Опус вивендис (гет)

— Всеведущая чаша... — еле слышно повторила МакГонагалл и, дождавшись, когда Министр покинет её кабинет, возмущённо воскликнула.

— Всеведущая чаша! Магические обручи! Ежедневный контроль заклинаний! Мерлин всемогущий, да они что, там, в Министерстве, все с ума посходили? Что мы со всем этим будем делать? Это же школа, а не исправительное учреждение! Впрочем, — добавила она спустя минуту, немного успокоившись, — возможно, в чём-то Кингсли действительно прав: без ложных обвинений, склок и наговоров нам, конечно, не обойтись. Придётся постоянно разбираться с конфликтами. С другой стороны, нет худа без добра: мысль о том, что за ними приглядывают, не даст твоим слизеринцам натворить лишних бед.

Снейп напряжённо сощурился, не отрывая взгляда от камина, затем вдруг, ничего не объясняя, стремительно пересёк комнату и отточенным, немного пугающим своей резкостью движением достал из шкафа толстую тяжёлую книгу. Старый, истлевший от времени фолиант показался МакГонагалл смутно знакомым. Минерва редко просматривала книги, оставшиеся в наследство от Альбуса, и всё же эту книгу она уже определённо видела раньше: абсолютно чёрная, со странно вогнутой обложкой, книга так и манила — «положи на меня руку», «открой меня», «прочти»… Призывная магия? Чёрная магия симбиоза? Минерва немало слышала о книгах, питавшихся за счёт силы своего хозяина. В конце концов, все они выросли на легенде о Костяной книге, но в Хогвартсе такие издания не хранились даже в Запретной секции. Разве что в частных коллекциях профессоров. Там, где живет и учится столько непослушных и любознательных студентов, подобные вещи были попросту неуместны.

Снейп отодвинул в сторону оставленные министром свитки и бережно положил чёрный фолиант на стол.

— Думаю, директор, вы так же, как и Кингсли, не до конца понимаете, с артефактом какой невероятной магической мощи нам предстоит иметь дело, — сказал он, открывая книгу на одной из потемневших от времени страниц. — В древности Всеведущую Чашу называли Расхитительницей душ, её считали настолько опасной, что великий Аврелий Аквинский, один из первых и самых уважаемых исследователей магии, внёс книгу в свой знаменитый «Бестиарий ужасающих тварей», написанный ещё в пятом веке. Всеведущая Чаша была единственным неодушевленным предметом, попавшим на страницы книги, потому что Аврелий не без основания верил, что Чаша, похитившая и уничтожившая такое множество человеческих душ, обязана быть причислена к пантеону живых. Знаете, почему здесь нет её изображения? — Снейп пододвинул книгу к МакГонагалл так, чтобы ей удобно было рассмотреть страницу, исписанную аккуратным каллиграфическим почерком. — Потому что Чаша обладает чарами ненаносимости. Никто не может запечатлеть её изображение на холсте, пергаменте или магических фотопластинах. Говорят, что невыразимцы пробовали использовать даже магловские камеры, чтобы сделать снимки, но Чаша сожгла их, как только они оказались с ней в одной комнате.

Профессор постучал пальцами по раскрытой книге, невольно вкладывая в этот жест всю силу своего раздражения.

— Вы, конечно, помните, что и Кубок огня, и Омут Памяти были изготовлены основателями Хогвартса, но знаете ли вы, что, создавая их, Основатели пытались копировать Всеведущую Чашу, причём, замечу, без должного успеха. Задумайтесь, директор, величайшие артефакты, ставшие за прошедшие века предметами нашего всеобщего восхищения, на самом деле являются лишь жалкими копиями, способными повторить только малую часть тех воистину безграничных возможностей, которыми обладает Всеведущая Чаша. Эта вещь древнее нашей Школы, и никто даже отдалённо не представляет её истинного предназначения. И Министерство хочет подпустить к этой Чаше детей?

— Северус, я не вчера родилась, чтобы не понимать, как может быть опасен магический артефакт, уходящий своей историей в эпоху до Основателей. Вполне вероятно, что к его созданию приложила руку сама Моргана. Но если Чаша не окажется порталом, способным перенести всех нас в преисподнюю, то всё остальное я, пожалуй, всё же переживу.

— Едва ли я поручился бы даже за это, — зло захлопывая книгу, прошипел Снейп.

МакГонагалл обошла стол по кругу и с тяжёлым вздохом опустилась в своё кресло.

— Это вопрос доверия, — сказала она спустя пару секунд. — Уверена, Всеведущая Чаша вполне безопасна. Десятки учёных изучали её все эти годы, и ничего непоправимого не произошло.

