Другая Война. Легенда о Хранителях (гет)

Суетливый сентябрь довольно быстро пролетел для загруженных учебой семикурсников. Учителя словно устроили между собой негласное соревнование, кто больше задаст домашнего задания. Бедные студенты выбились из сил, пропадая в библиотеке, чтобы выполнить их. Но был, пожалуй, один человек, которого не беспокоили навалившиеся нагрузки. С некоторых пор Гермиона Грейнджер перестала просиживать в библиотеке все время. На уроках вела себя сдержанно, отвечала редко. Но ее работы по-прежнему удостаивались отметки «Превосходно», а задания соответствовали званию лучшей ученицы Хогвартса.

Гермиона стала часто пропадать, иногда пропуская завтраки в Большом Зале, а после занятий найти девушку было практически невозможно. Куда и с кем она пропадала, не могли сказать и ее друзья. Гарри и Рон очень волновались за подругу, чувствуя, что Гермиона отдаляется от них и что-то скрывает. Изменения и в ее внешности лишь усиливали эти подозрения.

Гермиона как-то незаметно преобразилась. Всегда по-детски овальное лицо вытянулось, обозначились более четко высокие скулы. Веснушки, всегда украшавшие ее щеки и нос, поблекли, стали практически незаметны. Пышные волосы она собирала заколкой или чаще заплетала в длинную косу. В одежде предпочитала обтягивающие брючки и приталенные кофточки, хорошо подчеркивающие ее стройную фигуру.

По началу, все удивлялись перемене в облике заучки Грейнджер, но довольно быстро привыкли к столь неожиданным изменениям.

Только Драко Малфой знал, насколько сильно изменилось поведение Гермионы.

Она совсем перестала слушать на собраниях старост, и как-то (неслыханное дело!) пропустила одно. Она частенько опаздывала на их совместное патрулирование, задерживаясь иногда на двадцать-тридцать минут. И приходила всегда то крайне злая, то неприлично радостная. То, что друзья и учеба к ее настроению не имели никакого отношения, Драко был уверен абсолютно, как и в том, что он Малфой.

Но все это были мелочи.

Гермиона не только стала поздно возвращаться в гостиную, но и вовсе иногда не ночевала там. И почему-то Драко был уверен, что она не была в эти ночи в гостиной Гриффиндора, как она об этом говорила. Особенно после того, как эта рыжая Уизли поинтересовалась у нее, когда Гермиона, наконец, заглянет к ним, а то давно ее там не было.

Обо всех этих похождениях старосты девочек Малфой молчал, но потом произошел случай, после которого слизеринец задумался: а не пора ли все рассказать ее друзьям, а то и директору?

Дело было уже после полуночи. Малфой провожал свою очередную девушку до гостиной Когтеврана, чтобы продолжить начатое по пути. Они как раз задержались в одной из темных ниш, как мимо прошмыгнула ломаная тень. Драко заметил ее краем глаза и сразу узнал. Оторвавшись от милой пятикурсницы с невероятно большими карими глазами, Малфой тихо произнес:

— Отправляйся в гостиную одна, тут недалеко осталось. Мне нужно срочно уйти.

— Но Драко… — растерялась девушка.

— Будь умной девочкой, Сьюзи. Мы обязательно повторим наше свидание, а после у тебя отбоя от поклонников не будет. Уж я постараюсь.

Девушка быстро поняла, что Драко сейчас не удержать, да и на второе свидание он давно никого не водил. Правильно отпустить его сейчас, а после второго свидания у нее и правда не будет отбоя в поклонниках. Потому Сьюзи согласно кивнула.

«Вот за что люблю этих когтевранок, так это за сообразительность», — мельком подумал Драко, очень быстро направляясь вслед за промелькнувшей фигурой. Но, как он не торопился, догнал лишь на подходе к гостиной старост.

Она стояла, прислонившись одним плечом к стене, не дойдя до спальни всего один коридор. Что-то в ее позе было настораживающе-неправильное. Только что, Драко так и не понял.

Заглядывая ей в лицо, Малфой собирался сказать нечто насмешливо-язвительное, но вместо этого вырвалось удивленное:

— Эй, Грейнджер, что с тобой?

