Три галлеона (гет)

Тёплая ткань опустилась на плечи. Гермиона подняла голову. Вот уже 10 минут она сидела на скамейке, привалившись спиной к стене теплицы, и безостановочно дрожала. Слова застряли в горле и она снова опустила голову.

— Я следил по Карте, — спокойно сказал Гарри, усаживаясь рядом. — Вы поговорили?

— Типа того, — Гермиона была обессилена от рыданий, поэтому голос вышел хриплым.

— Ты убежала от него как ошпаренная, — продолжал говорить парень, сознательно избегая произносить имя слизеринца. — Я сначала думал, что он погонится за тобой, но потом увидел, что он остался. Он до сих пор там сидит.

Гермиона зашлась в новых рыданиях. Гарри не знал, что делать, он робко обнял девушку за плечи. Она прижалась к нему и постепенно стала затихать.

— Он что-то тебе сделал? — вкрадчиво спросил парень, услышав, что девушка успокаивается.

— Нет, — тихо ответила Гермиона. — Он... Он больше ничего мне не сделает...

— Так это же хорошо, — неуверенно сказал Гарри.

— Ой не знаю, — всхлипнула девушка и положила голову на плечо друга. — Я так запуталась...

— Ты влюбилась в него, да?

— ... — новый всхлип.

— А он тебя бросил?

— ... — и снова. Парень расценивал эти звуки как утвердительные ответы.

— Насколько далеко вы зашли?

— Далеко...

— Слушай, Гермиона, — немного помолчав, парень взял подругу за плечи и заставил взглянуть на него. — Всё, что не делается, всё к лучшему. Просто сейчас обстоятельства выше нас.

— Обстоятельства, — тихо проговорила девушка. — Я ненавижу эти обстоятельства...

— Я прекрасно тебя понимаю, — улыбнулся Гарри, и Гермиона была ему безмерно благодарна за его присутствие, за этот разговор, за поддержку и понимание. — Знаешь, ввиду того, что мы по разные стороны, тебе лучше и правда отдалиться от него...

— Не беспокойся на этот счёт, Гарри, — вытирая последние слёзы, сказала Гермиона. — Для меня его больше не существует.

— Он вернулся другим, — Гарри решил подойти с другой стороны. — Видно дома его обработали. Надеюсь, он не сделал метку?

— ... — Гермиона молчала. Гарри поднял брови, ожидая ответа. — Не сделал.

— Вот и отлично, — вздохнул с облегчением друг. — Когда всё это закончится, вы сможете пересмотреть отношения.

— Всё уже кончено, Гарри, — серьёзно заявила Гермиона. В душе бушевала буря эмоций и злости, в первую очередь на себя: зачем она врёт Гарри, зачем до сих пор выгораживает этого, теперь точно известно, пожирателя? — Пойдём в замок.

Поттер с готовностью вскочил со скамейки, Гермиона тоже встала, плотнее кутаясь в мантию, принесённую другом. Они шли по дорожке и болтали о всякой чепухе.

— Кстати, Дамблдор, кажется, нащупал нить, ведущую к крестражу...

— Здорово, Гарри! Какой дальнейший план?

— Директор сказал, что сам отыщет его точное местоположение, и тогда я попрошу взять меня с собой.

— Это может быть опасно, хотя... Сейчас всё опасно, да и Дамблдор выглядит жутко старым. Сколько ему лет кстати?

— 150?

И друзья расхохотались. Всё-таки несмотря на то, что события меняются каждый день, а жизнь преподносит всё новые сюрпризы, кое-что остаётся стабильным — дружба, проверенная временем, друзья, испытанные огнём, связь, объединяющая родственные души.

