Лунный свет (гет)

За окном, впервые за последние дни, не было дождя, но солнце проглядывать всё никак не желало. В кустах на внутреннем дворе с ветки на ветку перепархивали воробьи, и их щебетание долетало до комнаты, где был заперт епископ Ваннский.

Арамис сидел у стола с книгой, которую дозволили ему его тюремщики. Подобным образом он уже скоротал утро и прошлый вечер. Чтение помогало отвлечься, найти отдохновение от тревог и занять мысли чем-то ещё кроме политики и права, нескончаемые соображения на тему которых в сочетании с неинформированностью начинали уже сводить с ума.

Госпожа де Шеврез своим визитом посеяла новые сомнения в душе прелата. Арамис всё меньше верил, что удастся выпутаться из этой истории без потерь. Какую восхитительную активность проявила герцогиня, чтобы сжить недруга со свету! Так или иначе, если даже дело дойдёт до обоснованных обвинений, он будет готов защищаться и точно не уступит в упорстве господину Фуке. 

Арамис перевел рассеянный взгляд со страницы на воробьев, беззаботно мельтешивших в кустах, протер уставшие глаза, но в эту минуту неожиданно услышал шум, доносившийся откуда-то со стороны вестибюля. Затем раздались гневные голоса, показавшиеся смутно знакомыми.

Внутри Арамиса всё мигом подобралось. Он захлопнул книгу, вскочил, подбежал к двери и прильнул к ней ухом. Однако слов было по-прежнему не разобрать.

Эти голоса... Неужели такое сходство может померещиться?

— Что там происходит, господа? — не выдержав, громко обратился Арамис к стражникам, которые, как он знал, неизменно дежурили за дверью. 

— Самим интересно, — раздалось в ответ. — Сейчас разберёмся.

— Кто-то приехал?

— Похоже на то. Сидите тихо, сударь, и не вздумайте привлекать к себе внимание наших неизвестных гостей. Чёрт его знает, кто ещё почтил нас своим посещением.

Стражи обменялись парой фраз, затем Арамис услышал позвякивание оружия и удаляющиеся по коридору шаги. Закусив губу, епископ прислонился спиной к двери и почувствовал, как отчаянно в груди колотится сердце.

Мысль, что кто-то из друзей узнал, где он находится, и явился вызволять, показалась нереальной. Это может быть что угодно: новые распоряжения на его счёт или приезд важной персоны. Но надежда...

Арамис отошёл к окну и стал ждать дальнейшего развития событий. Только нервные движения пальцев выдавали его волнение.

Шум довольно быстро стих. Арамис продолжал напряженно вслушиваться. Но вот в коридоре снова раздались шаги. Прелат затаил дыхание. Щелкнул замок. Скрипнула дверь.

— Арамис! Ну, слава богу!

— Д'Артаньян!

Друзья горячо обнялись.

— Ах, мне ещё издалека показалось, что я узнаю ваш выговор, а также... — епископ не договорил, так как в комнату ввалилась огромная фигура Портоса.

— Какое счастье, Арамис, что вы живы и здоровы! — и барон с таким чувством сгрёб старого товарища в объятия, что у того перехватило дыхание.

— Полегче, Портос, полегче, — засмеялся д'Артаньян. — Не для того наш епископ столько претерпел, чтобы вы переломали ему кости.

— Простите, Арамис, — чуть смутился Портос, отпуская друга. — Просто я очень рад вас видеть.

— Я тоже безмерно рад вам, друзья мои! - проговорил Арамис, всё ещё переводя дух после объятий Портоса, - Как вы меня нашли?

— Ваша племянница со своим другом очень вовремя принесли нам весть о произошедшем, — ответил д'Артаньян, глянув на Арамиса с хитрым прищуром. В наличие у епископа племянницы гасконцу так до конца и не верилось.

— Значит вы их видели? — ещё больше оживляясь, спросил Арамис.

— Ещё бы! — воскликнул Портос, — Они то и дело интересовались известиями о вас.

— С ними всё хорошо?

— Лучше не бывает! Я вчера отлично у них поужинал и как раз сообщил кое-что.

У Арамиса буквально камень с души свалился. Из разговора с герцогиней епископу стало понятно, что Анну вычислили, и слышать теперь о том, что всё сложилось благополучно и никакие его опасения не оправдались, было более, чем успокоительно.

