Синий ветер (джен)

Просыпаюсь оттого, что в глаза бьет яркий свет. Щурюсь, оглядывая спальню. Я один, Джинни вышла на кухню или к Джеймсу. Это она отдернула плотные шторы, больше некому: Джеймс мал, а Кричер к ним давно не притрагивается. Переворачиваюсь на бок, нашариваю на тумбочке очки и смотрю на часы, что стоят на комоде. Так и думал: еще только половина седьмого. Джинни знает, что в выходной я люблю поспать на час-два больше, чем обычно, так зачем же она меня разбудила, впустив в комнату свет?

Заснуть снова все равно не смогу, к тому же хочу узнать, что стряслось. Домашние туфли куда-то запропастились, поэтому, накинув свой любимый хлопчатобумажный халат цвета хаки, иду на поиски Джинни босиком.

Джеймс еще спит, подсунув под розовую щечку пухлую ладошку. Он сейчас такой, каким был прежде — обычный двухлетний ребенок.

В гостиной никого. Очень тихо, только старинные часы тяжелым маятником делят вечность на секунды.

Я обшарил весь дом, не заглянув только в две спальни. Одна из них, большая, внизу рядом с портретом Вальбурги, другая, маленькая, на одну кровать и шкаф, с крохотным окошком, выходящим на улицу, наверху. Но вряд ли Джинни в одной из них, в эти комнаты мы редко заходим. Наверное, она ушла, и меня теперь не удивляет, что даже не предупредила. Такая беспечность вполне укладывается в ее нынешний образ.

— Грязнокровка, — раздается прямо за моей спиной громкий скрипучий голос.

— Что? — поворачиваюсь к портрету Вальбурги.

— В доме грязнокровка! Продажная шлюха, мерзкая девчонка! Она так улыбалась, глядя на меня, будто видела ангела, но даже не соизволила поздороваться! — шипит портрет.

— О ком ты говоришь? — недоумеваю.

— О той девице, которую твоя жена среди ночи потащила наверх. Какая наглость!

У Джинни гостья. Причем та, что раньше не бывала в нашем доме, иначе бы Вальбурга непременно об этом сказала.

Вальбурга называет грязнокровками почти на всех, кого видит в первый раз, да и всех помнит не в лучшем свете. Сложно представить, как ее терпели родные, когда она была жива, сам я не раз порывался выкинуть ее портрет, когда мне бывало стыдно перед гостями за ее гадкие эпитеты в их адрес. Однако теперь рад, что не сделал этого. Хотя бы что-то в этом мире не изменилось — Вальбурга осталась прежней склочной старухой.

В халате показываться гостям неудобно, но я все же не теряю время на переодевание и спешу наверх в маленькую комнатку. Мне кажется странным, что гостья пришла ночью и Джинни не осталась с ней в гостиной, а решила уединиться в спальне. А потом отдернула шторы, чтобы я проснулся. Что-то здесь не так. О чем я? В последнее время все не так.

Дверь в комнату закрыта. Подкрадываюсь, стараясь не наступать на те половицы, что скрипят, прислушиваюсь. Мне кажется, что Джинни стонет. Возможно, у нее раньше времени начались роды, а гостья — целительница, помогающая в таких делах. Нажимаю на позеленевшую бронзовую ручку, та поддается. В комнате полумрак: окно задернуто, в дальнем углу горит лишь один светильник, закрытый абажуром цвета спелой вишни. Мне кажется, что из-за нехватки света мне мерещится глупость, потому как поверить в то, что видят мои глаза, не могу. Просто стою, открыв рот, пока не понимаю, что зрение меня не обманывает.

Они обе обнажены. Джинни разметалась на кровати, раскинув ноги. И она вовсе не беременна, но меня смущает не это.

Девушка, нависшая над ней, кажется мне знакомой. Распущенные светлые волосы не дают разглядеть мне ее лицо, но все эти неторопливые завораживающие движения... Нет, не может быть! Она отбрасывает волосы и у меня не остается сомнений — это Луна, целующая мою раскрасневшуюся жену.

Проскакивает нелепая для ситуации мысль, что Вальбурга зря назвала гостью грязнокровкой, отец Луны — чистокровный волшебник.

