Корейский для начинающих (гет)

Я в смятении махала рукой вслед группе, удаляющейся в здание вокзала, считая себя конченной рисковой идиоткой, доверчиво поддавшейся уговорам задержаться на день в Сеуле, цитирую: «В целях осмотра достопримечательностей, вы же наверняка посмотрели всего-ничего…», — так сказал по телефону Юн Сон, который с бухты-барахты решил объявиться именно перед нашим отъездом. Я уже думала изменить своё решение, но как раз в это время, приказав не сходить с места, он отбыл, чтобы обменять мой сегодняшний билет. Мои дорогие девочки, прочитавшие мне жуткую лекцию о старпёрах-извращенцах, постоянно оборачиваясь, переговаривались между собой и ободряюще, но тревожно улыбались.

— Удачной тебе ночи, Анютка! — иронично крикнул Женя, мерзко осклабив свой поганый рот в подобии улыбки.

Я на всю площадь выкрикнула ему предложение прогуляться дальним пешим маршрутом с анатомическим уклоном, не заботясь, что кто-то сможет понять грязный русский язык, и оттопырила средний палец, впрочем, получила два таких же в ответ.

— Урод, — буркнула я, сжимая кулаки добела, но отвернувшись, столкнулась лицом к лицу с Юн Соном.

Вырвавшееся у меня междометие заставило в ужасе зажать рот ладонью, испуганно глядя на него. Надо же так влипнуть, и мой некрасивый жест он наверняка тоже видел. Похоже, пора догонять своих. Позор-то какой…

— Высокие отношения, — спокойно заметил Юн Сон. — Вы всегда так грубы, или этот молодой человек заслуживает подобного отношения?

— Я… он, — промямлила я, не убирая ладони от губ. — Прошу прощения, у нас есть небольшое недопонимание. Постойте, — оборвала я себя, — вы что, поняли, что я ему сказала? — мои глаза наполнились ужасом.

— И даже то, что вы сказали мне, — ответил он, строго глядя на меня, готовую провалиться сквозь землю. — Я когда-то изучал в университете русский язык, иногда и в Москве бываю по работе. Хотя я мало что помню. Но по вашей экспрессии было несложно догадаться о сути разговора.

— О, — выдавила я, совершенно опустошённая подобными новостями. — Простите… Я не подумала… Это вышло случайно, — замельтешила я, отчаянно жестикулируя. — Обещаю, что больше вы такого не услышите…

— Ничего, я хорошо знаком с русским менталитетом, — заметил он, и, Боже, как мне не понравился смысл и интонации в его речи.

Я не спорила, что русские туристы, как правило, редко блещут культурой, но не планировала ухудшать мнение иностранцев о своей Родине. А что он подумал обо мне… Как же стыдно, просто ужасно стыдно!.. Будем надеяться, что женины слова он не перевёл.

— Идёмте в машину, дождь начинается, — нейтрально предложил Юн Сон, однако фирменный пакет бутика, где я купила пиджак, всё же галантно взял, как и один из моих рюкзаков, стоявший на каменной скамье.

Другой уже был на моих плечах, а в руках находился пакет с косметикой, а так же остальным барахлом, купленным в Коэксе. Чувствуя себя униженной собственным поведением идиоткой, я понуро засеменила вслед за мужчиной. Зря я ввязалась в эту аванюру. Да зачем он вообще позвонил мне? Опять начнётся это странное общение, ещё дико раздражало кольцо, как я и думала, обручальное, объявившееся на безымянном пальце левой руки. В отличие от православных, католики носят его на левой руке. В принадлежности Юн Сона к католичеству, а не к буддизму, я не сомневалась, об этом свидетельствовал крестик у него на груди, совсем непохожий на православный. Распятие Христа было выполнено не на шести или восьмиконечном кресте, а на обычном.

Юн Сон несколько оторопел от веса найковского спортивного рюкзака, когда взял его из моих рук, чтобы закинуть на заднее сидение.

— Вы там камни носите?

— Нет, — потирая плечи, на которых остались красные полоски от лямок, ответила я, — там фото-аппаратура и ещё куча девайсов.

— Я думал, что фотоаппарат в том рюкзаке, — указал он на соседний пухлый чёрный рюкзак с маленькой нашивкой в виде фотоаппарата на штативе.

— Ну… — я не нашла что ответить, а лишь поймав взгляд аля «женская логика», неубедительно пожала плечами.

Впрочем, логика была — в том рюкзаке, если разобрать все отсеки, будет гораздо больше места для необходимой одежды, что я взяла с собой в Сеул. Фотоаппарат с объективом начальника, конечно же, было опрометчиво таскать в незащищённой от ударов таре, но зато гораздо удобнее доставать, не возясь с застежками, а просто дернув за шнурок рюкзачка, похожего на мешок для сменки. Дождь вновь прекратился, не оставив даже луж на асфальте, когда мы тронулись в неизвестную сторону. В очередной раз у меня появились мысли, что я, возможно, совершила глупость, оставшись в Сеуле на свой страх и риск. Наверное, я сошла с ума и, глядя на Юн Сона, вновь испытывала приутихшие подозрения насчет его странного желания находиться в моей компании. Интересно, знает ли сего супруга, что он разъезжает по Сеулу с какой-то непонятной русской? Невольно бросив взгляд в чуть забрызганное дождем зеркало заднего вида на моей двери, я в ужасе стала приглаживать растрепавшиеся волосы, но заметив заинтересованный взгляд спутника, манипуляции прекратила, сжавшись в комок на сидении.