— С чего это вы взяли? — без всякой иронии поинтересовался Северус. — Всё, что хранится в подвалах невыразимцев, покрыто завесой тайны, и даже министр не имеет об этом ни малейшего представления. Эта штука могла в неделю съедать по человеку, и мы никогда бы об этом не узнали.

За свою долгую жизнь МакГонагалл слышала немало пугающих историй, рассказанных об Отделе тайн. Поговаривали, что в подвалах невыразимцев, где на все помещения постоянно накладывали заклинания умножения и расширения, с магией творились жуткие вещи: в коридорах, похожих на кротовые норы, время ходило по кругу, начиная свой путь в понедельник и заканчивая в четверг, и все, кто попадали туда без специального амулета, постоянно забывали, что есть и другие дни. В мрачных лабораториях, освещенных слабым светом газовых ламп, маги в белых халатах лепили из глины големов, а затем вдыхали в них жизни, используя души бродячих собак. На подземных этажах в искусственных пещерах, увешанных земляными коконами, спали инферналы, а в стеклянных бассейнах, похожих на бездонные аквариумы, хранились мозги и другие органы человеческих тел, и невыразимцы, вооружившись палочками и ножами, пытались отыскать в них «то самое место», где зарождается магия.

Вероятно, в бытность её простым деканом даже половины подобных рассказов было бы достаточно, чтобы Минерва первая взялась отговаривать Альбуса от появления Всеведущей Чаши в Хогвартсе. Она нашла бы массу убедительных доводов, говоря о неспособности учеников подчиняться правилам, о величайшем самомнении, погубившем немало исследователей, об опасности заблуждений, позволяющих верить, что достаточно опыта и предусмотрительности, чтобы управлять магическими предметами, истинной сущности которых не понимаешь. И, возможно, многие из её аргументов были бы схожи с теми, что сегодня пытался отыскать для неё Северус. Так что же изменилось?

Задумавшись над словами Снейпа, над его страхами и предупреждениями, МакГонагалл невольно опустила руку на лежавшую на столе книгу, и тут же испуганно отдёрнула — на секунду ей показалась, что обложка вонзила в её ладонь сотни иголок. Хищный голодный «Бестиарий» не готов был признавать за ней право владения, но в то же время и не желал отпускать её — странное, пугающее ощущение чужой воли, едва ощутимой и… неживой. Минерва с отвращением отодвинулась, подавляя собственные кошачьи инстинкты — будь она сейчас в своей анимагической форме, шерсть на загривке непременно встала бы дыбом.

Альбус всегда обладал странным пристрастием к подобным вещам, к пугающей нездоровой магии. Его привлекали предметы и люди с испорченной сущностью, порочные в своей изобретательной недосказанности, в своём нежелании следовать правилам. С возрастом он постепенно научился не восхищаться ими, а изучать и направлять, обращать любую, даже не самую чистую магию на пользу людям. И это был его собственный способ делать мир лучше.

Дано ли и ей нечто подобное? Минерва не знала. Она всегда была ведомой, играла по чужим правилам и никогда не устанавливала своих. Но, возможно, сейчас пришло то самое, новое время: Хогвартс нуждался в стабильности, и появление в его стенах Чаши, способной хотя бы на время примирить конфликтующие стороны, не казалось Минерве такой уж высокой платой. В конце концов, даже Альбус однажды позволил впустить дементоров на территорию Хогвартса.

— Кингсли, — сказала она, тщательно обдумывая и подбирая слова, — никогда не предложил бы привезти Чашу в Школу, не будучи уверенным в полной её безопасности. Мы мало что знаем об истинных возможностях этого артефакта, но я не исключаю, что большая часть рассказанных о ней историй — это всего лишь легенды, за долгие века скопившиеся на страницах книг. В любом случае наш выбор невелик, и, если выбирать между магическими обручами и Всеведущей Чашей, я всё же предпочитаю последнюю.

Она сделала вид, что не заметила недовольного восклицания, сорвавшегося с уст Снейпа, и спокойно продолжила, чувствуя, что с каждым сказанным словом её внутренняя уверенность в собственной правоте набирает силу.

— Визенгомот принял решение, и глупо надеяться, что наше мнение хоть что-то изменит. Визит Бруствера был жестом вежливости, а не попыткой заручиться нашим согласием, а значит, единственное, на что мы можем рассчитывать — это установить правила, на которых Всеведущая Чаша прибудет в Хогвартс.

МакГонагалл налила себе немного виски, бросила короткий взгляд на нетронутый стакан Снейпа и, медленно поднявшись, подошла к окну.

