Финория. Взгляд дракона (гет)

Король Фино внимательно наблюдал за беседой женщин. На этом балу он почти не танцевал. Будь в бальном зале поярче свет, можно было бы заметить чуть заметные морщинки напряжения на его лице — король ждал важного донесения, но гонец почему-то не шёл. Музыканты играли танец за танцем, приглашённые веселились и пили вино, разносимое слугами, дочь выглядела счастливой — чего ещё можно желать? Но жизнь королей так устроена, что они никогда не отдыхают душой. Слишком много вожжей нужно одновременно удержать в руках.

Разносчик сладостей на миг склонился к сидящему королю и шепнул ему одно слово: «Пришёл». Все приняли это за обычный поклон и не обратили внимания, лишь принцесса сжала губы и тревожным взглядом проводила отца, который царственно кивнул всему собранию и удалился.

Король волен выходить и приходить, когда захочет, он никому не обязан давать отчёта в своих действиях. Тем не менее Фино, чтобы не будоражить придворных, не показал ни малейшим движением, что торопится. Он уходил степенно, как подобает королю, и снисходительной улыбкой отвечал на поклоны, хотя больше всего на свете ему хотелось броситься сломя голову в свой кабинет.

Едва он покинул зал, от строя у стены отделились двое солдат и пошли за ним на почтительном расстоянии. Коридоры в Финорском дворце были украшены жёлто-изумрудной мозаикой. Это были цвета герба: зелёный цвет символизировал зелёные луга Финории, а жёлтый — её золотые запасы. Больше двух цветов добавлять в герб не разрешалось — малоцветье с лихвой восполнялось хитрыми и сложными узорами. У солнечной Химерии был герб жёлтого и серого цветов, а у соседней Хинории, куда вскоре предстояло отправиться принцессе — чёрного и красного. Считалось, что чёрный символизирует плодородные пашни Хинории, а красный — её знаменитые вина, но народ поговаривал, что в гербе страны отражены чернота души её правителя и кровь его невинных жертв.

Фино поднялся на второй этаж. Здесь отделка коридора была скромнее и строже. Возле некоторых дверей стояли слуги, но у королевского кабинета ожидал ещё один человек — высокий, статный, в сером военном плаще. С его сапог падали тающие комья снега. Лакей, стоящий у входа, при виде короля распахнул дверь. Король, не глядя на него, стремительно вошёл, а следом за ним — человек в военной одежде.

— Где он? Вы схватили его? — спросил Фино.

— Я виноват, мой король, — ответил военный и согнулся в поклоне. — Мы ждали, когда он выйдет из дворца, но он обвёл нас.

— Я же велел оцепить дворец и никого не выпускать!

— Так и было сделано, ваше величество. Мы караулили почти час, но он так и не вышел. Слуги рассказали, что этот человек ушёл сразу после танца, но направился не к выходу, а наверх. На третьем этаже мы обнаружили открытое окно.

— Он что, спрыгнул в снег? Не смеши меня, Зейро.

— Прошу ваше величество простить меня, — снова поклонился военный, — но этот негодяй словно сквозь землю провалился.

— Вы прочесали парк и окрестности?

— Я отправил солдат. Отряд скоро вернётся.

— Час от часу не легче, — пробормотал король. — Только что моя единственная дочь вырвалась из лап смерти, и вот уже вокруг неё вьются всякие подозрительные люди. Надеюсь, что когда я увижу этого молодчика в следующий раз, он будет уже в кандалах. Как только что-то узнаешь — докладывай лично мне.

— Так точно, ваше величество!

— Упустишь смутьяна ещё раз — разжалую из капитанов.

Зейро молча поклонился.

Король вернулся к гостям и снова был весел и безмятежен, но лишь внешне. Он даже пару раз станцевал с придворными дамами и выпил ещё вина, но когда в одном из выходов замаячила фигура в военном плаще, чуть ли не бегом устремился к Зейро. Жестом разогнав любопытных слуг, Фино велел ему говорить.

— Случилось нечто из ряда вон выходящее, — сказал капитан. — Ваше величество, вы должны видеть это сами.

— Подземье, — выругался король. — Собери мою охрану. — И крикнул: — Подать шубу и шапку! Мне угодно подышать свежим воздухом.

