После Арсолира (гет)

День стал достойным продолжением ночи. Когда Ханубис выводил коня со двора, на седло опустилась серая голубка с примотанной к лапке полоской тонкой бумаги. В письме оказалось три слова, небрежно выписанных Старшей Речью: "Я не приеду". Ханубис сжег бумажку заклятием и отпустил птицу.

— Твой выбор и твое право, Этвен, — пробормотал он. Он почти не сомневался, что решение ее будет таковым, но все же надеялся. Любовь не бывает вечной — даже и среди эльфов. Странно, что она вообще ответила.

Деянира проснулась в сквернейшем настроении, каковое только ухудшилось после встречи с менестрелем и гробообразным сундуком Флоры. За первые два часа пути она не сказала ни единого цензурного слова, а после обнаружила, что забыла в трактире кошелек, и разразилась таким потоком ругани, что даже придорожные птицы умолкли.

Так они и ехали тем серым понурым днем: впереди матерящаяся сквозь зубы магичка, а за ней мизантропичный Ханубис на своем черном жеребце, спящие в седлах Марвин и полуэльф — и, в довершение всего, пегая кобыла, несущая на спине гроб с малолетней вампиршей. Дивно, думал Ханубис в такт копытам. Очаровательно. Феерично.

Он не спал этой ночью, а потому на подушке его не нашлось рыжего песка, но стоило ему лишь приглядеться, прислушаться к миру — и тотчас же его внутреннему взору представало отнюдь не то, чему следовало бы. Не древняя магия эльфийских лесов, тонущих в сизом тумане, не перепады коэффициента Санеги, даже не схемы огненных заклятий, бездумно перебираемых Деей. Ярко-синие глаза, сапфир или же синий лед, наблюдающие за ним из дали, до которой сам Ханубис не мог дотянуться. Бесцеремонное, чуть насмешливое внимание. Интерес сытого хищника к... добыче? Сопернику? Партнеру? Этого Ханубис не знал и знать не хотел. Правила игры требуют осторожности, не следует допускать и мыслей о ней, ибо они усиливают связь.

Лориен ар-Тэйн, госпожа Хозяйка, да заберет тебя Бездна.

Под вечер, когда они проезжали тихим, поросшим осиною оврагом, навстречу им выкатилось четверо разбойников. Выглядели они так, словно в засаде и зимовали — грубо сшитые, сырые дубленки, ржавое оружие, заросшие лица. Главный, весьма напоминающий медведя, прокричал что-то неразборчивое, но неоригинальное, потрясая булавой. Ханубис очнулся от тягостных раздумий ни о чем.

— Жители же этого края весьма странноприимны и доброжелательны, — сообщил он со вздохом. — В чем не делают различия между ором, купцом или простым бродягой.

Марвин с менестрелем за его спиной всполошились и начали громко перешептываться.

Разбойник заорал опять.

Подмигнув Ханубису, Дея тронула поводья.

— Чего надо? — спросила она, аккуратно снимая перчатки. Звездочка чуть повернулась, открывая разбойникам обзор на притороченный у седла полутор, но те, по видимости, отличались повышенной тупостью или целеустремленностью и намека не поняли.

— Слазьте с коней, а барахло свое тут оставьте, — зарычал главарь. Остальные поддержали его нестройными выкриками.

— С чего бы это? — удивилась магичка.

— С того... ты мне голову не морочь, слазь с коня давай... — он медленно приближался. До него было шагов десять. Звездочка тихо заржала, и Ханубис придержал своего вороного, шагнувшего было вперед.

— А не страшно четверым на четверых идти? А то вдруг мы с коней сходить не пожелаем, а наоборот, пожелаем вам кишки выпустить?

— С болтом в брюхе — не пожелаете, — со всей силой убеждения прорычал разбойник.

— Ой, так у вас еще арбалетчик есть? — переспросила Деянира. — А то и не один?.. А где же он, в кустах сидит? Вон в тех, да?.. — махнула она рукой. Густые кусты выше по склону разом вспыхнули, раздался вопль. — Или вон в тех?.. — вторая сторона занялась также.

Ханубис засмеялся в голос.

Разбойники ошарашено мотали головами, медленно отступая.

— Ну... мы пойдем тогда, — робко предложил главарь, стянув с головы мохнатую шапку. — Прощения просим, милсдарыня чародейка...

— Стоять, — скомандовала Деянира. Четверка застыла, тщетно пытаясь притвориться элементом ландшафта. — Портки снимайте.