Ветер за окном усилился, и фигура мальчишки, всё ещё сражавшегося с летающими по кругу обломками веток, выглядела сейчас до странности неуместно. Листья кружили над полем, стучались в окно и, следуя за яростными порывами ветра, уносились вдаль, в сторону Запретного леса.

— Мы должны позаботиться, чтобы в Школе никто не узнал о Чаше, — сказала МакГонагалл, следя взглядом за росчерками листьев, чертивших замысловатую гравюру по оконному стеклу. — Каждый вечер Сотрудник министерства будет посещать Хогвартс, просматривать заклинания и составлять отчёт для Совета. Я уверена — мне удастся настоять, чтобы все бумаги были обезличены и конфиденциальны. В конце концов, Министру самому не слишком нравятся новые правила.

— Неужели, директор, вы действительно верите, что ежедневные визиты министерского чиновника в Хогвартс останутся незамеченными? — спросил Северус с усталой иронией в голосе. — Через месяц преподаватели поймут, что в Хогвартсе происходит что-то без их ведома. Через два об этом неизбежно догадаются ученики. Шила в мешке не утаить. Когда, ради Мерлина, в этой школе хоть что-то удавалось сохранить в тайне?

МакГонагалл молчала. Нетерпимость Снейпа порой мешала ему рассуждать объективно, и тем неприятнее было признавать тот факт, что в этот раз он был абсолютно прав. Регулярные визиты чиновников или, что ещё хуже, Авроров в Школу действительно привлекут внимание. В Хогвартс нельзя аппарировать, и в маленькой деревушке Хогсмит, где в отсутствие шумной толпы учеников местные жители знают друг друга в лицо, ежедневное появление чужака, направляющегося в Школу, неизбежно вызовет вопросы. Вопросы, которые жители Хогсмида сначала обсудят между собой, обменявшись самыми невероятными предположения, а через день-другой какая-нибудь общительная и словоохотливая домохозяйка увезёт эту новость в Лондон.

«И шила в мешке не утаить!»

Минерва нашла взглядом Милза и в который раз за вечер поймала себя на мысли о том, что эта фраза приобретает особый смысл и в отношении него — сына Пожирателей смерти, неспособного удержать при себе свою пугающую магию. Неудобный мальчишка в неудобное время! Что может быть хуже, чем потомственный чёрный маг с неуправляемым магическим потенциалом, волею судьбы оказавшийся в Хогвартсе именно в тот год, когда дети «неблагонадёжных» возвращаются в школу? В Школу, где будет установлен магический контроль.

Неизбежность выбора казалась пугающе очевидной, и всё же совесть, запрятанная под покровами общественной необходимости, отчаянно шептала, что так нельзя.

Что значит жизнь и судьба одного мальчишки, когда решается вопрос выживания целого магического поколения? Ничтожная крупица в водовороте человеческих судеб!

«Необходимая жертва», «сопутствующей урон». Мерлин! Альбус знал тысячи терминов и слов, способных послужить для неё оправданием. Но уступая доводам разума, сдаваясь на милость здравого смысла, Минерва как никогда понимала, что, принимая подобное решение, она предаёт не только мальчишку, но и себя.

И всё же она почти решилась.

— Я хотела поговорить с тобой о Милзе... — сказала МакГонагалл, не глядя на Снейпа, и, не услышав возражений, продолжила: — Ты знал его родителей, Северус?

Снейп неохотно кивнул.

— Близко?

Неуместность вопроса, казалось, застала Снейпа врасплох. Он секунду молчал, пытаясь понять, намеренно ли МакГонагалл задевает его. Горечь, которую он испытывал всякий раз, когда люди намекали ему на его прошлое, желчной гримасой гнева исказила его худое, болезненного вида лицо. Он заговорил медленно, намеренно неприятно, словно вкладывая в каждое слово своё несогласие с её правом задавать подобные вопросы. Даже став директором, она всё ещё не была Альбусом.

— Они были Пожирателями Смерти, из Ближнего круга. Такими же, как и я, госпожа Директор, — язвительность, которую в этот вечер в его голосе, казалось, заменяла усталость, привычно вернулась. — На собраниях Ближнего круга мы не носили маски и знали друг друга не только по именам, но и по делам нашим... — он не сказал «совершённым во имя нашего господина», но это читалось так явно, что в окончании фразы просто не было никакой необходимости.

