Повелители бури (джен)

Глава 5.

Напарники

— Это закрытая территория, так что никто посторонний не проберётся. Призывай Оружие. Покажите, на что вы способны.

Марк натягивает перчатки, поправляет и оглядывается на напарницу. Та, грациозно откинув назад длиннющие локоны, подступает и протягивает ему раскрытую ладонь, вытягивает пальцы: Марк лишь слегка касается их и тут же перехватывает рукоять. Ни слова не сказано, и Андрей делает себе заметку: надо позже спросить, как обратить Оружие без устной команды.

— К бою, Ника, — окликает он, и податливо сливаются два сознания. Человеческой девочки рядом нет, но катана тут как тут; подвеска на ней слегка позванивает, голос раздаётся в голове: «А у них другой символ, видишь? У неё над гардой браслет». И правда: мерцает что-то, но с такого расстояния не разглядеть. Они стоят на том самом поле у ангара, и немного некомфортно перед пустыми окнами соседних домов, и всё же напрасно рисковать Марк бы точно не стал. Он похож на решительного, но довольно осторожного человека. Если бы их могли засечь, он бы не подставлялся.

Они расходятся по разным углам, но голос Марка слышно хорошо и отчётливо:

— Не сдерживайтесь.

Странная какая-то дуэль. Но Андрей не собирается требовать жалости или понимания неопытности, крепче сжимает катану. В следующий момент воздух прорезается в миллиметре от плеча, Ника тонко вскрикивает: кинжал пролетает так близко, что на лице чувствуется тугая волна воздуха. Не зацепила не потому что промазала, а потому что Марк не пожелал. Или она сама выбрала такой курс. Андрей спотыкается на том, что они оба говорили «мы», а не отдельно «я» — похоже, они впрямь хорошие партнёры и решают вместе, значит, и сражаются вдвоём. Это отличается от Андрея и Ники, и внезапно настигает предчувствие: Марк определённое что-то увидеть хочет, а не…

Противник оказывается близко так быстро, что едва поймаешь взглядом: он ныряет в сторону и подносится за пару секунд, кинжал возвращается ему в руку. Андрей отбивает лезвие катаной, и Ника недовольно бормочет, что никакой красоты в движениях. Металл холодит горло, и время останавливается. Марк стоит вплотную, левым плечом перекрывая правое Андрея, и Лерайе — под самым подбородком, у бешено пульсирующей артерии.

— Медленно, — чеканит Марк. — У тебя никаких навыков.

— Убери, — едва выдыхает Андрей раздражённо, — это от моего горла.

— У «этого» есть имя, — тёмные глаза щурятся, становясь ещё уже. — Ты недооцениваешь командную работу.

«Не могу смотреть больше!» — шипит Ника, и изнутри захлёстывает огонь: пробегает электрический ток по каждому нерву, переплетаясь и подчиняя своей воле, и тело становится лёгким, аморфным, Андрей не может и мышцей двинуть. Но его запястье круто разворачивается, лезвие описывает траекторию, Марк вовремя отскакивает, проезжает по земле, согнув ноги в коленях, одной рукой опирается на траву, погружая обнимаемые тканью пальцы в рыхлую прошлогоднюю старость; Ника победоносно восклицает и бросается в бой. Дистанция не сокращается, Марк уклоняется, не атакуя, и явно приглядывается к атакам, лицо у него сосредоточенное и внимательное, но там же мерцает и лёгкое удивление — такой прыти он явно не ожидал.

Доходит до того, что Нике удаётся ударить — металл со скрежетом проходится по металлу, Марк разворачивает короткое лезвие и отводит удар, отбрасывая его наверх. «Не так быстро!» — рычит девчонка, мужской торс прогибается, сверху вниз со свистом проходит заострённый до идеального клинок, Лерайе вновь отбивает, хоть и замедлившись, и обмен ударами напоминает бешеную пляску, только…

— Притормози! — Андрей дёргает катану на себя, и та проносится ему навстречу, чудом замирая у самой груди, так и не порезав. Одышка кажется проклятием. — Ты слишком шустрая!

Марк замирает на кратком расстоянии. Опускает кинжал, всё так же щурится.

— Девочка прыткая, — замечает он, — парню не хватает опыта. Так не сражаются. Вы можете быть Оружием и Хозяином по отдельности, но вместе вы должны быть воином. У вас одно тело, так что будьте способны его разделить. Андрей, не позволяй ей подчинять целиком. Вероника, если ты перегрузишь даже самого хорошо подходящего человека, он долго не выдержит. Вы партнёры. Вы должны беречь друг друга, а не ломать.