Кусты догорали, исходя густым серым дымом. Разбойники, путаясь в шапках и оружии, пытались выполнить распоряжение. Главарь позабыл снять сапоги, запутался в штанинах и упал. Четверо путников молча взирали на эту непотребную картину.

— А теперь — пшли отсюда, погань, — распорядилась Дея.

В считанные секунды дорога опустела.

— Ух ты... — выпалил Йо. — А я думал, вы их всех — того... В смысле, вы ж такая мрачная сегодня...

— Думаешь, если бы я их "того", это сильно бы меня развеселило? — ледяным тоном поинтересовалась Деянира.

Может, и не развеселило бы, но избавило бы от риска получить болт в спину, подумал Ханубис. Словно услышав его мысль, Дея повернулась к нему.

— За нами они следовать не посмеют. А вернутся сюда — наткнутся на цирк его высочества. Туда им и дорога.

— Кому именно?

— Да всем им...

После захода солнца, когда они достигли комфортабельной и безлюдной гостиницы с геранью на окнах и сворой псов во дворе, Флора вылезла из своего сундука и, скромно усевшись на краешке стула, устремила на некроманта взгляд, от которого у него зачесалась спина. Марвин ковырялся в еде, косясь то на Флору, то на учителя. Деянира уставилась в тарелку так, словно желала испепелить её на месте. Менестрель пялился на всех по очереди и явно с большим трудом сдерживал неуместные замечания. Ханубис мысленно выругался по-орочьи и стал смотреть в огонь.

— Да, — сказал менестрель. — Вот мы все тут сидим и думаем — а что это мы тут сидим? Не потому ли мы сидим тут, что думаем, будто должны сидеть здесь, а не где-то еще? Ведь если бы мы сидели, например...

— Заткнись, — бросила Деянира.

— А? Ладно, молчу-молчу... Может, мне сыграть?

— Не здесь.

— Понял.

Ужин продолжался в полнейшем молчании. Наконец, прожевав нечто бесцветное и безвкусное, Ханубис решил внести свой вклад в застольную беседу.

— Мы приближаемся к владениям Ленерро ар-Диелне, — сообщил он. — Где у каждого из нас будет возможность совершить подвиг — доброе утро, Марвин, — если мы, конечно, доберемся живыми. Для этого же вам надо — во-первых, слушаться меня, а во-вторых, соблюдать технику безопасности. Завтра мы посетим деревню Колокольчик, где произошла массовая спонтанная эскалация, и там задержимся на некоторое время. После чего последуем дальше, соединившись с еще одним отрядом. Теперь о безопасности: некросфера известна своим влиянием на живых, в том числе на эмоциональном и когнитивном планах. А посему, если кто-то из вас вдруг ощутит, что жизнь не удалась и все плохо, ему следует вспомнить, где он находится, поделить переживания на десять, а потом пойти и сделать что-нибудь полезное.

— Ох-ре-ни-тельные перспективы, — произнесла Деянира. — А гроб мы с собой везем для пущей мотивации?

— Это сундук, — прошептала Флора. Встретившись глазами с некромантом, она зарделась и уставилась в стол. Ханубис не без интереса отметил, что кровь вампирши до сих пор содержит высокую долю гемоглобина.

— Гроб, — с напором повторила Дея. — Меня достало его видеть каждый раз, что я оборачиваюсь! Мы не духова команда гробовщиков... Ханубис, нечего скалиться! Ты можешь что-нибудь сделать, чтобы нам не пришлось возить с собой эту дрянь?

— Но... — Флора шмыгнула носом, — это же мой сундук! Как же... как же я?..

— Леди Дея, — начал Марвин, — можно, я объясню?..

— Я не против вашей духовой некромантии, но имею я, Бездна вас всех побери, право на маленькие слабости? Мне троллий хрен положить, где, кого и как зароют, но, имей совесть, избавь меня от этой пакости... Если ты подцепил где-то вампира, то я не обязана терпеть...

Ханубис был рад наблюдать Дею в добром здравии, но Флора зарыдала в два ручья, а Марвин с менестрелем наперебой зашептали ей что-то утешительное. Только в этом сезоне, подумал Ханубис, классическая комедия дель-арте "Злоключения магов". Они, по-видимому, представляли собой сейчас прелюбопытное зрелище: во всяком случае, сквозь щель в кухонной двери за ними очень внимательно наблюдала вся челядь.

— Дея, — сказал он устало, — ты знаешь, что плачущий вампир — редчайшее зрелище?

