Лунный свет (гет)

Первые секунды после пробуждения Володе продолжало казаться, что Аня всё ещё в его комнате, хотя это и было бы странно. Но достаточно было открыть глаза и оглядеться, чтобы убедиться, что спальня пуста. В подсвечниках причудливо застыл воск прогоревших свечей, голубоватый свет проникал сквозь полуприкрытые ставни.

"Интересно знать, сколько времени?" — подумал Володя, и, приподнявшись, посмотрел на часы. Усилие отдалось противной болью в боку, но всё же менее острой и пронизывающей, чем накануне. Да и голова была довольно-таки ясной. Может быть, снадобье помогло?

Часы и свет с улицы говорили, что наступило утро. Обычно в это время Володя отправлялся руководить кулинарным процессом на кухне и, как истинный командир, был впереди всех с поварешкой на голо. К чему изменять заведенному обычаю? Самому, конечно, отправиться не удастся, но на что слуги, раз уж они есть под рукой? 

Колокольчик был рядом, на столике возле кровати. На первый зов никто не откликнулся. Пришлось позвонить снова. На этот раз явился сонный Обри.

— Доброе утро, сударь, — поклонился он, стараясь зевать как можно скромнее и незаметнее. — Вам лучше? Чем могу служить?

— Слушайте меня внимательно, — деловитым тоном сказал Володя. — Вы сейчас пойдёте на кухню и передадите Лизон следующие распоряжения.

Пока юноша давал указания, камердинер всё время кивал, но не столько выражая понимание, сколько на автопилоте. Обри явно не выспался и его сильно клонило в сон. Володя про себя отметил, что, похоже, многим устроил беспокойную ночь.

— Всё понятно? — на всякий случай уточнил он.

— Да, сударь, да.

— Постарайтесь ничего не перепутать. И это... шли бы вы потом досыпать. Что я, изверг? Пока мне от вас больше ничего не нужно. 

Обри ещё раз кивнул, уже благодарно, и вышел из комнаты.

Володя расслабленно вытянулся на кровати и задумался о том, чем можно было бы себя занять в ближайшее время, если уже не судьба взяться за что-нибудь полезное и созидательное.

Юноша не знал сколько прошло времени. Рассветное солнце успело нарисовать на стене две кривые трапеции, когда раздался негромкий стук в дверь.

— Войдите.

На пороге появился Арамис. Епископ ничуть не выглядел уставшим или сонным, совсем наоборот. Володя приподнял брови, выражая легкую зависть. Вот этому сгустку энергии точно ничто не мешает работать.

— К вам пришёл лекарь, сударь. Вы позволите вас побеспокоить?

— Пожалуйста.

Арамис выглянул в коридор:

— Прошу вас, любезный господин Ферье. Осмотрите пациента и скажите ваше мнение, как скоро молодой человек поправится.

Лекарь прошёл к постели пациента, положил рядом с собой сундучок с инструментами и взялся за осмотр юноши и смену повязки. Движения врача были четкими и уверенными. Он отлично владел своим искусством.

Когда дело уже подошло к завершению, приоткрылась дверь и в комнату просунула голову Аня. В халате и с наспех убранными волосами девушка имела вид очень домашний, но в целом вполне приличный. Анино появление осталось незамеченным, поскольку трое мужчин были всецело заняты жарким разговором. По-видимому, звук тихо открываемой двери просто не услышали.

- На третий день рана уже начнёт срастаться, но большего утверждать не берусь.

— Возможно ли с таким ранением перенести дорогу?

— Никаких переездов! Больному необходим покой, монсеньёр. Простите великодушно, но как врач я запрещаю заводить об этом речь, как минимум, ещё дней пять.

— Но всё же, — настаивал Арамис. — Ведь описанная вами медицинская картина очень обнадеживает. Воспаление только остаточное, а трещина ребра — это не то же, что перелом.

— Ни в коем случае!

— Даже при очень острой необходимости? — голос Володи выражал большое сомнение в категоричных словах лекаря.

Ферье слегка растерялся от такого напора.

— Если не пытаться сесть верхом, а выбрать мягкую карету... Но я не рекомендовал бы рисковать, — оборвал сам себя лекарь. — А у вас что, есть такая необходимость?