* * *

Зима подходила к концу. Гермиона почти привыкла, почти забыла о своих отношениях с Малфоем. Надо заметить, что Рон делал всё возможное, чтобы Гермиона думала о слизеринце в последнюю очередь. Каждый раз, встречаясь в коридорах с Малфоем и его дружками, гриффиндорка смотрела мимо, стараясь не замечать. Это было сложно сделать по началу, мешали запах, голос, просто факт существования. Малфой в свою очередь поступал также, усиленно старался отвыкнуть. Даже попытался завести интрижку с девушкой со своего факультета по имени Астория, но ничего из этого не вышло. Всё было бы иначе, если бы хоть на миг мысли о Грейнджер отпускали разум, отходили на второй план. Если это и происходило, то Драко было о чём подумать, для другого в его голове места не было. Украдкой, когда никто не видел, Драко наблюдал за Гермионой. Он восхищался её выдержкой и умением держать себя.Он вспоминал первые недели после их разговора, как каждый вечер он разносил что-нибудь в своей спальне в щепки, как Нотт покорно чинил мебель и восстанавливал повреждения на стенах, залечивал раны друга даже тогда, когда он нервно отвергал его помощь. Кребб и Гойл, другие соседи по комнате, делали вид, что ничего не происходит, как-то странно лишь смотрели на Малфоя, как потом объяснил Нотт, он наплёл им, что метка пробуждает в Драко агрессию. В итоге многие с факультета стали смотреть на Малфоя по-другому, с благоговением что ли.

Но проходило время, парень понемногу успокаивался. Сначала он перестал громить мебель, а потом и вовсе огрызаться с Тео. В конечном итоге,когда пришла весна, Драко более-менее был похож на прежнего парня, за исключением, конечно, тех напряжённых моментов, когда он тестировал Шкаф, пробуя разные заклинания, которые нашёл в фамильных свитках.

Весна встретила студентов Хогвартса хмурым небом и сильным ветром. Хоть солнце в такое время было не особо частым гостем, в этом году оно совершенно забыло о своих обязанностях. Однако весна, как ни крути, умеет пробуждать даже то, что выглядело совсем мёртвым, увядающим. Гермиона считала такой свою душу. Ей казалось, что Малфой изрезал её сердце на мелкие кусочки, сломав всё то, что сам же построил. Поначалу было сложно забыть его прикосновения, слова, запах, но со временем и это удалось в себе подавить. По-другому Гермиона не могла назвать свою внутреннюю борьбу, она именно задавила свои эмоции по отношению к слизеринцу, свела на нет все попытки сердца напомнить о времени, проведённом вместе.

Странно, когда твоё сердце разбито, больше всего на свете хочется разбить кому-нибудь голову, иногда себе, чаще всем вокруг. В такие моменты жутко бесят слова поддержки, а ещё больше, увещевания о том, что судьбой всем воздастся по заслугам. Если бы это было правдой, то Волдеморт однажды просто бы не проснулся, но он жив и творит ужасные вещи, а возмездие не спешит его настигать. Разбитое же сердце разваливается на осколки, которые жутко колют изнутри, их не сравнить с разбитым стеклом, наступив на которое хоть видно, где болит, куда прикладывать лекарство. Расставания, разрывы, невозможность быть вместе... Кто вообще придумал чувства, если их могут сломать обстоятельства? Зачем они нужны, ведь никто сознательно не хочет боли, не хочет страдать, не понимая, как жить дальше, как смотреть в глаза, как улыбаться.

В такие моменты важно чтобы рядом кто-то был. Надёжный друг, человек, который не будет говорить лишних слов, а просто будет, согревая своим тепло то, что обледенело. Он не станет задавать вопросов, говорить то, что итак известно, наоборот, расскажет какую-нибудь бредовую теорию о том, почему у белых бобов чёрное брюшко или почему упавший пингвин не может встать самостоятельно.

Тогда ты понимаешь, что не одинок, понимаешь, что жизнь продолжается, а люди посланы в испытание. Ведь правду говорят, что не даётся человеку тех испытаний, которые он не смог бы вынести. Всё в жизни уроки, только глупые надеются, что после школы их больше не будет.