— Почему вы такая… седая? Какой у вас натуральный цвет волос? — неожиданно спросил Юн Сон, осматривая мою голову точно на предмет вшей.

— Русый, — спустя какое-то время ответила я, вспоминая слово на английском, и добавила: — А седая я из-за специального шампуня.

Зачем он спрашивает, по чуть отросшим корням и так видно. Да и не такая я и седая, мелирование у меня хоть и частое, но неяркое, в сравнении с пергидрольными блондинками.

— Должно быть, русый — очень красивый цвет. Зря вы краситесь, ваша натуральная красота, я уверен, ничуть не хуже…

— Мне так больше нравится, — обидевшись, фыркнула я, сдержав комментарий про его крашеные волосы.

— Я ни в коем случае не хотел вас обидеть, но, кажется, этот цвет делает вас старше…

— А родной превращает меня в бледную моль.

Юн Сон снисходительно усмехнулся и больше не трогал опасную почву, видимо, вспомнив, что критика и я — вещи несовместимые. Мы проезжали мимо какого-то оживлённого района со стеклянными высотками, закрывающими солнце и дающими густую тень, отчего вдоль улицы стали постепенно зажигаться фонари и включаться неоновые вывески, хотя небо ещё было светлым. Толпы людей скапливались у пешеходных переходов и с невероятной скоростью переходили дорогу. В Сеуле и в Пусане светофоры всегда работают в пользу водителей. В нос ударил запах выпечки, проникший в машину через открытое окно, и я вспомнила, что сегодня ничего не ела, кроме традиционного бананового молока и пары бисквитов, но не стала говорить об этом Юн Сону.

— Вы по телефону сказали, что не успели побывать на телебашне. Сейчас самое время — на закате там очень красиво, — начал он и, взглянув на занимающиеся на небе тучи, добавил: — Надеюсь, мы опередим ливень.

— Погода здесь очень изменчива, — заметила я. — В России, например, если небо заволокло, то обязательно будет дождь, а здесь тучи могут быстро рассеяться, и через несколько минут уже будет жарить солнце.

— Как вам Сеул? — поинтересовался он.

— Не знаю, в плане достопримечательностей — очень красивое место, но жить я бы хотела в Пусане, — зевнув, поведала я, мысленно помянув нехорошим словом участников группы, которые исправно портили мне настроение в эти выходные. — Наверное, здесь слишком суетливо, словно другой мир… А там невероятной красоты пляжи и темп жизни размеренный…

— Вы правы, здесь слишком много людей, я и сам часто устаю от этого, однако зимой здесь более мягкий климат, нежели в Пусане — там сильнейшие ветра.

— Знаю, — отозвалась я, отсутствующе глядя в бардачок.

— Вы выглядите уставшей.

— Немного, мы почти не спали в эти выходные, — пожаловалась я негромко. — Всё потому, что Сеул слишком большой, чтобы спать.

Ага, конечно, если учесть, что большую часть времени мы пробухали на Хондэ и возле хостела. Эти русские такие странные…

— Тогда на сегодня обойдёмся телебашней, а завтра я покажу вам красивые места, где бывает мало туристов, — распланировал он. — Правда, после работы, но я освобожусь довольно быстро.

— Юн Сон щи, но у меня завтра поезд в семь, успеем ли мы осмотреть всё? — устало сдвинув брови, сказала я. — Если вы сами не устали, давайте сегодня всё посмотрим, я выдержу…

Он посмотрел на меня серьезно, но с улыбкой.

— К сожалению, назавтра все билеты на поезд раскуплены, я взял на вторник…

— Что? — ахнула я, но он, судя по всему, ожидал подобной реакции. — А как же… Да меня убьют за это!

Ну дела… Сначала он уговаривает меня задержаться на день, в итоге — на два. Такой расклад меня не слишком устраивал.

— Мне казалось, что ваши родители в России, да и лет вам уже немало.

— Вот спасибо, — огрызнулась я, не сдержавшись. — Надо было сказать об этом до того, как мои друзья отбыли в Пусан.

— Но тогда уехали бы и вы… — мне, наверное, показалось, но в его голосе проскользнула грустная нотка.

— За меня будут волноваться, — не зная, что добавить, сказала я. — Подруги у меня, знаете, очень заботливые… Иногда даже слишком…

— В любом случае, у вас уже нет выбора, — на его лице отобразилась немного нахальная улыбка, а мне захотелось спрятать голову в песок. — У ваших друзей наверняка есть интернет в общежитии, да и номер Ан Ён Чжу, — назвал он имя сонсеним, — у меня есть. Не переживайте, в конце концов, они только позавидуют вам, ведь вам удастся увидеть настоящий нетуристический Сеул. Так сказать, обложку красивого города, знакомого вам только по дорамам.

