Право на крылья (джен)

Тогда

— Притормози, — попросил Куроко, неловко приземлился и тут же сбросил с себя УПМ.

Баллоны лязгнули друг о друга и увязли в грязи. Такое отношение к экипировке просило трёх нарядов вне очереди, но после двух кругов по Лесу хотелось просто упасть и сдохнуть. Прямо здесь, посреди лесной чащи, бесславно, под ногами ничуть не запыхавшегося Аоминэ. Вполне себе нормальная смерть: атмосфера располагала к закату, а дожить до седин Куроко всё равно не рассчитывал.

— Солнце только село! — возмутился Дайки, но обогнул дерево, резко затормозил и опустился на землю.

Милостиво протянул прислонившему к еловому стволу Тэцуе фляжку с водой и широко осклабился.

— Вчера тебя хватило на три.

Аоминэ нужно было уметь вовремя тормозить, в противном случае ты рисковал быть загнанным до смерти. Труп твой так бы и остался в лесу, а сам Дайки продолжал бы мчаться вперёд сломя голову, плохо понимая, что, вообще говоря, то, что нормально для него — смертельно для большинства людей, не поддаётся логике и едва ли возможно с точки зрения физики.

— Поэтому сегодня я умер ещё на первом. — Тэцуя сполз вниз по стволу и с противным хлюпаньем шлёпнулся на взрытую мощными корнями землю.

Всю неделю шёл страшный ливень — дороги размыло, покатые тропинки в Лесу переходили в скользкие, бугристые склоны, и без того тёмная из-за широкой листвы чаща погрузилась во мрак, а тросы скользили по мокрым стволам без всякого трения. Сдача нормативов неумолимо приближалась, и если благодаря дополнительным тренировкам то с Огиварой, то с Аоминэ Куроко удалось улучшить свои навыки рукопашного боя и лучше, чем отвратительно выполнять задания на тренировочном поле, то с УПМ всё по-прежнему складывалось плохо.

Он выматывался непозволительно быстро, тяжёлая экипировка тянула к земле, а трущие ремни не давали сосредоточиться на прокладывании маршрута между толстыми ветками.

— Вообще странно. — Дайки легко поймал полупустую фляжку и вмиг её опустошил.

Подставил лицо крупным каплям дождя и с удовольствием втянул сырой воздух. Казалось, будто ни нещадно хлещущий ливень, ни мелкие ссадины на лице от особенно проворных веток его не тревожат: сквозь пелену дождя, сеть иголок и листьев он прорывался так отчаянно, словно каждым рывком бросал вызов самому себе. Ни капли усталости — Куроко прикрыл глаза и досадливо пнул попавшийся под ногу баллон.

— Шадис за это по головке не погладит.

— Он всё равно меня выставит, — отмахнулся Куроко и мысленно порадовался, что его слов не слышит Шигехиро.

— Выставит тебя — попрощается со мной. — Аоминэ беспечно пожал плечами и поднял из грязи УПМ Куроко.

Сказал и сказал.

Тэцуя открыл глаза, смерил аса первого состава внимательным взглядом и коротко улыбнулся. Дайки умел огорошить внезапно, исподтишка, — ни с того ни с сего скажет что-нибудь убийственно честное, а ты сиди и думай, что теперь с этим делать, как с ним, дураком, дальше быть, и нужно ли как-нибудь на это реагировать. Ломаешь голову, подбираешь слова, а ему ответ не нужен: он это не ради чего-то сказал, а просто потому, что мог.

— Что странно? — снова прикрывая глаза, чтобы скрыть непрошеную улыбку, переспросил Куроко.

— Ты всё делаешь верно. Даже слишком верно — видел бы Мидорима, сожрал бы от зависти свои побрякушки.

— Побрякушки?

— Талисманы, — многозначительно поиграв бровями, протянул Дайки. — Ночами в небо пялится, звёзды разглядывает. Уже неделю дождь — звёзд не видно, так он в депрессии, а Акаши близок к убийству.

— Акаши всегда близок к убийству. Делать верно не значит делать хорошо: ты всё делаешь неправильно, однако же равных тебе нет.

— Ты не видишь себя со стороны. Допускай ты ошибки... Откуда ты знаешь? — Аоминэ бросил осматривать вымазанный в грязи УПМ и уставился на Куроко.

— Ты не видишь себя со стороны, — передразнил Тэцуя.