Зимы в Финории не столько морозные, сколько снежные. Во время бала как раз случилась метель, и слугам хватало работы: скребки, мётлы и деревянные лопаты все были при деле. Но капитан Зейро повёл короля в тот участок парка, где снег не расчищали. Впрочем, отряд солдат уже протоптал туда дорожку.

— Говори, что нашёл-то? — потребовал король.

— Следы, ваше величество, — ответил капитан. — Но непростые. Пока не замело, поспешил доложить вам. Пару из них мы накрыли плащом, чтобы вы увидели своими глазами.

— Звучит так, словно ты нашёл след Лесного Человека, — усмехнулся Фино, отплёвываясь от летящего в лицо снега.

— Если бы так, ваше величество, — грустно отозвался Зейро. — Это было бы счастьем.

Впереди шли с факелами пятеро солдат Зейро, за ними — король, а позади него восемь человек охраны. Королевский парк в чём-то походил на лес — большой, красивый, ухоженный лес с подстриженными кустами и чисто выметенными дорожками. Маленькие озёра, выкопанные на месте родников, и тщательно созданная система ручьёв радовали глаз летом, но зимой тут делать было нечего. Изредка здесь проходили скучающие придворные, которым взбрело покататься на лыжах, а больше никого не интересовали зимние окраины парка. В молодости Фино часто прокладывал здесь лыжню вместе с друзьями, потом — с подрастающим Фино-младшим. Но после гибели сына король был здесь впервые.

Шли они по дороге, а не по кустам, поэтому быстро достигли цели. Впереди за деревьями чернела небольшая группа.

— Это мои люди, — предупредил Зейро. — Мы пришли, ваше величество. Эй! Уберите плащ и посветите! — приказал он солдатам.

Взметнулась серая ткань, несколько факелов опустились над небольшой площадкой на поляне, и король шагнул ближе. В снегу зияли две огромные, в полтора шага длиной, неровные вмятины. Как ни старались солдаты, метель всё же успела прикрыть следы, но даже примятые плащом, они сохранили очертания длинных когтистых лап.

Несколько мгновений король смотрел на следы, потом словно опомнился:

— Накройте снова плащом и покажите звездочёту. Авось как-нибудь доковыляет сюда. А потом засыпьте снегом. И всем держать языки за зубами!

Фино выхватил факел у одного из солдат и зашагал обратно. Охрана двинулась за ним.

— Слышали? — крикнул капитан. — Выполняйте. За звездочётом пойду сам.

* * *

— Ну что, вернулся несолоно хлебавши? — спросил Дааро. Они только что приземлились на вершине холма, с которого днём и в хорошую погоду можно было разглядеть золотые башни Финорского дворца. Сейчас же мела метель, и всё казалось серым. — Может, пора домой?

— Ты же не мёрзнешь, — ответил граф Орион. — А мне лишний час погоды не сделает.

Дракон стоял посреди снежной вершины, как изваяние, а граф сидел у него на спине и смотрел в сторону королевского замка.

— Наверно, ты надеялся, что сегодня я наконец-то унесу вас обоих?

— Нет. Уже не надеялся, — покачал головой граф. — Я смирился с тем, что не нужен ей. Но всё равно так тоскливо возвращаться одному. Давай ещё немножко послушаем, как падает снег.

— Это для людей снег, — сказал Дааро. — А мы, драконы, видим снегопад как мириады разноцветных искр, светящихся в темноте. Каждая искра — целый мир. Большой мир с людьми, животными, растениями. Там тоже правят короли, кто-то рождается и умирает, а любовь лишает людей разума. Когда снежинка падает на землю, в мире воцаряется спокойствие. Но ненадолго, лишь до первой оттепели. Стоит солнечным лучам растопить маленькую звёздочку, все её жители погибают. А некоторые и ещё раньше — под копытами животных, полозьями саней и людскими сапогами. Весной наступает большая жатва, ни одному сверкающему миру не удаётся спастись. С утренними туманами растопленный снег улетает обратно ввысь, чтобы через полгода снова стать множеством миров. Снова будут построены дворцы, взойдут на трон короли, и миллионы людей положат свои жизни на алтарь любви. Снова вырастут цветы на лугах и заиграет музыка, прославляющая эти чудесные миры. Всё будет как прежде, но ни в одном из них не возродится ни один человек. Не повторится ничей взгляд, ничей голос, не повторятся черты лица и оттенок волос. Никогда больше не взметнётся рука знакомым жестом, не зазвучит знакомый смех. Все люди будут новыми. В природе всё повторяется, кроме путешествия души.