Ага, позавидуют, только потом отдубасят чем-нибудь тяжелым. Перспектива увидеть столичный андерграунд, конечно же, не могла не радовать, вот только нужно ли мне это? Степенный Пусан, где жизнь куда более традиционна, стал мне настоящим домом, а Сеул казался огромным мегаполисом, незнакомым, несомненно, красивым, но, возможно, опасным... Мне казалось, что я не смогу запомнить ни одной улочки, ни одной вывески, тогда как «дома» всё казалось родным и знакомым. Нет, я не боялась нового, просто очень тяжело привыкала к чужой обстановке, да и не успею привыкнуть, ведь у меня всего два дня… Неужели я начинаю думать о своем решении остаться с положительной стороны?

— Вы всё ещё дуетесь на меня из-за билета? — спросил Юн Сон, опережая моё желание взглянуть на него с подозрением.

— Да, — честно ответила я. — Это слишком внезапно. Это шло вразрез с моими планами, да и учёбу придется пропустить…

— Вы же знаете корейский выше преподаваемого уровня, сами говорили, — моментально припомнил он, заставив меня недовольно поджать губы в ответ на его улыбку.

Чёрт возьми, и почему, когда я смотрю на него, хочется забыть про его ехидство и подколы, стремление заставить меня плясать под его дудку? Что в нём такого особенного, что уже сейчас мои только что поджатые губы сами собой расплылись в ответной улыбке, и так же сам собою вырвался смех? Меня как будто переключили с одного канала на другой. И то было совсем не ржание коня, и не кокетство, а просто смех — так должна смеяться нормальная девушка, а не быдло, орущее матом на Сеульском вокзале. И откуда у меня появились силы, чтобы изменить испорченное его выходкой настроение и просто плыть по течению, отметая все «против»? В какой-то момент я почувствовала свободу и независимость от своей группы, я могла получать удовольствие от общества этого человека, от Сеула, который, к слову, всё же не был так плох, и попытаться перестать быть колючей, как ёж, забыть все свои недостатки и комплексы и научиться различать в его как будто насмешливых речах искренние комплименты. Ведь Юн Сон назвал меня красивой… Только осознав это, я почувствовала не гордость, не очередную победу над каким-то понравившимся мне юношей, а просто приятное тепло, греющее сердце.

Юн Сон не груб, а просто прямолинеен и внимателен к мелочам — всего лишь склад характера, который я постоянно определяю как внешний снобизм и сарказм. Он современен в речи, а не то, чего я ожидала от взрослого мужчины, корейца, которых я поневоле ровняла под одну гребенку. Возможно, мне предстоит узнать о нём немного больше, но сделав маленькое открытие, я уже чувствовала себя спокойнее и зареклась больше не огрызаться, а попробовать быть девушкой…

Сумерки едва занимались; минуя пробки, мы успели добраться до телебашни до заката. Взяв только деньги и фотоаппарат со вспышкой под заинтересованный взгляд Юн Сона, я оставила вещи, зачарованно поглядывая на гору Нам, из самой вершины которой подобно нераспустившемуся тюльпану вырастала сеульская телебашня, пока ещё не освещенная прожекторами. Мы торопились до заката, посему выбрали наибыстрейший способ добраться до вершины — на фуникулере, что позволило сделать мне отличные фотографии прилегающей местности и отдаляющегося города. Юн Сон лишь тихонечко наблюдал за мной, изредка указывая наилучший вид для съёмки. Безумно красивый пейзаж открывался уже с холма у основания башни. Я хотела осмотреть ещё выставочный и концертный залы на нижнем этаже, но, к сожалению, нам пришлось поторопиться наверх, чтобы уловить наступающий закат — как обычно, день здесь сменяется ночью в считанные минуты.

Юн Сон пропустил меня в лифт первой, где пришлось немного потесниться из-за наплыва туристов, что было неудивительно для этого времени суток. Несмотря на остановки, чтобы выпустить людей на этажах, где располагались рестораны, скоростной лифт быстро домчал нас до одной из смотровых площадок \"N Seoul Tower\" — так называется телебашня.

Я почти забыла про присутствие Юн Сона, прилипнув к панорамному окну с видом на зажигающий огни город и саму башню уже освещенную прожекторами, которые включились, наверное, когда мы ехали на лифте. Оказалось, что на соответствующих по направлению окнах смотровой площадки показаны расстояния в километрах до разных городов мира… Не переставая восхищаться, я настроила фотоаппарат, но, к несчастью забыла, что внешняя вспышка включена, поэтому первый же кадр не получился, отразив от стекла внутреннее пространство площадки и… задумчивое лицо Юн Сона, очень красивое в дымке блика вспышки, показавшееся молодым, только серьёзные глаза выдавали возраст. Небо стремительно темнело, а я, не переставая, носилась из стороны в сторону, снимая Сеул со всех сторон, пока меня не остановил Юн Сон, буквально схвативший за плечо.