Противник отступает и принимает боевую стойку, чуть отводя руку с кинжалом назад — поза, в которой человек с оружием в руках кажется одним существом. Ника уныло опускает незримые кроличьи ушки. Андрей кивает, подбираясь. Надо действовать едино, а не раздельно, и никто не берёт верх, когда идёт бой. Как такое организовывать? Он спокойно, подавляя трепет, открывается собственным чувствам, позволяет Нике коснуться разума: мир вокруг раскрашивается всего на мгновение совершенно иным спектром, сердце останавливается от такого различия, но он подавляет вмиг поднимающуюся панику. Единство. Е-дин-ство.

— Всё в порядке, — тихо, неясно к кому обращаясь, шепчет Андрей. Опускает веки, превращаясь в слух и интуицию. — Можешь пробовать. Только осторожно. Мы ведь оба хотим жить. Значит, и выжить должны оба. Надо сражаться.

«Надо сражаться», — повторяют за его мыслями мысли другие, тихо и спокойно, и впервые они не ощущаются посторонним. Пополам — так пополам. Сигналы посланниками души скользят от самого сердца по ключицам, плечу, предплечью, перетекают через запястье и ладонь, по кончикам пальцев в их продолжение. Рукоять воспринимает всё, лезвие твёрдое, небесного металла, не холодное, но смертоносное, горящее решимостью. Слегка гасишь решимость, ощущаешь полный внутренний баланс.

В одну сторону чуть поворачиваешься, в другую. Рукоять двигается через ладонь, а через рукоять сквозят приказы лезвию, без лезвия и клинка не будет. Краем чувствуется воздух, ткань материи, окружающая клубками и поворотами миллионов нитей. Всё важно: ветер, ориентация по сторонам света, время, погода, даже температуру прочувствовать легко и доступно; звуки материальны, движение вовсе не ограничено пределами, надо просто правильно вдоль нитей двигаться.

«Я — это ты. Ты — это я».

Андрей мягко выдыхает. Поднимает глаза на Марка. А тот кратко и с азартом улыбается, такая детская эмоция, и вдруг бросается вперёд, но не по прямой траектории: Андрей предсказывает это с ходу, нельзя же так прямо атаковать, когда твоё оружие метательное. Оказывается прав; в полушаге в сторону кинжал вылетает из пальцев, будто стрела, а чёрный силуэт уже с другого бока. «Сейчас!» — Ника отбивает Лерайе разом, описав дугу в воздухе, Андрей отпрыгивает, не позволяя врезать себе в живот, и предплечьем защищается от другого удара, врукопашную, но будто одновременно с пересечением клинков. Лерайе снова в руке Марка, атакует, порхая из ладони в ладонь, как беспокойная птица, и Андрей не успевает совмещать удары Ники со своими, но они пытаются укладываться в каждую секунду.

«Правее! — восклицает катана. — Я не смогу отбить, если ты мешаешь!»

Андрей поворачивается корпусом правее, пропуская удар над собой, и прокручивается рукоять: он направляет Нику поперёк, точно норовя разрубить Марку плечо; тот отскакивает и перекатывается по траве, о чистоте не заботясь. Они теперь стоят друг напротив друга: Марк в той же готовности сражаться, Андрей — чуть расставив и согнув в коленях ноги, обеими руками сжимая вертикально поставленную катану, чуть наклоняя её вперёд. Противник оценивает его единым взглядом: горящую решимость, полыхание живое и наконец-то угрожающее, и так он уже не выглядит растерявшимся подростком — тот, кто будет сражаться, даже если не может выиграть. Марк усмехается, и тут рядом с ним возникает Лерайе. Она так и сияет.

— Вероника действительно сильна, — Марк говорит лаконично, но не равнодушно, с гордостью почти отцовской. — А ты определённо талантлив.

Андрей переводит дыхание и отзывает Оружие. Не касается Ники, но она стоит рядом, глядя широко раскрытыми цветочными глазами на двоих, кто их принял и выручил.

— Ага, мне часто это говорят, — отвечает Андрей, выпрямляясь. Ухмыляется от уха до уха: — Раз уж я так хорош, может, возьмёшься сделать меня лучше?

— Предлагаешь вас обучать? — поднимает брови Марк.

— Именно.

Постоять за себя они сумеют, но даже так нет смертельной опасности от этих двоих. Марк и Лерайе, может, и не заслужили ещё доверия, но без наставничества никак. Они обсудили это с Никой ещё тогда, перед боем, и решили при возможности попросить им помочь — иначе всё, конечно, сложится, Андрей всегда добивался всего, но может быть не так быстро. А промедление грозит бедой.

«Мир вокруг тебя стал опаснее и настроен враждебно, — задумчиво говорит Ника, и хотя она уже в форме человеческой, её слова доносятся без звука. — Стоит быть готовым ко всему».

