Английские розы (джен)

Примечания:

Единственная в этом фанфике глава, действие которой происходит в альтернативной реальности, где Молли и Майкрофт начали встречаться после событий второго сезона (см. также фанфики "Первое Рождество" и "Шерлок Холмс и дело о трёх женщинах" из цикла "Сага о Холмсах")

Лучи утреннего солнца ласково коснулись закрывавших окно тюлевых занавесок, и я не смогла сдержать улыбку. Я не помнила, когда последний раз в Лондоне светило такое яркое солнце, и не помнила, когда последний раз чувствовала себя такой счастливой. Наверное, никогда.

Под белым пуховым одеялом, которым я была накрыта почти с головой, мне было очень тепло, несмотря на то, что на мне не было никакой одежды. Стараясь не шевелиться, чтобы не выдать факта своего пробуждения, я прислушалась к ровному дыханию спящего рядом мужчины. Он ещё не проснулся, и его руки мягко прижимали меня к себе — словно с того момента, как он обнял меня ночью, не прошло и минуты.

Я не хотела просыпаться первой этим утром и, надеясь, что скоро снова засну, закрыла глаза, стараясь вернуться в мир грёз, не думая о том, что сегодня произошло. Но чем больше я уговаривала себя об этом не думать, тем больше мне хотелось заново всё пережить, и тем сильнее начинало стучать сердце у меня в груди. Это же неправда, верно? Не по-настоящему? Ведь со мной такого никогда бы не произошло. Я бы никогда не нашла свою вторую половинку, и на меня никогда не обратил бы внимания такой мужчина, как он.

Всю свою жизнь, уже с ранних лет, я привыкла считать себя самым обыкновенным человеком. У меня были подружки, но их шумные забавы и бесконечные переживания из-за парней были мне чужды, и поэтому я чувствовала себя немного одинокой. Я любила учиться и уже в пятнадцать лет поняла, что хочу быть врачом. Медицина (и особенно анатомия) очень легко мне давалась. У меня была хорошая память, а мой аналитический ум позволял мне схватывать на лету химические формулы и законы, полезные в моей профессии. Я не была затворницей — ходила на вечеринки, путешествовала с друзьями, даже заводила какие-то лёгкие, ни к чему не обязывающие романы. Но всё это меня не трогало. Я никогда не придавала большого значения материальным вещам, понимая, что на свете есть нечто гораздо более важное.

Наверное, поэтому из всех возможных медицинских профессий я выбрала профессию патологоанатома. Да, все эти бесконечные шутки и анекдоты — сначала они меня смущали, но со временем я просто перестала обращать на них внимание. Я не выбрала эту работу, потому что она была «легче», чем работа с живыми пациентами (предубеждение, которое, несмотря на мой спокойный характер, всё же несколько меня задевало). Я выбрала её, потому что кто-то должен этим заниматься. Кто-то должен воспринимать смерть как нормальную составляющую человеческого бытия. Кто-то должен приходить в морг и видеть перед собой не бездыханные куски плоти, некогда бывшие их любимыми людьми, а нуждающиеся в проводнике человеческие души, отправляющиеся в свой последний путь. И я понимала, что мне суждено было стать этим проводником, этим кем-то, кто будет рядом с умершими, пока они ещё не готовы были окончательно перейти в иной мир.

Некоторые мои знакомые не переставали удивляться моему выбору и восхищались, как они говорили, моей выдержкой — словно для выполнения этой работы мне требовались какие-то особые умения. Нет, я никогда не испытывала никакого психологического давления или стресса, работая патологоанатомом и проводя весь свой рабочий день в морге. Просто таковой была моя судьба, и я приняла её без всяких возражений. Моя работа была чрезвычайно важной, и я очень её любила. Да, конечно, я понимала, что она вряд ли принесёт мне некие захватывающие эмоции, но я ведь в этом и не нуждалась, ведь верно?

На этой мысли поток моих размышлений задержался, и я невольно вздрогнула. Задумавшись, я не заметила, как начала легонько водить кончиками пальцев по его обнажённой спине. Нет, сразу же сказала я себе, от этого движения он не проснётся. Я ведь уже хорошо его знаю и должна понимать, что это скорее его успокоит, чем взволнует.

