Нелюбимый сын (джен)

Первым чувством, что мне довелось испытать в жизни, был страх — липкий и холодный, лишающий воли к сопротивлению. Это — самое четкое и ясное из воспоминаний детства… Страх перед собственной матерью, перед ее изуродованным, испещренным морщинами, лицом, касанием костлявых рук, гипнотизирующим взглядом черных глаз. Шелест ее платья внушал мне ужас, смешанный с восхищением. Но она никогда не удостаивала меня вниманием дольше необходимого, и часто просто проходила мимо — в свою лабораторию, куда я доступа не имел. И не стремился — от звуков, доносившихся оттуда порой, кровь могла застынуть в жилах не только у ребенка. Простое звяканье инструментов обеспечивало меня ночными кошмарами надолго…

Поскольку мать вечно была занята, моим воспитанием занималась Нал’шиин, ее младшая сестра, женщина робкая и бессловесная, которая боялась Сорвину так же, как и я — как и все обитатели дома. Подобно матери, Нал’шиин стала вдовой в те дни, когда отец потерпел поражение, а ее ребенок родился мертвым. После этого мать забрала сестру к себе и поручила меня ее заботам, целиком и полностью погрузившись в свои исследования. Тетка не чаяла во мне души, и раннее детство было мирным и спокойным, лишь изредка омрачаемым короткими визитами матери. Но в день, когда мне исполнилось пять лет, все это закончилось…

… — Сестра, — донесся до меня дрожащий голос Нал’шиин. Она в ужасе, как и я, уцепившийся в ее юбку в тщетной попытке спрятаться от испытующего взгляда матери. На этот раз защитить меня тетка не сможет. — Он еще так мал. Подожди хотя бы год… Разве может ребенок учиться магии?

— Глупости, — рассердилась мать, ее голос был похож на скрежет металла. — Чем раньше Тот Лар начнет, тем больше постигнет. Забыла, чей он наследник? Времена сейчас тяжелые, пора ему оставить детство раз и навсегда. Мне нужен помощник, и как можно скорее, иначе наше дело пойдет прахом.

— Дай мне еще немного времени, прошу тебя, — взмолилась моя воспитательница. — Я подготовлю его к настоящему обучению…

— Ты и сама умеешь не больше, — фыркнула мать. — Нет, твоя работа закончена. Младенец вырос, и должен войти в общество мужчин, иначе станет слабаком и трусом, а этого нельзя допустить. Тот Лар! — ее окрик ожег меня, словно плеть. — Отцепись от тетки и подойди ко мне.

Ослушаться было страшно, подчиниться — еще страшнее; я только сильнее уткнулся в складки платья Нал’шиин. Та прижала меня к себе, пытаясь спасти.

— Тот Лар! — призыв повторился, еще немного — и разразится буря гнева. — Подойди немедленно.

— Не забирай его, молю, — отчаяние женщины дошло до предела. — Ты же знаешь, это дитя — все, что у меня осталось…

— Это мой сын, а не твой, и я решаю, что с ним делать. — Холод в голосе Сорвины не оставлял надежды ни мне, ни тетке. — Ты хорошо служила ему и получишь награду, но ребенок перейдет к другому наставнику, сколько ни причитай.

— Мне не нужна твоя награда, позволь хотя бы изредка видеться с мальчиком!

— Никогда. — Чужие руки, жесткие и холодные, сильные, несмотря на отраву, текущую в их жилах, оторвали меня от Нал’шиин, напрочь игнорируя жалкое сопротивление. — Идем, я и без того задержалась здесь.

Мать потащила меня за собой, быстро шагая прочь; я еле успевал за ней, не в силах больше упираться. Последний взгляд на воспитательницу — та замерла неподвижно, подобно одной из тех статуй, которыми украшены улицы наших городов… Лишь безграничная боль и тоска в глазах отличали ее от каменных изваяний.

Так закончилось мое детство.

* * *

Следующие годы слились для меня, как один, в бесконечном потоке занятий и магических практик. Не помню, как я рос — подростковый возраст пришел незаметно за попытками разобраться в хитросплетениях заклятий и штудированием бесчисленных фолиантов, оставшихся после отца. Учеба была тяжелой, иногда до невозможности… Большую часть того, что пытались объяснить мне наставники, я просто не понимал.

