Поддавки (джен)

— Чем больше ты будешь меня грызть, тем дольше останешься без воды и еды.

Сова прокусила палец до крови и не желала его отпускать, но Гарри терпеливо переносил мучения, дожидаясь, когда птице надоест эта патовая ситуация и он сможет спокойно продолжить операцию спасения. Руке было больно, но запутавшейся летунье сейчас должно быть ещё больнее.

Гарри показалось, что последний аргумент подействовал и сова ослабила хватку, но едва он попытался пошевелить пальцем, как клещевой захват сжался с удвоенной силой.

— Подруга, я впечатлён, — поморщившись, прошипел Гарри. — Или ты друг?.. Ай! Слушай, я просто хочу тебя освободить. Вреда причинять не буду, обещаю. Только перережу эту верёвку — и лети себе на все четыре… Ой-ёй! Хорошо, уговорила: перережу, освобожу и помогу встать на ноги. Довольна?

Сова внимательно посмотрела ему в глаза и отпустила палец. Гарри сильно удивился такому пониманию, не забыв, однако, сунуть пожёванную фалангу в рот. И кто сказал, что птицы неразумны?

Бьющуюся в ветвях сипуху он заметил ещё утром. Что-то было примотано к её мощной лапе, но частично растрепалось и намертво опутало ветку, на которую птица, вероятно, присела отдохнуть. Как долго сова была в таком бедственном положении — неизвестно. Сколько она может прожить без воды? Помнится, когда в Саутуарке дежуривший в «зверинце» Пит забыл наполнить поилку у волнистых попугайчиков, один из этих крикливых тараканов окочурился уже к вечеру. Но сова-то крупнее…

В общем, пока Гарри отыскивал доступное решение, пока умыкал старую стремянку из завхозовского сарая, пока по-быстрому обедал… Дни в августе длинные, но не бесконечные.

— Не косись на него так, я перережу верёвки, — успокоил Гарри птицу, примериваясь лезвием «складыша» к намотавшемуся клубку. — Если я буду делать это зубами, выйдет дольше и больнее.

Нога у птицы выглядела неважно: кровила и сильно распухла. Возможен перелом. Удерживая конечность за птичье бедро, Гарри осторожно перерезал впившуюся в кожу дратву, благо его карманный нож всегда имел отличную заточку. Всё. Остальной осмотр — только внизу.

— Ну чего ещё? На кой ляд он тебе сдался, твой собственный капкан?

Сипуха дёргалась и кричала — не от боли, а явно пытаясь дотянуться до оставшегося в ветвях грузила.

— На, не вопи! Держи в зубах вместо моего пальца.

Гарри сунул беспокойной сове выпутанный из листьев предмет — картонный цилиндрик размером с пробирку из больнички доктора Роуз — или, если угодно, сигары из кабинета директора Смитсона. Получив любимую погремушку, птица немедленно успокоилась и затихла, вперив в него свои немигающие буркала.

Оказавшись внизу, Гарри присел под деревом прямо на тёплую землю. Следовало провести первичный осмотр и решить, как поступать дальше. Уложив птицу в ладонях на бок — не очень привычная для неё поза, но потерпит — мальчик посмотрел на летунью своим… *даром*.

Откуда у него эта способность, он не знал. Он вообще ничего не помнил до того момента, как очнулся в больнице чуть больше года назад. Имя своё назвать смог, кое-какие общие знания о мире имел, но на этом — всё. Ни родителей, ни родного дома, ни школы — ничего из этого он не помнил. Даже город свой назвать не мог, хотя о географии Альбиона представление имел неплохое.

И ещё — дар.

Без него бы он, наверное, не выкарабкался. Переломы, отбитые внутренности, переохлаждение — его, похоже, выбросили с мчащегося поезда. По крайней мере, бессознательное тело девятилетнего ребёнка обнаружили железнодорожные рабочие, прибывшие на перегон заменить пару шпал.

Повреждения серьёзные, но не фатальные — если нормально лечить. Но кто в наше время будет лечить без страховки бесхозного ребёнка? Пришлось карабкаться самому.

Сову Гарри не удерживал, однако улетать она не спешила. Ещё один нехороший признак. Лечебный дар на чужих почти не работал, но кое-какие наблюдения там, на дереве, оставляли надежду, что с совой всё может получиться нормально. Он лучше стал… понимать её, что ли. Сразу после того, как ему «освежили» нервы попыткой перекусить указательный палец.