— Анна, вы не думали, что так активно занимаясь фотографией на память, вы упускаете самое главное — настоящее, то, что происходит сейчас, от чего можете получить удовольствие и не глядя в видоискатель?

Я опустила фотоаппарат, пристыженно глядя на спутника, а тот просто развернул меня к окну, положив ладони на мои плечи. Насколько же он был прав, укоряя меня в суматошности, свойственной, наверно, почти всем туристам, что без остановки щелкали камерами вокруг нас. По-новому взглянув на раскинувшийся на далёкие километры Сеул, я вдруг ощутила блаженство, вот она — ценность момента, когда впереди открывается неизведанная вселенная, словно ты паришь над городом, забывая мыслить, существовать… Подобная красота, конечно же, должна остаться на фотографиях, но они ничто по сравнению с личным присутствием… С моментом, когда подобное происходит на самом деле, когда с одной стороны из-за туч всё ещё пробивается солнечный свет, а с другой наступает ночь, наряжая город огнями, точно ёлку на Новый Год.

Вереницами, одна за другой, зажигались целые улицы дорожных фонарей, опоясывая «ёлку» гирляндами. Машины носились внизу, их силуэты постепенно растворялись в наступающей темноте, оставляя только красные и жёлтые «глаза» фар и стопов. Всё было так волшебно, эфемерно, будто это всего лишь сон, который развеется поутру. А ещё эти тёплые ладони на моих плечах и улыбка в неярком отражении стекла из-за приглушенного освещения на смотровой площадке.

— Очень красиво, — тихонько и почти бесстрастно сказала я, хотя внутри бушевало неподдельное восхищение, едва не превратившее меня в Гюнай; ещё немного и я бы начала кружиться в странном танце. — Даже не знаю, что сказать…

— Просто наслаждайтесь, — ответил он, убирая руки с моих плеч. — Я отойду к автомату с водой, — предупредил Юн Сон и оставил меня наедине со своими мыслями. — Вам что-то взять?

— Нет, спасибо, — отстраненно отозвалась я, пытаясь осознать нахлынувшее счастье, что я не дома, не в рутине, а в Сеуле — городе моей мечты, что смотрю на него не через монитор компьютера, а могу почти прикоснуться к жизни своей мечты.

— Анна? — внезапно донёсся до меня голос, на который я сразу же откликнулась, и не подумав, что вряд ли здесь мог быть кто-то из своих.

Передо мной, откуда ни возьмись, выросла статная фигура молодого мужчины, облачённого в стильные закатанные до колен джинсы и светлую свободную футболку с расфокусированным изображением Майкла Джексона на груди.

— Алестер? — удивленно проморгалась я, подумав, что это, наверное, галлюцинация.

— Я думал, что вы уехали в Пусан...

— Я… Я осталась ещё на пару дней в Сеуле…

— А ваша группа? — спросил он с непривычным английским акцентом, по которому не всегда легко было разобрать слова.

— К сожалению, они уже на пути в Пусан, — отозвалась я, внезапно ощутив, что шея скоро переломится под тяжестью ремня фотоаппарата.

До этого его яркая улыбка вдруг потухла, видимо, случайно столкнувшись со мной, Алестер надеялся увидеть Гюнай — как это мило.

— Гюнай, наверное, очень устала, мы всю ночь прогуляли на Хондэ, а потом просидели на веранде хостела, — поведал он искренне, невольно вызвав у меня прилив радости за подругу.

— Вот как? — хитренько ухмыльнувшись, сказала я, а Алестер вдруг полез в карман и достал оттуда знакомую мне заколку Гюнай в виде бантика.

— Она забыла это на столе на веранде, — пояснил он, протягивая мне вещицу.

Странно, неужели он всё это время таскал заколку с собой? Я едва не растаяла от умиления.

— Ваш знакомый? — Юн Сон появился из-за спины, но по выражению лица мне показалось, что он хотел спросить: не пристают ли ко мне?

— Да, мы жили в одном хостеле на Хондэ, — по-корейски ответила я под непонимающий взгляд англичанина, не знавшего и слова этого языка. — Это Алестер, Алестер — это Пэ Юн Сон щи, — по привычке добавила я приставку вежливости, позабыв, что наверняка он может счесть это частью имени.

Они вежливо пожали друг другу руки, но тут на лице Алестера постепенно стало появляться странное выражение, кажется, он узнал моего спутника.

— Пэ Юн Сон? — переспросил он, убеждаясь. — Вы, случайно, пару лет назад не занимались проектированием студии звукозаписи в Лондоне? — и добавил название, которое я ни за что бы не смогла запомнить.

— Возможно, — уклончиво ответил тот, бросив на меня косой взгляд, говорящий, что ему не слишком-то нравятся подобные разговоры.