— Но ведь не с помощью силы вы пробились сюда. Как вам это удалось? — Арамис перевёл вопрошающий взгляд на д'Артаньяна.

— Кольбер дал мне сегодня утром приказ к сторожившим вас людям, и я, согласно своему обещанию, передаю вам теперь его извинения за недостойное вас обращение. 

— Кольбер сам дал вам приказ? И вы не?...

— Сам. Пришлось, конечно, немного побеседовать с ним на повышенных тонах и подкинуть одну идею, — с лукавством сказал д'Артаньян, — но я никого не заставлял писать мне приказы.

Арамис неопределенно двинул бровями.

— И король тоже сам дал Кольберу добро на ваше освобождение, — продолжал капитан. — Я думаю, что в настоящий момент никакая серьёзная опасность вам не угрожает. Иначе, какой был бы смысл выпускать вас из своих когтей?

— Пожалуй, вы правы.

— Только всё равно, дорогой друг, я бы очень не советовал вам обольщаться и терять бдительность.

— Не волнуйтесь, — тонко улыбнулся епископ. — Я не имею такой привычки.

— Но идёмте отсюда поскорей, — поторопил Портос, — на объяснения у нас время ещё будет. Нас ожидают, так не будем заставлять ждать себя слишком долго.

— Ожидают? Кто же?

— Ваши молодые подопечные. Им никак не сиделось дома.

Д'Артаньян и Портос в обществе Арамиса вышли из небольшого загородного дома. Попутно епископ получил назад своё оружие, которое осталось в целости и сохранности. Большей части наемников, интересное дело, уже нигде не было видно, точно испарились.

— А куда подевались эти разбойники? — спросил Арамис, оглядываясь по сторонам. — Их здесь было около двух десятков.

— Убрались назад в Преисподнюю, — ответил Портос. — Стоило только цыкнуть. Будут они ещё глаза нам мозолить!

Неподалеку от дома у опушки леса друзей ожидала карета, из которой высовывалась любопытная белокурая головка; какой-то всадник, которого трудно было узнать издалека; и пара верховых лошадей. При ближайшем рассмотрении во всаднике Арамис узнал Владимира. Завидев трёх друзей, юноша спешился, и конь, которого он взял под уздцы, предпринял попытку дружелюбно ткнуться мордой ему в плечо и ухватить за одежду. Девушкой в карете была, естественно, Анна. Когда д'Артаньян, Портос и Арамис приблизились, она с сияющим лицом выскочила им навстречу.

— Ах, здравствуйте, сударь! Все документы переданы по назначению, — торопливо сообщила она прелату, чтобы сразу успокоить.

— Милая Анна, вы очень ценный человек, — улыбнулся Арамис, целуя ей руку.

Аня зарделась от удовольствия. Это краткая похвала была ей дороже любых дифирамбов.

Епископ тем временем с поклоном обратился к Володе:

— Сударь, вам я также искренне благодарен за оказанную мне помощь и за то, что вы неизменно бережете мадемуазель Анну.

Володя скромно поклонился в ответ.

— Ну, раз все в сборе — в дорогу! — скомандовал д'Артаньян, хлопнув Портоса по плечу.

Всадники вскочили на коней, Аня пригласила господина д’Эрбле в карету, и маленькая кавалькада тронулась в сторону Парижа.

Арамис с облегченной расслабленностью откинулся на спинку сиденья и посмотрел в окно на сопровождавших карету всадников, двое из которых были его старинными проверенными друзьями, и впервые за последние годы испытал чувство абсолютной безопасности и устойчивости. Счастье, когда на свете есть люди, которые не бросят тебя нигде и никогда.

Аня не сводила с епископа глаз, но никак не решалась отвлечь его от размышлений. Заметив её словесный зуд, д'Эрбле ободряюще улыбнулся и сам обратился к ней:

— Я весь ваш, сударыня. Буду очень признателен, если вы расскажете, что успело произойти за время моего отсутствия, и как вышло, что вы с Владимиром оповестили моих друзей?