— Ты, наверное, кровушки моей попила, подруга, потому я тебя и чувствую, — бормотал Гарри. — То-то ты облизывалась… Ну-ну, не обижайся так сразу. Я понимаю, что пить хочется. Сейчас найдём тебе воду.

Чуть сдвинуть *усилие*… Есть контакт! Птичье тело расцвело золотистыми прожилками, бело-голубыми созвездиями и клубами розоватого тумана. Так, скелет… крылья целы. А вот нога совсем не розовая. Перелом со смещением, отёк… Ноги-то мощные, но дурной силы ещё больше.

— Ну и зачем ты так билась? Летать теперь можешь, охотиться — нет.

Птица обречена, если не вылечить. Но сначала…

— Что предпочтёшь в первую очередь — пить или лечиться?

Сова придушенно пискнула. Понятно. Стараясь не тревожить пациентку, Гарри поднялся и потопал с нею в руках к ближайшему садовому крану. Разбрызгивателей детскому приюту не полагалось, газоны орошались при помощи шлангов и дежурных воспитанников.

Птица не чинясь напилась из ладони. Удивительно умное создание.

Идею взять сипуху с собой в комнату на ночь Гарри отмёл сразу. Даже живи он один… Вообще-то Гарри мог «убеждать» окружающих вести себя нужным ему образом: не замечать, или опасаться, или проявлять симпатию… В некоторых пределах, конечно. Но каждое такое применение *дара* — а это тоже были его проявления — имело свою цену. И наименьшей она была, если вмешательство не вредило «убеждаемому» лицу и вообще привносило в мир минимальные изменения.

А совы очень громко кричат по ночам. Уговаривать их сдерживаться непродуктивно — такова их природа. «Гипнотизировать» придётся многих, а главное, он, Гарри, может не потянуть последствий подавляемого коллективного беспокойства и бессонницы.

Так что оставалось только «логово» на чердаке бывшего угольного сарая. Углём здесь давно не топили — из-за приютского контингента это был бы довольно пожароопасный объект, — да и запирался склад основательно, но небольшое изолированное пространство под стропилами было доступно через слуховое окно. Конечно, столь «вкусное» укрытие в приюте для мальчиков не могло пребывать «бесхозным от насельников», но Гарри умел *отваживать*. Да и места под крышей было немного: сове и её лекарю хватит, а компании любителей повтыкать — вряд ли. В подвалах и просторнее, и теплее. А лекарь упомянут не просто так: в ближайшие сутки Гарри придётся заниматься сеансами «лечения» каждые несколько часов.

Минут через сорок мальчик устало откинулся на одну из подпирающих крышу балок. При помощи своих способностей он обезболил сломанную конечность, вправил кости и наложил самодельный лубок из реек и «пластилина» — того же дерева, податливо размягчённого под действием дара и текущего, словно глина в пальцах скульптора. А вот после фиксации перелома настал черёд самой кропотливой части работы: перехватывать и связывать многочисленные золотистые волокна, разорванные и размётанные в сильно опухшей конечности.

Откуда у него знания о «пластилине» и навыки оказания первой помощи, Гарри не знал. В больнице, где он лежал, помимо «железнодорожных» переломов отыскались следы нескольких старых травм, в том числе и заросшая трещина затылочной кости.

Следователь, занимавшийся его делом, начал с установления личности потерпевшего и оповещения его родни. Эти пункты казались самыми простыми: помимо сделанной в больнице фотографии и предположительного имени, в активе следователя имелись две особые приметы найдёныша: необычно яркие зелёные радужки и старый отчётливый шрам на лбу.

К сожалению, первоначальные прогнозы не оправдались. Никаких «Гарри Поттеров» сопоставимого возраста в реестрах не значилось. Точнее, полные однофамильцы с девяти до одиннадцати лет имелись, но никто из них никуда не терялся, все успешно пребывали по адресу проживания. Расширение поиска по похожим именам (Гарольд, Гаррет…) дало тот же результат.

В течение нескольких последующих недель никто не подавал заявлений о пропавшем ребёнке с сопоставимыми данными, приметами или внешним видом. В полицейских каталогах нарушителей пацан отсутствовал. На эмигранта похож не был: носитель банального лондонского акцента, не слишком испорченного «Кокни» — такой за полгода не освоишь, а натурализованный приезжий успел бы попасть в реестры.