— Точно, — убедился Алестер. — О вас тогда все говорили, едва смогли заполучить вас…

Я с удивлением обнаружила, что Юн Сон — довольно известная личность в узких кругах. Совпадение, конечно, но мой английский знакомый распалялся не на шутку, периодически поглядывая на меня, видимо, удивляясь, что я — ничтожная блоха — нахожусь в обществе такого человека. Впрочем, слушая хвалебную речь, я поневоле присматривалась к спутнику внимательнее, ощущая некую гордость. Надо же, известный архитектор, делал проекты в Лондоне — я же говорила, что он не с проста так дорого одет и разъезжает на дорогой машине…

Ещё какое-то время нам пришлось посвятить Алестеру, пока Юн Сон в вежливой форме не сообщил, что мы торопимся, недовольно глядя на то, как я пытаюсь проглотить смех. Распрощавшись, мы отбыли в сторону лифта, но вниз не поехали. Верхний этаж башни, оказывается, вращался, по словам Юн Сона, совершая полный круг за сорок восемь минут.

Когда нам принесли меню, я в шоке смотрела на цены, стараясь подавить желание поскорее отсюда ретироваться. Несмотря на то, что угощал Юн Сон, я всё ещё чувствовала неудобство, словно меня покупают. Глупо, конечно, но горбатого могила исправит…

Но моя неловкость быстро сменилась на восхищение, так как во время еды здесь можно было насладиться меняющимися видами Сеула с высоты. Мы ещё и у окна сидели. Мне кажется, что люди приходят сюда не за едой, а именно за замечательными видами. В этом, похоже, и состоит главная роль расположения башни в центре города. За полный оборот здесь можно увидеть весь Сеул.

Юн Сон, всё же заметив мой взгляд на бешеные цены, просто вытянул меню из моих рук и попросил оставить выбор за ним, лишь в очередной раз удостоверившись, что я не люблю сильно острые блюда. Он заказал суп из морепродуктов и пибимпаб*, что удивительно, с мясом, и отдельно для себя попросил принести красный перец. Невзирая на то, что я не слишком-то любила пибимпаб, так как там было слишком много непонятной безвкусной травы, местный оказался очень вкусным, а суп из морепродуктов, подаваемый на специальной горелке, и вовсе восхитительным. Не зря здесь были такие цены, я накинулась на еду, точно лев на зебру, едва сдерживая себя правилами этикета. Впрочем, мой аппетит не вызвал у Юн Сона недовольства, напротив, несмотря на неисчезающую улыбку, он смотрел с одобрением. Сейчас бы ещё стаканчик ледяного пива, но я смиренно довольствовалась водой, пытаясь запить перец, которого в блюдах было всё равно больше, чем я рассчитывала. Юн Сон же вывалил себе в тарелку столько перца, что у меня поневоле сжались внутренности.

Уже лениво ворочая палочками, я расслабилась в удобном кресле, глядя на ночной город, на который слева шла стена дождя, точно отчертили по линеечке. Не зная, чем себя занять, я стала просеивать фотографии, сделанные на смотровой площадке, не заметив, что за мной немного с укором наблюдают. Отложив фотоаппарат, я взглянула на Юн Сона из-под бровей, снова ощущая, что делаю всё неправильно. И тут у меня возник вполне логичный вопрос:

— А где я буду ночевать?

— В моей квартире, — спокойно ответил он. — Там, конечно, не слишком удобно, так как я использую её, в основном, когда у меня много работы, — чем он подтвердил наличие ещё одного дома или квартиры, наверняка в Каннаме, где живут звёзды и просто богатенькие буратино. — Там есть вай-фай, правда, ноутбук я всегда вожу с собой, но могу одолжить свой планшет.

— Было бы неплохо, — согласилась я, сетуя, что оставила свой смартфон в Пусане, и вдруг вспомнила: — А от вас можно будет как-то позвонить в Россию? Мама ждет от меня звонка по приезду из Пусана и наверняка будет переживать.

Он тут же достал телефон, но я сказала, что могу сделать это и позже.

***

Я даже не глядела по сторонам на заливаемые дождём улицы Сеула, пытаясь не уснуть прямо в машине, ещё и тихая печальная мелодия, доносящаяся из колонок, неплохо этому способствовала. Юн Сон мягко вёл машину, не говоря ни слова, периодически тормозя в очередной пробке или на светофоре, и я уже плохо соображала, когда мы свернули с оживлённой улицы в тихий спальный район высоток: въезд туда перегораживал небольшой шлагбаум, который как по команде поднялся, когда бэха сверкнула фарами. В будке сидел ачжощи, которому, чуть опустив водительское стекло, Юн Сон что-то сказал, пытаясь перекричать дождь. Мы подъехали к первой же высотке, нырнули в подземную стоянку и оставили там машину.