… — Жаль, очень жаль, — мастер Залтрин задумчиво покачал головой. Я в очередной раз не справился с заданием, и угрюмо смотрел на одну и ту же страницу колдовской книги, не в силах разобрать ни руны — уже ночь, а я не спал почти двое суток. Что толку со всего этого? Хорошо еще, что наказания не последует — мастер никогда не бил меня, и даже не повышал голос, как это делали другие. — Тот Лар. Госпожа будет недовольна…

— Да, учитель, — покорно ответил я. Госпожа матушка всегда недовольна — что с того? Я настолько устал, что даже ее гнев теперь не вызывает страха. Хотя она-то точно не оставит нерадивого сына без наказания. — Это моя вина.

Мастер внимательно посмотрел на меня и так же задумчиво, медленно, взвешивая слова, произнес:

— Твоя вина лишь в том, что ты родился в семье повелителя Драг’Лура, мальчик. — Он не добавил «бывшего», хотя Назшар был повержен больше десятилетия назад — для сподвижников моего отца это не имело значения. — Не буду отрицать, ты не самый талантливый и способный из моих учеников, и высоко подняться, опираясь лишь на собственные силы, у тебя не выйдет никогда. Крепкий середнячок, не более.

Значки в книге то сливались в одно большое пятно, то устраивали причудливый танец. Ответить было нечего — эту горькую истину я понял уже давно, хотя слова учителя все же царапнули по сердцу.

— Но из тебя со временем получится хороший чернокнижник, который может послужить Империи, — продолжал Залтрин. — В конце концов, не всем дано взлетать высоко — кто-то должен оставаться и на земле, в этом нет ничего постыдного. К сожалению, госпожа Сорвина это мнение не разделяет… И ее тоже можно понять — твой отец был выдающимся магом, и сама госпожа ему не уступала. Вместе они могли очень многое, а сейчас повелителя некому заменить. Такие, как он, рождаются раз в тысячелетие.

Я попытался представить себе отца, которого никогда не знал. Стал бы он, как мать, бить меня и лишать сна за плохую учебу? Хотелось верить, что все же нет — учитель рассказывал о Назшаре, и, судя по этим рассказам, отец умел ценить достоинства каждого из своих подданных, был строг, но справедлив. В мечтах я часто видел его — почему-то с чертами Залтрина; он сам наставлял меня в магическом искусстве и никогда, никогда не говорил, что я не оправдал его надежд…

— О чем ты думаешь, Тот Лар? — внезапный вопрос разорвал исподволь окутывающую изможденный разум дрему.

— Об отце, учитель, — честно признался я. — Почему он должен был умереть?

— Так бывает, — мастер подошел к полуоткрытому окну, из которого дул свежий ночной ветер и доносились чьи-то голоса; закрыв створки, он продолжил: — То, за что мы боремся, дитя, требует порой великих жертв. Нору было угодно, чтобы в тот раз жертвой стал повелитель, хотя, видит Серебряный Ткач, любой из нас отдал бы свою кровь по капле вместо него… Мы понесли тяжелую утрату, в первую очередь — ты и госпожа Сорвина. Я желаю тебе быть сильным, ученик, чтобы не сломаться под грузом этой утраты и перенести все, что уготовано судьбой. Ты уже подвергаешься значительному испытанию. Не мне осуждать госпожу, но она настаивает, чтобы ты изучал то, что и студенты Темной Академии не всегда понимают, причем в сжатые сроки, и не хочет даже слышать о неразумности такого подхода! — Залтрин стиснул кулаки. Такая горячность была несвойственна всегда спокойному и уравновешенному учителю. — Тебе понадобится много сил и терпения, чтобы отстоять право быть собой, Тот Лар. Исход этой битвы решишь ты сам.

Я молчал, ошеломленный этой неожиданной тирадой, с трудом пытаясь осмыслить услышанное. Не дожидаясь ответа, да он и не требовался, учитель направился к двери.

— Это весь урок, который я мог дать тебе сегодня, — сказал Залтрин, уже переступая порог. — Можешь отдохнуть до утра — время еще есть… Я поговорю с госпожой.

Небывалое чувство облегчения нахлынуло, будто волна, оставив меня совершенно опустошенным — сил не было даже на то, чтобы встать и дойти до своей комнаты. Уронив голову на книгу, я провалился в бездонную черноту без сновидений…

* * *

За учебой — сначала дома, затем в Темной Академии — шли годы, будучи бессмертным, я не считал их. Из тощего лохматого забитого мальчишки я превратился в молодого мужчину, чего греха таить — довольно привлекательного и более уверенного в себе. Не в последнюю очередь потому, что мать редко вспоминала обо мне — не знаю, что послужило тому причиной: вмешательство Залтрина или ее возросшая занятость, но после памятного разговора с учителем дышать стало легче, постоянный страх ушел на второй план. А в Академии я порой не встречал мать годами, и, естественно, от этого не страдал, как и она… Обучение было все таким же нелегким, но постепенно я привык и даже начал получать удовольствие от получения знаний. Появились и товарищи, хотя отношения с другими студентами клеились плохо — сказывался недостаток общения в детстве. До поступления в Академию я ни разу не разговаривал со сверстниками, так что в компании был застенчив и по большей части молчал, не зная, что сказать. Кто-то считал это проявлением высокомерия, кто-то — слабостью, но задевать в открытую боялись — все помнили, из какой я семьи. Но находились даже те, кто уважал меня, если не за собственные заслуги, то хотя бы за происхождение… Это был, наверное, лучший период жизни.

