Бравые домохозяйки на страже семьи (джен)

Разговор с Артуром прошел тяжело для обоих. Впервые она видела мужа таким возмущенным и злым. Да что там — он даже впервые орал на нее, после того как отошел от шока, вызванного признанием его дражайшей супруги в том, что она все вспомнила, и ее рассказом о том, что им теперь предстоит сделать.

— Ты лишила меня участия в делах Ордена Феникса, опозорила перед всеми! — разорялся он, — а теперь требуешь нарушить министерский закон и предать память отца! Забыть все его наставления? Сколько ты еще будешь требовать от меня невозможных и отвратительных вещей, Молли?

— Невозможных? — парировала взбешенная женщина. — Да если бы не моя болезнь, ты и дальше сидел бы в своем сарае, перебирая ворованные вещи, и воображал, что у нас в семье все хорошо. А наши дети ходили бы в обносках, ели лишь картошку и мечтали уехать от нас подальше, а то и руки на себя наложить. Ты просто эгоист, Артур! Ты никогда не думал о нас, а всегда только о себе. Протираешь штаны в министерстве на убогой работе за жалкую зарплату и считаешь, что этого будет нам достаточно? Заветы отца? А разве я ради тебя не поступилась наказом моего отца, когда сбежала с тобой? Или ты считаешь только себя мучеником? А теперь из-за сомнительных чужих идеалов хочешь и будущее наших детей перечеркнуть? С клеймом предателей магический мир их никогда не примет.

— Это все глупости, — раздраженно ответил супруг. — Грядет война, и чистокровным снобам придется забыть свои предрассудки и считаться с нами, — неожиданно цинично добавил мужчина. — Дамблдор позаботится о нас. Он обещал.

— Позаботится? — в бешенстве прошипела Молли, — и по какой цене нам обойдется его забота, а, Артур? Скольких из семерых детей мы потеряем в этой войне? — заорала она уже не сдерживаясь. — Твоего Дамблдора надежно защищают стены Хогвартса, а все, о ком он «позаботился», уже мертвы. На нашей халупе даже простых охранных чар нет, и если нас всех еще не перебили — это не заслуга Дамблдора, а моих братьев. Это они сложили головы, чтобы мы сейчас могли орать друг на друга и спать спокойно.

— Значит, ты веришь своей сумасшедшей тетке из темной семьи, а не мне, своему мужу? — визгливо возмутился мужчина, — ты просто предательница, Молли! — неожиданно по-детски ответил супруг.

— Пруэтты тоже далеко не светлый род, Артур, как и Уизли, — парировала Молли. — И что-то ты не погнушался принять помощь от моей тетки и скинуть на нее семерых детей, когда сам нуждался в поддержке. Двойным стандартам и пустым обещаниям ты тоже научился от своего Дамблдора? — презрительно усмехнулась она, в то время как Артур несколько сник от ее слов. — Да ты хоть имеешь представление о том, что это из моего сейфа оплачивается учеба наших сыновей в Хогвартсе? — окончательно добила она опешившего мужа, который, судя по выражению лица, и впрямь слышал об этом впервые. — Да, Артур, это деньги моего отца. Или ты думал, что это директор подсуетился ради тебя? Может, в таком случае, мы вернем их обратно лорду Пруэтт, раз моя родня слишком темна для таких лицемерных чистоплюев как ты и твой Дамблдор? — цинично выдала она с глумливой улыбкой и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

— Молли, — нерешительно прервал Артур продолжительное молчание, когда позже пришел к ней в гостиную, куда жена незамедлительно переехала, — признаю, меня несколько занесло. Давай не будем ссориться. Уверен, когда ты как следует успокоишься и подумаешь, то сама поймешь, что я прав.

— Я бы не стала рассчитывать на это, — устало ответила женщина, однако же твердо смотря в глаза мужа. — Мне тридцать семь лет и я мать семерых детей. Если для их счастья и благополучия потребуется даже уйти от тебя, я не колеблясь это сделаю. Слишком долго мы игнорировали душевное состояние собственных наследников и их желания, Артур, занимаясь каждый своей жизнью. А, как оказалось, их мало просто накормить и одеть. Я изменилась ради них, а ты не желаешь поступиться даже малым к их пользе. Хочешь цепляться за свои идеи, играть в войну и жить мечтами — ради Мерлина, поступай как знаешь, только в одиночестве, без нас. Вы с директором во все горло орете о всеобщем благе, вот только ты почему-то не хочешь пожертвовать своим собственным ради блага своих детей.