Мы поднялись в холл, где Юн Сон перекинулся парой слов с консьержем, а я лишь, вежливо кивнув головой, негромко поздоровалась. Далее предстояла ещё одна поездка в зеркальной кабинке лифта с прозрачной стеной, через которую можно было видеть отдаляющуюся землю и прилегающие улицы. Кажется, восемнадцатый этаж, если я правильно запомнила, так как глаза слипались. Юн Сон провёл меня по недлинному коридору и остановился возле одной из одинаковых дверей, открыв крышку электронного замка и набрав пароль. Пискнув, дверь поддалась, пропуская нас в прихожую квартиры с высокими потолками. Я всё же поёжилась от нахлынувшего ощущения неправильности происходящего.

Квартира оказалась больше похожей на студию. В большом помещении на треножниках были растянуты чертёжные листы с какими-то схемами, на большом столе валялся ворох таких же, удивив меня тем, что в век технологий архитекторы до сих пор полностью не отказались от бумаги в пользу компьютеров. Белая доска в центре комнаты была исписана маркером, где так же нашлись какие-то чертежи и даже рисунок странного яйцеобразного здания.

— Там спальня, — указал Юн Сон на винтовую лестницу, подсказав мне, что квартира многоуровневая. — Дверь в ванную комнату под лестницей. Наверху тоже есть туалет, но душ только внизу.

Ничего себе, не слишком удобно, да я бы здесь навсегда осталась, один вид из окна чего стоил! А кухня, прилегающая к студии, с мебелью из полированной стали в стиле хайтек на вид будто выпрыгнула из кулинарной телепередачи.

— Если вы захотите поесть, нужно будет заказать еду на дом, холодильник я использую для напитков, — продолжал экскурс он, совершенно не замечая моего обалдевшего лица. — Гипермаркет мы проезжали по дороге сюда, это минут десять пешком, если захотите завтра с утра выбраться. Код замка я напишу на доске, только, пожалуйста, не потеряйтесь в городе. Если вдруг задумаете что-то готовить — вся нужная посуда там, там и там…

Я почти не слушала его, озираясь по сторонам. Юн Сон же, предложив подняться по лестнице в спальню, ошарашил меня ещё больше. Минимум мебели, но максимум удобства — так бы я описала стиль комнаты, выполненный в строгой чёрно-белой гамме. Высокая перегородка с разноцветными стеклами и полками с книгами и цветками в горшках разделяла спальню и гардеробную — такую, о которой мечтает, наверное, каждая женщина.

— Располагайтесь, — бросил Юн Сон, ненадолго скрывшись в гардеробе в поисках сменной одежды, что немного удивило меня.

— А вы что, останетесь здесь на ночь? — ошарашенно спросила я, заметив только одну спальню.

— Вообще-то, я здесь живу, — с незлой усмешкой сообщил он очевидное, что подтверждал полный одежды гардероб, никак не сочетающийся с понятием «вторая квартира». Я едва не поперхнулась воздухом, услышав подобную новость. — В основной квартире сейчас ремонт... Не бойтесь, я займу диван внизу, всё равно ночью придется работать, — сообщил он и ретировался, оставив после себя напряженную недосказанность.

Вот это да… У меня абсолютно не находилось слов, чтобы описать такой поворот событий. Совершенно опешив, я порылась в рюкзаке в поисках домашней одежды, в которой ночевала в “казарме”. Мои единственные запасные штаны, помимо леггинсов, оказались “украшены” отвратительно грязными бурыми пятнами на белой заднице. Нужно было застирать их ещё в хостеле, но тогда я была слишком занята. Осторожно спустившись вниз, я спросила о стиральной машинке у расположившегося на диване с ноутбуком Юн Сона, чей домашний вид меня немного смутил — спортивные серые штаны и обыкновенная белая майка, открывающая рельефные плечи и руки, которые просто не могли не привлечь моего внимания. Он объяснил, как пользоваться ультрасовременным и, похоже, обладающим недюжинным искусственным интеллектом самсунговским агрегатом, обнаружившимся в ванне вместе с машинкой для сушки белья, что весьма порадовало.

Пока стирались мои вещи, я без зазрения совести улеглась в хозяйскую ванну, стоявшую треугольником в углу, хохотнув над количеством средств для волос, выставленных здесь же, на специальной полочке. Стиральная машинка уже стихла, когда я проснулась, закашлявшись, оттого, что вода попала в нос. Чёрт, ещё никогда в жизни не засыпала в ванне. Быстренько спустив воду, я, ёжась от прохлады дувшего кондиционера — непременного атрибута всех домов — натянула леггинсы и единственную чистую адидасовскую распашонку в мелкий редкий горох, больше похожую на пижаму, перекинула вещи в сушилку и с одолженным у хозяина дома полотенцем на голове вышла из ванны, нос к носу столкнувшись с Юн Соном.

— Я испугался, что вы там уснули, — оправдал он своё появление возле двери.

— Нет, просто ждала, пока достирает машинка, — соврала я, вдруг вспомнив, что смыла косметику, без которой он меня ещё не видел.