Магичка посмотрела на Флору, и на лице ее отобразилось что-то вроде неловкости. Сжав зубы, она начала постукивать по столу кончиками пальцев. Конечно, подумал Ханубис, стоило бы оставить заботу о Флоре на Марвине, но тот и покормить ее сегодня не обеспокоился, хоть и получил точнейшие инструкции, а большего от него и ждать смешно.

— Флора, — продолжил он, — ты хочешь снова увидеть солнышко?

Вампирша уставилась на него с привычными преклонением и смертным ужасом.

— Да, мастер... вы хотите... чтобы я...

— Я составлю тебе мазь от солнца, — быстро сказал Ханубис. — Поедешь верхом, как все. Большую часть дня пасмурно, так что я думаю, что существенных неудобств это тебе не причинит.

— Я... — выдохнула Флора. Медленно расцвела улыбкой, и некромант подавил желание отвернуться. Похоже, что в этой прекрасной головке не помещается больше одной мысли одновременно, зато та, что в наличии, выражается всем спектром способов. — Спасибо, мастер!

— Пожалуйста, — поймал радостно-недоверчивый взгляд Марвина. Во имя Бездны, мало тебе было одного восторженного щенка? Теперь их двое, и покоя ты больше не увидишь. А в свободное время они станут делиться опытом и обмениваться знаниями. Марвин будет цитировать ей свою проклятущую Книгу, а Флора — рассказывать о том, как ты выглядишь глазами нежити. Обожание и трепет, Пес, не об этом ли ты мечтал? Точно не об этом? Тогда как же тебя так угораздило, а?

Из непостижимой дали за ним следил насмешливый взгляд. Да, Лориен, все это действительно очень забавно.

Поделить на десять и заняться чем-нибудь полезным.

— ... так что мы можем его загнать? — спрашивал Йо. — И купим выпивки на всех, а, мэтресса Винсент?..

— Пойду, составлю мазь, — сказал Ханубис, вставая. — Флора, зайди ко мне в комнату через час.

Глаза ее вспыхнули такой радостью, что ошибка стала ясна ему мгновенно, но слова уже прозвучали. Он смерил ее прощальным взглядом; маленькая, кончик носа красный, все то же тонкое платье, когда-то желтое, а ныне полинявшее от грязи и стирок.

— Учитель, можно, я помогу вам? — вскочил Марвин. Ну надо же, догадался...

— Можно.

— Флора, — медленно и задумчиво сказала Деянира. — У меня в сумках была какая-то лишняя одежда, если хочешь... кровь очень плохо отстирывается. Ты поуже меня, но, мне кажется, мы могли бы что-нибудь найти.

* * *

Большая часть компонентов, как и ожидал Ханубис, нашлась на кухне, еще кое-что — в мыловарне. Само составление сложностей не представляло.

— ... таким образом, Сила впечатывается в структуру вещества, — заключил он спустя пятьдесят минут. — Если ты не уверен в том, что делаешь, я не рекомендовал бы экспериментировать на полезной тебе нежити. Солнечные ожоги приводят к летальному

исходу в течение считанных минут. От тридцати секунд до десяти минут, если точнее, — в зависимости от возраста вампира. Все понятно?

— Да, — кивнул Марвин. Сидя за столом, он ложкой осторожно перекладывал крем из плошки в глиняную бутылочку. — Технически не очень, а теоретически — понятно.

— Ну и славно. Когда-нибудь потренируешься, — некромант прошелся по комнате, заглянул в узкую полоску зеркала у кровати. Нервный субчик, выглянувший оттуда, представлял собой в высшей степени патетичное зрелище.

— Учитель?.. Я могу у вас кое-что спросить?

— Не собираюсь ли я пустить Флору на опыты?

— А... нет, о другом.

— Слушаю тебя, — Ханубис отвернулся от зеркала.

— Вчера... когда я призвал Силу в том зале... — мальчик был бледным и сосредоточенным. Это означало, что он пытается думать — чему Ханубис мог лишь порадоваться.

— Да?..

— Вы похвалили меня?

— Было дело.

— Но леди ор-Фаль ушла из-за того, что я сделал. И вообще, я испортил вечер.

— О, ты заметил?

— Заметил, — кивнул Марвин. — Хотя не сразу. Так за что же вы меня хвалили?

— Помнишь дословно, что я тебе сказал? — Ханубис вернулся к столу, встал, опираясь на спинку стула. Марвин уткнулся глазами в плошку, сосредоточенно собирая остатки крема.

— "За магию" — повторил он чуть слышно.