Моей жизни было суждено измениться из-за того, что на одной из лондонских улиц — в самом центре города, недалеко от здания парламента — нашли чей-то неопознанный труп, судьбу которого полицейские Скотланд-Ярда оказались неспособными установить самостоятельно. В помощь им был вызван некий молодой человек, по его собственному определению, «единственный в мире» детектив-консультант. И пусть в моей жизни было много знакомств, только эта встреча изменила её навсегда.

Конечно, я сразу же в него втюрилась. «Втюрилась», наверное, звучит слишком по-девчоночьи, но сейчас я понимаю, что именно так это и называлось. Он показался мне пришельцем с другой планеты. Высокий, эффектный, с очень нетипичной внешностью и ещё более нетипичным поведением — таких людей в своей жизни я ещё не встречала. Конечно, я сразу же начала терять в его присутствии всякую сообразительность и рациональность, и, конечно, он не обращал на меня никакого внимания. Таков уж он был — слишком умный для этого мира, чтобы замечать таких незначительных персон, как я.

И вот год назад ему понадобилась моя помощь. Собственно, моя помощь ему была нужна всегда — кто-то ведь должен был беспрепятственно пускать его в морг — но этот случай был исключительным. На сей раз ему нужно было исчезнуть — и сделать это так, чтобы никто ни о чём не догадался. Задача была непростой, но мы всё-таки справились.

И только через пару недель после его исчезновения я поняла, что не одни мои усилия сыграли решающую роль в успехе нашего заковыристого плана. На самом деле я была лишь винтиком, небольшим звеном. Главным организатором оказался его старший брат. И это именно он, если довести сказанное мною до конца, навсегда изменил мою судьбу.

Конечно, они никогда этого не признают, но они были очень похожи. Оба очень умные, оба очень красивые (хоть старший, конечно, был чуточку симпатичнее), оба такие необычные. Но привлекло меня в нем именно отличие. Отличие от его младшего брата, который — по крайней мере, рядом со мной — никогда не был вдумчивым и рассудительным, никогда не вслушивался в то, что ему говорят, и, по сути, никогда не обращал на меня внимания (если не считать того случая, когда ему действительно понадобилась моя помощь). А старший был именно таким. Стоит ли удивляться, что очень скоро я в него влюбилась — именно влюбилась, так, как влюбляются на всю жизнь. Нет, стоило удивляться другому — тому, что он влюбился в меня.

И я удивлялась этому ровно до сегодняшнего дня. До того момента, когда, после нашего очередного свидания у него дома, он спросил, не хочу ли я остаться на ночь. Он всегда был очень сдержанным и держался с большим достоинством, но сейчас я могла поклясться, что в его голосе слышалась робость. Он боялся, что я откажусь. Боялся, потому что это был очень серьёзный шаг. Он не хотел идти на него, если я не была к этому готова. Но я, сама того не зная, уже давно этого хотела. Хотела стать частью его жизни, чтобы отныне никогда с ним не расставаться.

Машинально я прижалась к его плечу, вслушиваясь в стук его сердца. В тот момент мне захотелось плакать, и я знала, что если я поддамся этому желанию, это будут вовсе не слёзы счастья. Нет, это будут слёзы облегчения, наступившего оттого, что сегодня ночью умерло наше одиночество. Из-за него мы и полюбили друг друга. Я была одинока, когда сопровождала людей в последний путь, а он был одинок, когда пытался разобраться с их земными слабостями. Я знала, что он работал на правительство, и понимала, что эта работа связана не столько с политикой, сколько с преодолением человеческих страстей, с бесконечными попытками разобраться с последствиями их необдуманных поступков и решений. Стоило ли удивляться тому, что он нашёл во мне родственную душу и пригласил разделить с ним его жизнь. Только я и смогу его понять — другой человек, который видит людей неприкрытыми и обнажёнными и, несмотря на это, остаётся с ними до конца.

Я почувствовала, как он легонько вздрогнул во сне, и, чуть приподнявшись, коснулась губами его щеки. Слегка повернув голову, прячась от ярких солнечных лучей, я приготовилась встретить его взгляд в это наше первое новое утро.