Секрет почти не виден (джен)

Слишком бурная жизнь Сириуса тревожила Вальбургу — а ведь Сириус напрасно подозревал свою мать в желании, чтобы он присоединился к Темному Лорду. В день, когда Сириус пил и бедокурил в «Плакучей иве», Вальбурга и Орион, сойдясь для важного разговора, были спокойны и серьезны.

— По-моему, у Сириуса там совсем не то, о чем все говорят, — сердито сказала Вальбурга. — Какой еще Хранитель Секрета Поттеров, кому эти Поттеры теперь нужны. Чарлюс, Царствия ему Небесного, был голова, а эти-то молокососы...

— Последнее время «эти-то», в широком смысле, слишком много творят дел, — заметил Орион. — По-моему, это не очень хорошо.

— Какие могут быть спецзадания у Хранителя Секрета? — продолжала Вальбурга, они с Орионом всегда так говорили, как будто каждый о своем, но друг друга при этом они слышали и слушали. — Нет, он, конечно, не свяжется с Орденом Феникса — но вот с Пожирателями... С мальчишками Лестранжами он недавно и приходил.

— Я не знаю, как там сейчас у молодых, — покачал головой Орион. — Может, у них Темный Лорд — друг человека. Может, у них Дамблдор — друг человека. А у нас положено так, что семья — друг человека. И наша семья уже достаточно на этой войне потеряла.

Хагрид и Хмури тем временем везли домой Сириуса, находящегося в состоянии готовальни, и даже кидали на пальцах, кому вручать Сириуса родителям. Хагриду иметь дело с Блэками совсем не хотелось, и он жульничал так очевидно, что Хмури махнул на него рукой и отправился к Вальбурге и Ориону сам — к огромному своему удивлению найдя у Блэков радушный прием, как только Вальбурга и Орион догадались, что Сириус пьян, а не ранен, и Хмури помогает ему, а не собирается его арестовывать.

— Как не отблагодарить человека, который заботится о твоем ребенке, — проникновенно сказала Вальбурга, а Орион неуклюже и немного дурашливо пальнул над всеми конфетти из палочки — и вслед за этим хмельной и размякший аврор, принявший Вальбургу за взволнованную мать, а Ориона за немного недалекого отца, попал в оборот. В малой гостиной у камина был быстро накрыт для гостя стол, невозможный плащ Хмури и его потертый костюм каким-то образом превратились в удобный и элегантный фрак, да и сами хозяева преобразились и стали презентабельными и изысканными, но при этом остались гостеприимными и сердечными, так что Хмури даже не смущался своих солдатских манер.

— А потом, когда Петтигрю превратился из крысы в человека и вернулся обратно, — повествовал похохатывая Хмури, — он полез к сцене, где ваш Сириус про зайцев исполнял, и начал совать руки, так что Сириус постоянно на них наступал, оступался и хватался за ансамбль. А Петтигрю причитает: «Мягколапик, это же я, твой Хвостик! Ты же мне совсем руки сломал! У меня там теперь не закрытый, а открытый перелом».

— Ах, озорники! — улыбалась Вальбурга, она-то не пила вина, только подливала Хмури, и уже все про анимагию поняла. — Вот и Рудольф с Рабастаном у нас такие же. Шалуны!

— Эти шалуны скоро на Азкабан нашалят, — мрачно отвечал Хмури. — Я, конечно, очень вам сочувствую, хозяйка, но я присягу давал.

— Да, да, большие дети — большие проблемы, — сокрушенно качал головой Орион, окончательно утвердившись во мнении, что обе противоборствующие стороны давно нужно призвать к порядку, да, пожалуй, и священные двадцать восемь семей следует поскорее собрать. — Вы наверняка слышали, как нелегко Сигнусу, моему шурину, пришлось со своей дочерью.

— И она тоже скоро допляшется, в рамках профилактической беседы вам говорю, — ворчал Хмури, настроенный на добродушный для него лад седлом барашка и очередной только что прибывшей бутылкой красного.

— Андромеда? — всплеснула руками Вальбурга, словно ей было какое-то дело до порвавшей с семьей племянницы.

— Да при чем тут Андромеда, — махнул рукой Хмури. — Она-то прекрасно живет, дочка у нее растет — метаморф, между прочим.

— Да что вы? — развеселился с виду простой и дурашливый Орион. — И что, хороший метаморф? Может она, например, в аврора превратиться?

Хмури расхохотался, представив себе, как маленькая Нимфадора Тонкс превращается в его уменьшенную копию, и даже закашлялся, поперхнувшись вином, а Орион заботливо похлопал его по спине.

— Ах, какое полезное умение! — весело воскликнул Орион, и вот это он уже говорил всерьез, кинув взгляд на жену. — С таким умением можно и в Отдел Тайн без пропуска пройти.

— Ха! — воскликнул Хмури. — Да ее надо научить в министра магии превращаться — никто и не отличит, он все равно последнее время какую-то дичь городит, мозгов меньше, чем у ребенка.