Граф Орион соскользнул с его чешуйчатого бока, сделал несколько шагов по колено в снегу, а потом рухнул навзничь в пушистую холодную перину, раскинув руки.

* * *

Линарий, пожилой звездочёт в синей мантии, стоял в своей библиотеке, опираясь на конторку. За его спиной поднимались нескончаемые стеллажи с книгами, по бокам от конторки горели массивные свечи в напольных канделябрах — зимой в Финории темнеет рано — а напротив в бархатном кресле восседал король Фино.

— Присаживайся, Линарий, — сказал он. — Не нужно церемоний. Возраст не щадит никого, ни королей, ни звездочётов.

— Благодарю, ваше величество, — склонился тот и занял второе кресло. Их с королём разделял небольшой столик с гадательными принадлежностями: стекляшками, цветными картонками, заговорёнными монетами и прочей мишурой, в которой королям разбираться не положено.

— Расскажи, что открыли тебе звёзды. Действительно ли мои солдаты нашли драконьи следы, или это чья-то глупая шутка?

Звездочёт ответил не сразу. Глубокие морщины легли на его чело. Фино не торопил старика — тот издавна был его наставником. Ещё до восшествия на престол Фино спрашивал совета у мудрого Линария и ни разу об этом не пожалел. Предсказательные карты старого мудреца всегда сбывались. Но сейчас что-то не давало Линарию открыть королю всю правду.

— Я составил карту, — ответил наконец звездочёт. — И весьма поражён результатом.

— Так дракон это был или нет? — нетерпеливо перебил Фино.

— Да, можно сказать, что это был дракон.

— Что значит «можно сказать»? Дракон или нет?

— Дракон. Но… — звездочёт запнулся, — другие виды гадания не показали, что дворцу угрожает опасность. Поэтому я склонен полагать, что дракон был либо умирающий, либо… ложный.

— Ложные бывают грибы и слухи! А драконы, как и люди, все одинаковые. Они либо есть, либо их нет. Были следы — значит, был дракон. Придётся объявить облаву.

— Не торопитесь с выводами, ваше величество. Ложного дракона невозможно изловить.

— Линарий, я же просил: без церемоний. Я никогда не слышал о ложных драконах. Объясни мне простыми словами, что означает это выражение — как сорок с лишним лет назад объяснял глупому сорванцу, что короной нельзя ковырять землю.

— Хорошо, без церемоний. Ты видел зимой ложное солнце над горизонтом? Примерно ту же природу имеют и ложные драконы. Явление практически не изучено, описанных случаев не так много, но ни разу оно не нанесло людям вреда. Ложный дракон — это как бы видимость дракона, но материально осязаемая. Как тень, как мираж, обладающий весом. Если ты прикоснёшься к ложному дракону, рука не пройдёт сквозь его шкуру. Если ты всадишь в него стрелу, она не упадёт на землю, а исчезнет вместе с ним. Ложные драконы недолговечны и держатся не больше часа. Откуда они берутся, не знает никто.

— Интересно, — протянул Фино. — А почему я впервые слышу об этом на шестом десятке?

— Явление ещё более редкое, чем шаровая молния, но напугать людей способно не в пример сильнее. У звездочётов негласный уговор не упоминать о нём без необходимости.

— Хорошо, пусть будет ложный. Солдатам объявим, что следы вылепили озорники. Если слухи расползутся — придётся показательно выпороть какого-нибудь мальчишку. Но действовать я буду так, словно дракон был настоящий. Не потому, что не верю тебе, мой мудрый наставник, а потому что я король и отвечаю за безопасность моего народа. Сегодня же велю расставить лучников на высоких башнях. Солдаты будут дежурить и днём и ночью, в любую погоду, чтобы ни один дракон не сунулся в города Финории, будь он хоть настоящий, хоть ложный.

— На всё воля вашего величества.

— А теперь скажи мне, Линарий, что ещё могло быть там на снегу.

— Вам мало двух версий?

— Трёх. Настоящий дракон, ложный дракон, неудачное озорство. Что ещё? Чем больше версий, тем лучше. Плохим я был бы стратегом, если бы делил мир только на чёрное и белое. Не бойся, говори любой бред. Например, скажи, что это вообще был не дракон, а какой-то другой зверь.

— Драконы не звери, — заметил Линарий. — Они сочетают в себе свойства и животного, и человека, и растения, и грозовой тучи, а также существа иных сфер, нам неведомых.

