кот, слизавший всю сметану. — И, судя по всему, ты этим безмерно доволен.

— К вашим услугам, мисс, — подтверждает Драко. "Отчитай меня, — думает он, — скажи чтобы не смел. Чтобы съебывал куда подальше и не приближался к тебе никогда."

— Спасибо, — говорит эта незнакомая ему Грейнджер под звон возвещающего о начале урока колокола, пожёвывая губу и сама, судя по всему, не понимая, какого черта это вырвалось из ее рта.

Она перехватывает ремешок сумки и направляется к выходу. Драко видит, как ее рука сжимает ручку двери и как, явно неуверенная в своем решении, Грейнджер оборачивается.

— Я здесь, потому что они тоже моя семья, Малфой. И это делает эту жизнь именно моей.

Он кивает, беззлобно ухмыляется и собирается подождать еще пару минут перед тем, как выйдет.

 

— Ты занимаешься какой-то ерундой, — Драко с показательным усердием превращает мышь в свечу целых семь раз перед тем, как обратить на Блейза внимание.

— Это называется учиться, Забини, попробуй, — тот мотает головой и не собирается соглашаться играть в Драко-делает-домашнюю-работу-отвалите. — Чем я, по-твоему, должен заниматься?

Он сидел в гостиной, потому что в комнате снова все разнес и не собирается туда возвращаться. Пишущий какой-то бред для Трелони, Нотт, потрескивающий камин и трескотня младшекурсников на заднем плане дарили краткое, но все же успокоение.

А потом приперся Блейз, и — здравствуйте.

Драко предпринял попытку сбежать, прихватив с собой мыша для отработки, но это было неверное решение для улицы.

— Да не об уроках я, — отмахивается Блейз, — Креббу письмо из дома пришло, он говорил?

Грызун плюхается с лавки и улепетывает, Драко провожает его взглядом и крутит палочку в пальцах.

— Говорил, — хмыкает, — начнем планировать вечеринку? Где закажем поминальные ленточки?

Блейз не хочет участвовать в конкурсах по лучшим саркастическим замечаниям на свете. Его лучший друг хочет услышать, что Драко знает, как все разрулить, потому что так всегда было, да? Потому что он, Драко Малфой, сейчас встанет, отряхнётся и скажет: "Хватит наматывать сопли на кулак, все ок! Скоро у нас всех, прям всех-привсех, будут новые крутые татушки, и мы пиздец как этому рады! Ага-ага, я прям в этом уверен." Или: "Пошел Лорд нахуй, пацаны. Мы теперь в оппозиции!"

Они все ждут этого, потому что он сам так долго выстраивал вот это вот отношение. Потому что всегда стремился быть первым, самодостаточным и уверенным в каждом своем действии. Это откуда-то из детства. Но так-то все именно оттуда, так что он заводится? Он заразил всю свою компашку вот этим вот: Драко Малфой пойдет к успеху и вас обязательно всех с собой потащит, только не отставайте, вы мне, блядь, нужны.

Как там сказала Грейнджер? Семья? Плечом к плечу и прямиком на смерть, проторённой им дорожкой.

— Он вроде даже рад.

Да, Блейз, он рад. Это чудесно в нашей ситуации, жаль не продлится долго. А если все же затянется? Что, если, узнав о том, что Винсент станет вторым после него, и смотря тому в глаза в поезде, Драко ни черта не ошибся, и восхищение и жажда были искренними?

Мир получит еще одну Беллатрису. Гниющую в тюрьме десятилетиями, сумасшедшую, опасную... С лицом парня, за которого писал домашку, чтобы тот не получал нагоняй за неуспеваемость.

— Я хочу увезти мать, — Драко почти шепчет. — К черту мэнор, мы там все равно уже не хозяева.

— Нарцисса никуда не поедет без Люц…

— Он не вернется, Блейз. Брось.

Драко хочется отрезать себе язык и захлебнуться от льющейся в глотку собственной крови. Он упирается локтями в расставленные колени, прячет в ладони лицо, а потом переводит их на шею.

— Это будет поцелуй, Авада или черт знает что еще, да и какая разница.

Нет никакой разницы, дружище. Мой отец такой же покойник, как и я, варьируется только, кто из нас будет оплакивать другого.

Они сидят там, пока зубы не начинают стучать от холода.

 

День 256до.

 

Он нарывается. Просто не может терпеть это дальше, а изнуряющие полеты и бесконечная ходьба по замку больше не затыкают мысли, плавящие мозг.

Поттер разворачивается и скалится, когда они врезаются друг в друга плечами, не поделив коридор. И Драко понимает, что да-а..

Иногда очкарик бывает дичайше зол. Это даже не злоба, это чистейшее безумие, потому что нормальные люди не могут выходить из себя настолько резко и сильно.

Чаще всего Драко предпочитает, когда Поттер держит себя в руках, потому что слова ранят намного сильнее кулаков, а здесь у него безоговорочное первенство.

Однако нет, не сегодня.

Он выслушивает стандартные поттеровские излияния чисто из солидарности, и, едва очкарик успевает захлопнуть рот, бьет со всей дури прямо в переносицу, чувствуя, как хрустнули очки, и получая моментальный ответный удар.

Чуть отлетает, слизывает с треснувшей губы кровь и практически задыхается в обволакивающей ярости. Драко разрывает от всей этой хуйни в голове, которую пытался не выпускать наружу все это время.

Нахуй все это! Все эти ебаные метания и сожаления! К черту все, потому что у него есть ярость! Разминает пальцы и бросается вперед.

Хватает за волосы, бьет коленом куда-то в живот. Воет от безумия и восторга.

Поттер вырывается, выворачивает руку, его кулак метит в солнечное сплетение, но Драко дергается и поэтому всего лишь получает по ребрам. Орет и валит уебка на пол.

Они катаются по полу, оставляя за собой дорожки из кровавых капелек, бесконечно молотя друг друга. И к моменту, когда Спраут бросается их разнимать, становятся похожи на хорошо отбитые стейки.

У них две недели отработок, и завтра Снейп истрахает ему мозг, но Драко готов платить, и поэтому он, развалившись прямо на полу, орет прямо в два ошалевших лица. В лицо профессора и гребаного Поттера, если быть точнее.

Драко заебался бежать от себя.