Всему хорошему, увы, рано или поздно приходит конец — завершилось и мое образование. Я вернулся домой, наивно полагая, что теперь все изменится… В конце концов, мы с матерью не виделись очень давно, я уже не тот ребенок, что пугался одной ее тени! Сорвина быстро заставила меня вспомнить те далекие времена. Она, как никто другой, могла дать любому почувствовать себя ничтожеством… Обретенные в Академии умения мать не впечатлили никак — все же это был не тот уровень, чтоб стать ей полноценным помощником. А ее лаборатория пугала меня так же, как и в детстве — конечно, во время обучения я многое повидал, и отбросил былые страхи и брезгливость, но наши опыты не шли ни в какое сравнение с тем, что происходило за плотно закрытыми дверями владений матери. Поначалу все мои усилия уходили лишь на то, чтоб сдерживать дурноту и не лишиться чувств — какая уж там помощь. Сорвина видела эту слабость и никогда не упускала случая выказать свое презрение — если не словом, то проницательным, острым, будто скальпель, взглядом. Она-то сама всегда оставалась хладнокровной, с подлинным интересом ученого исследуя любую мерзость. Ни тени отвращения не мелькало на изуродованном лице Сорвины, даже если ее руки были по локоть в крови и слизи препарируемых тварей. Впрочем, удовлетворения от чужих мучений я тоже не замечал — мать была полностью равнодушна к испытываемым жертвами страданиям, ее занимала лишь практическая польза от опытов.

Несмотря ни на что, я все еще пытался доказать свою полезность — любой ценой. Но для этого мне не хватало слишком многого… Мало-помалу сопротивление гасло: я покорно подчинялся, выполняя любые поручения, которые давала мать, без попыток разобраться, для чего это нужно — ей лучше знать. Она тоже смирилась с тем, что не получит должной поддержки, и стала сваливать на меня всю наиболее грязную и тяжелую работу, освобождая себе время для более сложных задач. Таким образом, мы пришли к консенсусу, и почти мирно уживались вместе — до одного дня, когда все изменилось в корне.

Я неверящими глазами смотрел на найденный свиток. Подумать только, что можно случайно обнаружить в библиотеке… Жалкий кусок пергамента мог вознести меня на вершину, о которой до сих пор не приходилось и мечтать! Заслужить наконец уважение матери, стать тем, кто серьезно продвинет наше дело…

Вернуть отца к жизни.

Смелая мысль, даже слишком. Мать работала над этим столько лет — получится ли у меня одного? Но отдавать ей драгоценный свиток, свой единственный шанс на достойное положение, я не собирался ни за что. Нет, уж лучше рискнуть самому, осуществить все свои мальчишеские мечты…

Да, так и следует поступить. Теперь мое будущее лишь в моих руках.

* * *

Разумеется, это оказалось далеко не так радужно, как я себе представлял. Все пошло не по плану уже с самого начала — быстро выяснилось, что в одиночку справиться не выйдет, ритуал очень сложный и трудоемкий, а на чью-то помощь рассчитывать не приходилось, раз уж я улизнул от матери и ее покровительства (чего мне это стоило — отдельная тема для рассказа). Друзья из Академии тоже не захотели прийти — за время, проведенное под руководством Сорвины, наши связи заметно ослабли, да и действовал здесь я на свой страх и риск — кто же захочет разделить его без каких-либо гарантий?

Но отступать перед лицом первых же трудностей я не собирался, упорно ища любую возможность привлечь на свою сторону хоть кого-то. В конце концов Нор услышал молитвы верного слуги и направил мне на подмогу Воина Руны! Лучшего и пожелать нельзя. Договориться оказалось довольно просто — человек нуждался в деньгах и не был отягощен моралью почитателей Света, к тому же моя история сильно его заинтересовала. Мы неплохо поладили, и вскоре совместные труды увенчались полным успехом.

