O tempora! O mores! (джен)

После войны жизнь Минервы почти не изменилась, лишь подспудный страх, терзающий душу, отступил. Ещё во времена Дамблдора большая часть организационных вопросов решалась именно ею, ведь у Альбуса хватало забот в Визенгамоте и с Орденом Феникса. При недолгом директорстве Снейпа так и вовсе кроме Минервы некому было думать о «мелочах», так что сейчас, оставив преподавание и сосредоточившись на обязанностях директора, у неё оказалось слишком много свободного времени.

Первые годы директорства она просто наслаждалась спокойствием, но чем больше проходило лет, тем наглее вели себя ученики.

— Я устала, Филиус, — призналась она после очередного выпускного бала. — Я больше не справляюсь с ними. Эти дети… для них нет ничего святого, они не признают никаких авторитетов… Работа больше не приносит удовлетворения.

— Год выдался непростым, — добродушно улыбнулся Флитвик. — За лето ты отдохнёшь и, вот увидишь, с радостью вернёшься в школу.

Неуверенно покачав головой, МакГонагалл согласилась не спешить с радикальными решениями, но, сейчас уже август был на исходе, а нежелание продолжать педагогическую карьеру так и не прошло.

Она старалась воскресить в памяти все лучшие моменты, связанные с Хогвартсом, но, словно в насмешку, перед внутренним взором вставили картины отвратительных жестоких шалостей, несчастных случаев, демонстрации неуважения… Минерва отказывалась признавать, что плохого было пусть не больше, чем хорошего, но оно перекрывало собой всё.

После третьей бессонной ночи, она смирилась, что память подводит, и, проигнорировав камин, аппарировала в Хогвартс, надеясь, что неспешная прогулка по территории и просмотр школьных альбомов освежит воспоминания.

Замок был по-августовски пуст и тих. Нынешний преподавательский состав был поголовно семейными людьми, и, за исключением редких визитов с проверкой, в школе кроме самой Минервы никто и не бывал. Обычно она перемещалась камином, проверяла целостность защитных чар и возвращалась в свой маленький домик в горах Шотландии, но сегодня сценарий изменился.

В гулких коридорах отражалось эхо её шагов, заставляя ёжиться от дурного предчувствия. Упрямо мотнув головой, директор решительно продолжила путь в библиотеку.

Призвав пухлые альбомы, она, наконец-то, направилась в свой кабинет.

Портреты спали, так что Минерве не пришлось никому объяснять свои странные желания. Убедившись, что в замке всё в полном порядке, она устроилась в кресле и раскрыла первый альбом.

— Аделия Монтгомери, — вслух прочитала она и прикрыла глаза, вспоминая.

Дел — так её звали друзья. Высокая темноволосая некрасивая девушка, ставшая старостой Равенкло в тот год, когда одиннадцатилетняя Мини поступила в Хогвартс. Она помнила её смутно, но всё же помнила.

— Минус десять баллов, мисс МакГонагалл!

— За что?! — Минерва едва не плакала.

— За криво повязанный галстук, — усмехнулась Аделия под смех сокурсников.

— Не лучший пример, — констатировала Минерва и перелистнула пару страниц. — Фредерик Шафик.

С колдографии на неё строго смотрел светловолосый юноша с ледяным взглядом красивых глаз. Его Минерва помнила лучше — как же, можно сказать первая любовь.

— Надеюсь, сложившееся мнение о тебе ошибочно.

— Какое м-мнение?

Фред снисходительно посмотрел на неё сверху вниз и язвительно улыбнулся:

— Что настолько глупа, что влюбилась в меня. Ты всего лишь жалкая полукровка, МакГонагалл.

Минерва прорыдала тогда все выходные, и лишь уязвлённое самолюбие помогло взять себя в руки и вести так, словно ничего не случилось: вытерпеть насмешки от сокурсников она бы вряд ли смогла.

— М-да, — нахмурилась она и призвала поднос с чайным набором.

Перелистнув ещё пару страниц, взгляд зацепился за красивого черноволосого юношу с пронзительными синими глазами. Палочка дрогнула, и левитация прервалась звоном разбитой посуды.

Ахнув, Минерва отбросила альбом и поспешила навести порядок.

Наконец, закончив, она налила чашечку ароматного напитка и потянулась к другому альбому.

— Дерек Сомерхольд, — прочитала она задумчиво. — Хм…

Этого имени Минерва не помнила. Проверив даты поступления и выпуска, она покачала головой: парень поступил как раз в тот год, когда она перешла на четвёртый курс и впервые столкнулась с настоящими проблемами.