— Без книжных премудростей. По-простому. Могло ли это быть животное, зашедшее в королевский парк в поисках пропитания? Обычное животное, пусть и очень большое?

— Теоретически могло. Но…

— Без «но». Это уже четвёртая версия. Какая будет пятой? Не молчи, Линарий, ведь ты знаешь о драконах — да и о мире в целом — больше, чем я. Дай мне ещё хоть одно объяснение! У тебя больше простора для мысли.

— Благодарю, — с лёгким поклоном сказал звездочёт. — Хорошо, слушай. Но учти, Фино, это самая бредовая из всех версий, и опираться на неё не стоит. Она состоит в том, что дракон мог быть настоящим, но не представлял опасности.

— Это как? — нахмурился король. — Беззубый, что ли? Или на последнем издыхании?

— Нет. Обычный дракон, только дружелюбный.

— Дружелюбный дракон? — король расхохотался и встал. Тотчас же почтительно поднялся и старик. — Благодарю, Линарий, с таким звездочётом мне и шута не надо. Держи вознаграждение, — Фино с улыбкой вручил ему увесистый кошелёк с золотыми монетами. — А если серьёзно, то Финории не страшны ни драконы, ни иноземные враги, пока у меня есть ты, старый друг.

— Я счастлив служить вашему величеству, — ещё раз поклонился Линарий.

— Тысячу раз я пожалел, что не послушал тогда твоего совета и разрешил сыну пойти на турнир… — Они оба помолчали в знак памяти о Фино-младшем, и король, не прощаясь, вышел.

Звездочёт спрятал золото в секретном ящике массивного шкафа, затем взял с полки стеклянный шар и положил его на гадательный стол в специальную выемку. Сам сел в кресло и устремил взгляд в глубины зеленоватого стекла, но через минуту встал и передвинул одну свечу. Снова сел, и снова встал, чтобы подложить под шар лист чёрной бумаги. Так он прилаживал вокруг него предметы и освещение примерно полчаса, после чего наконец успокоился, устроился в кресле поудобней, накинув на плечи меховой плащ, и застыл в неподвижной позе до утра.

* * *

— Ваше высочество, я разложила в гардеробной новые шелка. Такой красоты я никогда в жизни не видела! Вроде белый, а голову наклонишь — и он уж зелёный с красными крапинками, и блестит как снег. Другой вроде пурпурный, а в складках голубой проскальзывает. А какое шитьё! Мне бы таких узоров ни в жизнь не вышить. Дух от красоты захватывает, — тараторила Нилет.

Финора молчала. Она знала, что горничная пытается зазвать её в гардеробную, чтобы принцесса выбрала себе наряд для следующего бала, посвящённого торжеству помолвки. Перед всем двором нужно было делать вид, что она радуется и пребывает в счастливом ожидании, но заставлять себя улыбаться ещё и перед служанкой — это было выше её сил.

— Хватит, Нилет. Я не могу слышать о нарядах.

— Но её величество разгневается…

— Нилет, если ты не прекратишь, то разгневаюсь я.

— Но платье для помолвки…

— Пусть выберет матушка. Она сделала прекрасный выбор для прошлого бала, сделает и для этого.

— Слушаюсь, ваше высочество, — присела в реверансе Нилет и всхлипнула.

— Чего ревёшь? — сухо спросила Финора.

— Простите, ваше высочество, — Нилет вытерла слезинку. — Эти платья… Эти ткани… Они так прекрасны! У меня от них голова кругом, а вы даже взглянуть не хотите.

— Я подарю тебе их все, когда матушка сделает выбор.

— Спасибо вам огромное! — взвизгнула Нилет и бухнулась на колени. — Я никогда в жизни не была так счастлива! Но только, — она снова всхлипнула, — я ведь не об этом. Ежели вы даже на такие чудесные ткани смотреть не хотите, то что же у вас на душе сейчас творится?

У Финоры дрогнула нижняя губа.

— Поди прочь, Нилет, — тихо сказала принцесса. Горничная поклонилась и попятилась к выходу. — И вели слугам принести обратно мою «Книгу волшебных историй». Я ещё не дочитала её.

Нилет убежала, и Финора вздохнула с облегчением. Любое общение было для неё в тягость. До официальной помолвки оставался месяц, и после церемонии уже ничего нельзя будет изменить — она станет женой Хино и покинет родную страну навсегда. Мысль об этом отравляла каждое мгновение.