Она отрывается, заглядывает Джинни в глаза и, словно получив ответ на не заданный вслух вопрос, обхватывает губами ее сосок. Джинни стонет и подается навстречу ласкам.

— Что вы делаете? — спрашиваю так, будто я маленький мальчик, силящийся понять, что за возня у родителей в постели.

Джинни поворачивает ко мне голову и досадливо морщит нос; Луна отрывается от нее и садится, разглядывая меня.

— Ты… вы… — пытаюсь сформулировать мысль, помогая себе жестами.

Луна бросает взгляд на Джинни, плавным движением встает с кровати, медленно идет ко мне. Блики красного света играют на ее гладкой коже. Она почти с меня ростом, светлые волосы шелком струятся по ее плечам, вздернутой по-девичьи груди. Именно такой я ее всегда и представлял, когда солировал в душе, разве родинка под левой грудью для меня новость.

— Присоединяйся, — шепчет она. — Будет весело.

Она просто смотрит на меня, улыбаясь, но ее шепот продолжает звучать:

"...пришло время выйти за грань…

...доверься мне, закрой глаза…

...позволь свершиться невозможному…"

Меня накрывает приступ похоти. Это сумасшествие — так не должно быть, ведь я застукал жену с любовницей! Но мой организм не согласен с разумом и не собирается ему подчиняться.

Луна уже видит мое смятение. Ее изящная рука тянет за пояс халата. Полы расходятся в стороны, выставляя на обозрение мои вздыбившиеся трусы.

— Тебе понравится, ты же мечтал об этом, — тихо говорит она, словно заглянув в мою душу.

Да, сколько раз я представлял себе нечто подобное? Джинни и Луна дружили в Хогвартсе. Тогда, да и после, мое воображение рисовало секс втроем. Нет смысла себе лгать: да, я такой.

Джинни выскальзывает из кровати и тоже подходит. Она все та же, как в день нашей первой близости: стройная, гибкая, с роскошной гривой огненных волос.

— Гарри…

Нежные пальчики Джинни касаются моей груди и скользят вниз.

В это время Луна обходит меня и снимает мой халат, и я чувствую, как ее большие розовые соски дотрагиваются до моей спины.

— Поиграй с нами, — шепчет Джинни и сжимает мои яйца.

Нежные поцелуи в шею не дают мне опомниться, а чья-то рука стягивает трусы.

— Гарри, ты такой крепкий, — шепчет Луна.

Лесть или правда — какая разница? Бархатный голос Луны обещает рай, нет смысла сопротивляться, ведь со мной случилось хоть что-то хорошее за последние несколько дней.

Джинни целует меня, просовывая язык мне в рот. Не в силах больше стоять столбом, я подхватываю ее на руки и несу на кровать. Потемневшие глаза Джинни сверкают, как сапфиры. Она не сопротивляется, когда я подминаю ее под себя. Отрываюсь от нее, чтобы уделить внимание Луне — целую податливые губы, от которых пахнет клубникой.

Не хочу думать, что будет потом, сейчас мне плевать. Ни за что не упущу шанс доставить себе удовольствие, раз удача повернулась ко мне лицом.

Получаю толчок, опрокидывающий меня на кровать. Джинни что-то шепчет, и мои руки и ноги крепко стягивают шелковые веревки и привязывают к спинкам. Я становлюсь совершенно беспомощным, но меня это не беспокоит, а напротив, больше заводит.

Черт, что вытворяют эти девчонки! После долгого воздержания мне хватило бы и десятой части этой игры, чтобы быстро кончить. Как бы мне не хотелось растянуть блаженство, но я уже почти на пике. Осталось немного до разрядки, как все вдруг прекращается: обе девушки разом отстраняются, оставив меня лежать распростертым и крайне возбужденным. Кажется, я сейчас буду умолять, чтобы они снова прикоснулись ко мне.

— Ты хочешь, чтобы мы продолжили? — спрашивает Луна и обхватывает Джинни сзади.

Ничего нелепее этого глупого вопроса вообразить просто нельзя. В другое время я бы показал свое остроумие, но теперь мне не до того, я готов на все, что они захотят.

— Да, пожалуйста!

Мой голос звучит хрипло — во рту пересохло.

— Скажи, что за секрет в шкатулке, и мы продолжим, — игриво говорит Джинни и поворачивается, чтобы поцеловать Луну.