— Ах, какое полезное умение! — согласилась Вальбурга, тоже подумывая, что стоило бы заняться воспитанием внучатой племянницы, и Орион подлил Хмури еще.

— Выпьем? — бодро предложил Орион.

— Выпьем, — кивнул уже изрядно подпоенный Хмури. — Знаете, если будете когда у нас в аврорате…

— Нет, уж лучше вы к нам, — любезно отказался Орион и чокнулся с Хмури почти пустым бокалом. — И лучше в частном таком порядке, а не в деловом.

Семья Дамблдоров не принадлежала к священным двадцати восьми чистокровным родам, а потому Дамблдор не знал, что в волшебном мире начались тектонические изменения, и начались они с того, что милый, мягко стелющий Орион Блэк вдруг заглянул в гости к своей родственнице Дорее Блэк, в замужестве носившей фамилию Поттер. Недавно овдовевшая и быстро дряхлеющая Дорея все еще держала в руках ключи от семейного сейфа в Гринготтсе, дожидаясь, когда Джеймс начнет ими интересоваться не только с целью потратить немного денег и займет место своего отца.

— Хорошее дело, — бормотала Дорея, слушая Ориона, и голова ее клонилась на грудь, словно бабушка то и дело засыпала, а ее глаза взглядывали из-под бровей остро и строго, — хорошее дело. Всегда лучше поговорить.

— А что, если всё, что люди говорят, — всё правда, Орион? — наконец спросила Дорея. — Что, если твой сын действительно у моего сына Хранитель Секрета, и за ними обоими теперь охота? Получается, Риддл ваш целых два рода извести задумал.

— Думаешь? — спросил Орион, такое обвинение уже было серьезным, способным поднять двадцать восемь священных семей и без его уговоров. — С этим я бы даже к твоей кузине Седрелле пошел.

Священные двадцать восемь семей, переплетенные за века на бесчисленных свадьбах и крестинах, частенько ссорились и конкурировали — была между ними и борьба за власть, и дуэли, кончавшиеся смертью по меньшей мере одного из дуэлянтов. Но еще с религиозных войн, предваривших Статут секретности, жило среди них убеждение, что они все вместе скрываются от куда более враждебного мира. Блэки частенько хотели, чтобы любопытные и по-детски оптимистичные Уизли замолкли и не отсвечивали; Лестранжи постоянно пытались заставить Прюэттов признать превосходство Лестранжей в доблести, а Лонгботтомы в свою очередь надеялись, что когда-нибудь эти лягушатники Лестранжи все же свалят в свою Францию. Но по сравнению с теми людьми вне волшебного мира (всеми или не всеми, на этот счет священные двадцать восемь тоже немало между собой бранились), — по сравнению с теми магглами, которые хотят, чтобы волшебных семейств вообще не было, все размолвки между священными двадцатью восемью семьями были невинной детской игрой в крысу — священные двадцать восемь это прекрасно понимали, и чувствовали скорее хребтом и печенкой, чем головой, где обычная свара, а где истребление и окончательная гибель.

— Я не думаю, я спрашиваю, — отозвалась Дорея, и ее клонившаяся книзу голова вновь блеснула острым взглядом. — Ты сходи сегодня к Лонгботтомам, раз ты с Фрэнком вот познакомился, только подожди, пока я с Августой поговорю. А я потом, как добрая тетушка, к твоей сестренке Лукреции схожу, она сыновей потеряла, Гидеона и Фабиана, она скорее поверит. Пусть она тогда к Седрелле и идет, с Седреллой говорить — язык наварить, а про дело с ней толковать — надо новый сковать.

Дамблдор, ничего не зная о пришедших в движение тектонических силах, вызнал то, что его занимало, и снова пригласил Сириуса в свой кабинет.

— У меня осталось для тебя одно последнее задание, — сообщил Дамблдор.

— Как — последнее? — воскликнул юный и увлекающийся Сириус. — Директор, это нечестно! Я только вошел во вкус, так обрадовал маму, когда сказал ей, что вместо вашей проклятой политики пью, играю в карты и путаюсь с дурными женщинами. Да, я выпил — но я требую продолжения банкета, то есть спецзадания! Я еще почти совсем не играл в карты, только с Лестранжами и Лонгботтомами в подкидного дурака тремя колодами. И с дурными женщинами я так пока и не путался — а ведь надо, надо: гостиница Атлантик, духи Шанель номер пять, "не виноватая я, он сам пришел" — ну какое без этого спецзадание! — правда, зато я познакомился в книжном с одной хорошей девушкой…

— Сириус, — строго остановил расшалившегося Сириуса Дамблдор. — Послезавтра Хагрид снова приедет за тобой и отвезет тебя туда, где ты будешь в безопасности…

— Не в Азкабан? — почему-то спросил Сириус, и Дамблдор ошарашенно помотал головой. — Не, директор, делайте, что хотите, а под домашний арест я не сяду.

— Хорошо, ты выступишь на суде как свидетель, — пообещал Дамблдор, что, в принципе, не противоречило его намерению до суда Сириуса прятать и держать взаперти. — А вот завтра я попрошу тебя встретиться с твоим другом Петтигрю, и сказать ему — так, между прочим — что завтра ты надолго уедешь туда, где тебя никто не сможет найти. А потом оброни — тоже так, между прочим — что туда же уезжают и Поттеры.