Отец вернулся в мир живых — когда это случилось, я и сам не поверил в свою удачу. Свершилось! Конец одиночеству и ненужности… Теперь я смогу доказать, что достоин называться его наследником — Назшар видел меня только взрослым, ему проще, чем матери, свыкнуться с мыслью, что я уже не мальчик и кое-что умею.

После вынужденного долгого бездействия отец с потрясающей энергичностью взялся за работу, строя множество грандиозных планов… в которых сыну по-прежнему не находилось места. Назшар очень скоро забыл обо мне, предпочитая общество Посланника, воина Руны; его он благодарил за спасение! Его, не меня…

В довершение всех несчастий я, тайно вскрыв одно из писем матери к отцу, узнал, что родители планируют обзавестись новым наследником. А как же я?.. Неужели мне придется быть выброшенным и позабытым, словно негодный инструмент, стать лишь неудачной попыткой на пути к идеальному сыну?

На прямой вопрос Назшар только рассмеялся мне в лицо — он с самого начала не считал, что я пригоден к чему-то великому. Но помощью моей не гнушался. Почему? Снова быть на побегушках, будто скерг, покорно исполнять любой приказ и молчать, пока не спросят — за что такая участь? Неужели это никогда не закончится?..

Закончилось, но далеко не так, как мне когда-то представлялось. Когда Назшар открыл врата в мир Теней, вновь подняли голову мятежники, о которых мы и думать давно забыли. Дочь Крэйга Ун’Шаллаха, кровного врага нашей семьи, бросила вызов Назшару, не вошедшему еще в полную силу, и склонила к предательству Посланника. А я…

Я не успел прийти на помощь отцу, занятый очередным его мелким поручением; случайно узнав о нападении, устремился туда, но слишком поздно. Все было почти кончено — мне осталось лишь отстраненно наблюдать за гибелью отца… И своих так и не сбывшихся надежд. Даже перед смертью Назшар не вспомнил обо мне и не позвал.

— Уходи, пока цел, Тот Лар, — рунный воин махнул рукой в сторону портала, где только что скрылась полукровка. — В память о нашем былом сотрудничестве.

— Я заберу тело для похорон, в этом ты мне не откажешь? — спросил я. Нужен был хоть какой-то способ умилостивить Сорвину, даже такой ничтожный — кроме возвращения на родину, других вариантов не предвиделось. — Моя мать так и не увидела своего мужа снова живым…

— Мать? — Посланник поразился до глубины души — ни я, ни Назшар не упоминали о Сорвине при нем. Похоже, он представил себе покорную и забитую жену могущественного чародея, судя по тому, что Светопоклонники знают о женщинах Норкейн. Я не стал его разубеждать. — Да, конечно…

Знал бы он, что мать запросто способна скормить меня паукам. И это будет еще милостью с ее стороны… Таких ошибок Сорвина не прощает. Повторный ритуал уже невозможен, а это значит, что ей придется искать новые пути к возвращению отца. Но, может, она позабудет обо мне, узнав об открытии врат? Навряд ли.

Сбежать бы, но куда? Светопоклонники меня никогда не примут, и бросать ради возможности выслужиться перед ними веру в нашего бога, единственное утешение… Легче умереть. Среди орков или троллей я, может, и нашел бы место, но Сорвина запросто отыщет меня там. В землях Норкейн прятаться точно бессмысленно. Выход один — явиться самому с повинной и принять любое наказание, которому мать подвергнет меня. Может, она все-таки сохранит мне жизнь… Но для начала лучше отправить весть о смерти Назшара письмом и переждать какое-то время здесь, пока гнев матери хоть немного утихнет.

* * *

Я стоял под дверью покоев Сорвины, не решаясь зайти. Страх парализовал меня, отнимая последние силы; в глазах постыдно темнело… только бы не лишиться чувств!

— Я знаю, что ты здесь, сын. Не топчись на пороге, входи, нам нужно поговорить. — Мать словно увидела меня сквозь толщину дверей. Не исключено, что так и было, при помощи магии это несложно… Но, скорее всего, она просто догадалась, зная все мои уловки.

Оттягивать неизбежное не имело смысла — чем дольше затянется заминка, тем сильнее рассердится Сорвина. Я вошел, стараясь не смотреть на мать — ее взгляды обжигали меня, словно кислотный дождь, встретиться с ней глазами было невозможно. Мы долго молчали.

— Матушка, — начал я, когда тишина стала натянутой до предела. — Отец открыл врата Теням в этот мир… Но он погиб. — Как будто она и сама этого не знала — я все уже изложил в письме.

— Как это случилось? — Сорвина, казалось, не заметила моей глупости. Или желала подробностей, кроме тех, что уже были ей известны?