Гермиона вздрогнула и удивленно уставилась на него, словно не веря в его реальность. Затем зачем-то огляделась. И снова в великом изумлении посмотрела на него. Но тут на ее лице промелькнуло непонятное выражение, резко сменившееся полным оцепенелым равнодушием. На скуле у нее располагался здоровый синяк.

— Да что с тобой, Грейнджер?!

И тут Драко понял, почему поза Грейнджер казалась ему странной: распахнувшаяся мантия показала аккуратный разрез на черной водолазке длиной с локоть. По краям ткань была более темной — явно от крови — а на боку резкий, точный порез.

— М-мерлин, Грейнджер! — выдохнул Драко, невольно подхватывая ее под руку. — Тебе же к лекарю надо…

— Нет, — неожиданно властно сказала девушка, вырываясь из рук слизеринца и сразу хватаясь за стену, чтобы не упасть. — Никуда не надо. Я сама виновата… Все из-за любопытства… Полезла в эту долбанную кладовую… А там железка эта… Я на нее упала… Не надо никому говорить… Не зачем…

Говорила Грейнджер с перерывами, дышала слабо. А лицо бледное-бледное, от чего синяк выделялся весьма и весьма ярко.

— Дай посмотрю, — но только Малфой потянул руку, как Гермиона дернулась в сторону и зашипела:

— Не трогай меня, Малфой!

— Не дури, Грейнджер! — внезапно рассердился Драко. Что он ей настолько противен, что и сейчас дотронуться до себя не дает? — Дай рану посмотрю, может, серьезное что. Лечить же надо!

И, не дожидаясь ответа, быстро, но осторожно поднял водолазку, отдирая ее от раны, от чего гриффиндорка вздрогнула. Порез был не глубоким, но больно ровным, хирургическим. Что-то не верилось Малфою в какую-то мифическую железку в кладовой. А интуиция подсказывала, что здесь задействовано что-то иное. Может, хорошо наточенный кинжал?

— Не слабо тебя порезало… железкой, — Драко специально сделал паузу, давая понять, что не верит в ее историю ни на грош, однако лицо Гермионы не дрогнуло.

Тогда Малфой достал палочку и, не обращая внимание на ее слабое «не надо», заживил рану. Грейнджер побелела еще больше.

— Как новенькая, — удовлетворенно вынес вердикт Малфой, проводя большим пальцем по чистой коже без следа раны. Краем глаза отметил еще несколько темно-синих синяков.

Грейнджер от его прикосновения дернулась так, словно ее молнией долбануло. От неожиданности Драко даже сделал шаг назад, затем озлился еще больше.

— Давай помогу дойти, раз нам с тобой по пути, а то свалишься где-нибудь на радость Снейпу, — холодно проговорил Малфой, бесцеремонно отрывая ослабевшую Гермиону от стены.

— Тебе-то какое дело? — слабо прошептала она.

— Тогда тебя выгонят из старост, — просто ответил слизеринец.

От такого Грейнджер даже затормозила, но Малфой продолжал ее тянуть по коридору, пришлось заторопиться.

— Так тебе от этого лучше будет, вроде, — неуверенно проговорила она, — Избавишься от общества грязнокровки…

— Да, избавлюсь, — согласился Драко, — но вместо тебя получу какую-нибудь простушку-болтушку Аббот, которая вмиг разболтает обо всех моих отлучках. Мне оно надо?

После этого Грейнджер затихла. Только шагов через десять Малфой сообразил, что что-то не так. Гриффиндорка бессовестно вырубилась.

«Видимо крепко ее приложило. Интересно, что на самом деле-то случилось?»

Пришлось Малфою тогда поднимать ее на руки, неся очень осторожно из-за синяков, которые он разглядел во множестве. Неожиданно для себя Драко обнаружил, что это ему нравится: вот так нести Грейнджер, ощущая через мантию ее гибкое тело.

«Ужас… чтобы мне Грейнджер понравилась, грязнокровка… Кошмар-то какой! Нет, это все из-за ситуации: она ранена и слаба, а я ее вылечил… Вот и лезет ерунда всякая!»

Входя в гостиную старост школы, Малфой даже удостоился похвалы сэра Торстрена, что он так о девушке заботится.

«Только бы учителям не сообщил», — мелькнула мысль.