— А также: "с этической точки зрения — отвратительно, но технически неплохо". Помнишь? То, что ты вообще берешься импровизировать с Силой — очень хорошо, Марвин. Именно так и становятся магами. Но если ты будешь делать это не думая и без надлежащей аккуратности, то пострадают твои близкие.

— Да... но...

— Понимаешь ли, когда ты применяешь некромантию, ты почти всегда совершаешь нечто глубоко неэтичное, — сказал Ханубис. — Даже простое смещение поля вызывает у многих тревогу. Приводит к бессоннице, головным болям, может спровоцировать выкидыш. Тем не менее, зачастую некромантия необходима. Так что привыкай, отныне этические дилеммы становятся частью твоей жизни. Не этого ли ты и хотел? — слишком резко, подумал он. Надо тактичней.

— Этого, — неуверенно отозвался Марвин. — Этого. Но... как я могу исправить сделанное мной?

— Не лезть к Деянире с глупостями, и отныне пользоваться головой, — по возможности приветливо посоветовал Ханубис. — Это вообще очень полезный навык.

— Угу, — Марвин еще раз поскреб пустую плошку, потом поднял глаза и вдруг улыбнулся, — Спасибо.

В дверях Марвин столкнулся с Флорой, пролепетал что-то несвязное и закрыл за собой дверь. Вампирша замерла на пороге.

Она не придет сегодня, думал Ханубис. Зачем ей торопить события? Ты бы выждал, не придет и она. Ночь приближалась, отдавалась стуком в висках, будто далекие шаги по каменному коридору. Сегодня Родхрин полна, и цвет ее — как пески пустыни.

Флора, склонив голову, стояла у двери. На ней теперь было что-то зеленое со шнуровками, с длинным вырезом на груди, — Ханубис не хотел и думать о том, зачем же Дея тащила это платье на Арсолир. Он остановился, неторопливо разглядывая вампиршу. Да, в прошедший час она не теряла времени даром: что-то сделала с волосами, подвела глаза и губы, даже цепь на шее прикрыла легкомысленным бирюзовым шарфиком.

— Крем на столе, — сказал Ханубис. — В бутылочке. Наносить каждое утро на все обнаженные поверхности тела.

Флора подняла на него глаза — голубые, с расширенными зрачками, и залилась румянцем.

— Подойди и возьми, — уточнил он.

Она медленно, с грацией канатоходца над пропастью, прошла мимо него, наклонилась над столом. У нее хорошая фигура, подумал Ханубис, а волосы в свете свечей отливают золотом. Лет через пять красота ее станет совершенной.

Он чувствовал запах розовых лепестков, исходящий от ее тела, и запах этот заставлял его нервничать. Кажется, что в композицию вплетено что-то еще, приглушенная базисная нота, не роза, что-то знакомое, манящее и отвратительное одновременно. Мускус? Амбра? Падаль? Нота то появлялась, то пропадала, и Ханубис не мог разобрать отчетливей, как ни старался. Что-то очень важное...

— Взяла? Теперь уходи, — голос прозвучал неожиданно хрипло. Флора обернулась, прижимая бутылочку к груди, посмотрела некроманту в глаза, потупилась, стрельнула взглядом в сторону кровати. — Чего ты ждешь?

— Мастер, — пролепетала она.— Вы помните, сегодня ровно месяц как... как...

... как Бреслав рассказал о своей ночной гостье.

— Я помню.

— Я подумала... подумала... — она никак не могла придумать, что же сказать, мялась, облизывала губы, и на глазах ее вновь наливались крупные слезы.

— ...что почему бы не отметить дату сокращением дистанции? — усмехнулся Ханубис. Флора уставилась на него, распахнув глаза. Грудь ее вздымалась, — атавизм, отпечаток былых рефлексов. В самом деле, почему бы и нет? Тело ее холоднее могильной земли, но кожа мягка, а мышцы упруги. Она будет рада, — еще бы, наконец-то все встанет на круги своя, — и, вероятно, окажется достаточно умелой. — Так, Флора?

— Я не...нет!

— Нет? — ты можешь взять ее прямо сейчас, хоть на полу, если так тебе угодно. Она в твоей воле, — отступает, ягодицами прижалась к столу, замерла. В ложбинке между грудями дрожит латунное кольцо на цепочке, шея же целомудренно прикрыта, так что не видно второй — темной, с острыми звеньями. — Если нет, то почему ты еще здесь?