— Да нет, я про Акаши...

— То есть в том, что лучше тебя нет, ты не сомневаешься?

— Конечно, не... Хватит ржать!

Дайки притянул его к себе за шею и ткнул кулаком в макушку.

— Сдаюсь! — сквозь тихий смех выпалил Куроко и легко стукнул его по руке.

— То-то же, — самодовольно рыкнул Аоминэ, но не отпустил. Посмотрел в глаза пристально, и стало ясно: отвертеться не выйдет.

Куроко выскользнул из захвата, отошёл к ручью и ополоснул лицо. Нужды в этом не было: дождь смыл пот и грязь, но отвернуться и занять чем-нибудь руки сейчас необходимо. Они тренировались вместе всего месяц, но Аоминэ волшебным образом успел научиться читать у него с лица, как с листа распахнутой книги. А Тэцуя ляпнул, не подумав, и теперь этот вопрос нужно было замять.

— Тэцу.

— Люди говорят, — ровным голосом ответил он.

Земля чавкнула под ногами Дайки, и Куроко приготовился к неизбежному — делать хорошую мину при плохой игре, но уличить нерадивого кадета во лжи Аоминэ не успел. Позади послышался свист тросов и несколько мгновений спустя возле них приземлился остальной первый состав.

— Ох, да ладно! — возмущённо воскликнул Рёта и, негодуя, воткнул лезвие в землю.

Мидорима чопорно поправил съехавшие с переносицы очки и не глядя протянул раскрытую ладонь. Кисэ горестно простонал, но деньги отдал. Выражение лица при этом было такое, словно поставить его вынудили, а проигрывал он не иначе как всё золото мира: вселенских масштабов обида и искреннее негодование одновременно. Так смотреть умел только он.

— Будешь должен, — буркнул Рёта, пихая Аоминэ в плечо.

— С какого? — широко ухмыльнувшись, спросил Аоминэ. — Не хрен с ним на деньги спорить, сотню раз тебе говорил. О чём спорили?

— Мидо-чин и Кисэ-чин поспорили, что в Лесу завёлся призрак, — сдал их с потрохами Мурасакибара и возмущённо уставился в небо, будто бы одного укорительного взгляда достаточно, чтобы остановить дождь. — Ака-чин, это всего лишь братиш Минэ, можно я пойду обратно?

— Дети сказали, что...

— Публика как раз твоя. — Мидорима ловко уклонился от кинутой в него фляжки и прислонился к стволу дерева. Дождь заливал линзы очков, и выглядел Шинтаро, строго говоря, нелепо, но достоинства не ронял.

— Ах ты!..

— Ака-чин, я голодный, можно уже...

— Успокоились, — коротко приказал Сейджуро, взглядом пригвоздил ищущего что бы ещё швырнуть Рёту к земле, вытащил из внутреннего кармана куртки яблоко, кинул его Ацуши и повернулся к Аоминэ. — Время отбоя одинаково для всех.

— Ты таскаешь с собой еду. — Дайки оскалился в довольной улыбке и расслабленно положил ладони на рукоятки мечей.

Предвещающий спартанскую тренировку взгляд должного впечатления не произвёл. Подчинением от Аоминэ и не пахло, выглядел он ровно настолько склочно, насколько мог, но доводить Сейджуро сейчас смысла не было — в половину не так весело, как обычно, да и не к месту, если уж и на то пошло. Этот аттракцион ему нравился, но схлопотать он ещё успеет.

— Мы отрабатывали полёт, — не меняя тона, ответил он.

— Вы?

Дайки недоумённо моргнул и обернулся через плечо. Куроко по-прежнему стоял у кромки ручья и пытался пригладить взлохмаченные Аоминэ волосы. Выходило так себе, но важно было не это.

— Тэцуя, — удивлённо констатировал Акаши.

Важно было то, что до этого никто из них не смотрел на Куроко.

— Здравствуй, — отозвался тот и сделал шаг вперёд.

Кисэ сдавленно ойкнул, Мидорима медленно протянул Рёте его деньги обратно, а Ацуши на секунду перестал жевать. Дождь словно выключили, отовсюду доносился нестройный хор падающих с листьев капель, а Аоминэ, решив, что эффект всяко превзошёл его ожидания и доводить Акаши можно по-разному, как ни в чём не бывало снова поднял УПМ Куроко и, задумавшись, взвесил его в руке.