Нужно ли говорить, что и расследование возможного покушения на жизнь несовершеннолетнего тоже не сдвинулось с мёртвой точки. Выборочный опрос поездных бригад всей той прорвы составов, что прошла накануне через злополучный перегон, ничего не дал. Выглядевший лет на девять, ощутимо недокормленный шкет словно появился из ниоткуда и, хуже того, не мог дать полиции ни одного знакомого имени. За что прикажете цепляться? Кого подозревать в наличии мотива?

Дело заглохло и пополнило статистику нераскрытых.

— Голодная? — устало поинтересовался Гарри. — Мне пора на ужин, я попробую принести оттуда что-нибудь для тебя на первый раз. Но еда-то тебе требуется совиная, так ведь?

Совы питаются мышами — это всё, что Гарри знал уверенно. С мышами в приюте проблема — разве что ближе к ночи удастся приманить *даром*. Возможно даже, прямо вот у этого сарая. Но строительного материала усиленно регенерирующему организму потребуется много. Одной-двумя полёвками не обойдёшься.

— Ты насекомых ешь? Кузнечиков там…

Сова возмущённо хекнула.

— Гм… Лягушек, ящериц?

Явных возражений не последовало, проявлений энтузиазма — тоже. Губа не дура.

— Мыши — на сладкое, извини. Возможно, удастся прибить крысу. — Гарри поднялся. — Вернусь через пару часов. Ногу не напрягай. Чем быстрее ты выздоровеешь, тем быстрее сама сможешь ловить себе всё, что пожелаешь.

На чердак Гарри вернулся через полтора часа.

— Вот, поймал тебе ящерицу. И кусок омлета с ужина принёс — вдруг понравится. И… Нет, так не пойдёт, подруга!

Сова по привычке попыталась разодрать ящерицу с задействованием обеих лап, чем едва не обнулила весь предыдущий сеанс лечения. Отобрав под негодующие крики угощение, Гарри лично порезал тушку на куски, достаточные для заглатывания целиком.

— Если не будешь беречь ногу, я сниму с тебя обезболивание. Дай ей хотя бы часов двенадцать, чтобы схватилась. И вот. — Гарри выложил изъятую с кухонной помойки яичную скорлупу и добытый в овраге размельчённый известняк. — Поешь потом чего-нибудь из этого. Для костей твоих, а не для удовольствия! Утром нам, возможно, творог дадут — принесу.

Дождавшись, когда птица наестся, напьётся, вымоет морду и попытается влезть в тарелку с водой целиком — ну что за несерьёзность! — Гарри ещё раз пригрозил чистюле вернуть отрезвляющую боль, после чего взялся за очередной сеанс целительского труда. Лучше меньше, но чаще — так легче подправлять, если что-то пойдёт не так. Сова была истощена вынужденным голоданием и долгим предшествующим перелётом, так что заживление пока что шло медленно. Но проводимые процедуры имеют накопительный эффект. Если не лениться, за несколько дней ногу можно вылечить.

— Извини, сегодня поиграть не получится, — устало пробормотал мальчик, вяло отмахиваясь от в который раз впихиваемой ему в руки совиной «погремушки». — Не понимаю, зачем ты так яростно требовала её там, на дереве, чтобы избавиться от неё здесь, в сарае? Да не тычь ты мне её… Надо бы тебя назвать как-нибудь для удобства.

Сова, продолжавшая всучивать свою втулку для туалетной бумаги, с последними словами выпрямилась и посмотрела на Гарри долгим немигающим взглядом. После чего решительно впихнула-таки трубку ему в ладонь.

Гарри вздохнул, без интереса повертел ценный птичий мусор, заглянул внутрь бумажной трубки… И внезапно ощутил знакомое покалывание в пальцах — такое, какое бывало при использовании своего дара, но теперь пришедшее от «дара» извне.

В руках у Гарри оказался тубус — вполне приличного вида, обтянутый тёмной кожей с золотым тиснением, добротно закрытый торцевыми крышечками и всё ещё размером с сигару.

— Как ты, интересно, летела с такой габаритной поклажей, — пробормотал мальчик, покосившись на сову. — Мне её открыть для тебя?

Сова нетерпеливо пискнула и сделала движение, будто снимает крышку с торца. Кивнув, Гарри выполнил просимое.

Внутри оказался не запас птичьих витаминок, а… конверт. Добротный конверт из плотной вощёной бумаги, туго свёрнутый в трубочку и непонятно как помещавшийся в тубусе. Вытащенный наружу, он весил в несколько раз больше, чем вся запечатанная бандероль минуту назад.

