Осенние этюды (гет)

— Алло?.. Да, я уже иду… Нет, ничего я не саботирую, мама, я просто… Хорошо, да… Да, я понял. До свидания.

Шерлок Холмс положил трубку и с досады чуть не швырнул телефон в ближайшее дерево. Сначала Лестрейд вызвал его якобы по какому-то очень важному делу, оказавшемуся в итоге полной профанацией, потом он полчаса простоял в пробке, потому что какому-то идиоту вздумалось броситься под автобус в самом центре Лондона, а в довершении всего магазин, в котором он собирался купить любимые шоколадные конфеты своей матери, оказался закрыт на ревизию. В итоге Шерлок потерял кучу времени и вынужден был срезать путь через парк, чтобы зайти в кондитерскую, а потом на метро поехать на квартиру к его сестре-двойняшке Эвр, к которой он уже безобразно опаздывал. И Шерлока бы ничуть это не волновало, если бы именно сегодня его дражайшая матушка не решила устроить «семейный съезд», на котором, кроме его старшего брата Майкрофта с семьей, ожидался также профессор математики Джеймс Мориарти, давний ухажер его сестры, которого Шерлок просто ненавидел. Нет, если бы он верил в Бога, то точно решил бы, что сегодня тот выдвинул против него все силы небесной канцелярии.

Засунув телефон в пальто и высоко подняв воротник (это был его привычный защитный жест), Шерлок постарался успокоиться и зашагал по главной аллее парка, стараясь ни на кого не обращать внимания. Однако, судя по всему, невидимый вершитель его судьбы еще не исчерпал свой арсенал мучительных препятствий, ибо оказалось, что на центральной площадке парка кто-то выступал, так что Шерлоку пришлось огибать кучу бесполезного народа, ошивающегося вокруг. Максимально абстрагировавшись от зрительных образов, он готов был «отключить» на время и слуховое восприятие, как вдруг до него долетела мелодия. Играли на скрипке, и Шерлок, который и сам неплохо владел этим инструментом, невольно прислушался и понял, что это была импровизация. На мгновение подняв голову и позабыв о ждущих его неотложных делах, он увидел, что почти вплотную приблизился к тому месту, вокруг которого полукольцом стояли зрители. По всей видимости, перед ними разыгрывали что-то вроде пантомимы: два артиста в стилизованных под итальянскую комедию дель арте костюмах изображали какую-то мизансцену, а молодая женщина аккомпанировала им на скрипке, как в былые времена таперы аккомпанировали немому кино. Шерлок уже хотел было пойти дальше, но вдруг понял, почему музыка привлекла его внимание. Она была мажорной, светлой, но эти радостные лучи не могли заглушить грусть, даже тоску. Почему-то Шерлок понял, что остальные зрители этого не слышали, и уже хотел было усмехнуться и пойти дальше, как что-то его остановило. Он увидел, что артисты не разыгрывали пантомиму. Подойдя ближе, он заметил, что они играли с несколькими детьми в инвалидных креслах. Видимо, это было что-то вроде интерактивного представления. Шерлок знал о существовании такого жанра, но сам никогда с ним не сталкивался, и отчего-то ему стало дурно. Он с детства привык беречь свое сердце от излишних эмоций, и поэтому его трудно было чем-то поразить или растрогать, но физические ограничения, которые природа накладывала на некоторых людей, казались ему такими несправедливыми, что он едва не заскулил. Неудивительно, что скрипачка играла столь печальную мелодию, хоть и старалась улыбаться сквозь слезы. Видит Бог, на разных этапах жизни это приходится делать каждому.

С усилием напомнив себе о том, что его ждут, Шерлок бросил на скрипачку последний взгляд и поспешил покинуть парк, изо всех сил стараясь выкинуть из головы эту тяжелую сцену.

* * *

Попытка была достойной, но все же Шерлок не преуспел. В тот вечер он добрался до квартиры Эвр и даже вытерпел целых два часа в обществе миссис Холмс и Мориарти, но домой он вернулся в прескверном расположении духа. В последнее время, с тех пор как он вернулся из Парижа (о чем Шерлок до сих пор вспоминал с содроганием, за что очень на себя злился), у него все валилось из рук. Интересных дел почти не было, окружающие раздражали его сильнее обычного, и даже его мозг стал чаще «притормаживать», что несколько раз серьезно его испугало. Эвр утверждала, что ему следовало бы отдохнуть, уехать куда-нибудь из Лондона, но подобное «безделье» страшило Шерлока пуще атомной войны, поэтому он не двигался с места и, как истинный англичанин, с завидным упорством старался утопиться в меланхолии и утянуть за собой других.

Поэтому Шерлок никак не ожидал, что обыкновенное уличное представление так надолго завладеет его разумом. То есть, конечно, дело было не в самом представлении, а в музыке, что он услышал. На следующий день Шерлок попытался сыграть по памяти хотя бы часть мелодии, но у него ничего не получилось. Словно какая-то важная деталь от него ускользнула, и он никак не мог ее найти. Это изрядно его раздосадовало. Примерно сутки Шерлок ходил из угла в угол и ничем не мог себя занять, а затем, послав все к черту, собрался и пошел в парк.