Грейнджер так и не очнулась, как Малфой не пытался привести ее в чувство. Пришлось тащиться в ее комнату. Там было все в каком-то небрежном беспорядке, которое нисколько не сочеталось с образом Гермионы Грейнджер. Вот и постель с золотисто-красным покрывалом не была прибрана. Книги и свитки грудой свалены на столе, а одежда небрежно свалена на стуле.

«Грейнджер удивляет все больше и больше…»

Бережно уложив гриффиндорскую старосту на кровать, Драко, подумав, снял с нее мантию, затем, подумав еще, и сапоги.

«Мерлин, что я делаю? Надо было положить ее и так и оставить, а я… Ужас-с!»

Но вместо того, чтобы уйти, накрыл девушку покрывалом.

Затем его взгляд остановился на снятых сапогах. Странные. Массивный каблук, высокие, голень зачем-то защищена металлическими пластинами, острый носок тоже весь в железе. Только железо все выкрашено в черный цвет. В одном из сапог что-то блеснуло.

Малфой это вытащил и тихо охнул — это был настоящий клинок с узким лезвием и прямой рукояткой, предназначенный для колющих ударов. Раньше такими добивали раненных рыцарей, потому оно тонким и было, чтобы удобней было попасть в щель между доспехами.

Клинок был дорогой, искусно сделанный, может, и самими гоблинами.

«Но откуда такая дорогая вещь у грязнокровки Грейнджер? И, главное, зачем он ей нужен? Все больше вопросов, но не единого ответа…»

Вставив кинжал в сапог так же, как и было, Драко поспешно вышел из комнаты, чтобы не найти еще чего-нибудь шокирующего.

На следующий день Малфой вел себя, как ни в чем не бывало, хотя пару раз ловил внимательный взгляд Грейнджер. Почему он никому так ничего и не рассказал, слизеринец не понял. Может, тому виной была последняя находка? Или что-то другое… Он не знал.

Дальше дни полетели стремительно. На уроках нагружали много, пришлось полностью погрузиться в учебу. Видимо, и Грейнджер проняло, потому что больше Малфой за ней странностей не замечал. А может, гриффиндорка просто стала осторожней?

* * *

Наступил октябрь. Листья практически пожелтели, но еще не опали, а яшмой и рубинами украшали деревья. За прошедший месяц семикурсники более или менее приноровились к занятиям, и жизнь пошла прежним руслом.

Уроки ЗОТС стали истинной находкой для измученных подготовкой к экзаменам ученикам. Профессор Демвиль действительно оказался практиком, домашних работ на три свитка не задавал. Оставалось лишь тренировать изученные заклинания. Только почти на каждом занятии он устраивал проверки по заклинаниям, но всем это даже нравилось.

Вот и на очередном уроке семикурсники слушали внимательно и с интересом — профессор Демвиль умел увлечь. И начали его уважать не только за это, но и за большую сферу знаний — он знал, казалось, все по всем предметам и охотно делился знаниями с учениками. Так же профессор одобрял и всячески поощрял внеклассные занятия, когда студенты подходили с вопросами, если они по делу. Остальных — а это, в общем-то, были его обожательницы — он гнал нещадно.

На этом уроке семикурсники сидели и увлеченно слушали о вампирах и способах защиты от них.

— Низшие вампиры, — говорил Демвиль, — сильнее любого человека раз в десять и быстрее настолько же. У них сильно развита регенерация тканей, потому любая смертельная для человека рана для вампира — полчаса регенерации, но для это им нужна свежая кровь. Сразу же хочу развеять несколько легенд: вампиры не рассыпаются в прах от солнечных лучей и серебра.

— Почему? — несколько разочарованно воскликнул Невилл, да и другие были не больно рады разрушению такого мифа.

— Конечно, все эти легенды появились не просто так. У вампиров, особенно низших, сильно обостренная… аллергия, если можно так выразиться, на солнце и серебро. От солнечного света на их коже появляется зуд, ожоги, покалывание. А если вампир слаб, то он может получить ожоги такой тяжести, что они вполне могут оказаться смертельными. Из-за этого и легенды о превращение вампира днем в прах. На самом деле, вампиры в пасмурную погоду чувствуют себя так же прекрасно, как и ночью. С серебром же сложнее. Если ранить вампира серебряным клинком, то рана будет заживать плохо, будет гноиться и мучить сильными болями, словно он подхватил инфекцию. Рана серебром в сердце, легкое и другие части тела, что для простого человека смертельны, убивает и вампира. Серебро не дает низшему и среднему вампиру восстановиться.