— Я тут подумал...

— Опасно, — привычно отбил Куроко, отвернувшись от горящих красным глаз.

— Отвали. Так вот, я подумал, может, попробуешь женское УПМ?

— Что?

— Дело явно не в навыках, а женское УПМ легче, — объяснил Дайки. — Для Мурасакибары пришлось утяжелять, а что если... Что?

На аса смотрело пять одинаково удивлённых пар глаз. Тот стушевался, отступил на шаг назад, словно почувствовав угрозу, и машинально занял оборонительную стойку.

— Чего пялитесь?

Затянувшие небо тучи лениво плыли прочь друг от друга, тёмно-серое полотно разрывалось на части, а сквозь чёрную небесную мглу поблёскивали звёзды. Поднимался ветер, неся с собой запах сырой земли, листьев и древесной смолы. Где-то в глубине чащи кричала серая неясыть, шумел ручей и шелестели листья.

На следующий день Куроко выдали облегчённую версию УПМ. Привыкшее к стандартному, тяжёлому образцу тело слушалось беспрекословно, а рывок перед взлётом больше не пугал. Отпала необходимость тормозить перед поворотом и бояться, что не успеешь смотать тросы прежде, чем упадёшь.

Оказалось, что если смотреть на деревья Леса сверху, они не такие уж и страшные.

В следующем зачётом круге на УПМ Куроко финишировал шестым. Тотчас за лучшей пятёркой первого состава.

Сейчас

Ворота закрылись за Сейрин с глухим стуком. Поднявшаяся из-под плиты пыль на мгновение скрыла столпившихся у дороги восторженных детей и кадетов и медленно осела обратно на землю. Тут же, как по команде, вновь зазвучал смолкший на несколько секунд городской гул.

Томительное молчание, что повисало после того, как за Разведкорпусом закрывали ворота, вряд ли было традицией. Горожане, провожающие за Стену солдат, таким образом просили вернуться и прощались заранее — душераздирающий коктейль из надежды и страха. Шинтаро за свою жизнь успел побывать по обе стороны баррикад, потому привычку прощаться наперёд считал глупой. Когда стоишь здесь, в дорожной пыли, и смотришь на толстую плиту, отделяющую один мир от другого, найти подходящих слов не выходит. Но там, за Стеной, ты прекрасно знаешь, что можешь не вернуться, и последнее, чего хочется — это слышать позади себя траурную тишину и подспудные рыдания.

Мидорима отвернулся от двух мальчишек, возбуждённо изображающих разведчика и Гиганта, и уже собрался уходить, как вдруг приметил чуть поодаль от толпы Аоминэ. Тот стоял у торговой лавки у самой дороги, прислонившись к стене и крепко сцепив руки на груди, и хмуро, исподлобья смотрел на закрывшиеся ворота. Вокруг него, как и всякий раз, когда он злился, собиралась темнота. Кадеты, почувствовавшие поганое настроение лучшего из разведчиков, обходили аса по широкой дуге и, наслушавшись разной степени правдивости баек о вспыльчивой натуре Дайки, лезть с вопросами даже не пытались.

В былые времена, когда они ещё были в одном отряде, Мидорима бы попытался вытащить товарища из кипучей бездны ярости, в которую тот старательно себя загонял. Вмешался бы, прекрасно зная, что ничего сделать по сути не может, но хоть притормозит процесс до тех пор, пока на горизонте не появится Куроко или, хотя бы, Акаши, и перетянул бы внимание таящегося на дне синих глаз монстра на себя. Сейчас же разумней было пройти мимо, последовав примеру побледневших новобранцев, но то ли дело в том, как побели костяшки у стиснувшего кулаки аса, то ли в привычке, но очнулся Мидорима уже возле взбешённого Аоминэ.

Дайки обернулся на него, и Шинтаро оставалось только порадоваться тому, что хотя бы в росте он заносчивого аса превзошёл — давить у Аоминэ порой получалось ничуть не хуже, чем у Акаши.

— Решил убедиться, что ты не наделаешь глупостей, — невозмутимо пояснил Мидорима.

— Ма-а-ам, — широко ухмыльнувшись, протянул Аоминэ. — Я вырос. Отъебись.

— Очень по-взрослому. — Шинтаро поморщился от грубого слова, но уходить не торопился.