— Считайте вопрос теоретическим, — произнёс Арамис, бросив короткий взгляд в сторону двери. — Сами понимаете, дуэли запрещены эдиктом, и король может преследовать нарушивших его. Знаете, метр Ферье, я расскажу вам одну историю. Возможно, она пригодится вам в вашей врачебной практике...

Говоря это, прелат легонько подталкивал лекаря к выходу. Ферье понял намёк, и оба они вышли из спальни. Аня посторонилась, пропуская их. Мужчины по пути поприветствовали её поклоном, девушка рассеянно кивнула в ответ и юркнула в комнату.

Увидев Аню, Володя обрадовался. Девушка плотно закрыла дверь и подошла ближе.

— Ну ты как? — спросила она слегка взволнованно.

— Меня уверяют, что жить буду.

— Ещё бы! Только попробуй мне тут!.. — Аня рефлекторно сжала кулак. — Я тебя воскрешу, чтоб собственноручно за это прикончить.

— Я очень рад, что ты не зарезала вчера бедного господина Ферье его же ланцетом. Он этого не заслужил.

— Нехорошо иронизируешь. Мне уже стыдно. Нужно будет извиниться перед ним.

Аня бросила тревожный взгляд на дверь, словно боясь чьего-то непрошенного вторжения.

— В шестнадцатом веке огнестрельные раны вообще прижигали, — заметил Володя со странной усмешкой.

— Черта с два я бы кого подпустила!

— Вот видишь. При такой прыти точно не придется воскрешать никого, посмевшего умереть, с тем, чтобы потом прибить. Только я хочу спросить... — Володя стал серьёзным и даже слегка задумчивым.

— Спрашивай, — Аня присела на краешек стула у кровати, который служил ей накануне дежурным постом.

— Скажи, когда ты сердилась на меня после вызова де Клиссону...

— Что?

— Что ты имела ввиду? Ты сказала, что тебе не нужны никакие рыцарские подвиги...

— Ну?

— Что любишь меня и так.

— Ты хочешь, чтобы я это повторила? — улыбнулась девушка.

— Да, хочу. 

— Я люблю тебя, — сказала Аня просто и искренне.

— А я тебя. Это, наверно, от нехватки адреналина, — улыбнулся Володя.

Аня расцвела. Раз Володька шутит даже над этим, значит дела точно идут на поправку. 

Она облегченно засмеялась:

— Да уж, наверное.

— Что, тоже скажешь, угораздило неудачно влюбиться?

— Да нет, почему же? — улыбнулась Аня. — Мы друг от друга в неведомую вселенную не ускользнем. 

Пылинки плясали в солнечном свете, лившемся сквозь полуприкрытые ставни, а с души у обоих словно бы камень свалился, и всё внезапно стало каким-то легким, ясным и простым.

Аня разглядывала Володьку словно впервые. Его спокойные, даже холодные, серо-зелёные глаза в этот момент сияли, и девушка подумала, что сейчас этим взглядом он очень похож на младшую сестру: у Светки был дар улыбаться глазами.

И чего это Света вспомнилась? Наверно потому, что она по ней уже страшно соскучилась. Ане так остро её не хватало, так хотелось рассказать новости, разделить радости и печали! Приятелей может быть много, но не друзей. Вот и Володя... Он почему-то вовсе не рассматривается, как мимолетный поклонник. Даже и не поклонник вовсе, а кто-то совсем другой. И волосы, как у сестры... Хотя нет, пожалуй, светлее.

— А ещё у тебя классный курносый нос, — подытожила Аня вслух своё рассматривание.

Володя едва не расхохотался, но о себе напомнила рана в левом боку.

Ну почему его всегда так притягивали стихийность, непредсказуемость? Байдарки, горы, кони, дуэль... И вот эта чудесная сумасбродка. Иметь отношения с человеком подобного склада — американские горки. Но его это не пугает, никогда не пугало. А в вечных более или менее остроумных препирательствах, в постоянном соревновании было что-то сродни наивно-ребяческому желанию дернуть за косичку объект симпатий. В качестве залога того, что искомый объект, возможно, и рассердится, но уж точно не останется равнодушен.

— Меня, конечно, впечатляют посвященные мне безумства, — призналась Аня. — Но я бы всё же предпочла, чтобы ты мирно кормил меня кабанами, подвозил до нужного места и чудом исцелял мою хандру. Других подвигов я уже не хочу, а эти бесценны. Я была дурой, что не видела у себя под носом такого сокровища на фоне обычной жизни.