— А высшему? — тут же поинтересовался все замечающий Гарри.

— А высшему, мистер Поттер, без разницы ночь или самое пекло дня. И ему безразлично, чем вы будете его тыкать: железом, деревяшкой или серебром. Он и не почешется. У высших вампиров почти мгновенная регенерация тканей.

В классе кто-то удивленно выдохнул.

— Как же тогда справиться с вампиром? — спросила более практичная Гермиона.

— Дело еще в том, что вампиры очень не восприимчивы к магии. Обычный Петрификус Тоталус лишь замедлит низшего вампира, а высший и не заметит ваших усилий. На них могут подействовать лишь самые сильные проклятия из высшей темной и светлой магии. Более эффективны темные заклинания, обладающие убойной мощью и действующие на физическом уровне. Например, что-то, что переламывает внутренности. Таким можно убить и высшего.

— Как на счет Авада Кедавра? — с интересом спросил Драко.

— Хороший вопрос, мистер Малфой. Авада Кедавра убьет низшего вампира наверняка, скорее всего, убьет среднего, но высшего погрузит в оцепенение, которое легко пройдет от капли крови. Лучше всего на вампира воздействовать косвенно. Пример: обрушить на него стену, придавить деревом, закопать в землю и прочее, на что хватает фантазии.

По классу прошелся возбужденный шепоток. Больно новая была информация.

— Вы их такими сверх сильными описали, профессор, — снова подал голос Драко, — что же они до сих пор власть во всем мире не захватили? — в голосе Малфоя звучало явное сомнение.

— Потому что высших вампиров очень мало, мистер Малфой, — любезно ответил Демвиль. — Чтобы стать высшим, нужно, чтобы прошли века, а посвящать новых вампиров одного укуса мало. Там целый ритуал происходит с большим затратом энергии, да и не всякого посвящают. И смертность среди низших высока: их убивают в первую очередь.

— Кто убивает, профессор? — тут же ухватил Гарри. — И откуда вы столько знаете?

— Да, профессор Демвиль, такого ни в одной книге не прочтешь, я точно знаю, — подхватил Малфой, ничуть не смущаясь, что он соглашается с Поттером.

От неизбежного ответа Демвиля избавила птица, влетевшая в распахнутое окно.

Птица села на протянутую руку профессора и протянула лапку с письмом. Демвиль, забрав письмо, распечатал его и начал быстро читать.

Что было там написано, осталось непонятным, но профессор побледнел. Малфой еще отметил краем глаза резкое движение, но головы не повернул.

— Прошу меня простить, однако мне надо срочно вас покинуть. Второго урока не будет. Повторяйте все пройденное. Можете быть свободными.

С этими словами он вместе с птицей первым и выбежал из класса. За ним потянулся и все остальные, только Драко сидел на месте, задумчивым взглядом уставившись куда-то в пространство. То, что только ему открылось, было слишком нереально, чтобы поверить, но все говорило об этом.

А дело было в том, что письмо Джейсону Демвилю принес сокол, но не обычный, а очень редкий и дорогой, с белой грудкой и синевато-серой спинкой. Такую птицу сложно было не узнать — именно этот сокол прилетел к Грейнджер с запиской, которую она сожгла.

«После этой записке Грейнджер свалила куда-то и пришла за полночь. И была довольно потрепанной. Но грязнокровка и профессор Демвиль… Я с ума схожу, если могу подумать о них вместе! Грейнджер же вся из себя правильная, даже подумать о чем-либо запретном не может… Но с другой стороны… А кто вместе с Поттером и Уизли ночами по школе шарахался? Да и не в этом даже дело! Разве не она стала целыми ночами пропадать? А друзья ни ухом, ни рылом! И еще что-то… Точно! В тот день, когда она впервые поздно пришла, ее мантия пахла мужскими духами! Потом я тот же запах почуял от Демвиля! Я не мог ошибиться в таком, Мерлин вас забери!

Однако, Грейнджер и препод!!! Мерлин! Что происходит-то?!

А сегодня? Как грязнокровка-то дернулась, когда письмо Демвилю пришло? Чуть к нему не прыгнула! Вот, Мерлин, как все сложно!

Определенно между ними что-то есть! Только вот что именно? Неужто любовники? Бред! Грейнджер и целоваться-то толком не умеет.