Так вот в чем дело! Вся эта игра затеяна ради одной цели — выведать секрет.

— Дьявол, — вырывается у меня после стона. — Магией клянусь — не знаю я никакого секрета. Теперь мы можем продолжить?

— Нет, — отвечает Джинни, разорвав поцелуй. — И на твоем месте я бы не бросалась клятвами.

Она выглядит сердитой. Подбирает раскиданные на полу вещи и уходит.

— Давай, лети к своему братцу! — кричу ей вслед. — Совсем с ума посходили с этой долбанной шкатулкой!

Луна улыбается. Как же, заденешь сумасшедшего, который гордится своим мировосприятием, назвав его сумасшедшим. Могу поклясться, что пытку сексом она и придумала.

— Жаль, что ты до сих пор так ничего и не понял. Мы хотели тебе помочь, — мягко говорит Луна и собирается уйти вслед за Джинни.

— Да ты себя только послушай! Посмотри на меня — похоже, что мне помогли? Ты же никогда не была стервой, почему вдруг сейчас так поступила? Ты можешь сказать мне правду?

Дергаюсь на кровати, стараясь выбраться из пут.

— Гарри, я бы хотела сделать для тебя больше, но уже сделала все, что было в моих силах, — ее голос проникает в меня, как доза наркотического зелья. — Не могу тебе рассказать то, о чем ты просишь. Это разрушит твой маленький уютный мирок, а потом пытки начнутся сначала. И так по кругу, пока ты не сдашься. Сдайся сейчас.

Ее большие голубые глаза холодно сияют. И это так странно, от Луны всегда исходило тепло.

— Мой мир и так рушится! Разве не заметно?

— Правда тебе не поможет, она лишь продолжит твои страдания. Сдайся.

— Я не могу!

Она огорченно качает головой.

— Луна!— мой умоляющий вопль разбивается о ее спину.

— Тебе придется побыть несчастным, чтобы потом стать счастливым, — тихо говорит она и уходит.

Они оставили меня в таком состоянии и без ответов на вопросы? Черт, черт, черт! Они что-то со мной сделали, возбуждение не спадает. Прикоснуться к себе я не могу, а лежать связанным и чувствовать, как ноют яйца — то еще удовольствие. На меня накатывает волна ярости. Дергаю что есть силы веревки. Они прочные, но деревянные части спинки кровати не выдерживают и ломаются. Освободившись от пут, как есть голый, несусь к двери и дальше вниз по лестнице, не разбирая дороги. Этот пафосный спектакль зашел слишком далеко, сейчас я устрою двум этим стервам!

Вместо очередной ступеньки под моей ногой оказывается пустота, лишающая меня равновесия. Площадка внизу лестничного пролета стремительно приближается, я кричу от страха и…

… и открываю глаза. Вокруг темнота, разгоняемая лишь полоской неяркого света, пробивающегося из комнаты Джеймса. Я лежу на диване в гостиной, потому что спать с Джинни в одной кровати у меня больше нет желания. Часы отбивают три раза. Вытираю пот со лба и переворачиваюсь на другой бок.

Это был сон, всего лишь сон, вызванный отсутствием полноценного секса и напряжением последних дней.

* * *

Утром наведываюсь в банк Гринготтс. Министерство переводит мою зарплату и премиальные сюда, а я прихожу за деньгами по мере необходимости. И сейчас как раз такая необходимость: у меня возник план, для осуществления которого мне нужно пополнить запасы галлеонов.

— Мистер Поттер! Рады вас видеть, — приветствует меня один из гоблинов, к которому я подошел для совершения операции. — Выписку по счету?

— Нет, мне нужны наличные. И хочу часть галлеонов конвертировать в маггловскую валюту.

— К сожалению, эта операция для вас недоступна — ваши счета заморожены.

Что? О чем это он?

— Я не понимаю вас, поясните.

— О, вероятно, вы разминулись с письмом из банка. Вчера нам пришло постановление Визенгамота о том, чтобы опечатать ваше хранилище и заморозить счета, о чем мы вам и сообщили письмом, — разводит корявыми руками гоблин.

— Это какая-то ошибка. Почему я ничего не знаю о постановлении? В нем указана причина? — звенит мой голос в офисной тишине. Другие гоблины оставляют свои дела и поворачивают остроухие головы, ожидая, что будет дальше.