Финора встала с оттоманки и перешла в гардеробную — почему бы и впрямь не взглянуть на ткани? Может быть, всё же получится что-нибудь подобрать. Это помещение занимало не меньше места, чем жилая комната принцессы, но было не квадратным, а длинным. Массивные шкафы чёрного дерева с серебряными ручками стояли в два ряда вдоль стен, а над противоположным от входа рядом протянулось широкое сплошное окно. Здесь было светло, но на каждом шкафу стоял канделябр со свечой, чтобы принцесса могла наряжаться и в тёмное время. Нельзя сказать, что шкафы были набиты платьями до отказа — Финора не держала одновременно более полусотни нарядов. Но шкафы служили ей также и хранилищем для других вещей, милых сердцу и совершенно не нужных: старых игрушек, коробок с бумагой для рисования, самодельных украшений и засушенных на память лепестков из букетов на каждый день рождения. Лепестки лежали в прелестной шкатулке из эмали, и набралось их уже двадцать три штуки.

В тоскливые часы Финора перебирала эти мелочи, и ей становилось легче. Но теперь даже они не приносили утешения. Будущее надвигалось неумолимо, как чугунная стрелка городских часов на главной башне.

В торцах гардеробной находились большие зеркала во всю стену, которые до сих пор немного пугали Финору (в детстве поход сюда был пыткой — девочке казалось, что из бесконечного зеркального коридора на неё кто-то смотрит), а перед шкафами со стороны входа стоял ряд стальных квадратных вешалок с поперечинами. На них-то служанка и развесила новые ткани.

Пару минут Финора вглядывалась в серую дымку зазеркалья. Оно притягивало её, как магнитом. Страх, ещё не забытый, всколыхнулся вновь, но теперь с ним было и другое чувство. «Уйти бы туда. Спрятаться за стеклом, чтобы никакой Хино не нашёл», — подумала она и, сделав над собой усилие, перевела взгляд на многоцветье шелков.

Кроваво-алая широкая полоса тяжёлого шёлка была ярче всех. В этом отрезе, как и в прочих, сверкали блёстки и переливались дополнительные оттенки, хитро спрятанные во внутренних нитях, и Финора невольно залюбовалась. Но было в этом цвете что-то тревожащее, гнетущее, как в красивой, но страшной сказке.

Этот цвет напоминал о боли. Финора, как особа королевской крови, не занималась работой на кухне, но порезаться и ей случалось — и ножницами для волос, и канцелярским ножом — всякое бывало. Воспоминания даже о такой небольшой боли заставили её поморщиться. Почему мир так устроен, что всё пропитано болью — и рождение, и смерть? Почему за всё нужно платить своею кровью? В сердцах Финора схватила отрез и швырнула на пол. Нет, не будет такого платья ни у неё, ни у глупенькой Нилет! Принцесса наступила ногой на алую ткань и что есть силы рванула. Раздался треск раздираемого шёлка, и принцессе он показался похожим на человеческий крик. Она рванула ещё раз, и ещё, заставляя ткань кричать снова. Теперь дорогой заморский материал годился лишь на флажки для волчьей охоты.

Финора перевела дух и приблизилась к тёмно-синему отрезу. Его покрывали не блёстки, а мельчайшие искры, вспыхивающие во время движения. Она протянула руку и погладила эту бесконечную глубокую синеву с мириадами звёзд. На ощупь ткань оказалась не шёлком, а чем-то вроде тонкого бархата. У ручной оленихи, которую впускали во дворец, были такие же ушки: тёплые и мягкие. Ткань понравилась принцессе. Но если она наденет на церемонию тёмное платье, все скажут, что она не любит будущего мужа. Как будто его есть за что любить!

Розовый отрез напомнил о детских годах, и она со вздохом прошла мимо — думать о том времени она не любила. Хорошо, что детство с его нескончаемыми страхами и постоянным «нельзя» закончилось, и теперь её слово хоть что-то да значит. Да, она не может отказаться от помолвки, но может хотя бы выбрать платье.

Однако, пройдя несколько раз вдоль развешанных отрезов, она так и не смогла сделать выбора. Тяжёлые мысли одолевали принцессу. Забрав с собой синюю звёздную ткань, Финора покинула гардеробную. «Велю портнихе сшить накидку с капюшоном», — решила она.