Стоп! А я откуда знаю? Грейнджер вообще изменилась, внешний вид поменяла… Явно для этого красавчика Демвиля. Мерлин, как противно-то!..»

Почему противно, Драко думать не стал. Он меланхолично сложил вещи и покинул пустой класс.

* * *

Не только Малфой отмечал изменения в поведении Гермионы. Не могли не заметить странностей и друзья, особенно внимательный к мелочам Гарри. Но если Драко больше отмечал внешние изменения, то Гарри сразу вникал в суть вещей. Он с самого начала почувствовал некую напряженность Гермионы, что случалось настолько редко, что почти никогда и не бывало. И эта напряженность не была направлена на друзей, а вообще непонятно на что или кого. Казалось, староста школы готова была кинуться на противника и жестоко растерзать его… если не убить. Только какого врага нашла себе Гермиона Грейнджер, Гарри не мог понять.

Это усугублялось еще и тем, что Гермиона стала отдаляться, но будто бы незаметно. Вроде все те же занятия, учеба, библиотека, посиделки в гриффиндорской гостиной… но все не так, как было. Сначала никто и внимания не обратил, что внимательная к учебе Грейнджер редко общается с друзьями, да и Гарри, увлеченный Джинни, не сразу понял, что учеба стала для подруги просто отговоркой.

Нет, это не стало, как можно подумать, потрясением для Гарри. Он знал Гермиону давно и понимал, что изменилась она еще со смерти Волан-де-Морта, когда девушке пришлось буквально выхаживать и возвращать к жизни победившего, но ужаснувшегося содеянным Гарри Поттера. Еще гибель Сириуса, Круцио, использованное к Беллатрисе, Авада Кедавра… Два непростительных заклинания и ни капли раскаяния и вины в тот момент, лишь злое удовлетворение. Дамболдор тогда испугался, что Гарри потеряет себя и станет вторым Темным Волшебником.

Насчет первого директор оказался прав, а насчет второго крепко ошибся, потому и лечение, им назначенное, оказалось неверным. Все родные и близкие старались напомнить ему о хорошем, о том, сколько всего он сделал, а Гарри все больше убеждался в том, что он не мог придумать лучшего способа перечеркнуть все свои заслуги одним махом, а эти глупые подозрения в том, что он повторит путь Тома Реддла… Это было еще большим ударом. И хотя все знали, что Гарри не такой, что нет более светлого и любящего человека, чем он, не могли избавиться от сомнений.

Гарри это прекрасно видел, и от этого становилось еще хуже. Только Рон, Гермиона и Джинни верили ему полностью. Но и здесь было не все гладко. Выросшие в страхе перед Тем-Кого-Нельзя-Называть, Рон и Джинни едва-едва, но сомневались, видя, как замыкается в себе их друг.

Тут и пришло время Гермионы.

Гарри до сих пор отчетливо помнит тот день. Джинни просидела у него с утра и почти до вечера. Она пыталась отвлечь его веселыми рассказами о семействе Уизли, просто тихо с ним разговаривала, сидела рядом молча, нежно поглаживая его руку. Гарри искренне любил Джинни, восхищался ее отвагой, любовался ею, его поражала ее искренность и чистота… И от этого становилось противно. Как он мог быть достоин такой девушки?

Гермиона влетела к нему в комнату как раз тогда, когда Гарри постепенно переставал воспринимать себя как человека вообще, коротко приказала — нет, не попросила, а именно приказала! — Джинни выйти. Та и не подумала пререкаться, только послала Гарри прощальный взгляд, полный обреченности. Это еще больше вывело Гермиону. Как только Джинни вышла, кареглазая гриффиндорка запечатала дверь всевозможными заклинаниями и повернулась к другу — взгляд девушке не предвещал ничего хорошего. И правда, она подлетела к нему, сдернула его с кресла и влепила хорошую затрещину.

Надо сказать, от такого Гарри опешил. Гермиона ему и прийти в себя не дала, а вывалила все, что думала, как на духу.

Для начала обозвала его тряпкой, мямлей, сопляком и тугодумом. Затем добавила, что он эгоист, и со всеми подробностями описала, почему она так считает: видишь ли, на друзей ему плевать, о девушке вообще думать забыл, та, бедная, похудела вся, не ест совсем, о семействе Уизли вообще говорить страшно — так они все переживают. А об Ордене Феникса и Отряде Дамболдора подумал? Они же там все себя винят, что тебя бедненького не вытащили!..