Невидяще глядя на колдографию юного Дерека, перед мысленным взором Минервы проносились воспоминания о мобилизации в их маленькой горной деревеньке, о пугающих новостях с материка, и об уходе отца. Роберт МакГонагалл был совершенно мирным человеком, и на войну отправился не воевать, а спасать души солдат. Тот год запомнился ей постоянной тревогой за отца и страхом за будущее всей Британии, а младшекурсник чужого факультета прошёл мимо внимания.

Из прошлого она вынырнула лишь час спустя. Усмехнувшись причудливости собственной памяти, хранящей настолько давние события, Минерва налила себе новую порцию чая и продолжила листать альбом.

Однокурсники сменились первыми учениками, те, в свою очередь, уступили место уже своим детям; яркое полуденное солнце скрылось за башнями, тени удлинились, а она всё так же сидела в директорском кресле и с невесёлой улыбкой листали страницы.

— Сириус Блэк, — прочитала Минерва и, не удержавшись, погладила снимок указательным пальцем.

Этого мальчика она помнила даже слишком хорошо.

При первой встречи Сириус произвёл на декана положительное впечатление: красивый аккуратно одетый мальчик, чья улыбка словно освещала коридоры Хогвартса, а вежливые слова согревали сердце. Прозрение, к несчастью, наступило не так быстро.

Юный Блэк преуспевал одинаково по всем предметам, но на трансфигурации особенно выделялся. Вместе с лучшим другом и соседом по парте, Джеймсом Поттером, он показывал откровенно отличные результаты, и Минерва по праву гордилась и своими учениками, и собой.

Она считала себя хорошим преподавателем и деканом, пока не стала случайным свидетелем приватного разговора своих любимых учеников, обсуждающих, не много ни мало, саму Минерву. И услышанное ей мягко говоря не нравилось.

Она училась у Дамблдора и Слизнорта — деканов вечно соперничающих факультетов, и, по их примеру, предпочитала не вмешиваться в дрязги. В её времена мелкие проблемы (а порой и крупные) урегулировали старосты. Вот только теперь у Гриффиндора и Слизерина не было Минервы Макгонагалл и Тома Риддла соответственно, способных найти компромисс и разрешить конфликт, дети ждали помощи от учителей, а, не дождавшись, решали всё силовыми методами. Поток обвинений из уст Сириуса Блэка поверг её в бегство. Равнодушная холодная старуха — самое безобидное, что прозвучало в его монологе, обращённом к лучшему другу Поттеру, который, кстати, старательно поддакивал. Не шло и речи о том, что выйти из-за угла и отчитать наглецов: плачущая декан — после такого об уважении можно было забыть навсегда.

Минерва долго приходила в себя; она была профессионалом, и обида никак не сказалась на оценках Блэка и Поттера, но для себя она твёрдо решила, что иметь с ними дела не будет ни при каких обстоятельствах.

После этого случая она старалась предотвратить «шалости» Мародёров (и хватило же ума так назваться!), но идти против Дамблдора она не могла, а тот, по совершенно необъяснимой причине, постоянно прикрывал гриффиндорскую четвёрку. Но нападение Люпина на Снейпа стало последней каплей…

Однако Поттер с Блэком наконец-то притихли.

Минерва смотрела на портрет Северуса Снейпа — ученика, коллегу, начальника — и не замечала, как по морщинистым щекам текут слёзы.

— Я так виновата перед тобой, Северус.

Она помнила, сколько проблем возникло из-за нескладного подростка, сколько неприятностей он навлёк на других людей, но ни в чём его не винила — кавалер ордена Мерлина с лихвой искупил свои грехи.

Больше Минерва не заглядывала в альбомы выпускников, воспоминания текли ровно.

С Мародёров и Снейпа мысли перешли на Пожирателей смерти.

Тот же Барти Крауч — невероятно талантливый мальчишка, которому не повезло родиться в семье, где от отца невозможно было дождаться даже не похвалы, а хотя бы одобрения. Юный Барти всегда очень внимательно слушал все объяснения, но поступал по-своему, а когда это приводило к печальным результатам, и Минерва назначала ему отработку или лишала баллов — смотрел на неё, как на грязь под своими ногами, и с вежливой улыбкой кивал, шёпотом называя её полукровным ничтожеством.

