Лекарство для демона (джен)

Незаметно пролетел год. Отгремел праздник в честь Дня Анатей. Шумный бал опять собрал во дворце самых прекрасных представительниц высшей аристократии не только Мистарсии, но и из соседних государств. Чариос упорно делает вид, что внимательно слушает пустую, по его мнению, болтовню одного из своих советников. Они в очередной раз поднимают вопрос о престолонаследии, и он знал, к чему они клонят. К тому, чтобы Чариос наконец-то выбрал себе невесту из множества, безусловно, достойных кандидатур.

— Это ответственный шаг, ваше величество. Вам нужно решить этот вопрос как можно скорее. Ведь если появится императрица, то у народа появится и надежда на то, что когда-нибудь трон займёт ваш наследник, и дрязг из-за борьбы за власть удастся избежать, — говорил Советник.

Чериос понимал, что он прав, но отчего-то избегал этого выбора. Государственная необходимость. С некоторых пор он терпеть не мог этого. Да, он жертвовал ради того же государства всем. Боролся за власть, одерживал победы. Возвысил людей над другими расами. Всё ради Мистарсии. Ещё свежо в его памяти было то время, когда ему самому приходилось проходить через заговоры и дворцовые интриги. В скольких покушениях на свою жизнь ему пришлось выжить. Ведь не все считали сына какой-то безродной наложницы достойным трона Мистарсии. И теперь очередная жертва ради неё, но почему он так не хотел приносить её? Так оттягивал этот момент выбора. При одной мысли об этом в душе появлялось неясное волнение. Куда же девалось обычное для него хладнокровие, с каким он принимал важные решения?

— Ваше величество, прошу вас, взгляните на список подходящих кандидатур. Все они были на празднике в честь столицы. Все знатного происхождения. Молоды и красивы. Они достойны быть рядом с вами на троне. И не за горами тот день, когда ваша избранница станет императрицей, любимой всеми, — говорил один из советников, положив перед ним огромную бархатную папку с портретами принцесс и представительниц высшей аристократии.

— Хорошо, я подумаю над этим, — ответил Чариос, сохраняя внешнюю невозмутимость, только чтобы они оставили его в покое.

— Мы с нетерпением будем ждать вашего решения, Ваше Величество, — произнесли мужчины и спешно покинули кабинет императора.

После того как они ушли, зашёл один из его камердинеров.

— Попросите леди Вилламайн прийти, — сказал он, монотонно перелистывая листы и с равнодушием рассматривая портреты, подперев рукой подбородок.

Милагрос торопливым шагом шла к лифту, и, как только двери его раскрылись, ей пришлось отступить в сторону, чтобы пропустить выходящих из него советников. Мужчины даже не обратили на девушку внимания.

— Разве он не понимает, насколько важно это сделать именно сейчас, чтобы не повторилось то же, что и с его отцом? — взволнованно говорил один из них.

— Пока он молод, полон сил, — подхватил другой.

— А главное, жив, — вставил третий.

Милагрос проводила их настороженным взглядом и вошла в кабинку лифта. Слова последнего советника не выходили у неё из головы.

«Неужели Чариос смертельно болен? Он не выглядит слабым или больным. Может быть, ему грозит опасность. Против него затевают заговор. Его хотят убить», — встревоженно размышляла юная баронесса, пока ехала в лифте.

Торопливыми шагами она прошла по знакомому коридору и остановилась у высокой двери, возле которой стоял позвавший её слуга.

— Его величество ожидает вас, — с величайшей важностью произнёс он и открыл перед девушкой дверь. Она поблагодарила его и вошла внутрь.

Кабинет оказался пуст, но она знала, где его искать. Выйдя на террасу, Милагрос наткнулась взглядом на кресло с высокой спинкой. Он сидел к ней спиной и что-то листал. Девушка подошла, встала перед ним и склонилась в глубоком реверансе. Он даже не взглянул на неё, продолжая что-то рассматривать.

— Ваше величество, вы хотели меня видеть? — спросила она, желая обратить на себя внимание монарха.

— Да, — сказал он, прервав своё занятие и поднимаясь с кресла.

— Вот, — сказал он, отдавая ей папку, оббитую красным бархатом.