Марк пристально примеривается.

— Оставайтесь, пока всё не разрешится, — произносит он вслух.

Это можно счесть согласием. Лерайе берёт его под локоть, оглядываясь на Андрея и Нику, будто старшая сестрёнка, растившая воспитанников полжизни. Она улыбается.

Андрей привык к тому, что они с миром не в ладах. Суть в самом соответствии: Андрей не подходил реальности, в которой был обязан жить, реальность жила не по тем правилам, которыми руководствовался он. Трудно не было, наоборот, слишком просто. Неисчерпаемый потенциал был дан для чего-то особенного, но особенного не было, сколько Андрей ни искал, и приходилось использовать дарованное на всякую чепуху. Он мог какое-то время занимать себя проблемами других, мог развлекаться, и некоторые дни оставались в памяти довольно яркими и приятными. Однако неизменно с Андреем были два шрама, протянутые от уголков глаз к лодыжкам, вдоль всего его существа: дар, который негде было применить, и призрак по имени Вера.

Первое бросалось в глаза всем знакомым, а второе было сокровеннейшей тайной. Единственным, о чём Андрей не стал бы говорить даже под пытками. Секрет, рождённый в нём и обязанный в нём умереть. С этим не сталкивался никто из знакомых, никто не распахивал до нутра блистательную, но вечно замкнутую душу, не было и слов, чтобы о том рассказать. Веры не существовало. Она была всего лишь призраком, персональным фантомом, тенью Андрея — материальнее и живее его самого. Её улыбка стыла позади его шагов, а в зеркале он первым делом видел её глаза, а не свои, ведь взгляды у них были одинаковы. Они одинаково улыбались, одинаково хмурились, одинаково страдали, и всё у них было идентичное, как у двух отражений. Разница лишь в том, что Андрей в этом мире был, а Вера — нет.

Плод воображения, как же. Должно быть, давно пора было лечь в дурку и оттуда носу не показывать. Андрей много раз думал о заточении, но всегда останавливался: Вера не исчезнет, где бы он ни был. Она всегда с ним. Больше, чем он сам замечает.

Егор был вторым, кто был более-менее близок к правде, но ни разу не спросил, в чём дело: знал, что Андрей проигнорирует или сведёт беседу на нет. Замыкался Вознесенский всегда одинаково, и после полного закрытия больше к нему не подобраться было. Рвал со сложившимися отношениями Андрей всегда без сожалений, и Егор тоже был в курсе, так что отстал со своими предположениями. Совсем иначе правду воспринял первый, тот, кто как раз поступился ближе всего.

Андрей плохо помнит его лицо, несмотря на всё, через что они прошли. Помнит, что волосы у него были тёмные и вечно спадали чёлкой, закрывая лоб и брови, но он их не отбрасывал. Ходил, сгорбившись, худой и бледный, и рядом с золотисто-зелёным, как пёстрая предосенняя листва, Андреем казался полной противоположностью. Но перед ним падали любые преграды. Тихий голос, замкнутые манеры, но у Андрея никогда не было друга более драгоценного и близкого. Он знал всё о семье Андрея, о его прошлом и настоящем, и они часто разговаривали на важные темы, хоть и были в ту пору подростками: шла старшая школа.

— Так эта Вера, — спросил друг однажды прямо, — это твоя сестра?

— Нет, — ответил Андрей, и это был первый и единственный раз, когда он сказал что-то о своём призраке постороннему человеку. — У меня нет и не было сестры. Вера — это Вера. Но её нигде нет.

И пояснять слова не стал, а друг не донимал. Только иногда в глазах его возникало сомнение, будто силился произнести нечто, но не находил храбрости или повода. Может, хотел расспросить подробнее или поддержать, но ни то, ни другое Андрей бы не принял. Жалость, сочувствие, понимание — всё это для него ничего не значило и было на генетическом уровне неприятно. И всё же смотрел на него друг долго и грустно, а сказать ничего и не сказал.

Почему об этом вспомнилось сейчас? Тот человек единственный был по-настоящему ему близок, поэтому? Когда настоящее раскидывает перед тобою карты, предлагая выбор, невольно оглядываешься назад и сравниваешь с прошлыми ходами. Ошибки, правильные решения — одно и то же, смотря как чувствуешь. Доверяешь ли себе, доверяешь ли окружению, доверяешь ли чему-либо вообще. Андрей больше ни с кем не был открыт, кроме того унылого парнишки. Но и лет прошло достаточно, он не тот подросток, с тех пор многое изменилось. Сначала дядя, потом университет. Почти одновременно привычность сломалась, но Андрей плевал на руины — на месте обломков он всегда умел выстроить что-то новое.