Аня не заставила просить себя дважды. Она тоже улыбнулась, осмелев, и с воодушевлением принялась за то, что безумно любила, и, сказать по чести, действительно умела. Выведать у д'Артаньяна и Портоса при встрече всё, что, по её мнению, могло показаться интересным, девушка естественно успела, хотя сама по настоянию Володи так ни разу и не выбралась за последние дни в свет. Более того, она с целью разведки посылала свою камеристку поболтать с прислугой господина д'Ормессона и прислугой госпожи де Севинье, в доме которых Аню знали. Таким образом, в сведениях у девушки недостатка не было. 

Таинственно понизив голос, Аня подробно изложила историю своих ночных похождений и утреннего посещения "Сосновой шишки", политические новости поведала на манер ведущей программы "Вести" центрального телеканала, толки и пересуды — в стиле деревенской кумушки, болтающей у забора с соседкой.

Арамис слушал жадно, почти не перебивая, он походил на измученного жаждой путника, который только сейчас получил возможность припасть к живительному источнику. Наконец, епископ удовлетворенно кивнул.

— Прекрасно! Я очень рад, мадемуазель, что вы всегда стараетесь быть в курсе текущий ситуации.

— Держу руку на пульсе событий, — засмеялась Аня. — Такая уж у меня привычка. Как вы оцениваете теперь положен шахмат на вашей доске? 

— Партия почти окончена. Я сделал удачный ход конем, — улыбнулся Арамис.

— А именно?

— Вывел на доску вас. Справедливей сказать, вы сами на неё выскочили и, вынужден признаться, очень кстати.

— Конь — не слишком значимая фигура, — лукаво заметила Аня, но про себя подумала со странным ликованием:

"Но уже не пешка, чёрт побери! Теперь точно не пешка!" — и по ее самолюбию разлилось елеем приятное тепло от сознания своей полезности в деле, а не в речах.

— Возможно, не слишком значимая, но способная сильно расстроить планы противнику, — с прежней тонкой улыбкой сказал Арамис, — Теперь посмотрим на итоги.

— Заседание уже идёт в настоящую минуту. Вполне возможно, что... Ой! — Аня оборвала себя на полуфразе. — Что это у вас на шее?

Арамис запахнул плащ, скрыв след кинжала.

— Царапина.

— Вас... Господи! — Аня прижала ладони к губам, сообразив, что могло оставить такой след.

— Да, мне примерялись перерезать горло, — сухо промолвил Арамис. - Позвольте избавить вас от подробностей.

— Ужас!

Женская заботливая сущность в Ане дала о себе знать. Это на молодых всё заживает, как на собаке, а епископ был уже человеком в возрасте.

— Я со своим желанием потрепать языком совершенно не поинтересовалась, что происходило с вами. А с этого следовало бы начать. Вас конечно же допрашивали, и вы наверняка отказались говорить. Как с вами обошлись те люди?

— Что я могу вам ответить? Как с опасным преступником, особенно по-началу, то есть со множеством предосторожностей и без лишний церемоний.

— По-началу. А потом?

— Потом, кажется, прониклись хоть каким-то уважением. Правда его завоевание стоило мне этой царапины на шее.

— Это чепуха, даже шрама не останется. Но я видела, как вас ударили пистолетом по голове. У вас нет сотрясения мозга? Я помню, вы потеряли сознание.

— Я притворялся.

— Что вы говорите!

— Я понимаю, что мог напугать вас, но наемники тоже поверили мне. Моим похитителям пришлось в первую очередь возиться со мной, а не думать о том, где и как искать бумаги.

— Так вы выигрывали для меня время! — воскликнула Аня. — Но как забота о сохранности вашей жизни может совмещаться с желанием перерезать горло? 

— Полагаю, что Кольбер строго-настрого запретил своим головорезам претворять в реальность подобные желания. Но самого желание, как вы понимаете, это нисколько не отменяет.

— Как хорошо, что ваша звезда бережет вас!

— Ах, если бы... Моя звезда светит где-то за облаками, — мрачно ответил Арамис.

— И всё же. Такие друзья, как у вас — дар небес. Не знаю, что я стала бы делать, если бы Володя случайно не услышал разговор д'Артаньяна о назначенной в "Сосновой шишке" встрече, ведь бросить вас в беде я никак не могла.

— Вы хороший товарищ, мадемуазель. Вашим друзьям с вами тоже повезло.

Оба замолчали ненадолго.