Обслуживающий гоблин сверлит меня глубоко посаженными глазками, будто хочет разглядеть, как устроен мой мозг, и понять, что можно в нем исправить.

— Я могу дать вам копию для ознакомления. Еще вправе сделать выписку относительно всех ваших счетов, вкладов и содержимого хранилища.

— Я… — запинаюсь на полуслове, не зная, что предпринять. — Дайте копию постановления и выписку.

Он семенит к большому стеллажу.

— Вот, — протягивает мне свиток, вернувшись. — Копия постановления. За выпиской приходите после обеда, я подготовлю. Что-нибудь еще, мистер Поттер?

— Да. Поменяйте галлеоны на фунты, — прошу в ответ, достаю все деньги из карманов и сваливаю горкой на стойку.

Он выдает мне фунты, а я горестно вздыхаю, увидев, что их не так много. Сдержанно прощаюсь и ухожу.

Постановление выглядит абсурдным и не вызывает у меня доверия. Оказывается, я не платил налоги и задолжал в казну. Именно поэтому до выяснения обстоятельств мои счета заморожены. Теория заговора в действии, но как? Система не должна была позволить сфабриковать дело, по которому принято ошибочное постановление Визенгамота, это нарушение закона! Даже если я и не оплатил по забывчивости какой-нибудь налог, разве за этим сразу следует арест счетов? Не так-то быстро делаются такие дела: сначала должны были выслать предупреждения, вызвать меня для дачи пояснений, а только потом принимать решение в суде.

Шрам покалывает, и я вдруг вспоминаю, что все уже было: и предупреждения, и вызов. Но почему я так не заплатил — не помню. Пусть сейчас с моей памятью не все гладко из-за неаккуратного Обливиэйта Рона, но, похоже, я забывал некоторые вещи и раньше, иначе в чем причина неуплат? Значит… что это, дракон меня подери, значит?

Пусть все летит к чертям и дальше. Нет больше сил копаться в этом дерьме. Наличных у меня не так много, но на дорогу в местечко подальше отсюда хватит. Пусть это будет дорога в один конец, мне не так уж и хочется возвращаться в безумие.

* * *

Аэропорт Хитроу многолюден. Люди пакуют багаж, стоят в очереди на регистрацию, ищут выходы к своим самолетам, просто снуют туда-сюда.

Мой багаж в небольшой сумке, увеличенной внутри чарами расширения. Я взял только самое важное, поэтому Джинни не должна сразу заметить мой побег. Рон и остальная часть большой семьи Уизли не дадут пропасть ей и Джеймсу. На работе меня хватятся только завтра, когда не выйду на смену.

Нахожу кассу, где продают билеты всех авиакомпаний на все направления, и прошу оформить недорогой билет на рейс до Пекина. Почему я выбрал Китай? Надеюсь попасть к тем тибетским монахам, которые живут без корректировок Системы, хочу ощутить разницу в жизни под контролем и без него. И еще не мешало бы выяснить, что за магия, с помощью которой монахам удается быть неподконтрольными. Почему-то раньше я не особо задавался этим вопросом, считая, что у монахов привилегия в силу их образа жизни, теперь же мне кажется, что их тайная магия выходит за рамки возможного. Ведь даже Папе Римскому не дано привилегий, почему вдруг монахам их дали? Не уверен, что это расследование поможет решить мои проблемы, но проверить версию Драко о том, что Система дала сбой, не мешает, а понять, прав он или нет, возможно только без воздействия Системы.

— Сам придумал сказку о тибетских монахах, сам в нее и поверил, — сообщает мне голос, о котором я успел забыть.

Чертов голос отчасти прав: я не помню, когда и при каких обстоятельствах узнал про монахов. А вдруг и правда это фантазия моего больного мозга? Шрам на лбу пронзает боль, словно в него впивается дюжина иголок, но тут же все проходит, и я вдруг вспоминаю, как читал статью в журнале о сверхспособностях тибетских монахов, об их возможностях с помощью медитации преодолевать границы возможного. И тогда я подумал, что такие люди вполне могут превзойти что угодно, даже воздействие Системы. Но это была всего лишь гипотеза, а не факт!