Напряжение не спадало неделю. Они почти не разговаривали. Артур каждый раз заводил разговор и приводил твердые, как ему казалось, доказательства в подтверждение своей правоты. Но супруге удавалось находить еще более серьезные доводы, и поверженный Артур всякий раз ретировался, пылая негодованием и кривясь от досады. Так получалось, что любые его увещевания противопоставлялись одному-единственному и очень емкому аргументу — детям, а против них потрясать оружием было непорядочно и мерзко. Однако же предать идеологию отца и Дамблдора тоже было неправильно, и мужчину просто раздирали противоречия, отравляя жизнь и внося в душу хаос. Артур порой ненавидел Молли за то, что та втянула его во все это, хоть и любил ее больше жизни.

Вскоре мужчина выдохся от этой нестерпимой разрушительной борьбы, и ему все же пришлось уступить. Он знал, что просто не сможет без своей семьи, а, учитывая упрямый характер Молли, понимал, что компромисса не добиться. Поэтому предпочел смириться с неизбежным — но только он один знал, каких душевных мук стоила ему его сговорчивость. Оставалось только порадоваться, что отец уже умер и не увидит его предательства.

Вход в ритуальный зал неожиданно обнаружился в тупике на заднем дворе, сразу за полуразрушенной оградой сада, и представлял из себя большой камень, скрытый чарами от опоясывающего его ритуального круга. Для поиска потребовалось много времени и поисковых ритуалов, и если бы Мюриэль не показала приблизительное место, где раньше стоял коттедж, то они с мужем еще долго бы его искали. Артур, все детство которого прошло в небольшом каменном домике в глуши, в окружении вересковых полей, даже не догадывался, что на месте их Норы когда-то стоял родовой дом. Они всегда жили в Йоркшире, но отец неожиданно продал их коттедж, пока сын был в Хогвартсе, и семья переехала в Девон. Так что, вернувшись на каникулы после шестого курса, он обнаружил на новом месте, вместо уютного, хоть и уединенного дома, только одну квадратную, но довольно большую комнату с кухней и летний чердачный пристрой, который ему пришлось делить с завывающим за тонкой стенкой ветреными ночами упырем. Радовало только то, что старшие братья к тому времени уже покинули Англию, иначе они бы все там просто не развернулись. Но, честно говоря, в ту пору Артур был весь в любви к Молли и в мечтах о будущем, поэтому хоть и удивился, но не придал этому большого значения.

Септимус — его отец, был суровым и непримиримым человеком, и всегда поступал по своему, ни перед кем не отчитываясь. И если ему пришло в голову продать большой добротный дом на пустоши и переехать в тесный, то повлиять на его решение у сына все равно бы не получилось. Тем более что Артур боготворил своего отца, полностью разделял его убеждения, с удовольствием слушая их с Дамблдором разговоры, когда тот изредка навещал летом их новое жилище. Эти ученые мужи беседовали о будущем магического мира и новаторских реформах, которые позволят талантливым маглорожденным продвинуться и вывести страну на новый уровень, конечно, потеснив при этом бездарных чистокровок. Восторженному Артуру нравилось думать, что в будущей прекрасной жизни для всех магов будет и его посильная доля, потому он, не раздумывая, позже, в семидесятых, вступил в Орден. Стоять у истоков нового мира было очень волнительно. И вот теперь все его чаяния разбились о циничный прагматизм и себялюбивую логику его дорогой Молли. Хотя в глубине души он знал, что жена и впрямь старается для детей, не прося ничего для себя самой, не от корысти, а искренне веря в то, о чем говорит. И это вносило в его истерзанную выбором душу хоть какую-то крупицу прежнего спокойствия и гармонии. И все же мистер Уизли не представлял, как сумеет приспособиться в новом мире, насильно навязанном женой, когда как все дальше и дальше отдаляется от привычного и упорядоченного прошлого.

Мюриэль навестила племянницу, как и обещала, к концу второй недели, когда Молли с мужем уже раскопали ритуальный круг из-под снега и мучились с заклятьем на камне. Старинные книги, которые она раздобыла по просьбе Молли, очень помогли им, ведь собственной библиотеки в Норе не было.