Чтобы добраться до двери, ей нужно пройти мимо тебя, и на это она не осмелится. Едва ли она способна сейчас мыслить, понимать смысл сказанного, — на лице ее страх и возбуждение, слитые воедино, нераздельные, — так же, как неразделимы в тебе самом вожделение, тоска и ярость. Почему бы нет? Она будет нежной, покорной, одна из многих. Золото и лазурь, смазливая кукла, ничего не представлявшая собой при жизни, ничем не ставшая и после смерти. Суррогат, дешевка.

... насмешливый взгляд из запретной дали. Хочешь взглянуть на представление, Лориен? Насладиться дерганьем гальванизируемых лягушек, своеобразным анатомическим театром — сношением двух мертвецов, двух пустых оболочек, совершающих ритуальные движения для приближения очевидной цели? Мы с тобой смотрелись бы лучше, — а, впрочем, с тем же результатом.

Ледяная темная ярость обожгла душу, отрезвляя, приводя в чувство.

— Что это за цепочка? — спросил Ханубис у вампирши. Выгони ее уже, Пес. Она тут ни при чем. — Та, что с кольцом?

Руки Флоры дернулись вверх, закрывая грудь.

— Это... это кольцо, мне подарил... мой Руди мне подарил, мастер, мне снять?..

Бедный маленький паразит, считающий себя человеком. Является ли способность чувствовать признаком жизни? А способность к боли? А память? Чем более мы склонны равнять жизнь и возможность рефлексии, тем менее очевидна разница между живыми и мертвыми.

— Зачем? — сказал Ханубис. — Оставь. Лучше развяжи шарфик, я хочу посмотреть на твою шею. И хватит дергаться, я не ем мертвых девушек.

Она попыталась улыбнуться, с кривой перепуганной ухмылкой развязала узел. Там, где тонкой кожи касался металл, остались красные, воспаленные ранки. За день цепь затянулась, плотнее приникла к плоти, вгрызаясь вглубь.

— Знаешь, Флора, а ты не производишь впечатления особенно опасного хищника, — сказал он тихо. — Сними цепь.

Поставив кувшинчик на стол, она послушно потянулась к замочку. Некромант успел перехватить ее запястья раньше, чем она коснулась металла.

— Не надо. Если ты попробуешь открыть его сама, будет очень больно. Неужели ты еще не пробовала?

— Что вы, мастер...

— Нельзя же быть настолько бесхарактерной, — когда Ханубис коснулся ее шеи, она дернулась испуганно, тут же застыла опять. Он расстегнул цепочку, подбросил на ладони, спрятал в карман. — Я даю тебе свободу, Флора. Если решишь следовать за мной — ты будешь подчиняться и так. Захочешь уйти — уходи и живи как хочешь.

Флора ошарашено посмотрела на него, и глаза ее вновь начали наполняться слезами. Ханубис отошел от нее и сел на кровать.

— А теперь я ложусь спать, — сообщил он. — Иди к себе. Не забудь мазь, и прикрой за собой дверь.

И, видя, как Флора опять задыхается, не находя слов, добавил устало:

— Нет, Флора, я не разрешаю тебе ночевать на коврике в коридоре. Иди.

* * *

Ожидание длилось не так уж долго. Она пришла; и Ханубис был благодарен ей, и ненавидел за то и себя и ее.

С белой террасы был виден город — огромный, многолюдный, как исполинский муравейник, город с широкими проспектами и извилистыми переулками, тростниковыми хижинами бедняков и массивными особняками богачей. А еще в этом городе была река, и яркое, безжалостное солнце. А еще там была она.

— Приветствую тебя, Лориен ар-Тейн.

— Да утолишь ты свой голод, Ханубис, — голос ее был как звучание флейты, улыбка радушна и чуть лукава. — Не зови меня этим именем.

— Да утолишь ты свой голод, Хозяйка, — древнее приветствие, полузабытый язык, чужое имя. — Баалатколь.

— Рада видеть тебя в добром здравии, — золотое шитье на ее белом платье было того же оттенка, что и распущенные волосы. Она почти не изменилась за эти годы... эпохи. Разве что лицо ее стало чуть жестче, а движения — плавней. Кажется, грудь и бедра ее чуть налились с той поры, хотя свободный покрой скорее намекает, нежели подчеркивает. И — неуместная совершенно мысль — неужели она рожала детей? В сущности, почему бы и нет? За прошедшие годы она успела бы стать матерью народов.

— Рад созерцать красоту твою, что подобна солнечному свету, — этот язык требовал пышных эпитетов и цветастых сравнений. Ханубис предпочел бы говорить на Старшей Речи. — Вижу, время поистине не властно над тобой.