Теперь с ним рядом будет меньше людей, но больше других созданий, в существование которых он даже не верил. Кости брошены, выпавшее число, как всегда, сулит удачу, удачу надо использовать правильно и своевременно. Ника — Оружие, способное на убийство, и теперь каждый раз Андрей будет выбирать не между «ранить» и «не ранить», а между «убить» и «оставить жизнь». Ментальное переходит на физическое.

Не то чтобы Андрей сильно превозносил мораль относительно смерти и жизни, как-то не задумывался. Однако вот Егор поплатился всем за любознательность, свет во взгляде, и пока дело Андрея — понять, что произошло и почему. Плюсом защита девчонки, за которой гоняется профессиональная мафия. Занятно повернулась жизнь! Всё стало серьёзнее, опаснее. Но разве не этого Андрей ждал добрые двадцать четыре года? С самого начала, когда понял, на что способен и что не сможет это применить? Здесь-то получится, он чувствует. Этот мир ждал его. Будет прекрасно, если хоть здесь можно побыть собой.

Прежняя жизнь окончена. Для проверки Андрей таки выпрашивает у Лерайе, где тут ловит сеть, и уходит связаться с коллегами. До того, как подобрать катану, он был руководителем отдела в книжном издательстве, продвигал рекламой произведения, а на себя особо никогда не тратился, так что деньги остались. На работе с удивлением сообщают, что никакой Вознесенский Андрей у них не числится, мол, вчера уволился по собственному. Андрей благодарит и отключается: он ничуть не шокирован, ожидал чего-то подобного. Счета зато не заблокированы, да и наследство приличное. На жизнь хватит, хоть и не на пентхаус в центре Нью-Йорка. С холодным чистым рассудком Андрей прикидывает, числится ли ещё квартира за ним, и успеет ли он её продать или отдать на съём, а ещё как скоро перекроют его накопления. Надо снять наличкой, пока есть возможность. Он официально в бегах, ещё и с ребёнком на руках, придётся искать чёрные ходы.

Он возвращается в ангар. Ожидает увидеть что угодно, но открывающаяся картина почти семейная: Лерайе учит Нику играть в «Монополию». Показывает фигурки, описывает, как покупать города и собирать страны. Ника кивает и уточняет детали, а у самой глазёнки сверкают предвкушением игры. «Монополия» — игра, уничтожающая хорошие отношения между людьми, и Андрей посмеивается себе под нос.

— Можно тебя на пару слов? — обращается он к Марку, стоящему рядом и наблюдающему за объяснениями. Мужчины выходят наружу и останавливаются у дверей ангара; Марк прислоняется спиной к прохладной стали с облупившейся краской, Андрей убирает руки в карманы, разглядывая новоиспечённого наставника. Он что в официальной одежде, что в спортивной не вызывает желания расслабиться. Теплотой никогда не отличался, да и ласковым быть не может, максимум пару раз поддержать человека, пока тот сопли-слёзы наружу пускает. Вспоминаются вереницы лиц, которые совсем растеряли значимость очертаний. Андрей поводит плечом, точно стряхивая с него засидевшуюся бабочку. — Скажи, каков шанс, что меня убьют?

— Процентов семьдесят, — без промедления отзывается Марк. — Только из-за того, что ты крайне удачлив.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что вижу, — тёмные глаза обшаривают его с головы до ног, хотя и так уже запомнили до мелочей. — Чутья на людей у меня нет, но моя работа часто несла в себе переговоры. Ты из самых непредсказуемых типов. С такими много проблем будет даже у «Аида». Тем более ты призвал сбежавшее от них Оружие, это не пустяковый поступок.

— Значит, я могу выжить.

— Выживешь. Я удивлюсь, если будет не так, — край его рта выгибается уголком наверх. — А удивить меня сложно.

Андрея не особо страшит мысль о том, что смерть буквально нацелена его к себе забрать. В его жизни нет ничего, за что он цеплялся бы из последних сил, коль наступит последняя секунда — печально, но не так уж трагично. Однако смерть стала бы неприятным фактом, не успей он добиться своего, так что в планы Вознесенского умирать совсем не входит.

— Могу я узнать, сэнсэй, — протягивает он без высокомерия и лукавства, но с уверенным напором, — откуда ж вы с прелестной напарницей столько умеете? Ни разу не ответили полноценно на вопрос, кто вы такие.

Пауза разрастается незримой тишиной. Накрапывает мелкий дождик, оседает капельками на одежде и волосах. Прядки намокают и сползают на лицо. Город дышит неустанно, но не делится его дыхание на вдохи и выдохи — только неразборчивый шорох бесконечно движущегося потока. Среди каменных и кирпичных кладок, вековых мостов и переулков всё равно всё находится в беге. Такой контраст, а сливается в нечто общее. Переменчивые действующие лица на фоне равнодушных декораций.