Артур, к удивлению Молли, оказался довольно сильным магом, да и весьма толковым. По крайней мере, он довольно быстро разобрался в плетениях и последовательности заклинаний из принесенных фолиантов, ведь денег нанять профессионала — Ликвидатора проклятий, у семьи не было. Молли невольно задумалась: «Какого Мордреда с такими талантами муж торчит на заштатной должности?» И тут же ответила себе на этот вопрос — ему нравилась эта работа, и он действительно наслаждался этими рейдами в мир магглов. Видимо, это подстегивало интерес супруга к диковинкам и вносило разнообразие в повседневную рутину, выдергивая из мира грез, где тот постоянно пребывал. Жаль только, что при такой магической силе, супруг был полностью лишен амбиций, и добытчика из него никогда не получится.

— А чему ты удивляешься, дорогая, — ухмыльнувшись сказала тетка на на выказанное удивление по поводу того, что Артур далеко не слабак. — Твой муж — седьмой сын седьмого сына — он просто не может быть слабым. Это древняя практика усиления и обновления магии, — пояснила она, видя искреннее недоумение племянницы. — Многие чистокровные семьи практиковали такой способ. Доказано, что именно в седьмом сыне происходит скачок магии и очищение рода от проклятий, а все его дети будут магически одарены и физически здоровы. В прошлом все чистокровные прибегали к этому способу время от времени, а в семье Уизли такое практикуют без перерывов уже многие поколения. Вот только Септимус разорвал связь с источником, и у вас родилась дочь вместо сына — первая за всю историю рода. Магия отвернулась от вашего семейства и не дала своего благословения, посчитав недостойными. Странно, что ты не знала об этом. Я думала, что вы продолжаете семейную традицию, а вы, оказывается, просто забыли о противозачаточных чарах, — ехидно добавила она и гнусно усмехнулась.

Но Молли на нее ничуть не обиделась, хотя ее и покоробили слова тетки. Вообще, ей нравилось общаться с Мюриэль, как ни странно. Родственница оказалась умной, прагматичной, проницательной и саркастичной старухой. Миссис Уизли даже думала, что доживи она до ее лет, из нее тоже получится нечто подобное. Они оказались неожиданно похожи, хоть и с разной судьбой, а их разговоры были очень познавательны.

— Ты просто поторопилась, детка, — сказала как-то Мюриэль, когда Молли с горечью высказала мысль о том, что родители ее не любили, раз хотели выдать за старика. — Наоборот, они хотели тебе счастья, потому и поступили так, — добавила она в ответ на скептический взгляд племянницы.

— Видишь ли, все представители рода Пруэтт наделены ярким темпераментом — поэтому женщины рода почти всегда несчастны в браке. Прямо как Блэки — не зря же мы часто с ними роднились. Из девочек Блэк только Нарцисса счастлива в браке, да и то потому, что она по своему блондину с самого детства сохла и добилась-таки своего. Андромеда сбежала, совсем как ты, а несчастной Белле просто сломали жизнь.

— Чего это она несчастная? — удивилась Молли, вспомнив эту порывистую и непредсказуемую бестию, — похоже, что это от ее выходок страдают окружающие.

— Ее выдали за старшего Лестрейнджа, как ты помнишь. Парень оказался ей под стать, и они вполне ладили, хоть и не любили друг друга. А через два года она неожиданно влюбилась в лорда Воландеморта, и от ее выходок, как ты верно подметила, житья никому не стало. С ее темпераментом находиться рядом с объектом грез и быть физически привязанной к нелюбимому мужу — это я тебе скажу… Неудивительно, что она впала в неистовство и так страшно закончила.

— Негласный закон чистокровных требует устроить судьбу дочери как можно раньше. Но сильные и страстные натуры не терпят принуждения и не могут жить без любви, поэтому договорной брак делает женщину несчастной на всю жизнь, без права расторжения ненавистного союза. Мой отец тоже меня очень любил, но долг был превыше всего, и он выдал меня замуж за достойного человека на двадцать лет меня старше. Сначала я тоже была недовольна, как может быть недовольна романтичная девушка в восемнадцать лет, но потом оценила мудрость и дальновидность родителя.