И в таком же духе это продолжалось еще минут пять.

После, Гермиона стала нападать еще резче. Обвинила ошеломленного Гарри в использовании темной магии. Да так разошлась, что уже парень разозлился на несправедливые упреки.

Он в ответ накричал на подругу, заявив, что поступил правильно и ни в чем не виноват, по-другому просто быть не могло и все тут!

— А если ты считаешь, что поступил правильно, и по-другому быть не могло, то почему ты здесь сидишь? — спокойным голосом спросила у него тогда Гермиона.

Сначала Гарри посмотрел непонимающе на подругу, а потом будто преграда рухнула — всю душу ей рассказал, что его тревожило и давило. Гермиона не слушала его молча, она сочувствовала, соглашалась, с чем-то спорила, но понимала — это точно!

С того разговора Гарри и стал поправляться. И в этом была полная заслуга Гермионы Грейнджер.

А потом был год погони за крестражами. Вот уж пришлось ребятам повоевать и с ловушками, и с остатками Пожерателей. Тут Гермиона и проявила себя богатым выбором заклинаний как боевых, так и бытовых для похода. А сколько хитростей она придумывала! И ни слова о школе, о том, что учиться надо, что это взрослое дело. Тогда Гарри понял окончательно — Гермиона сильно изменилась.

Сейчас вот еще и изменившийся патронус…

Да, все было намного глубже и сложнее, чем считали Рон и Джинни, чем думал Малфой. И это было плохо: очень уж напряжение, которое чувствовалось в Гермионе, было похоже на то, когда она на дело шла. Что же теперь происходило, Гарри не знал, а Гермиона друзей избегала. Потому гриффиндорец решил поймать подругу после занятий и «прижать к стенке». Не могло же это долго продолжаться!

* * *

Гермиона тоже прекрасно понимала, что долго бегать от Гарри бесполезно, он все равно найдет способ поговорить и выспросить все. Но всего знать ему было еще рано да и, откровенно говоря, опасно. К разговору гриффиндорка готовилась заранее, тщательно обдумывая свои ответы, но все равно Гарри сумел подловить ее неожиданно, когда она этого не ждала.

После того, как Джейсону пришло письмо, Гермиона поняла, что дело дрянь — не стал бы Джейсон по мелочи покидать поспешно школу, да и побледнел он сильно. Она на уроке это почувствовала и чуть не вскочила от болезненной тревоги, кольнувшей сердце. После этого занятия Гарри ее и подловил.

Схватив ее за локоть, он незаметно завел ее в один из коридоров и коротко, но требовательно бросил:

— Рассказывай.

Гермиона непонимающе моргнула:

— Что рассказывать-то, Гарри?

— Что у тебя случилось, — спокойно уточнил гриффиндорец.

И снова девушка словно не поняла:

— А разве у меня что-то случилось?

— Перестань играть дурочку, Герм, — поморщился Гарри. — У тебя это плохо получается. Я хочу знать, почему ты стала нас избегать, чего ты боишься и чего ждешь? Что-то скоро должно произойти, и ты этого опасаешься. Поделись, может, я чем-нибудь смогу помочь. Я же вижу, что мучаешься.

Гермиона посмотрела в зеленые глаза, полные искренней заботы, и горько вздохнула. Гарри сразу смотрел в суть, не обращал внимания на внешние мелочи, сразу понял, что она неспроста перестала заниматься, пропадает где-то. После всех событий Гермиона заметила, что Гарри стал каким-то образом чувствовать ее. Он легко мог определить, грустит ли она, радуется, тревожится, беспокоится. Даже если она тщательно это скрывала — он улавливал любую ее фальшь и неестественность.

— Ох, Гарри, — несчастно простонала девушка. — Все так сложно, тут такое завертелось… Мерлин. Я даже объяснить тебе не могу!

Гарри даже растерялся от отчаяния, прозвучавшего в голосе подруги.

— Герм, ну ты постарайся. Я пойму и приму любое твое объяснение, если это не ложь, — он помолчал и шутливо добавил: — Даже если правдой будет то, что ты тайно встречаешься с Малфоем.