— Здесь все претендентки на титул императрицы Мистарсии и моей жены. Кто, по-вашему, более всего достоин этой чести? — спросил он, подойдя к парапету.

Милагрос чуть не выронила папку, с недоумением уставившись на молодого императора, онемев на несколько секунд.

— Вы просите меня сделать выбор? — ошарашенно переспросила она.

— Я неясно выразился? — с холодным раздражением поинтересовался он.

— Нет, но разве не вы должны выбирать? — произнесла она, до конца не понимая, причину его приказа и происходящего в целом.

— От вашего выбора будет зависеть судьба империи, — строго сказал он, развернувшись к ней спиной, скрестив руки. Милагрос видела, как он сжимал кулаки в кожаных перчатках. Вся его напряженная поза говорила о том, что он еле сдерживал рвущуюся наружу ярость. Но что было причиной этой ярости? Милагрос опустилась в кресло, на котором он сидел, и открыла папку. Первый же портрет принадлежал той принцессе, с которой он открывал бал в честь дня Анатей. На обороте было написано имя, дата рождения, рост, вес, титул и размер приданного. В некоторых случаях это были деньги, драгоценности, в других — иные ценности и произведения искусства. В других — земли, которые в случае женитьбы станут частью Мистарсии.

Чариос обернулся и взглянул на неё. Она была сосредоточена, но немного выбита из колеи, внимательно рассматривала портреты. Брала в руки то один портрет, то другой.

«Императрица, любимая всеми», — вспомнил он слова одного из советников. Неприятный холодок пробежал у него по спине. Неужели ей всё равно, что рядом с ним будет другая девушка? Он не мог понять, почему она такая отстраненная, когда рядом с ним во дворце. Анализируя её поступки и поведение, пытаясь найти ответы на свои вопросы. Неужели для неё он всего лишь монарх? А как же её отношение к Крису? Но чем больше он думал над этим, тем больше злости накапливалось в его сердце. Он с трудом сдерживал свои чувства, и это раздражало его ещё больше. Чариос желал сейчас лишь одного — избавиться от этой тяжести, что лежала на его душе, потушить пламя обуреваемых эмоций, вернуть то спокойствие и безмятежность, что были раньше. Но стоило лишь посмотреть на водопад этих темнорусых волос и внимательный взгляд её синих глаз, и волна негодования снова поднималась в нём, не сознавая, что источник этого зла не только в Милагрос, но и в нём самом.

Он чеканным шагом подошёл к ней. Его золотистые глаза метали молнии.

— И вы вот так спокойно это делаете?! — возмутился он. Милагрос растерянно посмотрела на него. Он был темнее тучи.

— Но вы же сами приказали... — оторопела девушка, решительно не понимая причину его поведения и почему он срывает зло на ней. Что она могла такого совершить, что это до такой степени разозлило императора? Может быть, она не проявила к нему должного почтения, привыкнув общаться с ним на равных? Но она до сих пор обращается к нему «ваше величество», кроме тех случаев, когда они вне дворца. Так что же она делает не так? Милагрос была уверена, что причина ярости Чариоса кроется именно в ней. Хотя последнее время каждый визит к нему советников портил ему настроение. Но спросить об этом девушка боялась, опасаясь лезть не в своё дело.

— Неужели вам всё равно, кто будет править рядом со мной? Какая-нибудь глупая курица, что соглашается с каждым моим вздором, лишь бы угодить мне, или красивая кукла, способная быть только украшением в постели? — резко ответил он. Тех слов, что он так ждал от неё, Чариос так и не услышал.

— Я не понимаю, чего вы в конце концов от меня хотите! — вспылила Милагрос, повысив голос.

— Назовите имя моей избранницы, — сурово произнёс он.

Девушка вынула из папки первый попавшийся портрет и сунула его в руку монарху.

— Вот красивая курица, что вас достойна, — заявила она, не думая о последствиях своих слов.

— Замечательно. Прикажу сейчас же отправить в Аполонию гонцов с прошением руки старшей принцессы Аполонской, — вспылил монарх.

— Совет да любовь, — фыркнула Милагрос и, развернувшись на каблуках, направилась к выходу из террасы.

— Я не отпускал вас, баронесса, — строго произнес Чариос.