Но самым удивительным было не это. Зелёными чернилами и настоящим каллиграфическим пером на конверте было выведено:

«Мистеру ГАРРИ ПОТТЕРУ,

где бы он ни находился»

* * *

После того, как опасность от заживающих травм уступила размеру набежавшего счёта, Гарри выписали из больницы и переселили в приют. Не в этот — поприличнее: под возможное усыновление, ну или если родственники всё же объявятся. Заведение находилось в Саутуарке, а с крыши жилого корпуса даже можно было рассмотреть ещё один знаменитый «приют» — Бедлам.

Сыграло ли роль то обстоятельство, что усыновляют в десятилетнем возрасте нечасто, или, быть может, нелюдимый Гарри просто не продемонстрировал нужных для приёма в чужую семью социальных навыков — неизвестно, но спустя полгода Гарри опять переехал. Новый приют для мальчиков среднего школьного возраста располагался в Энфилде, северном районе Большого Лондона, давшего название одноимённой винтовке и сохранившего обширные лесопарковые зоны. Приют был основан сразу после Второй мировой войны, когда о Greater London ещё не слышали, земля здесь была дешёвой, и территории под детдом можно было выделить не скупясь. Пожалуй, это всё, что можно сказать о нём хорошего.

Здесь воспитывали — а точнее, содержали до совершеннолетия — будущее социальное дно. Здесь мало кто учился и почти ничему не учили. Верхнюю часть подростковой социальной пирамиды занимали подвизавшиеся в криминальной сфере шакалята: мелковозрастные пушеры, помощники щипачей и обычные элементы хулиганских стай.

В 19-м веке таких детей отправляли на каторгу и вешали — без затей и не взирая ни на какой детский возраст; в 20-м — депортировали в колонии для использования в качестве рабов; ну а сейчас — вот: докармливают до совершеннолетия, чтобы выпихнуть без обязательств и вскорости опять посадить… на казённые харчи.

С учётом местных реалий, в первый зимний месяц Гарри пришлось довольно туго. Но мальчик умел *придавливать* так, что у особо впечатлительных сфинктеры отказывали; умел *морочить*, чтобы о мести не вспоминали достаточно долго; умел *отводить*, так что его не замечали, даже проходя в нескольких шагах от «ненавистного психа»; и главное, он откуда-то умел делать всё это так, что ни у кого не возникало никаких конкретных подозрений в его прямой причастности к происходящей иногда чехарде.

В результате Гарри отвоевал себе нейтральный островок, вывалившись из имеющихся раскладов. Связываться с ним было себе дороже, но и первым он не нападал. Дани не платил, но и прав не заявлял.

Ущербная стратегия, если играть в долгую. Рано или поздно придётся вступиться за кого-то стоящего, а потом и вступить в активную борьбу за место под солнцем для тебя и твоих людей. Однако ему просто требовалось время, чтобы прийти в себя, набрать заново потерянных при амнезии знаний и определиться в этом, довольно жёстком детском коллективе.

Так или иначе, но с понятием «мошеннический развод» Гарри был знаком. Например, с поддельными счетами на оплату коммунальных услуг, подготавливаемыми взрослыми скаммерами и разбрасываемыми по почтовым ящикам руками приютских сирот — ибо Королевскую почту к такому не привлечёшь по понятным причинам. Самые дешёвые поделки этого рода подчас не справлялись и с английской грамматикой, а в наиболее качественные подмётные платёжки даже удавалось помещать правильное имя владельца недвижимости.

Однако Гарри ещё никогда не встречался с разводом, при котором на лох-пакете с правильным именем, доставленным по правильному адресу, отчего-то не могли указать этот самый адрес для окончательной достоверности облапошивания.

— Как же ты меня нашла? — серьёзно спросил Гарри, глядя на птицу. Та в ответ потёрлась о его руку.

Вздохнув, Гарри сломал сургучную печать и распечатал конверт. Наружу явилась пачка из трёх сложенных «по-почтовому» документов.

Первый был оформлен, словно ценная бумага: сложный фон в красных тонах, на котором защитная сетка оплетала четверочастный герб в центре, и золотое узорное тиснение по периметру. В отличие от привычных Гарри типографских изделий, золотое покрытие было отполировано до зеркального качества, а потому блистало непривычно ярко. На переднем плане был напечатан текст:

«Рейс: Лондон — Хогвартс, экспресс, в один конец.

Отправление: Вокзал Кингс-Кросс, платформа 9 ¾, 11 a.m. 1 сентября 1991 года.