Гермиона невесело усмехнулась:

— Если бы все было так просто…

Она надолго замолчала, собираясь с мыслями. Гарри ее не торопил, лишь смотрел с теплом и беспокойством.

— Я сейчас буду говорить, а ты не перебивай, — наконец произнесла девушка. — Обещаешь?

Парень кивнул. Гермиона еще помолчала и, вздохнув, начала:

— Мы долгое время боролись против Волан-де-Морта. Для вас с первого курса мир был ограничен школой и войной с ним… Однако волшебный мир огромен, в нем много неожиданного и интересного, и зло не ограничивается Реддлом и его Пожирателями.

Гарри недоумевал, о чем ведет речь его подруга, но слушал внимательно и, как и обещал, не перебивал.

— А зло имеет особенность распространяться, если его не сдерживать. Как Орден Феникса многие годы сдерживал Волан-де-Морта, так и другие волшебники сдерживают то, другое зло, которое есть еще в мире, — Гермиона сделала паузу, чтобы Гарри мог осмыслить сказанное. — Знаешь, у Демвиля просто замечательные уроки, — неожиданно закончила она.

— Причем тут это? — опешил гриффиндорец.

— И познавательные, — с нажимом продолжала Гермиона. — Особенно последний урок. Не правда ли интересная тема?

Гарри продолжал непонимающе смотреть на подругу, которая чего-то ждала от него. Он задумался. Зло… волшебники, защищающие от этого зла… уроки Демвиля… последняя тема… Мерлин!

— Не спрашивай сейчас ничего, слушай, — перебила она начавшего что-то говорить Гарри. — Не спрашивай, причем тут я и мое странное поведение. Со злом могут бороться любые волшебники. Кого-то готовят к этому с детства… И борьба идет каждую минуту жизни.

Она замолчала и, нервничая, закусила губу. Гарри с удивлением наблюдал, как девушка гнет пальцы, и ощутил легкий озноб — он понял все, что она хотела ему сказать.

— Герм, но Демвиль говорил, что преимущественно только высшие темные заклинания… Ох, Гермиона, неужели…

— С шести лет, Гарри, — тихо вымолвила староста школы, отводя взгляд.

Гарри неверяще смотрел на нее. Мысль оформилась, но не хотела укладываться в голове… Гермиона, отважная, решительная, сильная и презирающая все темное. Гермиона с шести лет изучала темные заклинания… Тут ему вспомнилось то, как год назад она поняла его. Когда он дважды использовал непростительные… А ведь ему тогда еще показалось, что ей это слишком знакомо, что она словно прошла через это. И он понял в тот момент, что должен был так поступить, иначе погибли бы многие, не только Сириус и Седрик.

И Гермиона, презирая и ненавидя себя, использовала не просто темную магию, а высшую темную магию, потому что не могла иначе.

Не говоря ни слова, Гарри шагнул к девушке и крепко ее обнял, почувствовав, как она от неожиданности вздрогнула.

— Гарри? — нерешительно позвала она.

— Все хорошо, Герм, — успокаивающе сказал парень. — Все это так нереально звучит, но я знаю, что ты не врешь мне. Я обещал, что приму любое твое объяснение.

— И ты не станешь презирать меня за… за это все? — недоверчиво спросила Гермиона.

— Что ты, Герм, — он осторожно погладил ее по волосам. — Я понимаю, ты не могла иначе. Но почему ты не рассказала раньше?

Девушка неожиданно уткнулась ему в плечо и судорожно выдохнула:

— Я… я боялась.

— Боялась, что я не пойму?

— Нет, ты бы со временем, но понял бы, и Рона бы уговорил, — и совсем тихо. — Я их боялась… Я ничего не могу рассказать без их согласия…

Гарри замер:

— Они угрожали тебе?

— Непреложный обет очень сложное заклинание, — не в тему сказала Гермиона. — Но есть заклинания и сложнее…

Гарри промолчал, лишь крепче обнял подругу, говоря этим, что все понимает, сочувствует и готов помочь.

— Спасибо, Гарри, — благодарно выдохнула девушка, и тут…

— Поттер! А рыжая Уизли знает, что ты тискаешь Грейнджер в пустых коридорах?