Или Беллатриса Блэк. Минерва помнила эту экзальтированную девицу — одну из сильнейших и талантливейших ведьм, что ей доводилось видеть. И ужасную сквернословку (где только слов таких набралась!). Юная девушка ничтоже сумняшеся могла проклясть не только словами, но и Тёмной магией, и с лёгкостью давала фору многим юношам в вопросах дуэлинга. И, как и Крауч, смотрела на Минерву с презрением.

Или семья Прюэтов. Ох, как трудно было Минерве не кривиться в обществе Молли после всего, что она узнала о ней за годы деканства! Гидеон и Фабиан — по подлости и злопамятности оставили далеко позади и Пожирателей смерти, и даже самого Ридлла. Мальчишки были избалованны до ужаса и совершенно не видели границу между шуткой и жестокостью. А Молли…

Минерва скривилась и бросила взгляд на портрет Дамблдора.

Молли даже сейчас, став десяток раз бабушкой, осталось для неё распущенной девицей, на которой клеймо негде ставить.

Встав из-за стола, Минерва прошлась по кабинету, машинально поправила пару безделушек, оставшихся ещё со времён профессора Диппета, и вернулась на своё место.

Что ни говори, а учитель всегда знает своих учеников. Пусть не так хорошо, как родители, пусть не с той стороны, что друзья, но знает. Дети растут на их глазах, превращаются в нескладных подростков, впервые влюбляются и впервые оказываются с разбитым сердцем…

Минерва помнила, как с волнением следила за распределением первого ребёнка Молли — Уильяма. Как была недовольна, что он попал на её факультет, и как каждый год Северус издевался над ней, предсказывая появление очередного Уизли.

Тяжелее всего пришлось с близнецами, невероятным образом унаследовавшими худшие черты своих дядюшек-Прюэтов. Зато с Рональдом проблемы были только обычные, никаких драк, дуэлей, проигранных палочек, никаких пострадавших от жестоких шуток — лишь лень да невнимательность, словом, самый тривиальный ребёнок. Это потом она узнала о «миссии» по спасению Философского камня и остальных приключениях глупых детей…

Невольно застонав, Минерва позволила мыслям перенестись в девяносто первый год.

Знакомство магглорождённых с магическим миром всегда было обязанностью заместителя директора, и она стойко несла свой крест. Люди встречались разные, кто-то радовался новостям о своих детях, кто-то впадал в ярость, но это всегда было очень эмоционально. С Грейнджерами было иначе.

Дверь открыла сама Гермиона — Минерва догадалась об этом потому, что успела понаблюдать за семьёй в своей анимагической форме. Цепкий взгляд плохо вязался с вежливым приглашением, но сразу она не обратила на это внимания. Разговор вышел непростым: Грейнджеры и слушать не хотели о том, чтобы отдать единственную дочь в неизвестность. Минерва уже запустила руку в ридикюль, намереваясь прибегнуть к помощи специально разработанного для подобных ситуаций артефакта, когда одиннадцатилетняя нахалка прекратила спор с помощью одного единственного слова:

— Хочу! — заявила Гермиона с таким выражением лица, что Минерва поёжилась, а Грейнджеры тут же потупились.

Прибор, над созданием которого бились лучшие умы магического мира в течение нескольких лет, оказался слабее воли избалованной своим могуществом малолетней ведьмы. Минерва слышала о таких случаях, когда маг подчинял магглов с помощью своего волшебства: не Империо, разумеется, а внушение, страх, ювелирная игра на эмоциях и слабостях, но ведь не в одиннадцать лет!

Дальнейшее не стало неожиданностью — Грейнджеры безропотно согласились на всё: Хогвартс, невозможность связаться с собственным ребёнком, немалая сумма оплаты за обучение…

Грейнджер оказалась из той категории учеников, что категорически не нравились Минерве — зубрилы. Вечно поднятая рука и глупое цитирование учебника — не этого ждала Минерва от своих студентов. Гермиона была назойлива, упряма, и не желала понимать и принимать законы нового мира, с достойным лучшего применения упорством пытаясь навязать свои. А ещё, к огорчению Минервы, девочка совершенно не умела мыслить нешаблонно. Но она была единственной, кто, хотя бы, знал ответы.

Как так вышло, что все вокруг стали считать Грейнджер её любимой ученицей — этого Минерва не понимала и по сей день.

И последний член компании — герой пророчества Гарри Поттер. Копия Джеймса (что уже сулило неприятности), неожиданно понравился Минерве. Тихий, вежливый, наивный — мальчик старательно усыплял её подозрительность в течение каждого учебного года, чтобы перед самыми каникулами совершить нечто ужасно глупое и опасное.