Володя не помнил, чтобы когда-нибудь ему было так же хорошо.

— Возьму на заметку, — ответил он, — но ничего не обещаю.

— Прибить всё-таки мало, — беззлобно вздохнула Аня. — Это... Герой, я к тебе ещё загляну. Сейчас я зверски голодная, а нужно ещё время, чтобы что-то состряпать. Ты что-нибудь ел?

— Откуда? Но там уже всё должно быть готово. Обращайся к кухарке.

— Серьёзно? Ну, ты даёшь! — Аня встала. — Значит я всё проспала? Ну, тогда я срочно улетаю. Завтрак пришлю по почте. Если, конечно, после моего налета что-нибудь останется, — со смешком добавила она.

— Ага. Саранча. Только его преосвященство совсем голодом не мори, а то он и так выглядит, как аскет. Правда только выглядит. И, вообще, нам такой покровитель живой нужен.

— Почему ты парень, а не бабушка?

— То есть?

— Всех хочешь накормить и тебе кажется, что они какие-то тощенькие.

...Когда Аня оделась и спустилась в столовую, на завтрак помимо прочего к вящей радости девушки внезапно подали какао, о котором она как-то заикалась, да ещё во вполне привычном ей виде: с молоком и с сахаром. От такого внимания со стороны Володи можно было только растаять, что Аня и сделала. От избытка чувств она даже побежала обниматься с кухаркой, совершенно опешившей от такого порыва.

Арамис, лицезрея за столом Анину осчастливленную физиономию с неисчезающей влюбленно-глуповатой улыбкой, подумал, что девушка уже вполне пришла в себя после вчерашних потрясений, а значит не будет верхом бессердечия заставить её поднапрячь голову.

— Мадемуазель, — обратился он к ней самым любезным тоном, когда завтрак подошёл к концу, — мне даже как-то неловко говорить сейчас с вами о делах, но у меня есть к вам разговор, который мне не хотелось бы откладывать ещё дольше. Вы можете уделить мне полчаса?

— Я к вашим услугам хоть сию минуту. Желаете говорить здесь?

— Пойдёмте лучше в кабинет. Этот разговор не для посторонних ушей.

Девушка без труда догадалась, что речь пойдёт о планах на будущее. Арамис предупреждал, что собирается обсуждать с ней этот вопрос. Серьезный вид епископа заставил Аню немного спустится с небес на землю, правда начисто стереть с лица лучезарное выражение было выше её сил.

Лучше подгадать момента для разговора Арамис не мог. Аня была в восторге от того, что открыла в своей душе непознанные горизонты, и обожала всех и сразу.

Они поднялись в кабинет, который Арамис оставил за собой и который удобно смыкался с его спальней. Здесь был легкий полумрак, а в воздухе витал едва уловимый запах сургуча.

Арамис предложил Ане кресло, а сам подошёл к окну и отдернул штору. Комнату в один миг залил белый дневной свет, не оставив в обстановке даже намека на таинственность. Небо в это осеннее утро было ясным, льдисто-голубым, а все коварные планы, если верить любящим эффекты писателям и кинематографистам, замышляются или во мраке ночи, или в страшную непогоду. У художественной натуры Ани возник легкий внутренний диссонанс.

— Вы недавно пожаловались, — обернулся Арамис, — что ваши знания не приносят сколько-нибудь ощутимой пользы, потому что обо всём и так догадываются. Помнится, это сильно разочаровывало вас.

— Меня и сейчас разочаровывает, что у меня не получается с их помощью помочь тем, кому я хотела бы. Я могу утешаться лишь тем, что сама по себе не была бесполезна. 

— Это абсолютная истина, вы не были бесполезны. Но если я скажу, что знаю, как устроить, чтобы ваши знания ощутимую пользу принесли, причём в долгосрочной перспективе? 

Аня прищурилась на один глаз:

— Пользу кому?

— Нашему общему делу, которое будет иметь продолжение.

Слова эти были произнесены самым непринужденным тоном, но всё же в голосе и фигуре епископа было что-то такое, что заставило Аню задуматься. Ей внезапно показалось, что всё, обсуждаемое ими до этой минуты, было незначительно, что Арамис глядел дальше и завершенная ныне партия, где на кону лежали человеческие судьбы и даже жизни, была только прелюдией другой большой партии, а может быть её осколком. 