— Полукровка, дочь Крэйга, сразила его, госпожа, — голос звучал испуганно и жалко, ну почему мое самообладание вечно куда-то пропадает перед ней?! — Нас предал Посланник, он помог ей…

— Что?! — мать отбросила последние попытки держать себя в руках и вскочила с места. Казалось, она вот-вот ударит меня — если не магией, так рукой, ледяной, как у мертвеца… Я хорошо знал это касание. — А где был ты?! — прошипела Сорвина, испепеляя меня ненавидящим взглядом. — Почему ты не вырезал ей сердце раньше, чем она посмела бросить вызов Назшару?

— Но… Матушка… — попытался оправдаться я. Учитывая состояние матери — это было бесполезно.

— Оставь меня немедленно, ничтожество! — я торопливо последовал приказу и в полуобморочном состоянии исчез за дверью. К счастью, никто не мог видеть мою слабость — это было бы непростительным позором… Немного успокоившись и вернув ясность мыслей, я прислушался, пытаясь определить, стоит ли возвращаться к себе или ждать здесь продолжения разговора. Из покоев доносился грохот — Сорвина вымещала ярость. Такое случалось крайне редко, и ничего хорошего мне не сулило. Хотелось бы думать, что мне повезло больше, чем вазам и зеркалам, но я знал, что это еще не конец.

И верно — через какое-то время грохот стих, дверь снова распахнулась. Мать, уже восстановившая холодное спокойствие, которым так гордится наш народ, бросила мне:

— Пойдем в лабораторию, — и, не оглядываясь, быстро направилась туда сама.

Неужели она будет использовать меня в своих опытах, как одну из тварей из иных миров?.. Нет, нет, на это не способна даже Сорвина — я же ее сын! Как во сне, я шел за ней, не смея ослушаться даже перед лицом такой ужасной смерти.

Лаборатория, как обычно, встретила нас еле слышным клокотанием реактивов и воем запертых в клетках монстров; я содрогнулся, представив себя на месте одного из них.

Мать наконец обратила на меня внимание:

— Боишься? А ведь именно здесь ты был когда-то зачат, — ее губы расползлись в усмешке.

«Здесь же и умрешь». Она не сказала этих слов, но безумный блеск в глазах не вызывал сомнений в ее намерениях. У меня не осталось сил даже упасть на колени и молить о пощаде… Хотелось только одного — чтоб все поскорее закончилось, так или иначе.

— Итак, мое дорогое дитя, — неожиданно нежным, почти девичьим голосом произнесла Сорвина. Таким тоном она никогда раньше со мной не говорила. Не успел я удивиться этому, как произошла разительная перемена — она прижала меня к стене с неженской силой, впечатывая в холодный камень; резко и отрывисто продолжила, приблизив свое лицо вплотную к моему: — Один раз ты сбежал от меня, и мы оба видели, чем это закончилось. Больше такого не повторится — я буду следить за каждым твоим движением, и за малейшее неповиновение накажу так, что даже мои подопытные посочувствуют. Ты меня понял?

— Да, госпожа… матушка… — выдохнул я, еще не веря своему счастью.

— Хороший мальчик, — Сорвина ослабила хватку, позволив мне высвободиться. — А теперь расскажи подробнее о вратах…

«Тебе понадобится много сил и терпения, чтобы отстоять право быть собой, Тот Лар», — вспомнились давние слова Залтрина. — «Исход этой битвы решишь ты сам…»

Прости, учитель. Я проиграл свою битву.

* * *

Свою угрозу мать выполнила — она никогда не бросала слов на ветер. С того дня моя жизнь окончательно превратилась в ад, но уж лучше жить в этом аду, чем отправиться на Реку Душ, и я полностью покорился. К тому же были в нем и положительные стороны.

— Хочешь стать Верховным Архонтом? — неожиданно спросила Сорвина.

— Что? — мои глаза невольно расширились. Я, ее покорное орудие — и один из важнейших постов в империи? Нет, она, безусловно, могла добиться его для меня, но зачем?

— Я же не могу сама претендовать на это звание, — рассерженно ответила мать на мой вопрос. — Не думай, что я стараюсь ради тебя. Это часть моего плана.

— Согласен, — что еще тут можно было ответить? Даже будучи марионеткой, подставным правителем, из положения Верховного Архонта я мог извлечь свои выгоды…

…Вот так и вышло, что тяжелая, расшитая серебром мантия Архонта легла на мои плечи. О судьбе предыдущего ее носителя я спрашивать не стал — она была очевидной. Зато вид, открывшийся в зеркале, меня более чем устраивал.