В марте Гермиона полностью оправилась от душевных травм, во всяком случае внешне это именно так и выглядело. Всё благодаря Гарри, Джинни, но больше всего Рону. Он окружил Гермиону такой заботой и пониманием, что она начала смотреть на него по-другому. Когда однажды он её впервые поцеловал, ей показалось, что где-то внутри зажёгся небольшой огонёк, который согревал. Пусть слабо, но согревал. Наверно в этот момент в небе появилась новая звезда, ведь сбылась её детская мечта. Но надо признаться, что особого восторга девушка не испытала, ведь всё хорошо, когда вовремя, когда горишь желанием и искренне хочешь, иначе даже если сбудется всё в точности, как мечталось, но с опозданием, то это может быть уже совсем не нужно.

Рон был рядом и Гермиона была ему благодарна. Всё-таки Гарри стал чаще проводить время с Джинни, словно боясь, что это ненадолго, как будто они могут внезапно расстаться. Гермиона постоянно успокаивала беспокойство друга: пока есть Дамблдор им ничего не страшно. Однако директор стал реже бывать в школе. К его отсутствию преподаватели старались не привлекать внимания, но студентам итак было о чём подумать.

К примеру, Малфою.Мыслей у него было много. Это было заметно невооружённым глазом. Он постоянно ходил напряжённый, плечи опущены, глаза воспалённые. Иногда Тео замечал, что Драко даже не ложился спать. На вопросы однокурсников он обычно отмалчивался, даже в матчах по квиддичу вёл себя сдержанно. Со стороны казалось, что парню всё надоело, но его близкий друг знал, в чём тут дело.

Несколько раз в коридоре пересекались пути бывших возлюбленных. В такие моменты оба останавливались на мгновение, смотрели друг другу в глаза, а потом продолжали движение, проходя мимо, как будто не знакомы.

Всему виной эта метка. Гермиону злила покорность Драко, его приверженность культу Волдеморта. Она надеялась, что пообщавшись с ней, парень изменит свою точку зрения, станет иначе относиться к магглорождённым. Но вся правда в том, что Драко наплевать на остальных, исключение он делал только для неё. Когда же их общение прекратилось, Гермиона видела, как Малфой продолжает оскорблять студентов в коридорах. «Грязнокровка» снова стало ядовитым словом. Пару раз Гермионе хотелось осадить слизеринца, но желания говорить с ним не было, не хотелось даже находиться рядом, потому что один его вид бесил, пробуждая злость на то, что он такой надменный.

Закончился март, начался апрель и Драко наконец удалось продвинуться дальше в своём тёмном деле. Древнее заклинание заставило-таки исчезнуть перо, которое он положил в Шкаф, в обратную сторону оно не сработало, поэтому Драко пришлось призадуматься над тем, как сделать так, чтобы оно работало в обе стороны.

Настроение становилось всё мрачнее, потому что осознание того, к чему он готовится, что собирается сделать, крайне напрягало. Тео был всегда рядом, хотя советов особо не давал, да и в Выручай-комнату не ходил. Он неизменно выслушивал причитания Драко, рассказывал о новостях, потому что знал, что друг погружён в свои мысли как в болото. Его засосало это поручение Тёмного Лорда и единственной мечтой было поскорее со всем покончить. Что произойдёт с остальными, Драко не особо заботило, после разрыва с Грейнджер, вынужденного разрыва, он вспомнил заветы отца о холодном сердце и больше никого близко не подпускал, решив, что ему нет дела до остальных. Есть только он и его миссия, выполнив которую, он наконец освободится.

За завтраком, обедом и ужином Драко смотрел только в тарелку, слушая беспрестанную болтовню Теодора. В один из дней Нотт был особенно словоохотлив.