— Ты не так наивен, чтобы не понять, — Марк пожимает плечами. Он вообще не кажется отстранённым, а спокойствие — всего лишь выжидание хищного зверя. О да, Андрей прекрасно понимает, но без подтверждения фактов никогда на них не полагается. Это читается в его взгляде, так что наставник всё же отвечает: — Я бывший киллер. Можно сказать, что за правое дело боролся, а можно, что за выживание. Лера была марионеткой в руках таких, как «Аид». У нас с ним свои счёты.

— Бывшие киллеры бывают? — любопытствует Андрей.

— Бывшие киллеры — да, — Марк внезапно улыбается. — Нет только бывших убийц.

Ухмылка просится на лицо. Неясно, кому тут можно доверять, кому нет, но человек сей определённо Андрею по нраву. Не теория, а практика. Осмысленные поступки, смелость двигаться вперёд, ориентируясь на обстоятельства — толковый он. А раз убийца, значит, навыки определённые имеет. Киллерам ещё самим выживать надо, а Марк одновременно умудряется других выцарапывать. Насчёт того ещё вопрос имеется, который сразу звучит голосом:

— Неужель из чистого благородства решили нас выручить?

Марк смотрит на него с лёгкой беззлобной насмешкой, почти тёплой.

— Да, — безыскусно признаётся он. — Из чистого благородства. У тебя с этим проблемы?

— Достаточные, — посмеивается Андрей. Настроение поднимается, и странный мужчина-киллер ему даже нравится. Он высовывает руки из карманов. — Кстати, по мелочи, вы с Лерайе долго такое партнёрство строили?

— Быстро. Мы подходим друг другу слишком хорошо, — и он качает головой: — У вас есть время, Андрей. Главное — стремление.

Дверь ангара приоткрывается. Выглядывает светлое девичье лицо с прозорливыми золотистыми глазами; ресницы веерами, искринки в зрачках. От белоснежных мочек свисают жемчужные серьги, свитерок только подчёркивает ладную фигуру. Андрей вовремя напоминает себе, что заглядываться на чужих напарниц, не есть хороший тон, и обрубает всякие мысли, а сам вслушивается.

— Мы уже партию сыграли, малютка меня обанкротила, — весело заявляет Лерайе. — Не хотите присоединиться?

Всё равно перерыв между тренировками. Мужчины переглядываются и идут за Оружием, не разговаривая пока ни о чём, и атмосфера между ними матово мерцает неозвученным расположением. Рассаживаются по кругу вокруг разложенной на кровати картонной карты: по краю чередуются города, помеченные разными цветами, по центру сложены стопочки штрафных заданий. Ника выпрашивает ходить первой, остальные же на пробу кидают кубик: максимальное число выпадает у Андрея, и он ничуть не удивлён своей удаче.

На Нику наставники и впрямь смотрят, как на ребёнка. О чём-то это говорит важном: судя по всему, этим двоим всё равно, Хозяин ты или Оружие. У них между собой отношения хорошие, потому что строятся на взаимоуважении и принятии друг друга как равных существ. Андрей уже задумывался, как работает классовая система в такой искажённой реальности — судя по всему, Лерайе для Марка такое же разумное и одушевлённое существо, как он сам. Ника для Андрея мало чем отличается, хоть и чувствуется, что она иной сущности. И всё же становится легче.

Андрей бросает кубик, потряхивая его в сомкнутых ладонях.

— Если сказки про Мечи — правда, значит, — размышляет он вслух, — есть и организация, которая за ними приглядывает.

Марк и Лерайе мрачно переглядываются, но ход его не пропускают мимо внимания. Фигурка движется на десять клеток вперёд. Лерайе берёт кубик в свои руки и изучает на ощупь, покручивая блестящий красный, как каплю крови.

— Да, — отзывается она с явной неохотой. — Круг Мечей.

— Типа полиции Оружия? — пробует Андрей, заинтересованный совпадениями слухов с правдой.

Отвечает ему уже Марк:

— Типа сборища аристократов, устанавливающих тоталитаризм везде, куда дотянутся, и прикрывающие это праведностью.

Судя по всему, Круг Мечей они также недолюбливают. Аж замешательство охватывает, однако озвучить их не удаётся — внезапно голос подаёт Ника, до того скрестившая ноги и внимательно следившая за ходом игры. Она поднимает глаза и ухмыляется, обнажая белые зубки:

— Весёлые вы ребята, раз получается, что у вас куда ни глянь — сплошные враги.