— Любуешься? — раздался насмешливый голос матери. Она вошла без стука, неся в руке кубок — значит, очередной приступ был настолько острым, что Сорвина пьет болеутоляющее, не скрываясь. Это плохо.

— Идет мне? — попытался я отшутиться.

— Как скергу — доспех Черного Легиона, — мать отпила из кубка, поморщившись. — Вижу, ты доволен. Но не забывай о своих обязанностях, Архонт — о них я и пришла поговорить. У меня есть идея.

— Какая?

— Договор с Тенями. Зеркало помогло мне найти с ними общий язык, оно же будет гарантией их верности. Тени согласны влиться в нашу армию, если каждый из народа Норкейн уделит им часть своей жизненной силы. Небольшую…

Это мне не понравилось совсем. Я не доверял иномировым чудовищам и не желал делиться с ними хотя бы каплей своей энергии. Но какой у меня был выбор?

— Ритуал почти готов, все уже улажено, — продолжила мать. — Осталось лишь твое согласие.

— А как же ты? Ведь жизненную силу отберут и у тебя.

— Ценю твою заботу о здоровье матери, — Сорвина вновь поднесла кубок к губам. — Но и это не проблема. Ты же сумеешь подправить заклятие так, чтобы меня сия участь миновала? Я уже однажды отдала свою жизненную силу во имя нашей цели.

А что, если… не делать этого?.. Она умрет, без сомнения. Тогда я получу свободу. Жаль, конечно, земли Светопоклонников утопить в крови уже не получится — со смертью Сорвины весь замысел отца рухнет. И в том числе выйдут из-под контроля Тени… Кто поручится, что они не обратят всю свою мощь против нас? Даже если нет — долго ли я проживу среди интриг, которые неизбежно развяжутся в таком случае, без могущественной матери, которая, несмотря ни на что, все же защищала и спасала меня?.. И о звании Верховного Архонта придется забыть раз и навсегда, если чудом уцелею. Проклятие, я должен беречь ее жизнь больше, чем свою!

— Конечно, матушка.

— Имея такого почтительного и заботливого сына, я могу быть спокойна за свое будущее, — произнесла Сорвина, издевательски растягивая слова. Она всегда видела меня насквозь, и вряд ли ход моих мыслей был для нее тайной. — Не волнуйся, я подскажу тебе, как внести поправку в ритуал…

* * *

Гражданская война, разразившаяся после заключения Союза, стала для меня не бедствием, но прекрасной возможностью наконец обрести все, чего я был так долго лишен — власть, уважение, славу… Неважно, что за моей спиной всегда незримо стояла мать, направляя и подталкивая туда, куда нужно ей, неважно, что почти все это знали и тайно презирали меня — когда я наблюдал за битвой, в которую воины шли по одному моему слову, или приносил жертву в священный час Нора под тысячами возбужденных взглядов, то забывал обо всем. Славные пять лет, не омрачаемые ничем, даже собственным уродством — после выкачки жизненной силы мои роскошные черные волосы, которыми я когда-то гордился, побелели и стали ломкими, а глаза выцвели и приобрели желто-зеленый оттенок. Какая разница? Стоило лишь пожелать, и любая женщина становилась моей рабыней.

В Драг’Лур, свой родной город, я победоносно въехал во главе армии. Долгий кровопролитный бой закончился, мы захватили последний оплот сопротивления. Я сам в этот раз вел войско и сражался наравне с другими — Верховный Архонт иногда должен и своим примером показывать доблесть в битве. Уж что-что, а это мне удавалось неплохо — лучше, чем командовать армией…

Мать стояла на вершине крепости, задумчиво глядя вдаль; выражение ее лица было на редкость спокойным и мягким. О причине не стоило и спрашивать — я уже знал, что предатель мертв.

— Ты задержался, — ровно сказала она.

— Да, я зачищал один из верхних ярусов крепости…

— Слишком долго, — в ее голосе не было ни раздражения, ни злости — просто констатация факта. — Не успел к нашей главной победе. Возможно, мне стоило отправить тебя на битву с ним, а?

Холодная дрожь пробежала по моей спине при одной мысли о поединке с Крэйгом. Это был бы самый действенный и быстрый способ от меня избавиться… Я мысленно возблагодарил Нора за то, что теперь мне не грозит смерть от руки предателя.

— Расслабься, это всего лишь шутка. Ты мне еще понадобишься, сын мой… У нас впереди великие дела, — мягко и вкрадчиво говорила Сорвина.

— Какие дела? — я невольно попался на крючок ее обещаний, даже понимая, что эта нежность — минутный порыв, и навеяна радостью от смерти врага. Но так хотелось верить, что мать наконец поняла — и я на что-то гожусь.