— С каких пор ты стал так активно интересоваться жизнью этих придурков? — Малфой аккуратно отрезал кусочек отбивной и отправил в рот. Прям напротив за столом Гриффиндора сидела Грейнджер, он не смотрел, но видел даже сквозь опущенные веки. Однажды он задумался, а что он чувствует, видя её каждый день в Большом зале и на уроках. Она была словно давний знакомый, с которым что-то связывало, но это осталось в далёком прошлом. Он уже не мог припомнить дней, когда у него было хорошее настроение, дней, когда чувства к Гермионе только зарождались и он злился сам на себя за то, что ничего не может поделать с этой внезапно проснувшейся симпатией.

— С тех самых пор, как ты стал тенью отца Гамлета, — сообщил Тео с важным видом.

— Какого омлета? — нахмурился Драко. Нотт закатил глаза. — Совсем рехнулся!

— Прочитал в одной маггловской книжке, — объяснил Тео, теперь была очередь Малфоя закатывать глаза и морщиться в презрении. — Зря ты делаешь такую рожу, Драко.

— За языком следи, — беззлобно осадил Малфой. — И что там было не так с твоим омлетом?

— Проехали, Драко, — отмахнулся Тео. — Ты всё равно не поймёшь, вот Грейнджер сто процентов поддержала бы тему.

— А заткнуться ты не хочешь! — воскликнул Драко. В последнее время, точнее, как только Драко отошёл от разрыва и перестал проявлять агрессию, фамилию гриффиндорки Тео совал в разговор при каждом удобном случае. Он знал, что друг врёт о том, что безразличен к ней, поэтому доставать его было особым удовольствием.

— Нет, молчать я не буду, — с лёгкой улыбкой сказал Нотт. — Они кстати вроде парочкой стали.

— Кто? Грейнджер и омлет? — решил пошутить Малфой, не придавая смысла сказанному.

— Грейнджер и Уизли, — сообщил Нотт и удовлетворённо посмотрел на изменяющееся лицо друга. Драко тут же напрягся, глаза сузились, дыхание замедлилось, он нервно сглотнул.

— Мне. Нет. Никакого. Дела, — почти получилось убедить себя. Почти, процентов на ноль. Драко заставил себя поднять глаза. Карие тоже видимо осматривались. Секунда и взгляды встретились, ток заструился почти сразу. Казалось, протяни Тео сейчас руку, его обожжёт молния разрядом в 1000 Вольт.

Гермиона отвела взгляд первой, не выдержала, потому что жидкий металл серых глаз начал пробираться под кожу, будоражить кровь в венах, заставляя злиться снова. Злиться на себя, что не всё равно, на него, что он не отпускает её мысли.

Малфой тоже опустил голову.

— Тебе нет никакого дела, — рядом над ухом пропел Нотт. — Как скажешь, верю каждому твоему слову.

— Что значит они теперь парочка? — тихо, еле сдерживаясь, чтобы не заорать на весь Зал. Вот было бы зрелище, особенно для Тео, который, кажется, только этого и добивается.

— Только то, что они ходят за руки и, — Нотт заговорщически наклонился к уху Малфоя, прикрыл рот рукой и с идиотским смехом добавил: — наверняка целуются!

— Твою мать, Тео! — вышло громко, не сильно, но многие подняли головы. Она тоже, что за долбанный гриффиндорский слух! Нотт еле сдерживал улыбку, пытаясь принять виноватый вид, но то ли он плохо старался, то ли не старался вовсе, его тело то и дело содрогалось от внутреннего смеха, как на уроках, когда под партой смеётся всё, но над партой истинный pokerface. — Меня сейчас стошнит! Я пошёл!

Драко поднялся из-за стола и покинул Большой зал. Теодор остался доедать и хохотать над только себе понятными выводами.

А между тем это было правдой: Гермиона и Рон начали всё чаще браться за руки. Да, они стали иногда уединяться, но в остальном всё осталось как было: девушка всё также срывалась на нерадивого студента, когда он не делал домашние задания.