— Что-то не очень помогает моё знание будущего, — вздохнула Аня, — Прямо скажем, не помогает вовсе. Как-то я уже говорила вам, что сегодняшний успех, которого мы с нетерпением ждём, очень плохо отразится на карьере господина д'Ормессона и его сыновей. Мне его жаль, он показался мне порядочным человеком. 

— С вашей оценкой личности советника соглашусь не я один.

— Но неужели совсем ничего нельзя было сделать для него, даже зная заранее все вытекающие?

— Разве что смягчить ситуацию, но не более. Своим прогнозом, сударыня, вы лишь подтвердили опасения многих. Не всё можно предотвратить в единый миг.

— Но почему? Значит под д'Ормессона подкапываются уже давно?

— Он ещё минувшей весной встал настоящей костью в горле у стороны обвинения, из этого вышла целая история.

— Посвятите меня, пожалуйста, в подробности. Я подозреваю, что об этом мне неизвестно.

— Хорошо, сударыня, — кивнул Арамис. — Как вы знаете, мастерство и честность д'Ормессона не раз и не два вознаграждались восхищенными отзывами, исходящими в том числе от людей очень высоких. Однако к весне похвалы всё чаще стали сопровождаться предостережениями, что Кольбер ищет, на кого возложить ответственность за бурное течение процесса.

— То есть Кольбер искал потенциального козла отпущения?

— В некотором роде. И на это у министра финансов были достаточные основания, ведь непредсказуемое направление расследования могло серьезно пошатнуть его положение. Мы были готовы поддержать все, что могло этому способствовать, но Кольбер сумел вывернуться, он предпринял атаку, направленную уже не на подсудимого.

— Начинаю понимать... — протянула Аня.

— Вскоре контролер финансов пожаловался королю на д'Ормессона и обвинил его в открытом переходе на сторону Фуке. Положение советника становилось ненадежным. Даже близкие родственники стали сплетничать, что докладчик пренебрегает советами отца и идет на поводу у госпожи де Севинье, хотя сам д'Ормессон счел эти разговоры попросту глупыми.

— И что же потом?

— Через несколько дней Кольбер предложил королю освободить от должностей некоторых интендантов, которые слишком много внимания уделяют делам, не связанными с этой должностью. Королю предложение понравилось. Таким образом д'Ормессон потерял интендантство в Суассоне.

— Можно счесть за предупреждающий выстрел.

— Да, но это ещё не всё. Пока д'Ормессон пытался справиться с последствиями этого шага, Кольбер пошёл дальше и устроил снятие с должности в палате его коллеги судьи Луи Бушра. Министр недвусмысленно намекнул судье, что за официальной причиной кроется истинная, а именно скептическое отношении к обвинению Фуке в государственной измене. Увольнение в итоге ради приличия было обставленно, как самоотвод Бушра по причине родственных связей с подсудимым.

— Этим пассажем удалось кого-нибудь обмануть?

— Разве что совсем наивных.

— Но это тоже не конец, верно?

— Ещё через пару дней Кольбер заявился к отцу господина д'Ормессона и пожелал говорить с ним наедине.

— Он надеялся повлиять на упрямого докладчика через его отца, я правильно угадываю?

— Абсолютно правильно. Почтенному государственный советнику Андрэ д'Ормессону уже минул восьмой десяток, но возраст и поныне не мешает ему выполнять свои служебные обязанности и сохранять твердость духа.

— Вы знакомы с ним лично?

— Доводилось общаться. Сын очень походит на него характером: те же достоинство, стремление к истине, упрямство и непреклонность.

— И Кольбер обломался? Простите... Потерпел фиаско?

— Верно. У Кольбера и д'Ормессона-старшего состоялся резкий разговор, который, однако, совершенно не дал результатов, а реплики, которыми противники обменялись, высшее парижское общество передавало из уст в уста. 

— Как хорошо, что на свете есть такие твердые люди! Но Кольбер не придумал ещё какой-нибудь низости?

— Ещё через некоторое время он доказал, что умеет благодарить своих друзей, выхлопотав для господина Бернье, которого многократно обвиняли в фальсификации материалов суда, должность в палате.

Аня едва на воскликнула: "Вот сволочь!" — но удержалась и только криво ухмыльнулась.