— Коль уж вы выбрали себе жену, то зачем я вам? Пусть теперь она вас и развлекает, Ваше Величество, за завтраком, обедом и ужином, — сказала она, почти бегом бросившись из кабинета.

Тяжело дыша, она добежала до своей комнаты. И чего это она так разошлась? Ведь он теперь вполне мог выкинуть её из дворца на улицу в лучшем случае. В худшем — отправить её на каторгу.

— Ну и пусть, — упрямо подумала вслух Милагрос, плюхнувшись на постель и зарывшись лицом в подушки.

Но не прошло и получаса, как в дверь громко и настойчиво постучали.

— Императору вход строго воспрещён! — громко ответила она.

Дверь распахнулась, и на пороге появился разъярённый Чариос. Милагрос встала с постели, схватив подушку, и запустила ею в монарха. Тот взял стоящий рядом стул с резной спинкой и легко отбил метательный снаряд. В пару мгновений он очутился рядом с ней. От молодого мужчины веяло опасностью, но Милагрос почему-то его не боялась, так как сама была зла на него.

— Вы, кажется, забыли, как себя вести в присутствии своего владыки, — сквозь зубы процедил император. Его глаза потемнели от гнева.

— Не помню, чтобы я была куплена вами на невольничьем рынке. Вы не особо обучены манерам. Что ж, от вас можно было ожидать чего-то подобного, — ядовито усмехнулась она.

Он вдруг заключил её в крепкие объятия и впился в её губы злым поцелуем. Милагрос замерла от неожиданности. Его губы настойчиво просили раскрыть свои. Её попытки сопротивляться были тщетны. Как бы она ни цеплялась за его камзол, пытаясь его оттолкнуть, ничего не выходило. Её сердце билось так сильно, что, казалось, готово было выскочить из груди. Она чувствовала страх и отвращение к его поступку. И когда она, наконец, была вынуждена уступить его яростному напору, горькая слеза скатилась с уголка её синих глаз. А он всё не прерывал свой поцелуй, жадно лаская её язык своим. Вскоре он отстранился и еле успел перехватить её ладонь, предотвратив пощёчину. Чариос спокойно смотрел в её глаза, в которых была испепеляющая ненависть к нему.

— Запомните, единственное, что от вас требуется, это безоговорочное подчинение. То, в чем вы поклялись тогда на эшафоте. И я попрошу не забывать об этом, — холодно сказал он и, развернувшись, покинул её комнату.

Девушка долго не могла прийти в себя, просто стояла посередине комнаты, словно внезапный удар молнии ошеломил её до самых глубин души. Её синие глаза были широко раскрыты, будто она видит нечто невиданное, нечто такое, что переворачивает её мир с ног на голову. В её душе бушевали эмоции, словно грозовые облака. Только внешнее безмолвие и неподвижность давали понять о масштабах катастрофы, произошедшей внутри неё. Ненависть, неприязнь, восхищение его силой, упорством и величием. Всё это смешалось в головокружительный вихрь.

«Боги, дайте мне ответ. Чего же он хочет от меня», — подумала она, постепенно оживая.

Он чеканным шагом шел по коридору, и встречающиеся на пути вельможи и слуги расступались, кланяясь. Вид у императора был мрачнее тучи. Он зашёл в кабинет. И когда за ним закрылась дверь, вышел на террасу. Буря эмоций охватывала его. Он посмотрел на свои ладони, затянутые в плотную ткань перчаток. Его руки горели от прикосновения к ней, словно снедающее пламя, от которого нельзя спастись или укрыться. Оно обжигало каждую клеточку его тела. Его эмоции бушевали, не давая ему покоя. Такой испепеляющей ненависти он никогда не испытывал. Но это была не та ненависть, что испытываешь к врагу. Что-то другое. Глубже. Жарче. На губах всё ещё остался вкус её уст, на щеках — след от её слёз. Каждый вздох наполнял его легкие её запахом. Взгляд её синих глаз, наполненный чувством оскорбленной гордости и неприязни, заставлял его сердце биться сильнее. Он не знал, что с ним происходит. Не знал, как прекратить это. Прогнать её из дворца, чтобы никогда больше не видеть. Одна мысль об этом поселяла в сердце зияющую пустоту.

«Императрица, любимая всеми», — подумал он и снова взглянул на бархатную папку, лежащую около кресла.