МакГонагалл удивлённо подняла на Снейпа глаза, не понимая причины столь резкой перемены его тона и через мгновение вспыхнула:

— Ради всего святого, Северус, я не собиралась терзать тебя! — возмутилась она. Ей с головой хватало и собственных демонов, чтобы дразнить ещё и адских тварей в душе Северуса Снейпа.

Она попыталась продолжить, но Снейп перебил её, не желая оставлять недосказанности:

— Тогда объясни, что ты на самом деле хочешь узнать, Минерва?

Он произнёс это сдержанным тоном, но в голосе его всё ещё слышались отголоски нерастраченной ярости.

МакГонагалл вздохнула и наконец, словно сдаваясь на милость собственных страхов, медленно сказала:

— Насколько мальчик... — ей сложно далось это слово, — опасен? — Она встретила мрачный взгляд Северуса и тут же, словно опомнившись, торопливо добавила: — Если только этот ребенок действительно может быть опасен.

И, видя, что Снейп продолжает неотрывно смотреть на неё, сказала то, что уже и вовсе не собиралась произносить вслух:

— Мерлин, Северус, я просто не могу поверить, что говорю это о ребёнке. Но я хочу быть уверена, что мы не повторяем ошибку Альбуса, позволяя мальчишке учиться в Школе.

Минерва не сказала ни слова о Волдеморте, но Снейп и сам прекрасно понял, куда клонит директор. Едва ли он когда-нибудь признался бы в этом МакГонагалл, но и он порой испытывал странное беспокойство, думая об этом ребёнке. Ему не раз приходилось сталкиваться с непростыми детьми, но никогда ни один из них не казался ему настолько... неясным? У него так и не получалось подобрать верное слово. Мальчишка был замкнутым, нелюдимым и странным. Будучи деканом Слизерина, Снейп хорошо усвоил, что для студентов его факультета происхождение определяло слишком многое. Достаточно было вспомнить военное поколение: Малфои, Гойлы, Крэббы, Нотты — никто из его студентов не противился воле своих отцов, и не одержи в этой войне победу Поттер — всех их ждала бы Тёмная метка и служение Тёмному Лорду.

Он хорошо помнил Магду и Арвена Милзов.

— Они не были похожи на других сторонников Волдеморта, — произнёс Северус после продолжительной паузы. — Большая часть магов, пожелавших последовать за Тёмным Лордом, преследовали вполне прозаичные цели. Обедневшие чистокровные семьи надеялись поправить своё финансовое положение. Богатые аристократы вроде Малфоев грезили о власти. Совсем ещё юные волшебники, жаждавшие величия или свершений, не желали мириться с ограничениями, наложенными Статутом о секретности. Были, конечно, и просто фанатики, сумасшедшие, которым нравилось издеваться над маглами. Милзов не интересовали ни власть, ни деньги, ни маглы — они были умными, хорошо образованными людьми и всё, что имело для них значение — это те тайные знания, которыми обладал Тёмный Лорд. Арвен занимался поиском и изучением магических артефактов, Магда практиковала древние ритуалы. У Милзов было странное извращенное представление о морали. Они никогда не принимали участие в рейдах по устрашению маглов, считая охоту на людей во всех отношениях постыдным развлечением, но при этом не чурались принесения человеческих жертв во время проведения собственных магических ритуалов. Милзы верили в смерть ради науки, не делая различия между магами и маглами, не получая от неё удовольствия, но никогда себе в ней не отказывая. Думаю, Заккари Милз мог быть зачат во время одного из подобных магических ритуалов. Сложно представить, что такая женщина, как Магда, допустила бы, чтобы её ребенок родился случайно. Однако я никогда не присутствовал ни при одном из её экспериментов, ни тем более при родах, не готовил для неё зелий, я вообще ни разу не слышал о том, что у них есть общий ребенок, пока не увидел его имя в Книге Доступа в этом июле.

— Я разговаривала с его теткой сразу после того, как Заккари получил письмо из Хогвартса, — сказала Минерва, тщательно обдумывая услышанный рассказ. — Она напомнила мне миссис Дурсль — столь же надменна и столь же нетерпима к мальчишке. Мне показалось, она так стремилась избавиться от него, что не пришли мы письмо, она сама отправилась бы за ним в Хогвартс. В тоже время сам Милз произвёл на меня впечатление очень спокойного и вежливого мальчика — глядя на него, сложно было представить, что его появление в школе способно принести подобные неприятности. И уж тем более я даже помыслить не могла о таком…

— Не думаю, что мальчишку намеренно обучали тёмной магии. Он знает заклинания. Достаточно много. Но первое, чему учат всех тёмных магов без исключения — это контролировать собственную силу, а не разбрасываться ею по пустякам. Поэтому его магические выбросы кажутся мне чем-то иррациональным. При этом с палочкой он не демонстрирует ничего особенного. Возможно, всё это лишь последствия ритуальной магии, — я не знаю. А возможно, всё дело в том, что мисс Грейнджер излишне эмоциональна и незрела и не умеет контролировать собственных учеников.