— Мой брак дал мне свободу, Молли, — пояснила тетка, — свободу, которую в ином случае я бы никогда не получила. Магический мир застыл во времени, — продолжила Мюриэль, с сожалением пожевав губами, — и если у маглокровок есть выбор, и они могут даже работать, то для аристократок его нет. Повиноваться мужу, вести дом, рожать детей и блюсти честь, — вот и все, чем «щедрые» мужчины одарили своих женщин. Но я была с этим совершенно не согласна, и мой отец, зная мою натуру, дал мне то, чего я желала, но единственным возможным способом. Мой муж, хоть был и не молод, но оказался весьма не глупым человеком со свободным взглядом, ученым. Он ни к чему меня не принуждал, я помогала ему в его исследованиях, мы вместе объездили весь мир. А после его смерти я стала вести дела рода, ведь его сын от первого брака давно погиб. Заниматься бизнесом гораздо интереснее, чем вышивать крестиком, дорогая, — легко рассмеялась она и заговорчески подмигнула опешившей племяннице. — Как вдове, мне было многое позволено, и я никогда не скучала, если ты понимаешь о чем я, — игриво добавила она и снова подмигнула.

— Да, но мой жених был совсем старый, — возразила Молли, стараясь отогнать от себя видения теткиных откровений, — вряд ли он смог, в его состоянии, показать мне мир.

— Конечно, нет, — согласилась тетка, — но ты бы обрела желанную свободу еще раньше меня. Твоему отцу невероятно повезло с женихом. Герцог Веллингтон потерял всю семью в войне с Грин-де-Вальдом, а единственный внук из побочной ветви, наследующий род, погиб от несчастного случая. Роду срочно понадобился наследник. После свадьбы твоему супругу дали бы зелье, стимулирующее жизненные силы и гарантирующее зачатие, и больше бы он тебе не докучал. Потом твой муж скончался бы в течение года — откат от зелья, — а ты бы осталась молодой вдовой и регентом при наследнике и могла бы делать что захочешь: заниматься делами, работать в министерстве, путешествовать, крутить любовные романы, в тайне, конечно, и снова выйти замуж, если влюбишься. В то время как при любом другом договорном браке ты была бы привязана к нелюбимому человеку до самой смерти. Но ты предпочла сделать по-своему и сбежать, — подытожила тетка, — и теперь пожинаешь плоды своего самоуправства. Хочешь совет? — прищурилась Мюриэль, неожиданно серьезно глядя на племянницу и, дождавшись нервного кивка, продолжила:

— Когда раскопаете алтарь, уговори Артура отказаться от принятия главенства над родом. Пусть наследником станет один из твоих сыновей, а ты при нем станешь регентом. Твой муж неплохой человек, — неохотно признала тетя, — но он полный профан в делах. Став регентом и сняв печать, ты сможешь принести семье больше пользы, чем он. А я пока поговорю с дядей Уильямом — роду Пруэтт нужен наследник, да и роду моего мужа тоже. Отец, несомненно, простит тебя, когда услышит, что ты взялась за ум. Ты можешь привести свою семью к процветанию, племянница, и вернуть ей былую славу — подумай над этим.

Молли подозревала, что тетка обхаживает ее не зря, но в словах старухи был смысл, а от перспектив захватывало дух. Она оценила честность Мюриэль — ведь действуй та тайно — и любой из сыновей мог отказаться от рода Уизли и войти в другой, но тогда бы она теряла всякую родственную связь и права на своих детей. Но будучи Пруэтт-Уизли или Блаунт-Уизли, они останутся с ней связаны, а родство с другими родами позволит ее детям многого достичь в магическом мире.