По моей спине сбегает струйкой пот в то время, когда кассирша изучает информацию на мониторе компьютера, щелкает клавишами клавиатуры и наконец-то говорит, что есть места в эконом-классе. Я соглашаюсь и оплачиваю билет. Черт с ними, монахами, мне в любом случае необходимо убраться из Британии.

Ищу номер стойки регистрации на табло и замечаю, что рейс отложен на три часа. Не знаю, простое это совпадение или нет, но мне становится тревожно, и я в который раз начинаю перебрать все возможные версии моей нынешней странной реальности, потому что ни одна из них меня не устраивает полностью. Парадокс: чем больше гоняю мысли по кругу, тем больше запутываюсь. Жутко не знать истину и каждый день узнавать о новых неприятностях, никому доверять, даже себе. Все же, немного поразмыслив, опять склоняюсь к версии всеобщего заговора против меня. В этом свете мое путешествие и вправду побег. Меня не смогут найти с помощью Системы, она не рассчитана на поиск людей, а лишь не дает нарушить закон, не более того. Она держит под контролем весь мир, но не тотальным, а согласно установленному регламенту. Я не нарушаю закон, собираясь покинуть страну.

На табло высвечивается, что рейс отложен еще на три часа.

В общем-то, мне не обязательно лететь именно в Пекин. Для побега подойдет любой другой город и любая страна. Вполне можно снять дешевую квартирку, устроиться на работу и отсидеться до лучших времен. Ничего, не пропаду среди магглов, жил же как-то раньше. Так проще, чем бороться неизвестно с чем.

Меняю билет на Бангкок и с помощью рельсового шаттла перебираюсь в другой терминал.

Рейс снова откладывается, и я, чтобы скоротать время, устраиваюсь в кресле с сэндвичем, который на вкус как бумага, в которую заворачивают пирожки в булочной Косого переулка.

На меня смотрит девочка лет семи, сидящая рядом с мамой в кресле напротив. Она отложила телефон, с которым играла, и теперь разглядывает меня, дрыгая ногами. Я бы мог наколдовать ей красивых бабочек, но использовать магию на виду у магглов запрещено. Система строго за этим следит и не позволит свершиться колдовству. Представляю, как будет выглядеть моя неудавшаяся попытка в глазах магглов: взрослый парень размахивает палочкой и воодушевленно говорит странные слова — псих и только.

Бросаю взгляд на табло и досадливо ругаюсь — рейс на Бангкок отменен. Подхватываю сумку, подмигиваю девочке и спешу сдать билет и взять новый.

— С этого острова тебе не убежать, пока не откроешь тайну шкатулки, — долбит меня голос.

— Неправда, — злюсь я, оглядываясь. Они следят за мной, они опять пробили защиту и внушают глупости. Все как в былые времена, когда Волдеморт хотел стать богом. — Нельзя улететь — уплыву.

— Ты неисправим, — ворчит голос. — С другим рейсом будет то же самое.

Посмотрим. По дороге изучаю табло, чтобы выбрать рейс, и вижу невероятное — как только я определяюсь с рейсом, на табло высвечивается, что он задержан. Останавливаюсь и стискиваю кулаки так, что чувствую, как ногти протыкают кожу ладоней. Невозможно, чтобы в заговоре участвовали магглы, но тогда что же это такое — Система не позволяет мне уехать? Такое возможно, если бы я намеревался совершить преступление, но я не собирался делать ничего плохого!

— Собирался и собираешься, — уверяет голос.

Бред. Меня намеренно запутывают.

— Вон из моей головы, урод хренов! — гневно шепчу себе под нос.

Жаль, что нельзя использовать Империо на пилотах и угнать самолет. А еще было бы неплохо сейчас проснуться, чтобы все мои злоключения оказались ночным кошмаром. Вздыхаю и концентрируюсь на мысли, что надо придумать что-нибудь осуществимое.

В толпе замечаю людей, которые рыщут взглядами, кого-то выискивая. Это авроры. Предсказания Трелони не нужны, и так ясно, что эти двое по мою душу — меня решили силой выдворить из аэропорта, чтобы в нем воцарился порядок. Быстро надвигаю капюшон и выискиваю безлюдное место для аппарации. Я не сдался — нет! — просто обдумаю немного ситуацию дома.