Погода установилась хорошая, так что мимы и скрипачка снова были на том же месте, только давали другое представление. Смешавшись с толпой, Шерлок сосредоточился на музыке. В этот раз это был совсем другой мотив, но вот настроение было тем же. Кажущаяся радость, которая в действительности служит лишь ширмой для чего-то большего, чем простая грусть. Возможно, это была боль, а может быть, даже отчаяние.

Пока длилось представление, Шерлок украдкой следил за скрипачкой. В ней не было ничего особенного — худая, темноволосая, высокая, одета в брюки и свободную рубашку. Он бы никогда ее не заметил, не заиграй она на скрипке, и, услышав ее один раз, уже не мог выбросить ее из головы. Шерлок и сам не заметил, как начал приходить в парк на каждое ее выступление. Он ничего о ней не узнал — ни имени, ни места работы. Это было очень странно, ведь обычно он с остервенением докапывался до самой малейшей детали, а теперь… Наверное, дело было в том, что он так и не оправился после случившегося в Париже, не хотел впускать в свою жизнь новые эмоции, потому что боялся обжечься. Наблюдать со стороны было на порядок безопаснее.

Однако наблюдение окончилось через месяц, когда, к легкому удивлению Шерлока, во время очередного визита в парк к нему подошел констебль.

— Сэр, не могли бы вы предъявить документы? — представившись, попросил он.

— А могу я узнать причину такого интереса? — спокойно спросил Шерлок.

— Эта леди, что играет на скрипке, — констебль кивнул в сторону молодой женщины, что аккомпанировала очередному представлению мимов, на сей раз рассчитанному на более взрослую аудиторию, — утверждает, что вы приходите на каждое ее выступление, но она не знает, кто вы такой, и это несколько ее тревожит.

— Вот как? Что ж, вы можете рассеять ее тревоги, — Шерлок достал из внутреннего кармана удостоверение личности. Увидев фамилию, констебль округлил глаза.

— Так вы…

— Не сталкер, — Шерлок забрал у него удостоверение и, достав блокнот и ручку, написал несколько слов и вырвал листок. — Не будете ли вы так любезны передать это леди?

— Да, конечно… — пробормотал обескураженный констебль и, попрощавшись, исполнил его просьбу.

После окончания представления, дождавшись, пока разойдется публика, Шерлок подошел к скрипачке — не настолько близко, чтобы нарушить ее личное пространство, и не настолько далеко, чтобы это мешало вести негромкую беседу.

— Я прошу меня простить, — проговорил он. — Я не хотел вас напугать.

— Не стоит, это моя вина, — не глядя на него, она положила инструмент и смычок в футляр. — Я просто… перестраховалась, вот и все.

«Не думаю», — сказал сам себе Шерлок, краем глаза изучая собеседницу. Пусть его записка успокоила ее страхи, она явно не испытывала к нему доверия. Что ж, знакомая ситуация.

— Позвольте тогда выразить мое восхищение вашей игрой, — сказал он вслух. — Вы самый непревзойденный мастер импровизации, которого я встречал.

— Спасибо, мистер Холмс, — не глядя ему в глаза, она надела футляр на плечо, собираясь уходить. — Через два дня будет еще одно представление, если вам еще не надоело, — она повернулась, чтобы уйти. — Всего хорошего.

Шерлок дал ей пройти пару шагов и только потом сказал:

— Мне жаль вашего жениха.

Она резко остановилась и развернулась.

— Откуда вы узнали?.. — ее лицо было белее бумаги, а руки, сжимавшие ремешок футляра, заметно задрожали. — Вы… шпионили за мной?

— Нет, — Шерлок покачал головой. — Я всего лишь слушал, как вы играете. Вас заставляют исполнять веселую музыку, но ваша боль сильнее любых мажорных нот. А еще я заметил помолвочное кольцо на вашей левой руке, — он слегка кивнул головой. — Ему уже больше года, но обручального кольца у вас нет. Если бы жених вас бросил, вы выбросили бы его подарок ему вслед, но вы им очень дорожите и при этом о чем-то невыразимо страдаете. Значит, я думаю, вы оплакиваете потерю, и поэтому повторяю: мне жаль.

Она смотрела на него полным отчаяния взглядом несколько секунд. В ее глазах заблестели слезы, но она ничего не сказала и, отвернувшись, быстро ушла.