Когда зачарованный камень был уничтожен, под ним, в каменном полу, показался люк. Спустившись вниз, они оказались в темном каменном мешке с единственной широкой дубовой дверью, обитой медью. Их чуть не засыпало, когда они попытались ее открыть. Отец Артура заполнил ритуальный зал специальным песком, гасящим магию, потому магичить в этом месте было трудно и выматывающе. Пришлось таскать ведра с этим песком вручную и уничтожать его в специально выложенном рунном круге. На это занятие у них ушло несколько месяцев, как раз до пасхальных каникул. При том, что Молли так же брала подработки часа на два, а Артур, помимо работы, снабжал семью рыбой и мясом. Правда Мюриэль одолжила им одного домовика. Жить в их доме он не мог, но мастерски делал домашнюю работу и готовил еду. Молли даже позавидовала тетке — ей тоже хотелось иметь такого помощника. Мюриэль, заметив ее интерес, рассмеялась и сказала, что, как она помнит, у Уизли был большой добротный особняк, огромный сад и как минимум два домовика, хотя при таком количестве детей, лишних денег у семьи и в те времена не было. А то нелепое жилище, что они называют Норой, есть ни что иное, как бывший каменный свинарник, который выходил за периметр территории манора с магловской стороны. Мюриэль никогда не упускала повода посмеяться над семейством Уизли и проделывала это мастерски и с изрядной долей злорадства. Молли думала, что вредная старуха все же не смогла простить ей последствий побега, но в интересах рода терпит ее, давая шанс все исправить. Но женщину это устраивало — ведь рассказы тетки были всегда весьма познавательны и по существу. За это она была готова простить злобной родственнице ее сарказм и поддевки.

Мюриэль объяснила племяннице, что каждый манор находится в пространственном кармане, и если наследника нет или алтарь теряет с ним связь, то пространство схлопывается, время в нем застывает, и все живое впадает в магический стазис. И завороженной Молли очень нравилось слушать и грезить, как будет выглядеть ее новый дом, если у них с Артуром все получится.

Значимое событие произошло сразу после Пасхи. На десятидневные каникулы вернулись заинтригованные сыновья и бодро включились в совместное отмывание ритуального зала. И вот Артур зарезал на заднем дворе черного ритуального козла, впервые за много лет окропил алтарь кровью и произнес слова приятия. Потом они все к нему присоединились, и он представил сына Персиваля, как наследника рода Уизли, отказавшись от главенства над родом, передал право регентства супруге. Магия вокруг вспыхнула, одобряя выбор, и Молли стала исполняющей обязанности Главы рода до совершеннолетия сына.

Покинув ритуальную комнату, все пораженно ахнули. Темный каменный мешок удлинился, превратившись в обширное подземелье с несколькими дверями. Люк намертво закрылся, а напротив него появилась старая массивная лестница.

Когда семейство поднялось наверх, его взору предстал большой просторный дом. Он не был так красив, велик и богат, как родовой особняк рода Пруэтт, но довольно удобен. Надежный дом из серо-розового плитняка. Высокие окна гостиной выходили на широкую террасу с видом на большой сад, уже вполне зеленый, несмотря на начало апреля. Две широкие лестницы с противоположных концов террасы, плавно ее огибая, спускались к парадному входу. А черный ход выходил на большой ухоженный огород, пару теплиц с чарами расширения пространства и несколько пустых помещений для скота. Все было в идеальном состоянии. Хотя денег, чтобы заполнить все эти помещения живностью, у хозяев не было.

Дети сразу разбежались подбирать себе комнаты. Пораженный родовым домом Артур впал в экстаз от собственного кабинета на втором этаже, в то время как Молли заняла кабинет на первом, рядом с семейной библиотекой, где она с Биллом и Перси пропадали все свободное время. Чарли и Рон, который нашел в сарае пять допотопных метел, но в весьма хорошем состоянии, целыми днями летали, благо территория позволяла.

Близнецам понравилось подвальное помещение рядом с зельеварней, где мама, наконец, разрешила проводить свои опыты из наборов юного алхимика и других детских научных журналов, кипа которых обнаружилась в библиотеке — видимо, все Уизли обладали пытливыми умами, подобно близнецам.

Джинни была в восторге от собственной шикарной комнаты, разнообразных мелочей, которые она стащила к себе, и обновок. Денег в маноре не оказалось, как и ценностей. Зато на чердаке нашлась куча сундуков с одеждой и старая мебель, стащенная на чердак по мере смены моды. И хоть одежду, по причине устаревших моделей, носить было нельзя, но дорогие натуральные магические ткани и кружева были в отличном состоянии, так что со временем мать перешила каждому новую модную одежду. А учитывая, что они и на треть не разобрали чердак, обновок им должно было хватить на несколько лет.