Правильно говорят, что женщина только после свадьбы должна постепенно снимать макияж — сначала румяна, затем помаду и так далее. Я чувствовала себя безоружной в таком домашнем виде, посему, неловко потерев одной ногой о другую, поспешила проскользнуть мимо хозяина квартиры и скрыться на лестнице, но полотенце, обмотанное на голове на манер тюрбана, внезапно слетело прямо в руки Юн Сона.

— Прошу прощения, — пискнула я, возвращаясь вниз и забирая его, тут же прикрыв им растрепанные мокрые волосы.

Юн Сон, похоже, понял причину моих метаний, но не прокомментировал, лишь остановил меня на входе в спальню, протянув «яблочный» планшет и телефон для звонка матери. Быстро совершив звонок, я наврала ей про то, что решила остаться в Сеуле у Ан сонсеним, а мой мобильник покоится в Пусане, так что звонить мне бесполезно. Если что, я сама наберу. Я никогда не врала матери, посему чувствовала себя весьма пристыженно. Обычно я делилась с ней всем, но сейчас это показалось мне не совсем уместным, учитывая, что я за многие тысячи километров от дома, в незнакомом городе и в обществе незнакомого мужчины, мало того, в его квартире.

Быстро сбегав вниз, я вернула телефон и решила, что больше ни за что не буду его тревожить, а позволю себе расслабиться в кровати, слушая музыку и путешествуя по просторам сети. Трудно было с непривычки разобраться с планшетником, но по значку я узнала Сафари — эппловский браузер, вот с переключением клавиатуры на латиницу пришлось немного повозиться. Кириллицы, конечно же, не обнаружилось.

Стоило мне зайти на свою страничку вконтакте, как девчонки, успевшие добраться до общаги, обнаружили моё присутствие и сразу же накинулись с вопросами и переживаниями. Я отвечала неохотно, не желая вдаваться в подробности пребывания в Сеуле, посему нашла единственный выход: переключить тему на Алестера, встреченного мной на площадке. Гюнай, конечно же, воспылала радостью, узнав, что он беспокоился о ней и вернул любимую заколку. Оказывается, он уже успел написать ей о нашей встрече, а так же поведал, что за мужчина был со мной, не опуская подробностей. В итоге девчонки уже знали, что Юн Сон довольно заметная личность, но всё равно предостерегали от необдуманных поступков. Я не могла не согласиться с их опасениями, но, с другой стороны, похоже, что мы общаемся с ним только как друзья, что вполне меня устраивало. В планшетнике оказался и скайп, и девчонки заставили меня включить вебку, что выдало моё нахождение в чьей-то кровати.

— Ты вообще отмороженная на всю башню, — мотала головой Дашка.

— Очень жаль, — монотонно отозвалась я и развернула \"яблоко\" так, чтобы показать обстановку.

— Not bad, — хором отозвались они и засмеялись.

Позади них мелькнула голова Таку, заставив вернуться непрошенные воспоминания, следом я уловила негромкий голос Жени, видимо, тусовавшегося на входе в комнату.

— Анечка, мы все по тебе очень скучаем, кто будет нас веселить вечерами? — мило сложив губки, сказала Гюнай, выдав меня с потрохами сразу же появившемуся в кадре Жени.

— О, — выдал он, — ну и как тебе… Сеул? — с ехидной ухмылкой спросил он, явно намекая на что-то другое.

— Будто бы стал чище без твоего присутствия, — злобно бросила я. — Выйди вон из кадра…

— Всё, всё, ухожу, — сдался он с поднятыми руками, но исчезнув из монитора планшетника, бросил напоследок: — Смотри там, не посрами Отечество…

Облив его грязью, так что Гюнай поспешила прикрыть уши ладонями, я случайно нажала кнопку окончания вызова. Решив не перезванивать, я написала девчонкам, что собираюсь спать, но прежде чем осуществить задуманное, написала на фейсбуке своему знакомому-корейцу, что нахожусь в Сеуле. Он, правда, пожаловался, что так и не сможет вырваться из Киева домой… Вырубив айпад, я в последний раз спустилась вниз, чтобы достать вещи из сушки, впрочем, белые штаны так до конца и не отстирались, легла обратно в кровать и моментально уснула, едва успев взбить подушку…

Первое, что я увидела, проснувшись — незнакомую комнату, вместо привычного близкого от кровати-чердака потолка и заспанных мосек соседок по комнате. Скомканное одеяло лежало на полу, а я оказалась, раскорячившись, в странной позе, головой в угол двуспальной кровати, причем, нижний. Странно, я не заметила, что ворочалась, так как частенько просыпаюсь по ночам, но вчера я была такой уставшей, что должна была спать неподвижным бревном, как Ксюша. С трудом превозмогая лень, опустив руку, чтобы почесать голень, я решила покемарить ещё хотя бы полчаса, обещая себе, что ещё немного и встану… Как же хорошо, что плотные шторы не пропускают солнечных лучей…

Пронзительный стрекот вонзился в уши, заставив меня положить подушку на голову и изо всех сил прижать. Настойчивый звон будильника продолжал нервировать… Стоп! Откуда здесь взяться будильнику? Точно страус из песка, я вытащила голову из-под подушки с полусонными глазами, отказывающимися фокусироваться на чернеющем прямоугольнике телефона, мигающего экраном на простыне возле моей головы.