— О, неужели ты когда-то сомневался в этом? — засмеялась Хозяйка. — Время бежит сквозь меня и мимо, я же стою на своем, — сказала она, перейдя на эльфийский, а после вернулась к речи, что звучала когда-то в Адмашахине, — я хотела показать тебе мой город. Ты не против, Ханубис?

Отвернувшись, она приблизилась к бронзовым перилам. Ханубис встал рядом. Хозяйка молчала, молчал и он, прислушиваясь к далеким, похожим на плеск волн голосам города.

— Мое детище, — сказала она, наконец. — Абддаран.

— Он прекрасен, — согласился Ханубис.

— Прекрасен. И более того, — внимательный, насмешливый взгляд искоса. — В нем есть и множество других достоинств. Видишь вон тот комплекс, с высоким шпилем? — взмах белой руки, браслеты звенят на запястье. — Мой университет. Крупнейший в мире.

— Как ты и мечтала.

— Да, — улыбка ее была мягкой и счастливой. — Именно так. Вон то черное здание — факультет некромантии. Как видишь, я справилась и без твоей помощи.

— Не сомневался в этом. — Перила были выполнены в виде переплетенных змей, поднимающих головки. — В этой земле в свое время были замечательные специалисты. Как тебе уровень преподавания на кафедре?

— Ты был бы лучше, — призналась она. — Но жаловаться не приходится.

— А какие еще магические кафедры у тебя есть? — полюбопытствовал Ханубис.

— Магия разума. Демонология. Другим разделам искусства обычно учатся в частном порядке.

— Довольно неожиданный выбор, Лориен.

— Для той эльфийской девочки — неожиданный, — согласилась она, повернувшись к некроманту. Глаза ее смеялись, и у Ханубиса перехватило горло от ненависти. — На самом же деле — вполне обоснованный. В нашем жестоком мире, говоря твоими же словами, мы зачастую вынуждены принимать жесткие решения. Кроме того, все эти отрасли знания весьма полезны. Видишь вон ту аллею? По ночам ее освещают элементали огня в хрустальных сферах. Справа — дальше, за рынком — кладбище. За все эти века оно не пробуждалось ни разу. Что же до магии разума... это ведь моя специализация, — снова мягкая, наивная улыбка девочки, хвастающей успехами, — то благодаря ей не одна измученная душа обрела покой... Как ты жил без меня, Ханубис?

— Разнообразно, — безмятежно улыбнулся ей некромант. — Главным образом — разнообразно.

От нее пахло лимоном и какими-то цветами — обманчиво мирный, прохладный запах. Над городом плыло марево.

— Я видела твоего ученика, — сказала она, отвернувшись к панораме. — И эту маленькую нежить. Она — вампир, верно?

— С недавних пор.

— Знаешь... вы чем-то похожи — все трое.

— Предначертаниями судьбы?

— Уродством, — серьезно уточнила Лориен, вновь перейдя на Старшую Речь. — Вы сломаны изнутри сходным образом. Я замечаю подобные вещи.

Ханубис засмеялся. А что еще ты заметила, милая моя? И, кстати говоря, насколько глубоко ты способна залезть ко мне в голову? Так же, как в душу, или все же поменьше?

— Это всего лишь Бездна, — сказал он сквозь смех. — Ничего серьезного. Не замечала за своими некромантами?

— Если тебе так угодно, — усмехнулась и она. — А ведь я могла бы тебе помочь. Хочешь воды?

— Хочу.

— Я следила за битвой на Арсолире, — сказала Хозяйка позже, когда они пили терпкий зеленый чай за низким столиком, бывшим единственным предметом мебели в комнате. Ханубис давно отвык обходиться без стульев. — Это было... зловеще.

— Я должен выразить тебе соболезнования?

— Это сарказм? — подняла она бровь. — Они даже не были моим народом. У моих родичей все спокойно, — Хозяйка мельком взглянула на свои ногти. — Пока что. Но я ожидала, что ты вмешаешься.

— Я не вмешиваюсь в политику. Надоело. А Ленерро ар-Диелне... я ждал его в столице. На таком расстоянии я все равно не смог бы ударить.

— Вот как его зовут? Его появление было весьма эффектно.

— Да, десяток тысяч зомби всегда производят сильный эффект, — согласился Ханубис. Хозяйка кивнула с легкой улыбкой.

— Боги заточили его. И хорошо, он очень опасен, — сказала она. — Но что произошло с тем... существом, что было с эльфами?