Саму Молли безмерно порадовали сам дом и три проснувшихся домовика, среди которых особенно выделялась одна, которую звали Рилл, заправляющая всем в поместье. Как она плакала от радости, пока кланялась новой госпоже. Оказалось, всего домовиков в поместье было пять, но один потерялся. А когда нашелся, то Молли очень удивилась. Им оказался тот самый упырь, что жил в Норе над комнатой Рона и в дождливую погоду завывал по ночам. Она все хотела от него избавиться, да руки не доходили. Да и выше комнаты младшего сына она не поднималась. В обязанности Лилса, так звали создание, входил уход за свиньями на магловской территории, и когда пространственный карман свернулся, то несчастный остался вне дома. А так как домовики — это полностью магические создания, да еще привязанные к алтарю, то уйти он не мог и много лет жил без магии, отчего совсем одичал и превратился в какой-то бесформенный сгусток магии, покрытый зловонной слизью.

Заставить мужа отказаться от прав на род оказалось необычайно легко. Он бежал от ответственности, да и вся эта суета с алтарем с самого начала была ему не по вкусу. Потому он сам ухватился за эту идею и ни о чем не жалел. Пойдя на поводу у супруги, Артур не принял ее точку зрения и придерживался старых взглядов, предпочитая поменьше вникать в неприятные ему вещи. Хотя пользоваться благами и удобствами родового особняка ему нравилось.

Мюриэль позабавило решение Молли в выборе наследника, и она искренне восхитилась продуманностью племянницы. Ведь выбери она Билла, то, будучи регентом, правила бы только год. А так у нее было в запасе еще много лет для того, чтобы привести дела в порядок. Старший из детей был просто счастлив, когда мать предложила ему стать наследником рода Пруэтт, и ничуть не жалел, что это случиться несколько позже. Теперь, в качестве наследника древнего рода, он будет завидной партией для родителей Алисии. А если Лорда Пруэтта не устроит его выбор невесты, то Билл решил, что просто наплюет на титул и сбежит с невестой, оставшись Уизли — благо печати предателей на них теперь нет, да и невесту есть куда привести на первое время. А на собственный дом со временем заработает — ведь он все-таки лучший ученик и староста школы, и все дороги для достойной карьеры перед ним открыты.

— Почему Перси, дорогая? — спросила Мюриэль, когда ее пригласили в манор на чашку чая, — почему не Чарли, например?

— Потому, что он больше подходит для того, чтобы стать Главой рода, — спокойно пояснила Молли. — Персиваль очень серьезен и амбициозен. И хочет стать министром Магии, представляешь? А Чарли простой парень, он любит животных и обожает летать, потому обязанности Главы лягут его плечи тяжелой ношей.

— А близнецы или Рон? — заинтересованно спросила тетка, — про Джинни не спрашиваю, я сама имею на нее виды.

— Близнецы — исследователи и балагуры, — ответила Молли, — они не пропадут и сумеют себя реализовать в любой области, только бы не заскучали. Зачем их обременять и делать несчастными? А Рон грезит о карьере актера. Я сводила детей разок на Рождество в кино, на «Питер Пена», так он спит и видит, как станет великим актером, — пояснила женщина под удивленный взгляд тетки.

— И ты это допустишь? — спросила она.

— Почему бы и нет? — улыбнулась Молли. — Он довольно неплох в домашних спектаклях и полон энтузиазма. Когда старшие уедут в Хогвартс, то отведу его в магловскую актерскую студию. Мне удалось продать магглам пару антикварных кресел из той рухляди на чердаке — ты не поверишь за какие деньги! Так что подготовлю детей к школе и займусь младшими. У меня ведь в этом году Перси поступает, а у него, как у наследника, должно быть все самое лучшее.

Поздно вечером, укладываясь спать, Мюриэль рассуждала, что они все очень ошибались в племяннице. Молли тоже пеклась о роде, но в то же время заботилась о самих детях и знала, кто из них чем живет. И в ее семье никто бы не сбежал из дома, ведь она точно знала, чего от каждого из детей ожидать, и, уверенно управляя их жизнями и судьбами, не давила. «Как странно, — подумала старушка, засыпая, — что у бывшей беглянки и предательницы крови оказалось больше чуткости и такта, чем у чистокровных снобов, не видящих дальше собственного носа и собственной значимости. Наша порода, — улыбнулась она своим мыслям».