— Чёрт возьми, заткнись! — я в нервно стала тыкать по тачскрину, но эффекта это не возымело, так как телефон был заблокирован.

Только окончательно проснувшись, мне удалось справиться с мобилой, в которой я узнала юнсоновскую. Странно, я вроде бы отдавала её хозяину вечером. Проморгавшись и утерев глаза кулачками, я сползла с кровати, небрежно закинув на неё одеяло. Мысль, что меня решили разбудить таким варварским способом, сменилась на осознание, что Юн Сон был здесь, когда я спала.

— Отлично, — пробубнила я, вспомнив свое положение на кровати, когда первый раз проснулась.

Кое-как отыскав в одном из рюкзаков расческу, я привела волосы в более или менее удобоваримый вид, умыла лицо в прилегающей комнате с санузлом и спустилась вниз, сразу обнаружив хозяина квартиры, спокойненько пьющего воду из бутылки, облокотившись на дверь холодильника.

— Могли бы и сами разбудить, а не оставлять этого монстра, — потыкала я в телефон пальчиком. — Я едва не разбила его о стену.

— Я счёл это не слишком уместным, не думаю, что вы бы были рады, — ответил он спокойно.

— Тем не менее, вы не постеснялись зайти, — сказала я, но ответа не последовало. — Доброе утро.

— Утро? — Юн Сон кивнул в сторону окна, где темнело небо и лил сильный дождь.

— Сколько времени? — удивленно спросила я и, не дожидаясь ответа, глянула на экран телефона, который всё ещё был в моих руках. — Ох, отлично, я почти сутки проспала.

— Я не думал, что вообще возможно столько спать, — усмехнулся он, протягивая мне новую бутылку воды.

— Я просто не спала почти трое суток, — поведала я, пропустив издёвку мимо ушей. — Видимо, экскурсия по Сеулу отменяется, — с грустью взглянула я за окно.

— Боюсь, что дождь только усиливается, — ответил он. — Но мы можем поужинать в отличном месте с живой музыкой. Кажется, вы не ели целые сутки.

Есть я, конечно, хотела, но немного расстроилась из-за невозможности посмотреть обещанные местечки Сеула. Я сказала, что буду готова через полчаса, и, быстро взяв ноги в руки, побежала наверх, где, неярко накрасившись, извлекла из пакета аккуратный сверток пиджака, купленную под него майку и котелок, но тут же, треснув себя по лбу, вспомнила, что у меня из обуви с собой были только найковские шлёпки.

— Я могу зайти? — послышался голос из-за чуть приоткрывшейся двери.

— Да, — бросила я через плечо, уныло глядя на рваный задник сандалий, которые мне было жалко выбрасывать. — Юн Сон щи, у вас случайно нет клея? — как-то обыденно спросила я, точно своего мужа.

Он заметил в моей руке пострадавшую туфлю и, выбрав из шкафа нужные вещи, сказал, что поищет и отправился вниз, не забыв бросить одобряющий взгляд на разложенные на уже заправленной постели вещи. Я улыбнулась ему в спину, понимая, что, откровенно говоря, он меня использует для увеселения собственной персоны, сам ведь говорил, что я забавная в гневе. Что ж, если я не могу понравиться этому человеку как женщина, это играет даже в мою пользу, я буду использовать его для собственного развлечения, так сказать, бартер. Эпизод с будильником меня ни капли не сконфузил, а напротив, представив, как Юн Сон отчаянно пытается придумать способ разбудить меня, вышагивая вокруг кровати подобно индюку, я залилась хохотом.

— Что вас так сильно рассмешило? — образовался он в комнате снова, протягивая мне какой-то клей.

— Вы не постучали, — напомнила я без укора.

— Это моя комната.

— И что?

— Вы не переодеваетесь.

— Но могла…

— Очень жаль, — саркастично сказал он, а я едва не повалилась на кровать в приступе скрутившего меня хохота, вспомнив, что фраза «очень жаль» была излюбленной у нашей группы, благодаря Сон Чжину.

— Странно, вы, наверное, впервые не бросаетесь на меня за сарказм.

— А, то есть, вы подтверждаете, что это было ехидство? — стараясь успокоиться, выдавила я.

— Не отрицаю, — с серьезным видом ответил он, потом поддержал мой смех, хотя вряд ли мог понять его причину.

— А теперь я буду переодеваться, — намекнула я.

— Мне остаться?

— Юн Сон щи! — фыркнула я наигранно, когда он двинулся в сторону двери.

— Быстрее, пожалуйста, я заказал столик на девять, — предупредил он, выходя из игры и из комнаты.

* * *

«Пибимпаб» (кор. 비빔밥) — это смесь из риса, обжаренных овощей, яиц и пасты из горького красного перца. «Пибимпаб» — самое корейское из всех блюд.