— Однако разрешите обратить ваше внимание, что сами вы недавно напоминали мне о том, что в нашем с вами договоре речь шла о спасении господина Фуке от смертной казни. Процесс завершен, и договор окончил своё действие.

— Вполне справедливо. Но нам ничто не мешает продлить его действие.

— А вернее заключить новый, потому что я начну от истока. Какова теперь ваша цель, господин д'Эрбле? Чему послужат мои сведения? Или, вернее, чему вы хотели бы, чтобы они послужили? 

— Я не имею намерения скрывать от вас, что входит в мои планы в ближайшем будущем, — лукаво улыбнулся Арамис.

— Тогда расскажите.

Арамис неторопливо прошёл через комнату, тоже опустился в кресло, только стоящее ближе к письменному столу, и погладил подбородок белыми пальцами.

— Как вы сами отмечали, сударыня, мной заинтересовался Кольбер. Если он поступит также, как у вашего Дюма — а у меня есть основания полагать, что так и будет — меня это вполне устроит. Я действительно имею немалое влияние на мировую политику, хотя и не разглашаю этого. 

— Вы ожидаете, что Кольбер в скором времени предложит вам сделку?

— Да. А если не предложит, я сам его к этому подтолкну.

— Подтолкнете?

— Важно, чтобы предложение исходило от него, а не от меня, так как в этом случае мне будет проще выставлять условия. Людовику скоро будет очень выгодно иметь под рукой человека, способного повлиять на решения Испании. А может быть и не только Испании...

— И тогда?

— Им придется купить мои услуги. А цену я запрошу, какую сочту нужной.

— И король согласится?

— Я уверен, что нам удастся сторговаться.

— Восточный базар!

— Политика.

Аня вскинула бровь и с вызовом спросила:

— А о простых смертных вы уже позабыли?

— О ком именно?

— Хотя бы о Фуке, вроде бы вашем друге? И особенно о всех этих замечательных, но несчастных людях, любящих его и защищающих. Вы не хотите что-нибудь для них сделать?

Губы Арамиса тронула легкая улыбка, а Аня подумала, что он напоминает ей лиса, собравшегося залезть в курятник.

— Хочу, сударыня. Но, начни я с этого, вы тут же упрекнули бы меня в том, что я путаю цели конечные и промежуточные и прикрываю добродетелью политический расчёт. Разве я не прав?

Аня чуть покраснела. Появилось неприятное чувство, что ей залезли в голову и покопались в мыслях, словно в её личных вещах.

— Я была бы не вполне справедлива, заявив вам это.

— Так вот, сударыня, запрашивая цену, я постараюсь добиться освобождения или в крайнем случае смягчения условий содержания господина Фуке. Он в праве недоумевать, чем пожизненное заключение лучше смерти.

Аня одобрительно кивнула.

— Но всё же это задачи, а не цели. Вы намекали на далекоидущие планы.

— Далекоидущие планы?

— Конечно. Ведь у нас обоюдный обмен, не так ли? Прежде чем задавать мне вопросы, вы объясняете ситуацию.

— Разумеется.

Арамис скрестил кончики пальцев.

— В силу своей должности я забочусь о величии ордена Иисуса, в силу моего рождения мне небезразлично будущее Франции. Я давно занимаюсь политикой и неплохо научился просчитывать свои и чужие шаги, и есть вещи, которые вызывают во мне тревогу. Я хорошо понимаю, что по большому счёту вам нет дела ни до моего ордена, ни до Франции, ни до Испании, ни до папской курии, но я надеюсь, что вы, неравнодушная читательница, не откажетесь стать участницей большой игры, в которую я вас приглашаю.

Капнув медом на самолюбие девушки, Арамис сделал небольшую паузу и продолжал:

— Вы не долго колебались, принимая мою сторону, и сделали это далеко не из страха. Я надеюсь, что и впредь могу полагаться на вашу преданность.

— Разумеется, шевалье. Я презираю предательство.

— Так значит вы поможете мне?

— А что нужно? — спросила Аня, не давая прямого ответа.

— Я хочу, чтобы вы сыграли роль консультанта по кое-каким политическим вопросам и помогли уяснить целесообразность некоторых действий. 

Девушка закинула ногу на ногу.

— Вы уверены, что я справлюсь с такой высокой задачей? — лукаво спросила она.