— Эта серия выпадов, — продолжал Арамис, — вызвала у Оливье д'Ормессона нехарактерный для него взрыв негодования.

— Не мудрено! Ах, боже мой, его ведь теперь окончательно сожрут!

Девушкой завладело гадкое чувство собственного бессилия перед явной несправедливостью.

— Поэтому было бы лучше, — сказал Арамис, — если бы с найденными бумагами выступил я. Не было бы этой последней капли.

Ане стало грустно. Как бывало казалось в детских мечтах: вот попадешь в сказку и, зная каждую перипетию сюжета, исправишь всё на свой лад. Но сказка при ближайшим рассмотрении оказывается какой-то не очень сказочной, не всякая перипетия оказывается знакомой, а события от твоего воздействия изменяются самым непредсказуемым образом. Думать приходится уже не о том, что менять, а о том, как удержать в неприкосновенности то, что есть.

— Я всё думаю последнее время, почему события отклонились от книжной траектории? — Аня опустила голову, — Это странно, непонятно, парадоксально. Ведь не может же быть так, что Фуке не приговорят к ссылке?

— Теперь такого точно быть уже не может. Не берусь рассуждать о траекториях, но Фуке обязательно ускользнет от своих палачей, — убежденно сказал Арамис. — Пускай король, все его министры и члены парламента обкусают локти и повырывают волосы себе и друг другу с досады и злобы. Пускай! Я не откажу себе в удовольствии полюбоваться на это зрелище. 

- Значит вы и Кольберу желаете остаться без волос? — ехидно спросила Аня.

В другое время и в другом месте, например, где-нибудь у себя в мире, девушка не преминула бы отметить весомый исторический вклад и деловую хватку нового министра финансов, заступилась бы за него, но здесь и сейчас это казалось не только не уместным, но и делать этого от души не хотелось. Совсем наоборот, хотелось позлобствовать.

— Кольберу в первую очередь, — медовым голосом ответил Арамис. — Но боюсь, он воспользуется париком, чтобы скрыть сей недостаток.

— Сударь, я всё хочу спросить про содержание переданных мной бумаг? — спросила Аня, — Мне-то было совсем не до чтения. Вы успели их просмотреть?

— Разумеется. Я сделал это в самую первую очередь. Перед покупкой всегда стоит удостовериться в качестве товара. Там содержатся сведенья об участии Мазарини в кое-каких важных транзакциях, которое не отражено в официальных документах, но которое личная переписка способна открыть, а также несколько долговых расписок на крупные суммы. Всё это прекрасно накладывается на то, о чём говорил Фуке на допросах, заверяя, что не более чем выполнял поручения начальства. А теперь позвольте в свою очередь задать вопрос вам, мадемуазель. Кольбер не захотел меня уничтожить, хотя мог бы попытаться это сделать, ведь я так часто последнее время вмешиваюсь в его планы. У вас есть версия на этот счёт?

Аня задумалась на несколько секунд, потом сказала:

— Мне кажется, он заинтересован в вас, как в политике. Предположу, что Кольбер знает или догадывается о должности, которую вы занимаете и которая дает вам большую власть. С его стороны было бы непростительной оплошностью сбросить со счетов такую крупную фигуру, как вы.

— Моё мнение сходно с вашим, сударыня.

— Я рада, что сошлась с вами во мнениях.

Аня внезапно оживилась, разум её перескочил на другую мысль:

— Хм... Шевалье, а можно уже рассказать вашим друзьям, откуда мы с Володей взялись в действительности? Ведь это как-то досадно, общаться с людьми из будущего и не знать, кто они.

— Нужно ли?

— Господин д'Артаньян всю дорогу на нас с вами поглядывает, точно желает найти хоть какое-нибудь родственное сходство.

— Неужели ещё не нашёл? — удивился Арамис и с легкой ироничной усмешкой глянул в окошко на д'Артаньяна.

— Видимо ему не очень-то хотелось, — хихикнула Аня. — Когда хочешь, непременно найдёшь. 

И она тоже поглядела в окно, за которым на красивом вороном коне рысью ехал д'Артаньян, а впереди, чуть опережая карету, о чём-то непринужденно беседовавшие Портос и Володя. Эти двое, кажется, неплохо нашли общий язык.