Гриффиндорцы дружно вздрогнули и растерянно-удивленно уставились на приближающегося Малфоя. Гермиона попробовала вывернуться из объятий друга, но тот ее удержал. Вместо этого он уперся одной рукой возле головы Гермионы и через плечо посмотрел на Малфоя со странным спокойно-насмешливым выражением лица:

— Естественно, Джинни знает, — усмехнулся Гарри. — И часто присоединяется, — он многозначительно приподнял бровь.

От подобного заявления Драко впал в ступор на несколько секунд.

— Всегда знал, что ты извращенец, Поттер, — из-за удивления сказать это презрительно не получилось. — Интересно, ты и Демвиля к этому привлекаешь, Грейнджер?

И не дожидаясь ответа, удалился.

Гриффиндорцы проводили его взглядами. Тут Гермиону так проняло, что она весело и задорно рассмеялась. Вскоре к ней присоединился и Гарри. Еще долго Малфой слышал позади себя их хохот.

— Причем здесь профессор Демвиль, Гермиона? — отсмеявшись, спросил Гарри.

Девушка помрачнела:

— Он тоже…

— Мерлин! — только и сказал Гарри.

— Потому мне и надо уйти сейчас. Что-то случилось. На занятиях меня сегодня не будет.

— Я придумаю что-нибудь.

Гермиона благодарно улыбнулась:

— Я тебе обещаю, Гарри, что найду способ рассказать тебе все. Я добьюсь разрешения. Ты подождешь?

— Конечно, Герм. Я не стану больше не о чем тебя расспрашивать.

И приготовлю ОД на всякий случай.

Староста школы согласно кивнула.

— Иди, а то Рон совсем разнервничается.

— И ты иди, Герм. Будь осторожна.

— Как всегда, Гарри, как всегда…

* * *

Драко неторопливо шел по коридору и все никак не мог избавиться от чувства глубокой досады. В кабинете ЗОТС он решил для себя, что между Демвилем и Грейнджер есть определенные отношения, и, решив это, тут же его начали донимать различные сценарии с этими двоими в главной роли: вот они мило воркуют на тему нового заклинания, вот с жаром обнимаются на прощание, вот долго целуются, а вот… Нет, это совсем извращение. И не успел он еще отбросить ненужные мысли, как одна из картинок предстала перед ним в полной красе, только вместо Демвиля был Поттер.

Надо сказать, вид нежно обнимающихся Грейнджер и Поттера доставил ему еще меньше удовольствия, чем воображаемые Грейнджер и Демвиль. Ощутив смутное раздражение и острое непонимание происходящего, Драко не удержался от колкости с целью вывести Поттера из себя. Небольшая разрядка не помешала бы, а Поттер всегда болезненно относился ко всяким там намекам об отношениях с Грейнджер.

Но в этот раз гриффиндорцу удалось его удивить и, более того, заставить еще сильнее разозлиться. Иначе как получилось, что Драко оговорился о Демвиле? Просто эта поза Поттера, взгляд и что-то собственническое к Грейнджер… Все было так демонстративно, что Малфой не мог не заметить и не разозлиться.

Нападать первым Драко в привычках не имел, а Поттер и не собирался. Пришлось спокойно уйти. Разрядиться не получилось, стало лишь паршивее.

А потом Грейнджер не появилась на заклинаниях. Поттер невозмутимо сообщил профессору, что Гермиона заболела и намекнул на какое-то пережитое проклятие.

Флитвик сочувствующе и согласно покивал, не стал ничего уточнять, будто для него все было известно и так.

Только Драко отлично помнил, что Грейнджер была полностью здорова и заболевать не собиралась. Отговорка Поттера была брехней, об этом свидетельствовал удивленный шепот Уизли и короткий ответ Поттера.

Не появилась староста школы и на обеде, и на ужине. Не вернулась она и к ночи в свою спальню.

«Куда она могла деться? — недоумевал Драко, сам себе удивляясь. — Ясное дело, здесь без Демвиля не обошлось, она куда-то с ним ушла. Тогда получается, что Поттер знает об их отношениях? Что за бред?!

Куда исчезли правильные гриффиндорцы? Кто подменил за лето Грейнджер и Поттера? И что дальше будет? Уизли окажутся богатыми аристократами, ненавидящими маглов и грязнокровок?

Истинно бред! Даже звучит по-глупому…»

Так ничего и не надумав толкового, Драко уснул в кресле, где, сам не зная, почему, дожидался Грейнджер.