Андрей давится выдохом, стараясь не рассмеяться, лёгкие щекочет и подворачивает. Кубик падает на раскрашенный картон. Все молчат. Какая угодно реакция последовать может, и на всякий случай Андрей приглядывается, большое ли между ним и Никой расстояние. Проходит несколько томительных секунд — и Лерайе вдруг разражается смехом.

— А ты шустрая девчуля, настоящая ласка! — выдавливает она между звонкими заливистыми трелями. Утирает запястьем уголок глаза и забавляется абсолютно искренне.

— Это правда так? — у Ники взгляд совершенно серьёзный, внимательный.

Лерайе опирается на плечо Марка локтём, естественно, словно в их привычке друг к другу притрагиваться без причины иль намерения:

— Мы — отступники. И нам нигде не рады. Неудивительно, что любая группировка Хозяев — наши враги.

Фигурки переставляются по числу выпавшему, и тянется штрафная карточка. Марк зажимает её между указательным и средним пальцами, ребром поворачивая к ученикам:

— Так что? Уже торопитесь выбрать своё направление?

Андрей отвечает, тщательно подбирая слова:

— Сразу после игры наше направление — на полигон для тренировки, не так ли?

Бывший киллер ухмыляется.

— Смышлёный ты парнишка. Доигрываем и пойдём. Сегодня мы будем танцевать.

Выпущенный из ладоней Андрея кубик, вертясь в воздухе, стучит по игровой доске. В монополии, когда верхушек несколько и у всех разные интересы, каждый ход имеет значимость и может как продвинуть, так и отбросить назад. Если не рискуешь, не шевельнёшься вообще. Благо что Андрей никогда рисковать не боялся.

Выпадает максимально удачное число. Иначе быть и не могло.

По словам Лерайе, которая и решилась обучать всему, касающемуся Оружия, у именных есть не только звания, но и значение этих званий. Имя должно отображать способность, а способность — нечто особенное, принадлежащее лишь этому Оружию. У Андрея сразу возникает ярая ассоциация с комиксами и играми, где особое умение применять можно лишь изредка, когда будет достаточно заряда; Марк соглашается, что в общих чертах так и есть. У некоторых Мечей способности настолько сильные, что использовать их постоянно нельзя, чревато истощением. У Оружия энергия не бесконечна, они всё-таки живые. «Они всё-таки живые», — повторяет про себя Андрей, когда они шагают к полигону.

«Раз уж нельзя тобой управлять, буду подсказывать, — подводит итог Ника. — Есть несколько стоек, зависит от того, что хочешь делать — защищаться или атаковать».

— Допустим, защищаться, — решает Андрей. Марк, становясь напротив, одобрительно кивает:

— Начинать стоит с защиты, — он поправляет перчатки, вскидывает ладонь с блеснувшим остриём лезвия: Лерайе уже готова. Между мужчинами расстояние недалёкое, примерно в три метра, и голос Марка слышен хорошо. Говорит он ровно, но не опустошённо; голос тяжёлый от природы, низкий, с хищной хрипотцой. — При твоём характере и характере Вероники следует ожидать, что вы броситесь в атаку сразу. Но нельзя вечно уповать, что получится нанести первый удар. Есть вероятность, что вы не успеете.

«Я успею», — обиженно фыркнула где-то на задворках сознания Ника.

—…так что не забывайте про приёмы защиты. Первый же пропущенный удар может убить, так что готовьтесь сперва обезопасить себя, потом уже ломиться в драку.

За некоторое время их знакомства Марк первый раз что-то так пространственно объясняет. Обычно он использует слова осторожнее, теперь же разошёлся: Андрей внимательно и с неугасающим любопытством слушает, а сам покачивает в ладони почти невесомый клинок. Живая грация, воплощённая в материю, что способна прервать жизнь. Концентрация смерти в виде изящного лезвия, чья грань настолько остра, что неразличима глазом.

— Прежде всего тебя защищает тело. Не клинок. В пылу боя Вероника не сумеет следить за твоей обороной, а потому полагайся лишь на себя. Твоё тело должно выучить правильные стойки и принимать их машинально, чтобы не оставлять времени на раздумья. Каждая секунда может стать решающей. Стойка! — и Марк приближается, обходит Андрея практически неслышимой походкой, словно большая хищная кошка. Кивает: — Правильно, колени не должны быть прямыми. Ты правша?

— Да.