Из года в год Минерва обещала себе следить внимательнее, но каждый раз щенячий взгляд наивных зелёных глаз усыплял подозрения. Она попыталась с ним поговорить — и наткнулась на глухую злобу: мальчишка притворялся добрым, пока ему это было выгодно, но как только кто-то вставал у него на пути, ощеривался острыми иголками. Геройство — эгоистичное, глупое — было главным недостатком Поттера. Почему-то сопливый школьник возомнил себя умнее преподавателей и даже директора, и, игнорируя доводы здравого смысла и инстинкт самосохранения, не спешил делиться сведениями, предпочитая раз за разом бросаться грудью на амбразуру.

Сколько раз она требовала от Альбуса вмешаться и пресечь тягу детей к опасным приключениям — не счесть. Но её всегда осаживали. В конце концов, она махнула рукой: у неё тоже была гордость.

Последней каплей, переполнившей её чашу терпения, стала битва за Хогвартс. Узнав, сколько от неё скрывали, Минерва не нашла слов для гневной отповеди — она молча развернулась и ушла. В спину кричали извинения гриффиндорцы, что-то бубнил Альбус, ехидно усмехался Снейп… Она не могла и дальше находиться в обществе героев — их молчание наглядно демонстрировало отношение к ней.

К счастью, нелюбимые ученики покинули школу в том же году, а портреты умолкали по одному взмаху палочкой. Почти пятнадцать лет Минерва директорствовала в достаточно спокойной атмосфере, пока в Хогвартс не начали поступать дети бывших врагов.

Конечно, за годы, что прошли после войны, случалось всякое, были среди учеников и отвратительные личности, и садисты, и воры, но ей удавалось абстрагироваться и вершить школьное правосудие непредвзято. Но теперь, когда едва ли не половина Гриффиндора — Уизли, а остальные — дети друзей Геройского Трио, а на Слизерине сплошь учатся дети выживших Пожирателей смерти и сочувствовавших им — покой ей только снился.

На удивление, чистокровные снобы вели себя тихо и первыми никогда не провоцировали конфликт, зато на первый взгляд сплочённый рыжий клан творил, что пожелает. Не проходило и недели, что в кабинет директор не вызывался очередной Уизли, совершивший нечто гораздо более опасное, чем позволяли правила.

Минерва по привычке называла их всех Уизли, но на самом деле бичом преподавателей был Джеймс Поттер младший. Избалованный сверх всякой меры, не слишком умный, но зато сын того самого Гарри Поттера.

Ей даже пришлось уволить пару лет назад молоденькую преподавательницу — ни о какой объективности по отношению к детям героев с её стороны не было и речи.

За шестьдесят лет работы в Хогвартсе Минерва привыкла ко многому и думала, что видела всё. Как же она заблуждалась! Джеймс Поттер раскрыл перед ней такие глубины подлости и низости, о которых она и не подозревала.

Притащить в школу ядовитую змею — не проблема. А то, что трёх первокурсников едва успели напоить чудом доставленным противоядием — его это даже не взволновало.

Вычитать неизвестно где, что при попадании в самое обычное перечное зелье листьев Тинакоуаны — то становится сильнодействующим ядом и терпеливо поджидать случая, чтобы эти листья добавить — Джеймс справился. И снова лишь чудо уберегло ребёнка от смерти. В тот раз Гарри Поттеру пришлось задействовать свои связи и померкнувшую славу героя, потому что пострадавший оказался не просто сыном Пожирателя, а внуком судьи Визенгамота, от которого зависел министр.

Угощать студентов Равенкло конфетами на протяжении нескольких недель, а потом с неподдельным интересом наблюдать, как те сходят с ума и лезут на стены с криками? И это Джеймс может. В какую сумму его отцу встало оборудование в Мунго отдельного наркологического крыла и лечение десятка детей — это Джеймса не волновало, он экспериментировал в собственное удовольствие.

В последний год Поттер, на первый взгляд, поутих, и Минерва позволила себе глупую надежду: поверила, что Гарри удалось достучаться до морального урода-сына. Гром грянул, как это всегда и бывает, неожиданно. Амортензия и обман — и у Джеймса оказалось две секс-рабыни — даже от воспоминаний об этом, восковые щёки Минервы окрасились гневным румянцем. Но это оказались цветочки. Ягодки поспели как раз к окончанию экзаменационной поры: сразу две рыдающих слизеринки одна за другой ввалились в директорский кабинет и огорошили новостями.

Джеймс Поттер их изнасиловал.