— С тварью Хаоса? — Ханубис осознал вдруг, что не вспоминал о нем ни разу с солнцеворота. Такая внезапная забывчивость — только ее еще не хватало. — Пока не знаю.

— Он тревожит меня, — призналась Лориен. — Я не понимаю смысла его деяний. Он вел эльфов не к победе. Все возможные стратегические ошибки, какие только можно было совершить, были совершены. Начиная от дипломатических галантностей с объявлением войны, продолжая бессмысленным налетом на столицу... Все. Но если он вел эльфов к поражению — почему же он не связан ни с кем, кто мог быть в этом хоть как-то заинтересован? Почему не отослал драконов перед боем, зачем сам лез в битву? И почему эльфы пошли за ним?

— Эльфы — странный народ, — сказал Ханубис. — Тебе ли не знать.

— Эльфы мыслят не так, как люди, но все же мыслят, здесь же не было и следа разума, — сказала она. Вытащила из вазы с фруктами апельсин. — Думаю, мы о нем еще услышим.

— Скорее всего, если уж он смог смыться из-под удара богов. Если смог — в чем я не уверен.

Она пожала плечами и, закусив губу, стала разрезать апельсин на тонкие кружочки. Ханубис не спешил предлагать свою помощь, просто смотрел. Он и не помнил, какие тонкие у нее черты, как нежна кожа, и ныне желал осязанием утвердить зрение — коснуться ее щеки костяшками пальцев, очертить абрис, заправить за ушко упавшую на лицо прядь... Желать этого было легко и приятно.

— Как ты громко думаешь, — сказала Лориен, на миг приподняв глаза. — Но продолжай, мне нравится.

— Тебе говорили, что читать мысли без разрешения — дурной тон?

— В последнее время — нет, — нежно улыбнулась она. — Никто бы и не помыслил, тем паче, не посмел бы сказать. Но ты мой старый друг, поэтому я тебя предупреждаю. Я часто слышу, когда думают обо мне.

Какие мягкие формулировки, умилился Ханубис. Что же ты услышала за последние сутки, прелесть моя? Чего же ты хочешь от старого потрепанного некроманта, цветик?

— Нас осталось так мало — помнящих прошлое, — сказала медленно Лориен, взглянула без улыбки. — Иногда мне кажется, что я слышу, как время призывает нас к ответу. Кем мы были, чего добились? У меня, по крайней мере, есть моя страна, мой город... хотя и этого мало. А что сможешь предъявить ты?

— Это иллюзия, солнышко. Мы так же безразличны времени, как и любой из простецов.

— Возможно. Но ты ведь слышишь, как вращается Колесо? Время перемен настало. Хочешь ли ты быть рядом со мной в моих свершениях, Ханубис?

— В каком качестве? — спросил он, потому что вопрос этот подразумевался ею. Ханубис мог бы смотреть на нее вечно.

— Мне нужен полководец, — ответила она, чуть сощурившись. — Полководец армии мертвых. У меня достаточно магов, но нет того, кто смог бы координировать действия отдельных боевых единиц.

Выяснять ее планы Ханубис не собирался. Пустая трата времени. Все равно она скажет лишь то, что хочет сказать.

— Да утолишь ты свой голод, Хозяйка, — усмехнулся он. — Зачем армии мертвых тактика? Поднимаешь зомби, задаешь ему направление, и он идет.

— Можно и так, — согласилась она. — Но это неаккуратно. Мне нужны новые земли, а не кровавые руины. Хочешь апельсин? А еще мне нужен ты.

Он принял полупрозрачный кружок из ее ладоней. Помедлил, высасывая сладкий сок. Когда-то он, не задумываясь, отдал бы за нее весь мир. Он и сейчас был почти готов, а потому медлил, вспоминая сегодняшний вечер. Флора. Безумие, едва не овладевшее им. Насмешливый взгляд глаз, ныне испытующих и печальных. Лориен... Хозяйка, — кем бы она ни была сейчас, — Ханубис знал, что пожалеет о своем решении, но не мог изменить его. Он простил бы ей все. Все. Кроме этого.

— О, — сказал он. — И мы сможем спать в обнимку?

Прежняя Лориен дала бы ему пощечину за такие слова.

— Знаешь, Ханубис, — сказала она на Старшей Речи, медленно и отчетливо, неотрывно на него глядя. — Все эти годы тебе достаточно было меня позвать. Просто позвать. Я поклялась тебя убить, когда ты меня оставил, но те обеты давно засыпал песок. Я приму тебя в любом качестве. Если даже ты захочешь просто сидеть в университетской библиотеке и иногда со мной беседовать — возвращайся.