— О, для начала мы пойдем в Железные Поля, земли драконокровных, они совсем рядом. Там есть… кое-что, очень мне нужное. А затем можно будет обратить внимание и на Хаймарк. Предстоит война, не менее славная, чем эта — готовь войска, Верховный Архонт. Никто из твоих бойцов разочарован не будет.

— А что особенного есть в Шайкуре, ради чего стоило бы штурмовать такую мощную крепость? — осмелился спросить я.

— Не твоего ума дело, предоставь это мне, — сверкнув глазами, промурлыкала мать. — Узнаешь потом, когда все будет готово… Думай лучше о военной добыче и славе, которую принесет тебе взятие Шайкура — говорят, ранее это не удавалось никому.

— Мне? — в вопросе невольно прозвучала ирония.

— Именно, — кивнула Сорвина. — Кто из нас Верховный Архонт?

От открывшихся перспектив дух захватило бы у кого угодно, и я не стал исключением. Неужели Серебряный Ткач наконец услышал мои мольбы и вознаградил за все перенесенное?

* * *

Как и обещала мать, поход удался. Мы быстро захватили все Железные Поля, исключая лишь крепость, но ее падение было лишь вопросом времени… Сорвина оказалась права — Тени стали очень полезными союзниками, теперь я не жалел об отданной жизненной силе. И даже начинал мечтать о том, что можно будет совершить с их помощью. Весь мир покорится нашему народу, а Нор и Зарах вернутся из несправедливого изгнания!

Но я не слишком-то предавался фантазиям — сколько раз они меня обманывали… И забот у главнокомандующего хватало, чтоб не витать в облаках: полководцем я был ненамного лучшим, чем магом. В первую очередь меня беспокоила полукровка, она сумела сбежать и после падения Драг’Лура, и с Железных Полей, и теперь, конечно, настраивала людей на противостояние Союзу. Мать, как ни странно, не гневалась по этому поводу — на мои опасения она однажды сказала:

— Светопоклонники никогда не прислушаются к ней. Только для чистокровных Норкейн она — мерзостное оскорбление нашей расы, а для людей Найтария такая же, как и мы, темная эльфийка. А этого они не простят ей никогда, сколько бы предатель и его отродье ни возились с ними… К тому же Хаймарк скоро будет отягощен более важными проблемами, — усмешка, больше напоминающая оскал, появилась на ее лице. — Так что полукровку забудут сразу же, едва закончится аудиенция — в лучшем случае. А там найдется кому заняться ею.

О, если бы я тогда знал, как глубоки эти заблуждения… После первых успехов все пошло наперекосяк. Сначала взбунтовались наши союзники-орки, увидев Теней; ссорой воспользовалась молодая Шайкан, сбежавшая вместе с полукровкой. Каким-то чудом им удалось получить армию, мало того — взять Бастион, считавшийся несокрушимым! Значит, проблемы Хаймарка оказались не настолько серьезными, как рассчитывала мать… Мне едва удалось спастись оттуда, в последний миг исчезнув в портале. Я увидел ее совсем рядом — во взгляде женщины пылал такой огонь, что Барга Гор показалась бы по сравнению с ним ледяной пустыней. С тех пор Шайкан страшила меня даже больше, чем мать — странные предчувствия и сны одолевали меня, изматывали, лишая последнего покоя…

Вскоре армия Светопоклонников пришла и на Железные Поля. К тому времени мы уже захватили крепость, но какой с этого прок, если они наступали с каждым днем все увереннее, отвоевывая земли безбожников обратно? А мать, заполучив своего дракона, бросила меня одного — без магической поддержки, с недовольной армией, в окружении врагов, смыкающих кольцо осады… Даже Тени, и без того немногочисленные — основные силы остались в Драг’Луре, не помогли — ходячие деревья эльфов с легкостью обнаруживали призрачных убийц.

Долго это не могло продолжаться, и в конечном итоге Шайкур снова пал, несмотря на все мои попытки исправить положение. Я приготовился было к смерти, безнадежно взывая к матери — связаться с ней не получалось даже с помощью осколков снов. Но налетевший из ниоткуда вихрь магии перенес меня… прямо в ее лабораторию.

— Давно не виделись, — Сорвина не отрывалась от своего занятия, сосредоточенно изучая древний фолиант. — Как дела в Шайкуре?

— Почему ты сделала это? — напрямик спросил я.

— Ты же звал меня, или я ошибаюсь? — с нарочитым удивлением ответила мать. — Разве может мать не прийти на помощь к своему ребенку?

