…Луна, луна властвует над Парижем в этот час, затапливая опаловым светом площади и островерхие крыши домов, бросая причудливые тени на мостовые. Луна забавляется, и убогая лачуга вдруг обернется дворцом маленького народца, уличная девка станет феей из полузабытых легенд, а на постных каменных ликах святых Нотр-Дама проступят порок и коварство.

Луна беззастенчиво заглядывает в окно одного из домов на улице Сент-Антуан. В глубине комнаты, на высокой кровати под балдахином распростерлись в любовной истоме мужчина и женщина. В уголках губ мужчины притаилась мечтательная улыбка. Голова женщины покоится на его груди и он, закрыв глаза, перебирает пряди серебрящихся в темноте спальни, будто бы сотканных из лунного сияния волос…

… Диана подняла голову и взглянула на Бюсси. Как же он спокоен, даже безмятежен! Смутная тревога заставила ее сердце замереть на миг.

— Луи, я боюсь, — прошептала она.

— Чего, любовь моя? Неужели этого глупого поединка? — Бюсси открыл глаза и усмехнулся.

Тонкие пальцы легли на его насмешливо изогнутые губы.

— О, не смейся же! Ты самый храбрый человек, когда-либо встреченный мной, но…

Диана невольно кинула взгляд на выпуклый продолговатый шрам на левом боку любимого — след того самого удара шпаги, след Судьбы, пожелавшей, чтобы их пути пересеклись.

Бюсси догадался, куда она смотрит:

— Моя дорогая, пожалуй, я должен быть благодарен господину Келюсу за эту любезность…

— Луи, ты невозможен!

Едва касаясь кончиками пальцев, как будто бы это все еще была разверстая рана, она провела по шраму. Затем коснулась другого шрама — уже на плече.

— Как это произошло?

— Проклятый ломбардец… После этой дуэли мне пришлось освоить приемы флорентийской школы, — неохотно ответил Бюсси.

— А это?

Теперь пальцы Дианы скользили по его груди, нежно лаская еще один рубец.

— Аркебузная пуля… Во Фландрии, — Бюсси осторожно взял ее руку и поднес к губам: — Любовь моя, уверяю, что беспокоиться нет причин… — он вновь привлек Диану к себе.

Сладкая дрожь пробежала по телу молодой женщины, но она уперлась ладонями в грудь Бюсси и упрямо продолжила:

— Прошу… обещай мне…

— Все, что в силах смертного… Диана… — он потянулся к ее губам.

— Нет, послушай! Я хотела поговорить с тобой этой ночью, но ты… — ее слова были прерваны поцелуем.

— Луи! — Диана вырвалась и села на кровати, возмущенно глядя на Бюсси.

— Смерть Христова! — воскликнул Бюсси и со вздохом откинулся на подушки.

— Обещай, что ты будешь беречь себя… ведь твоя жизнь отныне — одно с моей…

— Обещаю.

Он встал с кровати и принялся подбирать разбросанную по полу одежду:

— Видишь, я уже выполняю обещанное. Чтобы завтра силы не оставили меня в самый неподходящий момент…

…Луне прискучило взирать на влюбленных, и она продолжила свой извечный путь по небосводу. Ударил колокол Нотр-Дама. Ему вторили колокола других церквей. Полночь…

— Милый друг, у тебя утомленные глаза, тебе нужно хорошенько выспаться. Уходи!

— Как, уже!

— Я еще обращусь с молитвой к богу, а ты меня поцелуешь.

— Это к тебе надо обращаться с молитвой, как обращаются к святым.

Диана выглянула из окна:

— Посмотри, какая огромная луна! Как ты думаешь, ей смешно или любопытно смотреть на нас?

— Она завидует, — пробормотал Бюсси, зарываясь лицом в волосы Дианы.

…Луна равнодушно льет свой свет на землю. Если бы кто-то мог спросить, что она видит, то луна, возможно, рассказала бы о многом: например, о двух молодых людях, бегущих по ночным улицам Парижа, или о вооруженном отряде, который, повинуясь жестам человека с закрытым маской лицом, бесшумно окружает дом на улице Сент-Антуан или о мужчине и женщине, прильнувших друг к другу в одной из комнат этого дома.

Но луна не расскажет, да и спрашивать некому…