Вагон и место: Свободная посадка.

Багаж: Не более 12 мест, не более 24 стоунов.

И ниже мелким кеглем: «Напоминаем, что данный документ в любой его части подпадает под действие Статута секретности МКМ, разделы 2, 7 и 13».

— Задумано как железнодорожный билет, — пробормотал Гарри. — Но столь аляповатую листовку я бы выкинул не читая, приняв за рекламный мусор. Если бы не твои труды, подруга… И если бы не это…

«Листовка» светилась разноцветными искорками в «особом» зрении. Это серьёзно. Это первая встреченная Гарри вещь, имеющая отношение к «его» дару.

— Зачем мне предлагают прокатиться экспрессом в один конец? И что за «свинарник»… «подсвинник» ожидает меня на том конце — непонятно. Вход — шиллинг, выход — соверен? Хорошо, что там дальше?

Следующий документ представлял собой текст, напечатанный зелёной краской на необычной бумаге: плотной, желтоватой, с неровными краями и приятно шероховатой на ощупь. Она совершенно точно была изготовлена не фабричным способом: края неровные из-за того, что лист сделали, будто блин из жидкого теста, вылив бумажную массу на прямоугольный противень и так его… запекя? Запёкши? По крайней мере, этот лист, так же как и блины, истончался от середины к краям, сходя у кромок на нет и будучи там слегка подпаленным.

«Униформа для студентов-первокурсников:

Три простых робы (черных). Одна повседневная остроконечная шляпа (черная). Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала). Один зимний плащ (черный, застежки серебряные).

Пожалуйста, не забудьте, что на одежду должны быть нашиты бирки с именем и фамилией студента.

Учебные пособия на первый курс:

Миранда Гуссокол, «Канонический свод заговоров и заклинаний. Первый курс». Батильда Бэгшот, «История магии». Адальберт Трепач, «Теория магии». Эметик Воротун, «Пособие по трансфигурации для начинающих». Филлида Спора, «Тысяча магических растений и грибов». Арсен Жигарян, «Магические отвары и зелья». Ньют Скамандер, «Фантастические твари и места их обитания». Квентин Тримбл, «Темные силы: пособие по самозащите».

А также следующее оборудование:

1 волшебная палочка; 1 оловянный котел (размер № 2); 1 комплект стеклянных или хрустальных флаконов; 1 телескоп; 1 латунные весы.

Кроме того, студенты могут привезти с собой сову, ИЛИ кошку, ИЛИ жабу.

НАПОМИНАЕМ РОДИТЕЛЯМ, ЧТО ПЕРВОКУРСНИКАМ НЕ ПОЛОЖЕНО ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЁТЛЫ».

— Значит, магия, — выделил Гарри самое важное из прочитанного. — Вот как называется мой дар у знающих людей. Что ж, не самый плохой вариант.

Мальчик ещё раз пробежался глазами по тексту.

— Бред… Неужели уборка территорий играет там настолько ключевую роль? Анекдот про именную метлу начинает расцветать новыми и несмешными красками. Но остаётся непонятным, при чём здесь я.

Третий лист был из такой же необычной бумаги, но текст на нём уже был написан от руки, всё тем же каллиграфическим пером с изумрудными чернилами.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

(Дважды кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Глава Международной конфедерации магов)

Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и вещей.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля».

— Судя по всему, начинать читать надо было отсюда, — буркнул Гарри. — Так… Этот их Альбус Дамблдор, похоже, пользуется оказией и рассылает своё резюме куда только можно. Плохой признак… И вообще, если письмо начинается со слов «поздравляем, вам предоставлена халява», его место известно где… Гм… развод, однозначно развод.

Гарри ещё раз перебрал весь бумажный комплект и задумчиво посмотрел на сову.

— *Был бы* развод, — поправил он себя. — Если бы этими… волшебниками и чародеями являлся каждый второй встречный. Сколько их на самом деле? Я вот только себя и знаю. Но «нигерийские письма» на малой аудитории не окупаются. Один их каллиграф чего стоит… Кстати, как раз ручной текст свидетельствует о том, что потенциальных студентов у них немного.

Вздохнув, мальчик вернулся к изучению списка необходимых вещей.

— Н-да, заголовки тут такие, что впору заподозрить меценатство из того самого Бедлама, — ворчал он. — Хотя переезжай я в школу к марсианам, там тоже были бы учебники по дваркованию флифлов… Куда хуже то, что общеобразовательных предметов нет. Ну да мне не привыкать, в этом приюте их тоже… Стоп! Палочка?!