— Ты слишком суров к ней, Северус!

— Не льсти ей, Минерва, едва ли я хоть чем-то выделяю твою любимицу среди прочих, — фраза прозвучала устало. Сейчас, когда он так говорил, и правда казалось, что не было порядком набившей оскомину вражды факультетов, язвительных замечаний в адрес неразлучной троицы и нежелания Снейпа признавать за Гермионой заслуженного права учить детей.

Но оба они знали, что это не так.

МакГонагалл покрутила в руках свой стакан виски и, так и не сделав ни одного глотка, решительно поставила его на подоконник.

«Не думаю, что мальчишку обучали чёрной магии».

Надеялась ли она услышать нечто иное? Возможно. Но разве это что-то меняет? Когда-то, будучи деканом Гриффиндора, Минерва могла позволить себе жить по законам совести, но, став директором этой школы, она лишилась этого права.

— Я договорюсь с Попечительским советом об открытии дополнительной преподавательской вакансии, — сказала она, рассеяно глядя в окно, — уверена, учитывая особые обстоятельства, они одобрят это решение.

МакГонагалл ожидала, что Снейп взорвётся яростной вспышкой гнева, отчаянным неприятием, тысячью доводов против! Но он смотрел на неё молча, ничего не говоря, и внезапно она поняла, что, вероятно, он просто презирает её. И ощутила горечь!

Когда-то очень давно она точно так же не понимала Альбуса!

Могла ли она попытаться ему объяснить?! Минерва вновь взяла стакан и с отчаянной решимостью всё же сделала глоток виски.

Но горечь стала лишь ярче! Конечно, она могла попытаться... Но, что, чёрт возьми, это меняет?!

— Вы примете на работу в школу аврора? — спросил Северус после продолжительной паузы. — Вы же понимаете, директор, что для мальчишки это приговор? Если Аврор будет находиться в школе постоянно, нам не удастся спрятать его магию.

— Я не могу спрятать и мальчика, и Чашу, Северус! Ты должен это понимать. Я не могу сражаться со всем миром. И, если мы хотим, чтобы «неблагонадежные» вернулись в Школу, я должна сделать правильный выбор.

* * *

Снейп молча поднялся из-за стола. Не нужно было быть легилиментом, чтобы понять — Макгонагал не была до конца с ним откровенна. Он видел, как сомнения, словно переплетенные червоточины, пожирают Минерву изнутри. Ей слишком сложно далось это решение. Уже в дверях он на мгновение остановился, словно собираясь что-то добавить. Здесь, в этом кабинете, эмоции слишком часто боролись в нём с чувством долга, так часто, что иногда казалось, что он проигрывает сражение лишь потому, что устал от постоянного напряжения. Он мог бы сказать ей, что понимает!

Но он всё ещё злился на неё. Он так и не простил ей те заклятья, что она с такой страстью посылала в него в коридоре в тот день, накануне финальной битвы. Сколько лет прошло, а он до сих пор содрогался каждый раз, вспоминая её лицо. Обжигающие огненные кольца, разящие кинжалы, стремящиеся располосовать его плоть, — Минерва оставалась беспощадна даже тогда, когда наконец поняла, что, противостоя ей, он не использует ничего, кроме щитовых чар.

Северус никогда не напоминал ей об этом, и, наверное, уже никогда ничего и не скажет. Какой смысл ворошить прошлое? Так и не решив ничего более добавить, он вежливо поклонился и вышел.

МакГонагалл слышала, как за ним захлопнулась дверь.

Она посмотрела на одинокий, так и нетронутый стакан виски, оставшийся на столе после Снейпа, и тяжело вздохнула. Сколько бы раз она не протягивала ему ветвь мира — он никогда её не принимал.

Повернувшись к окну, Минерва вновь отыскала глазами поле для квиддича. Несмотря на то, что ветер бушевал вовсю, Заккари Милз продолжал собирать поломанные ветки, с упрямством волоча по траве длинные грабли. Сейчас тяжёлая деревянная палка казалась выше его головы почти на четверть, а излишне свободная мантия делала его ещё более худым и нескладным.

Некоторые дети, по мнению МакГонагалл, обладали странной особенностью всем своим видом вызывать жалость, но, по совершенно непонятной причине, Заккари Милз не был из их числа.