— Ударную руку вперёд. Нет, ниже. Ты не замахиваешься, а защищаешься. Будто прячешься за своим клинком, — метко и быстро мужчина ударяет навершием кинжала Андрея прямо под рёбра; рука дёргается, Марк обрубает фразой: — Локоть ближе к телу. На расстоянии кулака. Меч направляешь справа налево, чтобы закрыло снизу вверх. Это не пика, не проткнёшь. Голову тоже перекрываешь. Защищаешь обе стороны, как зеркало, никогда не застываешь. Если нельзя двинуться с места, вертишь корпусом.

И бьёт кинжалом горизонтально, как разрывая небо с землёй пополам; Андрей не успевает среагировать, только Ника вовремя перехватывает удар и уводит вверх; Марк тут же отступает прыгуче, и в следующий момент Андрею перепадает по колену.

— Эй! — возмущается тот, охнув от боли. Марк бьёт тупой стороной кинжала, но удары менее ощутимы не становятся.

— Учи на практике, — советует с кратким смешком Марк.

— Эти твои поучения звучат как полные противоположности!

— Бой и есть противоположность самому себе, — тёмные глаза на смуглом лице щурятся с едва понятной кому усмешкой. — Ты выживаешь, чтобы умирать, и умираешь, чтобы другие выживали. Не ищи тут логики. В танце нет логики, но есть комбинации и фантазия.

Сцепив зубы, Андрей всё же пытается последовать советам. Колени пружинят, рукоять катаны перехвачена обеими руками, правая впереди. Корпус немного развернуть. Прячешься за клинком… аккуратно и так, чтоб удар пришёлся не только по металлу. Ника послушно молчит, только приноравливаясь и поигрывая бликами тусклого дня; она привыкает и пытается постичь, как ей сражаться, если не дают свободы.

— Всегда готовьтесь к неожиданностям.

«Что он—»… И в тот же миг мир разрезается пополам, ослепляя болью; Андрей отскакивает на автомате, тонкой линией на нём горит ощущение удара, и следующий отбивается наотмашь тупо, как топором, Ника даже взвизгивает негодующе. Под белыми кучными облаками пар превращается в призрачность; сворачивается само чувство пространства — продолжением руки Марка словно вырастает изогнутая змеиная ветвь. Кнут с белоснежной рукоятью закручивает хвост, как живой, и он абсолютно зеркален самой сути честности — и так же насмешлив.

— Про способности уже говорилось, — звучит голос Марка, пока Андрей, стиснув челюсти, разминает бедро: по нему пришёлся сплошной удар кнутом. Одежда не порвана, крови нет, но жжётся, как от железа. Марк стоит в ореоле безжалостного дня, и в его фигуре хищность, какой не одарены обычные люди, и Оружие в его руках насмешливо и невообразимо прекрасно. — Лерайе и среди них особенная, потому что её форма — не просто Меч. «Безликая звезда» — сама суть формы.

И в сотни осколков мгновений кнут сменяется кинжалом, катаной, алебардой, луком, плавно и смертоносно быстро перетекая из обличья в обличье. Оружие, у коего нет постоянного вида и которое этим опасно, непредсказуемое и повинующееся лишь твёрдой руке своего напарника — вот что она такое. И что такое Марк. Угроза, наполняющая всегда мобильное, лёгкое и непостоянное спокойствие.

Ника тихо выдыхает, имитируя человеческие звуки, а Андрей смотрит широко раскрытыми глазами на нынешних наставников. Лишь теперь до него начинает доходить всерьёз, что предстоит и с кем надо будет сражаться. Не такие, как безымянные, которых покрошила в обломки Ника в первые же минуты. Есть нечто, что сильнее, мощнее и опытнее, и без должных умений Андрей…

Он выживет. Во что бы то ни стало. Даже больше — он непременно поднимется выше, туда, где его не сумеют убить, и сделает больше, чем кто-либо ещё ждёт.

Но выживать надо учиться.

Руки сами по себе перехватывают рукоять золотой катаны крепче, пальцы располагаются ровно, чтобы не выронить, но и чтобы не стать мишенью. Марк одобрительно кивает:

— По пальцам и запястьям бьют самые умные, — Лерайе принимает вид кнута, оставаясь в нём, а мужчина сам взмахивает обращённой напарницей: — А теперь защищайся. Теперь всё зависит от твоих инстинктов.

И хлыст, рассекая ветер, несётся по всем сторонам.

Жгутами прокладывается оттеночная боль, уже почти притихшая на заднем плане. Удар за ударом сыпятся на все части тела, но ни один из них не выходит щадящим — все полны силы и жестокости, выбивают пыль, как из коврика, и далеко не все выходит блокировать. Лерайе везде и всюду — в свисте воздуха, пришедшего в движении, в самом движении, в неуловимых тенях. С любой стороны, под любым наклоном, с любого расстояния. К Марку, источнику направлений, не подобраться ни на шаг, а сил не хватает и противостоять его атакам; дыхание сбивается, ритм бешено скачет в висках и отдаётся в затылок.