Гарри неверяще перечитал абзац, зачем-то заглянул на обратную сторону листа и возмущённо посмотрел на сову.

— Но это же девчачий аксессуар! Всякие Феечки и Снежинки с утренников. Нормальным пацанам нужны посохи! С набалдашником из латуни, а лучше с черепом! Так, чтоб вломил между глаз, а потом добавил магией, если очень хочется. Они бы ещё платье с крылышками заставили надеть… Платье…

О чём-то вспомнив, он опять углубился в чтение.

— Ну точно: они мне инструкцию для девчонок прислали! Робы! Это же что-то типа платьев? Мне только через голову одеваться ещё не хватало! Почему тут ничего не сказано о брюках и рубашках? Их там не носят? А обувь? Белые кроссовки подойдут так же хорошо, как и розовые?

Мальчик некоторое время порычал, погрыз ногти, почесал затылок, но затем вздохнул, помолчал и произнёс спокойным голосом:

— В любом случае, волноваться мне не о чем. Денег — полный ноль. Не думаю, что телескопы можно насобирать в лесу под корягами.

С деньгами и правда было туго. Никаких «на карманные расходы» детям не выдавали — воспитанники вообще не должны были покидать территорию приюта. В криминал Гарри идти не хотел, да и не платили в бандах деньгами такой мелкоте, как он. Легальную подработку пока найти не удалось. На автомойку принимали с пятнадцати лет, в разносчики газет — с двенадцати, если сумку утащишь. Сбор вторсырья был поделен между взрослыми.

Можно было освоить какое-нибудь поделочное ремесло с продажей в сувенирные туристические магазинчики, но… Как думаете, в посткризисной стране, где сфера обслуживания на порядок больше реального сектора, сколько найдётся таких же умных, как он? Здесь могло бы помочь какое-нибудь уникальное умение или яркая новая идея… И у Гарри такое умение было: «пластилин». Но и здесь успешную схему пока что нащупать не удалось. Этим летом мальчик вылепил детальную копию Биг-Бена и предложил торговцу в вокзальном ларьке. С кислой миной и загоревшимися глазами тот взял её «на реализацию», но при следующей встрече сделал вид, что не знает пацана. Наказать кидалу труда не составило бы, но зачем подставляться? Жалить имеет смысл лишь с целью вправления мозгов, а толку лечить мозги дураку, который предпочитает однократно хапнуть, нежели наладить долгое стабильное сотрудничество?

Возможно, Гарри просто следовало немного подрасти. Согласитесь, одно дело, когда тебя давит равнодушным ужасом двенадцатилетний подросток, и другое — десятилетний шкет. Слишком сильный разрыв шаблона заставляет жертву делать глупости.

А подворовывать Гарри не хотел. Он не помирает с голода. *Дар* не одобрит такого пути.

— Вообще, я не о том думаю, — нарушил молчание мальчик. — Ехать мне туда или нет — вот что нужно решить.

Никаких перспектив в приюте не было. Здесь приемлемо кормят и предоставляют тёплую крышу над головой. Это — всё. Образование по факту отсутствует, самостоятельно учиться можно где угодно.

Никакими привязанностями за прошедшие восемь месяцев Гарри обзавестись не успел. Не нашёл подходящих людей, зато несколько раз нарвался на стукачей, ловкачей и дураков, как тот торговец. Возможно, Гарри — просто не лидер. Не умеет работать с тем, что есть. Не его талант.

В приюте его ничего не держит. Но и по этим четырём бумажкам — он покосился на листы с конвертом — многого о новой школе не поймёшь.

Нужно прийти и посмотреть своими глазами. Возможно, удастся принять решение на вокзале. Возможно, стоит съездить в этот… Хогвартс. Не испарится же железнодорожный состав в конце пути, правда? Рано или поздно поедет обратно в Лондон — вот тогда можно будет упасть на хвост, если школа совсем уж не понравится.

Или если его откажутся принимать без этих… латунных весов и оловянных тазов.

Остался последний пункт.

— «Ждём вашу сову не позднее 31 июля», — прочёл мальчик и посмотрел на птицу с особым сочувствием. — Сова — это ты, наверное? Как же ты добывала себе пропитание с такой помехой на лапе?

Сова опять потёрлась о протянутую ладонь. За окном медленно угасал летний воскресный вечер 25 августа.