К хамству Аоминэ он был приучен. Дайки часто отгораживался от мира демонстративным скотством и каждой фразой словно брал на «слабо». Струсишь — твои проблемы. Отважишься — ещё поиграем. С моделью поведения снайпер был знаком, но вот сбивать спесь с нахального аса не умел совсем. То было уделом Куроко и Акаши. Первый каким-то чудом умудрялся приводить свой Свет в чувства, не сказав ни слова, а второй был единственным, кто некогда пользовался у звезды отряда Тейко авторитетом.

Читать мысли Мидорима не умел, а пытаться подчинить задиристого Дайки было пустой тратой времени: Аоминэ если и слушался, то сильнейших. Единственным вариантом оставалось быть честным.

Не самая выгодная стратегия, но лучшей Шинтаро не располагал.

— Он бы выслушал, реши ты поговорить.

Дайки, слегка заинтересованный тем, что снайпер не ушёл, тихонько фыркнул и вновь уставился на ворота.

— Твой девиз?

Не в бровь, а в глаз. Не имея возможности дать в морду, Аоминэ жалил словами. Странно для того, кто обыкновенно топорно обходился со всем, что выходило за пределы материального, но цель он находил с завидной частотой. Приберегать козыри для лучших времён он, впрочем, не умел — те сразу рикошетом стреляли в обидчика, и именно это делало из Дайки оппонента не просто нежелательного, а проблемного.

— Мы говорим не обо мне, — раздражённо отозвался Шинтаро и тут же поморщился — прозвучало так, словно он тявкнул в ответ, а сводить всё к привычной им обоим словесной перестрелке не хотелось. — А о Куроко. Я говорил с ним.

— Лучше бы ты уступил смену Кисэ, — проворчал Аоминэ и опустил руки. Ладони неловко мазнули по воздуху и, не обнаружив рукоятей мечей, снова сжались в кулаки.

— Он рассказал мне, что чувствовал, перекидываясь в Гиганта, — проигнорировав еле слышное бурчание, продолжил Шинтаро. — О том, что исчезал, не слышал и не чувствовал...

— Пришлю вам открытку на годовщину.

— ...о том, как не помнил себя. Но что бы Куроко ни открыл, он ни словом не обмолвился о тебе, потому что есть вещи, которые святы, а то, что доверил ему ты, не для наших ушей, — повысив голос, договорил снайпер.

Вздохнул глубоко, собираясь выдать следующую тираду, и тут же осёкся.

Поблёскивающее изумление в глазах Аоминэ медленно сменилось сначала снисхождением, а затем недобрым весельем. Дурной знак для всякого, кто сколько-нибудь его знал — так он выглядел, когда им удавалось провернуть особенно хитрую атаку, тут же оборачивался, чтобы ударить кулаком о кулак своей Тени и заливисто хохотал. Так он смотрел на Куроко, когда тот выкидывал какую-нибудь беззлобную гадость, глядел на объект своей шалости кристально-чистыми голубыми глазами и невинно хлопал ресницами. Один в один.

Шинтаро негромко ругнулся и с досадой отвернулся от веселящегося аса.

Его провели. Разыграли как по нотам и, не соврав ни единым словом, откровенностью толкнули на откровенность. Теперь голубоглазые чертенята водили вокруг его погребального костра хоровод, а взгляд Дайки говорил сам за себя — ас не даст ему этого забыть.

— Ни слова, — предупредил Мидорима и поправил сползающие с переносицы очки.

Аоминэ демонстративно закрыл рот на замок, оторвался от стены и, чему-то улыбаясь, направился в сторону лагеря.

— Куда ты? — не решив до конца, а нужно ли ему знать, обречённо спросил Шинтаро.

— Навещу командира, — не оборачиваясь, отозвался Дайки. — И передай Тэцу...

— Я вам не почтовый голубь!

— ...что есть вещи, о которых мне не нужно напоминать.

Что Аоминэ, говоря о командире, имел в виду отнюдь не Имаёши, Шинтаро к своему стыду понял только тогда, когда вернулся в лагерь. Весь отряд Ракузан стоял на почтительном расстоянии от своей палатки, зло-испуганная Момои ходила из стороны в сторону, беспокойно поглядывая на закрытую полу, и нервно заламывала пальцы. Вероятно, завидев приближающегося к шатру Ракузана Дайки, она попыталась того от опасной затеи отговорить. Судя по виду, могла даже пойти на отчаянные меры и пустить слезу, но всё равно потерпела сокрушительное поражение — об упрямстве Аоминэ можно было слагать легенды, а остановить его тогда, когда он всё для себя решил, возможным не представлялось.