«Ты упрямый осёл!» — констатирует Ника. Она шипит и фырчит, ей тоже перепадает, и они успевают запутаться, кто отражает натиск: он или она. Боль дробится пополам, цветные круги перед глазами. Выдохни между очередной партией розг, и Андрей начинает двигаться, не стоя на одной точке. Минута теории завершается россыпью бесчисленных атак, под одеждой багровеют наработанные следы кнута. Ника взвизгивает: «Придурок!»

Поза правильная, держит клинок верно — а недостаточно, чтобы справляться. Марк и Лерайе давно могли бы в винегрет покрошить Андрея. В чём ошибка? Почему всё ещё его могут достать?

Впереди — враг. Нет, противник. Враги повсюду, но Марк — союзник, пусть его и надо достать. Андрей рвано дышит, а глаза горят по-звериному, энергия плещет, несмотря на слабые попытки противостоять атакам, и он всё ещё не выдыхается. Только пальцы сжимает крепче. Корпусом разворачиваться начинает иначе, слушая не сухую тактику, а струящуюся по жилам интуицию, разделённую вместе с Оружием. Каждая мышца напряжена до предела, каждая — собственный моток нейронов и электрических разрядов поверх живого волокна. Это его тело. Оно подчиняется ему больше, чем когда-либо. Оно — всего лишь инструмент.

Не инструмент, но продолжение души — это сейчас Ника.

Она как от сна приходит в себя. Поводит плечами Андрея, с которым делит тело, пробегает дрожью по позвоночнику. Аккуратно кончиками ядра притрагивается к сплетению артерий под грудной клеткой.

«Единственный выход — сражаться вместе». Вот что Марк пытается передать, пусть и своим дикарским методом. Они должны стать едины, но не одним, они всегда раздельные существа — но могут синхронно вдыхать. «Давай же!» Катана в руке издаёт тонкий, неразличимый ухом перезвон. Нике тоже трудно. Она не может не пытаться перехватить контроль, но давит инстинкт, который сама в себе взрастила. Убийца пытается идти в шаг с лжецом.

«Никто не был, как ты». Нет времени понимать, чья это мысль.

Катана лёгкая и похожа на полёт.

Движение воздуха левее, оно опережает край опасного кнута, и с победоносным кличем блестящий клинок отбивает не успевшую приблизиться плеть, а тело делает уверенный шаг вперёд, первый из шагов, склоняясь корпусом. Это трудно, это невероятно трудно — даже просто шагать, когда надо контролировать и степень слияния, и собственный разум, и разум нечеловеческого ребёнка.

«Ты никогда полностью ничему не открывался, потому что был создан для чего-то сложнее».

«Тебе просто одиноко, страшно и больно».

«Ты родился сражаться, а не ждать».

«Ты убивала, потому что кроме этого ни на что не была способна».

«Тебе всегда…»

«…не хватало меня».

Буря отражений, поднимаемая вездесущей Лерайе, укладывается вмиг, смиренная и пустая, когда силуэт мужчины с тяжело вздымающейся и опускающейся грудной клеткой и в его руках светящейся катаны останавливается в паре метров от желанной цели. Марк даже не сдвинулся с места, но прекращает атаковать. Андрей подламывается: колено стреляет сквозной болью, лезвие катаны упирается в короткую траву тренировочного полигона. Пыль оседает на коротких золотистых ресницах.

«Мы можем, если вместе».

Марк улыбается кратко и тепло. Лерайе рядом выныривает девушкой в джинсах и короткой футболке. В умеренном ветре её длинные розовые волосы струятся вниз по плечам.

Андрей встаёт, крепко сжимая Нику. Не победивший, но уже понявший, какими должны быть Хозяин и Оружие. Всего-то лишь нормальная командная работа, прислушиваться друг к другу, чувствовать волю друг друга. Сложно с непривычки, но если научиться, больше тренироваться…

— Именно так, — отзывается Лерайе, будто перехватив его мысли. — Вы кого угодно одолеете, если будете действовать как напарники. Тут не нужна и теория.

Будущие синяки проступают лиловым под светлой натянутой кожей. Андрей выравнивает дыхание и смотрит свирепо — он ничуть не растерял мотивацию учиться, наоборот, приобрёл её. В следующий раз они с Никой одолеют наставников. Обязательно. Марк снова улыбается и протягивает руку. Андрей пожимает его ладонь и чувствует стальную хватку обтянутых тканью пальцев.

«Мы им не проиграем, — смеётся чисто и звонко Ника. — Мы не проиграем никому!»

Андрей целиком с ней согласен.