После этого разговора Шерлок не ходил в парк несколько недель, а, возобновив прогулки, старался держаться на расстоянии. Он знал, что потери приводят к желанию отгородиться от всего мира, и попытки окружающих сломать эту стену обычно делают только хуже. Сам он тоже через это проходил, и не один раз, и это сделало его жестче, может быть, даже циничнее, но это не мешало ему замечать подобное в других людях. А в данном случае ему также помогала музыка. Скрипачка ничего ему не сказала, но он услышал, как изменилось ее настроение. Ей стало еще тяжелее играть прежние веселые мелодии, и Шерлок начал замечать, что это слышат и другие зрители. Однако от этого представления не становились хуже, напротив, они приобретали глубину и какой-то дополнительный смысл, из-за чего количество зрителей только возросло. И Шерлок не мог не видеть, какое смятение царило в ее душе, когда она играла все новые импровизации, которые на самом деле говорили лишь об одном.

Она подошла к нему после одного из последних представлений в этом сезоне. Была уже осень, а в холодное время года театр, в котором она работала, переносил выступления в закрытые помещения. Шерлок не знал этого, но догадался по музыке — в тот день она была неожиданно торжественной, будто отдавала должное окончанию долгого пути.

— Я хотела поблагодарить вас за ваши слова, мистер Холмс, — она крепче сжала ремень футляра с инструментом, но было видно, что этот разговор давался ей легче предыдущего. — Признаюсь, сначала ваше сочувствие причинило мне боль, но потом оно принесло облегчение.

— Я знаю, — проговорил Шерлок. — Я слышал.

Она улыбнулась вполсилы, и они не сговариваясь пошли по аллее.

— Я и правда потеряла жениха, — Шерлок понимал, что она давно об этом не говорила, и был рад, что сумел заслужить ее доверие. — Мартин был очень хороший, очень заботливый, но потом… у него что-то случилось с психикой, и он сломался. Я пыталась ему помочь, но все было напрасно. Он покончил с собой за месяц до нашей свадьбы.

Они дошли до скамейки и сели. Шерлок не стал повторять, что ему жаль. Он знал, что она и так это поняла.

— После этого я сама чуть не сошла с ума, — она опустила взгляд и шмыгнула носом, быстро вытерев глаза. — Закрылась от всех, и… Только музыка смогла меня спасти. Я раньше играла в оркестре, но уволилась и нашла эту работу. Это экспериментальный театр, без строгих академических рамок, и я поняла, что это мне подходит. Получив свободу в творчестве, я смогла удержаться на краю. Но, видимо, я все еще не готова вернуться в мир живых, — она замолкла, и довольно долго они просто сидели молча, пока Шерлок, сам того не замечая, заговорил:

— Несколько месяцев назад я был в Париже по работе. Я частный детектив, но тогда это было… скажем так, государственное дело. Я должен был выполнить его с одной женщиной, и я… у меня были к ней чувства. Наверное, кто-то мог бы сказать, что я ее любил, — непривычное слово обожгло язык, и он усмехнулся собственной сентиментальности. — Если так, она была моей первой любовью.

Она подняла на него печальный взгляд, уже зная, что он скажет.

— Что случилось?

Шерлок снова усмехнулся, надеясь, что из-за этого не будет слышно, как дрожит его голос.

— Она меня предала. Оказалось, что она была двойным агентом и через меня пыталась выйти на моего брата. Он… госслужащий, довольно важный человек в правительстве, и… К счастью, мне удалось все исправить, так что никто не пострадал, а та женщина в итоге… исчезла, но…

— Она была первой, кому вы по-настоящему доверились, — тихо закончила она. — И предала вас.

— Верно, — Шерлок невесело кивнул. — Все верно.

Снова наступило молчание, которое на сей раз продлилось еще дольше, почти пять минут. Наконец Шерлок его нарушил:

— Могу я спросить, как вас зовут?

Она грустно рассмеялась.

— Конечно, как невежливо с моей стороны. Меня зовут Маргарет.

— Маргарет, — повторил он. — Приятно познакомиться. Я Шерлок.

— Красивое имя.

— У вас тоже.

Маргарет с улыбкой покачала головой.

— Никогда об этом не задумывалась, честно говоря.

— Вот как? Тогда, Маргарет, быть может, вы задумывались о чашке горячего чая? Если что-то и сможет окончательно вернуть вас в мир живых, то это точно хороший чай. По крайней мере, моя сестра так говорит.

— У вас есть сестра? — ее это как будто заинтересовало.

— Двойняшка. Она гораздо умнее меня и знает все хорошие кафе в Лондоне. Кажется, одно из них расположено через пару кварталов. Если, конечно, вы не против туда сходить.

— Спасибо за приглашение, Шерлок, — Маргарет почти пришла в себя и постаралась, чтобы голос звучал как можно веселее, но он все равно слышал в нем дрожь — скрытую и почти незаметную, но уловимую натренированным ухом музыканта. Она еще не была готова оставить позади свою боль, но хотя бы давала себе шанс, а это уже было шагом в правильном направлении. Что ж, Шерлок хорошо ее понимал. В своей жизни он почти никому не доверял, однако он доверял музыке, и для начала этого было вполне достаточно.

— Спасибо за вашу музыку, Маргарет, — он слегка склонил голову, и, поднявшись, они неторопливо зашагали по уютному осеннему городу.