— Мидорин!..

В голосе бросившейся к нему Сацуки проскальзывала безмолвная мольба сделать хоть что-нибудь, пока один из них не убил другого. Но из палатки не доносилось ни звука, а чутьё Шинтаро и колючим клубком шевельнувшаяся в груди зависть подсказывали: Момои беспокоится совсем не о том.

Ни в Стохесе, ни здесь, в Тросте, Мидорима так до сих пор и не сподобился зайти к Акаши. Не за извинениями и не чтобы попросить прощения самому — просто поздороваться. Не хватило храбрости и решимости, покоробила задетая гордость. Завидев кого-нибудь из нового отряда бывшего командира, Шинтаро буксовал на месте и шёл в противоположную сторону, лишь бы не наткнуться на Сейджуро.

Аоминэ же принял решение до того, как снайпер передал ему слова Тэцуи. Мидорима прекрасно видел, как тот смотрел на закрывшиеся ворота, догадывался о чём тот думал и точно знал: не подойди он к нему, Дайки сорвался бы с места в следующую секунду. Ему достало смелости и злиться, и требовать. Он мог позволить себе ворваться в палатку капрала и заранее быть уверенным в том, что будет услышан. Так было всегда — как бы близок к Сейджуро ни был Мидорима, каким бы ни было его звание, случались моменты, когда Аоминэ и Акаши словно оказывались на одной волне. Часами просиживали над планами атак, переглядывались во время боя быстро, едва заметно, решая, кто поведёт в этот раз, спорили до хрипоты и в эти самые моменты забывали, что они в отряде не одни.

Две путеводные звезды отряда Тейко, они даже померкли одновременно.

Поэтому Дайки мог всё это себе позволить.

На что мог рассчитывать он сам, Шинтаро больше не знал.

* * *

За прошедшие полгода Мидорима потерял бдительность — как ещё объяснить неожиданно попавшегося на старый трюк снайпера, Аоминэ не знал.

Он поначалу и сам не раз вёлся на обманчиво невинные глаза Фантома. Верил, что когти белый и пушистый Куроко не выпускает по причине их отсутствия, а с лукавством как с понятием и вовсе не знаком, и трюкача в призраке не разглядел. Ловить же в прохладных голубых глазах чертёнка Дайки научился быстро, после первой подсечки. После первой совместной посиделки убедился, что палец в рот парню лучше не класть: есть риск остаться инвалидом. А ещё позже, когда всплыло, что безобидный на вид Тэцуя приходится их дьявольскому капралу родным братом, окончательно убедился в том, что ждать от Фантома можно чего угодно.

Кроме подлости, трусости и слабости, разве что.

Поэтому Мидорима, с наивным упрямством убеждающий его в том, что Куроко по-прежнему за свой Свет горой, его изрядно повеселил, однако от колющей под рёбрами иррациональной обиды Аоминэ избавиться не мог.

Вот чего снайперу стоило не лезть на рожон и не бросаться исполнять возложенную на него славную миссию так буквально и в лоб? Хуже Кисэ, честное слово, — тот тоже на тонкие манипуляции маленького серого кардинала вёлся с восторженной улыбкой во все свои тридцать два и готов был горы сворачивать во имя Фантома. Но одно дело Кисэ Рёта. От Мидоримы Дайки такой подлянки не ждал.

Он ведь всё прекрасно понимал. Произошедшее в день падения Марии (и — ладно-ладно! — за многие недели до этого) пошатнуло их доверие и наглядно продемонстрировало, как глупо было безотчётно полагаться друг на друга. Но каким бы болезненным не было это осознание, чтобы перечеркнуть всё то время вместе, нужна была кисть пошире.

Аоминэ подошёл бы первым, плюнув на собственную гордость и забыв об упёртости, но он никак не ожидал, что испарившаяся чёрт знает куда посреди ночи Сацуки притащит с собой Тэцую — Дайки растерялся и вместо того, чтобы поймать его вслепую, молча смотрел, как призрак растворяется в толпе.

А сегодня — как тот исчезает за воротами.