Он все-таки смутился, отвел глаза первым. Отпил остывшего чая, коснулся Бездны, ища в холоде ее прибежища от неуместных чувств.

— Вот как, — сказал он. — Ответь мне, пожалуйста, на один вопрос, Лориен. Если уж я так дорог тебе и так далее. Зачем ты воздействовала на мой разум, пока я общался с Флорой?

Он почти надеялся ошибиться, но она усмехнулась, и с тонкого, нежного лица на него взглянули глаза Баалатколь. Хозяйки. Сапфир или синий лед, острые ломкие грани — и голодное пламя внутри.

— Разумеется, затем же, зачем ты велел ей снять цепь, — пожала она плечами. — Проверка личности, Ханубис. Я должна была выяснить, чем ты стал.

— По крайней мере, я не дал ей дотронуться до застежки.

— О, нет, ты просто оставил на ней цепь на сутки, — засмеялась Хозяйка. — Чтобы посмотреть, как она себя поведет.

Смех ее был как хрустальные колокольцы на ветру.

— Знаешь, в чем беда? — продолжала она, и мягкий ее голос бил как плеть. — Ты не можешь простить мне, что я не та, кем была когда-то. Но все мы платим за Силу, и ты знаешь, за что именно я заплатила. Возможно, будь ты тогда рядом со мной, как обещал, все решилось бы иначе, но обсуждать это поздно. Фатально поздно. Но ведь и ты изменился. Ты называешь меня чудовищем, ничего не зная обо мне, а между тем я наслышана о твоих деяниях. Ты считаешь меня демоном, но ведь ты любил демона, Ханубис. И не меня ты боишься, а себя самого, собственных твоих желаний. Знаешь... с Флорой я лишь слегка подтолкнула тебя. Ты сам возжелал ее... Пес. И ты требуешь от меня щепетильности, по крайней мере, странной после твоих похождений в Дарлиене.

"Говорит ли она о прошлом или намекает и на настоящее?" — подумал Ханубис, глядя на нее холодно и отстраненно сквозь раскаленное марево трудноопределимых чувств.

— На тебя я бы никогда не надел цепи, — сказал он. Он был жалок в тот миг и знал это.

— Конечно, — засмеялась она. — Ты бы не смог.

Хозяйка не спеша вытерла пальцы белоснежной салфеткой.

— На этом предлагаю считать лирическое отступление завершенным, — сказала она, глядя в сторону. — Оно было тягостным и для меня, но, видимо, необходимым для прояснения некоторых моментов. Если желаешь, я принесу тебе самые искренние извинения, и прочая, и прочая.

Ханубис смотрел на ее руки, тонкие, с длинными чуткими пальцами, на косточку на запястье, которую помнил на ощупь, и золотые, тяжелые браслеты. Надо будет поцеловать ей руку на прощание, подумал он.

— Пустыня наступает на Абддаран, верно? — спросил он. — И голод твой все сильнее, но ты не сможешь утолить его сама. Поэтому ты вспомнила обо мне.

— Какой же ты дурак, — бросила она. — Я вспомнила о тебе, потому что ты один из немногих, с кем я могла бы говорить на равных. Но в этом мире нет ничего, что я не смогу получить и без твоей помощи.

— Как ты прекрасна, Лориен ар-Тэйн, госпожа Хозяйка, — сказал ей Ханубис на языке этих мест. — Мудра и прекрасна, подобна палящему солнцу, и зимней буре, и удару молнии. Но мне, жалкому рабу твоему, слишком дорог рассудок, чтобы принять твою щедрость. Зачем тебе безумный некромант, радость моя? Мне довольно и Бездны; если я впущу в душу и твои нежные пальцы, меня разорвет в клочья.

Лориен медленно закрыла глаза. Провела рукой по лицу.

— Когда-то ты клялся быть на моей стороне, — проговорила она. — И я не буду больше унижаться перед тобой. Я требую от тебя выполнения клятвы, Ханубис. Мне нужен полководец. У тебя есть три месяца, потом я буду ждать тебя.

Кроваво-красный песок тонкой струйкой стекал по скату подушки. Ханубис подставил ладонь, подождал, пока она наполнится. Песок был сухим и горячим и сочился сквозь пальцы. Некромант провел рукой по наволочке, собирая последние песчинки. Вместе с тем, что уже просыпалось, его было как раз с пригоршню.

— Да возьмет тебя Бездна, Хозяйка, — сказал он в ночь.

Ответа не было.