— Питер? — потрясенно пробормотал Сириус, который считал Петтигрю подлизой и бестолочью, но не подлецом же.

— Да! — уверенно сказал Дамблдор.

Не знать чего-то — намного меньший недостаток, чем знать что-то, не имеющее отношение к реальности. Редактор «Прорицательской» слишком долго жил скандалами и светской хроникой, а потому как-то убедил себя в том, что в семье Блэков давно уже разлад: Андромеда изгнана из семьи за то, что вышла замуж за маггла, а Сириуса, тоже якшающегося с магглами и предателями крови, за его магглофильские настроения ненавидит вся семья. Поэтому редактор смотрел как на подарок судьбы на репортаж, больше похожий на донос, который принесла ему новая сотрудница Рита Скиттер, — о том, как Сириус буянил в маггловском ресторане, с колдовством и драками, и как аврорат почему-то не дал этому делу ход. Редактор рассудил, что Блэки больше будут злиться на продолжающего их позорить Сириуса, чем на газету, а намек газеты на их могущество, которое заставило аврорат замолчать, Блэкам даже понравится. И потому редактор поставил репортаж Скиттер в печать, а сам даже выпил лишнего, отмечая вечером неминуемый успех завтрашнего номера, который вся магическая Британия будет обсуждать неделю, да и Европа, пожалуй, закажет сотни оттисков по спекулятивной цене.

К его неудовольствию, редактора разбудили рано утром. Вышколенный дворецкий редактора «Прорицательской», которым редактор обзавелся несколько лет назад, сорвав шальных денег на последней предвыборной кампании, этим утром постучал в дверь его спальни и как-то сдавленно и хрипло доложил, что редактора ждут посетители.

— Мишель, — пробормотал редактор, имитируя французский акцент. — Я не могу в таком виде принимать гостей. Мне нужно принять вааанну, выпить чашечку кофе…

— Будет тебе вааанна! — вдруг ответила из-за двери Вальбурга Блэк, а дворецкий редактора полетел в сторону, с грохотом обрушив подставку для тростей. — Будет тебе кофе! Будет тебе Белла Блэк с Лестранжами!

— Я… я сейчас, миссис Блэк, сейчас! — пообещал редактор, подскочив на постели, и кинулся к окну, как в далекой молодости, когда его репортажи, похожие на репортаж Скиттер, приводили к нему на квартиру их возмущенных героев.

К огромному облегчению редактора, на улице не было ни возмущенных Блэков, ни получивших нагоняй от начальства авроров, а вот новый номер «Прорицательской» уже был наклеен на тумбу для афиш, и редактор залюбовался передовицей «Позор пьянице и дебоширу Блэку С. О.» и подретушированной колдографией, на которой патлатый и расхристанный Сириус дико скалил зубы и словно хотел выскочить из газетного листа. У газеты уже были первые читатели: два школяра, чернявый и рыжий, и милая девочка с копной каштановых волос на голове и пушистым персидским котом на руках.

— Как излагает, а? — спросил редактор, имея в виду свою новую сотрудницу, написавшую статью под колдографией.

— Хорошо приклеено? — спросил редактора долговязый рыжий школьник, наверно, один из многочисленных Уизли, в которых редактор разбирался плохо, потому что они не годились в светскую хронику.

— Сам Сириус Блэк не оторвет! — заверил редактор, забывая о том, что ему стоило бы уйти подальше от своего дома, пока оттуда не вышла на улицу разгневанная Вальбурга.

— А скажите, редактор, — спросила любознательная девочка с котом, — а что, эти Блэки все такие ужасные? Все как один пьют, дебоширят и, так сказать, морально разлагаются?

— Ну, наверное, не все, — великодушно допустил редактор и поддался своей привычке распускать скандальные слухи. — Говорят, что, если кто-то из них начинает позорить семью, семья находит способ обстричь семейное древо, — и редактор сделал девочке страшные глаза, намекая на способы, которыми Блэки приводят свое генеалогическое древо в надлежащий вид.

Третий школьник, очкарик с торчащими во все стороны черными волосами, повернулся к редактору, и редактор с удивлением увидел у него на носу круглые очки с черными стеклами, как у Слепого Пью из детской книжки, — а потом в голове у редактора стало легко и пусто, так что не осталось своих мыслей, а только приказы господина.

— А теперь иди по улице и отдирай свои газеты, — тихо приказал Рудольф Лестранж, спрятавший свои глаза за темными стеклами очков. — И выкупай у торговцев оставшийся тираж.

— Ты забудешь обо всем, что здесь произошло, — приказала редактору «Прорицательской» Беллатрикс, незаметно принимая от мужа наложившую Империо палочку, а прохожим в это время казалось, что черноволосый парень просто гладит ее кота. — Запомни только одно: мы, его семья, можем Сириуса иногда ненавидеть и ругать — но другим не дадим. Сами справимся.