Приказ Эрвина был вполне понятен. Если решите сдохнуть, то сдохните за Стеной. Умом Аоминэ понимал, что главнокомандующий был прав, и окажись он на вылазке сам, уводил бы Титанов прочь от города. Но там сейчас Тэцуя, а то, что работало с самим собой, упрямо не хотело проецироваться на Фантома.

Куроко должен был вернуться. Хоть с целой армией прожорливых Гигантов на хвосте, но только вернуться. Домой. А здесь они что-нибудь придумают. Дайки будет уверен, что Тэцуя под надёжной защитой; Мидорима не пропустит ни одного Титана, повернувшегося к нему спиной; Мурасакибара раскидает всю посмевшую приблизиться мелочь, Кисэ ни на шаг не отступит от противника, а Акаши не даст в обиду — никого из них.

Аоминэ знал, что когда-нибудь и Тейко может не вернуться с поля. Но погибать порознь в его планы не входило.

Вот только Куроко приказам верен. Каждому из когда-либо полученных, а значит действовать нужно самому.

— Дай... Дайки! — Момои, до этого момента что-то сосредоточенно обсуждавшая с Араки, протиснулась между двумя разведчиками и повисла у него на руке. — Куда ты?

Она обернулась, с беспокойством посмотрев на лежащую прямо по курсу палатку Ракузана, и стиснула тонкие пальцы на предплечье друга крепче.

— Поговорить, — сухо отозвался Аоминэ и потянул руку на себя. — Отпусти.

— Я с тобой.

— Нет.

Аоминэ дёрнул руку сильнее и обогнул учёную с другой стороны. Момои нельзя было упрекнуть в малодушии, она давно притёрлась к каждому из них по отдельности и к ним всем, вместе взятым, но об этом следовало разговаривать с Акаши наедине.

— Дайки, пожалуйста, — едва не плача, просила Сацуки. — Ему тоже несладко, ещё одной ссорой делу не поможешь...

— Сацу! — прикрикнул Аоминэ, и с удовлетворением отметил двух подпрыгнувших от испуга кадетов.

Девушка же сжала губы и упрямо скрестила руки на груди. Не то чтобы она обиделась на тон — она выросла в окружении военных, вслед за Дайки вступила в их ряды и к жёсткому режиму, как и к не всегда лестному обращению привыкла. Но одно дело подчиняться уставу, и совсем другое — спускать Аоминэ грубость с рук.

Тот, поняв свою оплошность, провёл рукой по лбу и раздражённо выдохнул.

— Прости. — Момои громко фыркнула, но плечи едва заметно расслабила. — Я просто хочу с ним поговорить. Наедине, — обвёл взглядом украдкой глазеющих на них разведчиков и на тон тише добавил: — Ты слышала приказ Эрвина, а Тэцу слишком верен присяге. Помочь может только Акаши.

Сацуки недоумённо моргнула, забыв и о праведном возмущении, и о панике, охватившей её в тот момент, когда она поняла, куда так настойчиво пробивается Аоминэ, и удивлённо приоткрыла рот.

— То есть... Ты не с собираешься с ним ругаться?

— Да не собираюсь я с ним сраться! — воскликнул Аоминэ и, цыкнув на двух первогодок Ракузана, отодвинул полу палатки. — Почему все думают, что я обязательно должен броситься на него с кулаками?

Дайки шагнул в палатку, не дожидаясь ответа, и закрыл за собой полу.

А Сацуки буквально приросла к земле, смотря на брезентовую ткань перед собой. Нервно улыбнулась через мгновение шустро выпрыгнувшим из шатра членам отряда Ракузан и вот теперь действительно паниковала. Кто это был, что он сделал с Аоминэ Дайки и как так вышло, что она, оплакивая распавшийся Тейко, упустила тот момент, когда трагедию полугодовой давности лучший друг перерос?

Переступил через себя и, однажды погаснув... Загорелся вновь?

* * *

В палатке обнаружился лишь основной состав Ракузана. Судя по лицам, несдержанное восклицание Аоминэ они слышали, а потому поглядывали то на капрала, то на выпрямившегося во весь рост аса с некоторой опаской. Огромный Небуя переступил с ноги на ногу, плечом загораживая половину командирского стола, Мибучи выдал что-то похожее на удивлённое: «О!» и весело переглянулся с расплывшимся в широкой ухмылке Котаро. Маюзуми, только вернувшийся из караула, отступил в сторону и меланхолично поправил позвякивающее УПМ.