— Прежде вы демонстрировали столь редкие познания, например, когда мы с вами были в гостинице, что я убедился: подобная задача будет вам вполне по силам.

— Неужели?

— На недавние события и те, которые вот-вот должны произойти, вы указывали с поразительной точностью, а обобщенные предсказания более далекого будущего почти сошлись с моими прогнозами. На основе этого я делаю заключение, что с деталями у вас дело обстоит не хуже. А сейчас мне нужны именно детали.

— Так вы всё это время проверяли меня?! — Аня даже подскочила. В её голове всё внезапно встало на свои места. Вот откуда она, эта неэффективность! Вот откуда это чувство незначительности!

— А мне надо было ориентироваться на непроверенный источник? Ничто не стоит сразу принимать на веру. Да и к вам мне тоже хотелось присмотреться.

Мимика Ани в этот момент была непередаваема. Арамис протянул руку к столу и стал отстранённо перебирать какие-то черновики.

Ане стало слегка не по себе. Она отчетливо осознала, что в паутине залипла наглухо. При такой информированности из поля зрения её никто не выпустит. К тому же Арамис при желании обставит её в два счёта, просто ему, кажется, скучно так мелочиться.

С другой стороны Аню уже не пугал взгляд этих черных глаз, которым можно обратить в камень, лед и горстку пепла по выбору. Может быть это просто Арамис больше не смотрел не неё так пугающе, уверившись в её надёжности и зачислив в круг доброжелателей? 

"Я добивалась от него уважения и доверия, — подумала Аня, — хотела, чтобы меня воспринимали всерьёз. А он добивался исполнения своей воли. Кажется, мы оба выиграли."

— Вы раздумываете? Колеблетесь? — спросил епископ, потому что Аня всё молчала, и небрежно отбросил на стол черновики. — Обычно я видел вас куда более решительной. И более ответственной. А ведь у нас обоюдный обмен, не так ли? — повторил он её слова. — Я даю пояснения вам, вы даёте ответы мне.

В его взгляде мелькнул властный жадный огонёк, подзабытый, но очень знакомый. Огонёк этот был почти такой же, как три года назад, и у Ани внезапно испарились последние сомнения. Не очень-то он и изменился, этот епископ Ваннский. Сделал выводы, чему-то научился, долго выжидал, как охотник в засаде, заботливо отращивал новые крылья вместо переломанных. И ведь аппетиты никуда не делись. Может он ещё станет кардиналом?

Ане полегчало. Не хотелось бы и дальше чувствовать на себе груз моральной ответственности за всё, что происходит вокруг персонажей и внутри персонажей, которые давно уже воспринимались, как вполне живые люди, не менее материальные, чем она сама и ее друзья.

— Я совершенно не собираюсь никуда отступать! — заявила Аня. — Я была бы не я, если бы пошла на попятную! Хотя, вообще-то, с вами очень стрёмно связываться. Спрашивайте, что вас интересует. Можно списком, — уверенно улыбнулась она, — у меня хорошая память.

Порывистый жест Арамиса выдал его нетерпение, которое он уже мало старался скрывать.

— Списком? Извольте.

Арамис стал говорить о действиях Франции и Испании, обрисовал некоторые особенно волнующие его эпизоды конфликтов; интересовался, как высоко взберутся по карьерной лестнице те или иные лица, какова их возможная роль при царственных особах и не известно ли, какие рычаги давления на них можно найти; задавал вопросы о взаимных торговых ограничениях между странами, дипломатических скандалах, финансовых возможностях государств, детальном ходе ожидаемой Франко-голландской войны и более отдаленной войны за Испанское наследство. Он затронул даже будущую судьбу своего ордена, потому что помнил, как Аня однажды обмолвилась о его расформировании. А под конец неожиданно спросил, не сможет ли она предоставить план крепости Пиньероля на всякий случай.

— Так... — протянула Аня, берясь рукой за лоб. — Объёмный заказ, нечего сказать! Ну, половину я могу вам вывалить с ходу. По поводу другой половины надо покопаться в памяти. Знаете... дайте мне время подумать, и тогда я изложу вам сразу всё, что вспомню. По возможности развернуто и членораздельно. 

— Хорошо, сударыня. Сколько вам нужно времени?

— Ну, может быть часа два или три.

— Что ж, я выслушаю вас в любой момент. Не бойтесь меня отвлечь от каких-нибудь дел.