— Я не о том. Почему ты ушла? Теперь война проиграна…

— Мне нет дела до ваших войн, — пожала плечами Сорвина. — Я получила, что хотела, как и вы. Не моя вина, что твои бойцы оказались так слабы, что при малейшем сопротивлении начали роптать и жаловаться.

Я проклинал себя за излишнюю доверчивость. Следовало понять раньше — мать не заинтересована в захвате мира, до воскрешения отца ей это не нужно. Она просто использовала меня и остальных Архонтов для достижения своих целей, сыграв на честолюбии и жажде крови… В который раз уже мои мечты обращаются в прах? Теперь ни о каком возвращении богов и речи быть не может, сохранить бы в целости страну. Я был глупцом, строя грандиозные планы, по-прежнему оставаясь рабом своей матери.

— Ты неплохо послужил мне, готова признать, — Сорвина мимоходом потрепала меня по щеке; я с трудом сдержался, чтоб не отдернуть голову. — Я даже готова простить тебе очередной провал — это неважно, все еще впереди. Здесь, в Драг’Луре, нам ничто не угрожает, пусть Шайкан приходят, если хотят — они найдут лишь свою смерть.

Я промолчал, потупив взгляд. Ответить на это было нечего…

* * *

Потянулись долгие дни ожидания. Мать заперлась с драконом в лаборатории, что там происходило — я не знал и знать не хотел.

Предчувствия и кошмары вновь терзали меня, каждую ночь заставляя просыпаться с бешено колотящимся сердцем. Страх, абсолютно беспочвенный, подтачивал силы, я почти сходил с ума… С приходом дня становилось легче, дела оттесняли переживания на второй план, но ночью все повторялось опять — Шайкан и полукровка стояли передо мной, призывая к ответу, и я не мог что-либо им противопоставить. Рано или поздно они придут не только во сне… И что будет тогда?

Когда это случилось наяву, я даже ощутил облегчение — конец всем кошмарам! Драг’Лур еще никому из Светлых народов не удавалось взять, Сосуд Души — так теперь звали ту Шайкан — не станет исключением, тем более с войском, состоящим из орков и варваров… Тени вырежут их, как когда-то всю касту Драконов.

«Шайкур и Бастион тоже когда-то слыли несокрушимыми», — холод страха вновь подступил к сердцу. — «И где они теперь? Ты уже видел, на что способна эта женщина». Пытаясь отогнать упаднические мысли, я подозвал к себе Первую Тень:

— Если они преодолеют ловушки, ты… — команда оборвалась на полуслове — Тень исчезла, уйдя на свой уровень. Вслед за ней испарились и другие. Но… это невозможно без разрешения Сорвины!

— Назад! Я приказываю! — закричала мать. Поздно — ее уже никто не слышал… — Кто-то украл зеркало! — догадалась она, бледнея. Ужас объял даже Сорвину, и это заставило меня обезуметь окончательно.

— А тебя ведь предупреждали, — бросил я ей в лицо. — Глупая женщина! Твое тщеславие приведет нас к гибели! — в этот момент я забыл о том, что мать все еще может приказать залить мне в горло кипящий свинец за такие слова.

Но зачем, если есть более надежный способ избавиться от наглого сына? Она смерила меня презрительным взглядом и… исчезла подобно Теням. О нет, только не это!..

— Подожди! Матушка!.. — на мой запоздалый зов она не откликнулась — я больше не был нужен. Теперь предстояло рассчитывать лишь на собственные силы. А много ли их было у меня, во всем подчинявшегося матери?.. Но сложить руки прямо сейчас я не мог, все еще оставаясь Верховным Архонтом.

— Да поможет нам Нор, — осевшим голосом сказал я. — Резервы — к бою!

…Последняя защитная башня догорала, разбитая снарядами из орочьих огнеметов. Войска, ведомые Шайкан, уверенно пробивали нашу оборону, не считаясь с потерями. Мне оставалось лишь наблюдать, стиснув зубы, как гибнут один за другим защитники Драг’Лура… А скоро черед дойдет и до меня самого, но эта мысль почему-то больше не пугала. За всю свою жизнь я слишком много боялся. Стоит ли цепляться за такое существование? Было ли у меня вообще хоть что-то, ради чего имело бы смысл жить?

Первые враги уже показались на вершине крепости. Впереди них шли двое — Сосуд Души и полукровка. Обе, как и в моих снах, пылали гневом и жаждой мести — но здесь я мог с ними сразиться.

Заряд черной магии, пущенный в полукровку, добежавшую первой, отскочил от магического щита; один ее клинок парировал мой выпад, другой… странно, откуда столько крови? И почему стало так темно?..

…Матушка, спаси меня!..