Сам Акаши продолжал пристально разглядывать лежащую перед собой карту и интереса к ворвавшемуся в палатку Аоминэ не проявлял.

Это... слегка бесило.

— Кыш отсюда, — утробно рыкнул Дайки, оскалив в хищной улыбке зубы.

Усмешки с лиц Рео и Хаямы сползли так же быстро, как появились. Уверенности у Эйкичи явно поубавилось, но вот покинуть шатёр они не торопились — покосились на командира, и только когда тот еле заметно склонил голову, спешно ретировались из зоны поражения. Попадаться под горячую руку капрала не хотелось, а скалящийся Аоминэ явно нарывался.

Сейджуро на него всё ещё не смотрел, и до этого лишь слегка сучивший хвостом зверь припал к земле, словно приготовившись к нападению. Застарелая злость распирала грудную клетку изнутри, но сорваться на крик раньше времени — верный способ проиграть. Аоминэ медленно выдохнул и сделал шаг ближе.

— Ты даже в глаза мне посмотреть не можешь? — тихо спросил он, и сам поразился тому, насколько спокойно прозвучал голос.

Командир даже не дёрнулся, и у Аоминэ появилось подозрение, что это — дурная провокация. Сработало бы, разговаривай они полгода назад, но за это время много что произошло.

— Я хочу видеть, с кем говорю, — почти по слогам произнёс он и остановился впритык к столу.

Акаши поднял на него взгляд и скрестил пальцы в замок у самых губ.

— Я тебя внимательно слушаю, Дайки.

На сей раз глаза были одинаковыми, а значит, добытая Сацуки информация была верной: Император брал верх только когда Сейджуро ослаблял контроль. Тот, судя по залёгшим под глазами синякам, давался Акаши нелегко, но сочувствовать — удел Кисэ. Аоминэ здесь за другим.

— Ты знаешь о приказе Эрвина.

— Разумеется.

Аоминэ склонился, оперевшись ладонями о стол, и медленно, с нажимом на каждое слово потребовал:

— Я хочу, чтобы ты глядел в оба. Не отвлекаясь ни на одну грёбаную секунду. И если появится хоть малейшая угроза нападения, ты сделаешь всё, чтобы безмозглые ублюдки развернулись в обратном направлении до того, как Сейрин их заметят.

Акаши сложил карту и отодвинул её в сторону. Откинулся на спинку жёсткого металлического стула и с любопытством склонил голову к плечу.

— Ты знаешь предел моих возможностей.

— Нет, не знаю. — Аоминэ, горько усмехнувшись, покачал головой. — Но если там будут Перевёртыши, ты скажешь об этом мне. Я притащу Тэцу обратно, а о проигнорированных приказах мы будем думать позже.

— Мы?

— Мы, — нехотя выплюнул Дайки и выпрямился.

Сейджуро прищурился, поднялся с места и обогнул стол. Встал точно напротив хмурого Аоминэ, смерил его долгим, тяжёлым взглядом, словно препарируя до самых мизерных болтов и, наконец, кивнул. Благосклонно, не сутуля спины и не опуская глаз, словно это не Дайки сейчас требовал, а он — приказывал. Несмотря на разницу в росте, очевидную усталость и необходимость соглашаться, Акаши выглядел победителем и...

И, нет, всё было не так. Не было ни превосходства, ни унизительного пренебрежения. Вымотанный штормом, но выстоявший капитан — Сейджуро глазами как всегда говорил больше, чем Аоминэ готов был выслушать вслух. Дайки повёл плечами, сбрасывая с них теплые ладони надежды, и повернулся к бывшему командиру спиной.

— Только в этот раз, — глухо добавил он. — Это ничего не меняет.

Мелькнувшую на губах Акаши улыбку — самую обыкновенную, человеческую улыбку — Аоминэ уже не увидел. Свою же растерянность пришлось прятать.

Прилипшая к Мидориме Сацуки и без того выглядела до чёртиков испуганной. А поседевшую раньше времени Момои Тэцуя ему точно не простит.

_________________________________

1. Импровизированная обложка: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_25%2Fall

2. К вопросу об отношениях Аоминэ и Акаши в каноне: https://vk.com/pino_cchiofb?w=wall-116974112_11%2Fall