К собственному стыду Минерва была вынуждена признать, что сначала не поверила ученицам, уж слишком это было дико. Даже во времена, когда слизеринцы во всеуслышание пропагандировали постулаты чистокровности и открыто заявляли, что магглорождённые не люди и издевались над ними — такого не случалось! Минерва отлично помнила жуткий скандал, когда Родерика Эйвери отчислили из Хогвартса за издевательства над магглорождённой — тот заклинанием раздел бедняжку догола и в таком виде заставил бежать через весь замок. Но даже Эйвери не пришло в голову физически надругаться над сокурсницей!

Пока слизеринки успокоились достаточно для того, чтобы рассказать, что произошло, Поттер успел сбежать из школы. Едва передав девушек на попечение колдомедиков Мунго, Минерва тут же связалась по камину с Гарри…

— Мой сын ни в чём не виноват. Доказательств у вас никаких нет, а показания двух мелких шлюх, обещаю вам, приняты во внимания не будут, — нагло усмехнулся он ей прямо в лицо и отключился.

Как она не задохнулась от возмущения — неизвестно. Филиус перехватил её у камина — Минерва собралась переместиться в Министерство и устроить скандал министру.

— Ты ничего этим не добьёшься, — качая седой головой, грустно произнёс он, заставляя вернуться в кресло. — Мы изолированы в Хогвартсе и мало что знаем о реальной жизни за его пределами. Того Гарри Поттера, что готов был защищать всех сирых и убогих давно нет. Его место занял карьерист и мздоимец.

— А был ли он? — глухо пробурчала Минерва, признавая его правоту.

Оставаться после такого скандала директором Минерва считала невозможным. Она не справилась с возложенной на неё ответственностью, не уследила, не защитила…

— Я устала, Филиус, — призналась она на педсовете. — Я больше не справляюсь с ними. Эти дети… для них нет ничего святого, они не признают никаких авторитетов… Работа больше не приносит удовлетворения.

— Год выдался непростым, — грустно улыбнулся Флитвик. — За лето ты отдохнёшь и, вот увидишь, с радостью вернёшься в школу.

Она хотела в это верить, почти убедила себя, что это правда…

За лето, насколько она знала, Джеймс Поттер так и не понёс никакого наказания. Не было ни разбирательств, ни суда, зато обе слизеринки прислали письма с отказом от продолжения обучения. Она не хотела оставлять всё так, как есть. Она просто не могла позволить подонку остаться безнаказанным. То, что Джеймс Поттер на свободе и продолжает наслаждаться жизнью — было плевком в лицо всем достойным людям.

— И чего я Беллу Блэк считала чудовищем? — протянула Минерва вслух и вдруг рассмеялась. Призвав магией отброшенный самым первым альбом с колдографиями выпускников, она пролистала до нужной страницы и стала задумчиво рассматривать изображение красивого молодого парня с тёмными волосами и пронзительными синими глазами.

— А ведь ты — самый ужасный маг — в подмётки не годишься малолетнему ублюдку Поттеру, — произнесла Минерва после длительной паузы. — Куда катится этот мир, если сын героя, победившего великое Зло, хуже самого великого Зла?

Том Ридлл кривил губы на колдографии в подобии улыбки, но, естественно, молчал.

— Даже ты, Том, на фоне этого мальчишки, хороший человек.

Минерва откинулась на спинку троноподобного кресла, доставшегося ей по наследству от Дамблдора, и позволила альбому соскользнуть на колени. Сделанные выводы поражали, но, в то же время, они позволили мыслям устремиться по новому руслу: свободному от шаблонов и стереотипов.

— Поттер хочет войны? Он её получит!

Решительно расправив плечи, Минерва МакГонагалл призвала письменные принадлежности и принялась строчить письма. Она не сдастся. К трудностям ей не привыкать, но справедливость должна восторжествовать.

А дети — дети должны быть защищены.

Дописав, она запечатала пергаменты в конверты, оттиснула на каждом печать школы Чародейства и Волшебства и, взмахнув палочкой, вызвала специальным заклинанием сову. Наконец, покончив с этим, не отпуская волшебную палочку, Минерва устремила взгляд в темноту, сгустившуюся над Запретным лесом.

— Я сделаю всё, чтобы виновные понесли наказание, а невинные не пострадали, — торжественно произнесла она, равнодушно отмечая, как запястья обвиваются золотистыми нитями непреложного обета. На её губах появилась улыбка: — Да прибудет мир в Хогвартсе отныне и навек.