Великий Исход (джен)

Когда после почти двух минут прерывистого искрения портал все-таки открывается, вся площадь разражается радостными воплями. Кажется, только Эмма замечает, что Реджина на мгновение теряет равновесие, и лицо ее искажается от боли. Впрочем, в следующую секунду это снова мадам мэр — идеальная осанка, спокойно-равнодушный взгляд и печаль в самой глубине глаз, куда никто не заглядывает.

— Удачного пути, — с тем же успехом Миллс могла бы сказать "катитесь в ад" — интонации вписались бы идеально.

За гомоном голосов ее слышат лишь стоящие рядом. Прекрасный хватает свергнутую Королеву за запястье:

— Откуда нам знать, что это — портал в Зачарованный Лес?

— Думаешь, я хочу, чтобы вы остались в моем городе? — Миллс презрительно кривит губы и взмахивает свободной рукой, исчезая в клубах фиолетового дыма.

Шум голосов выключается, будто нажатием кнопки — или мановением королевской руки, — люди отлично помнят, что фиолетовый дым не сулит ничего хорошего. Дэвид успокаивающе поднимает руки и улыбается:

— Она нам больше не нужна, пусть заползает обратно в свою темную сырую нору.

Горожане отвечают на слова Прекрасного смехом и выкриками "пусть катится!", "долой, Злую Королеву!" и парой более грубых. Белоснежка с мужем поворачиваются в сторону гномов и синхронно кивают. Мрачно взвалив кирку на плечо, Лерой первым устремляется в портал. Площадь накрывает напряженная тишина, все взгляды устремляются в одну сторону в ожидании результатов разведки. Проходит несколько томительных минут, прежде чем из портала вываливается радостно потрясающий киркой гном:

— Это Зачарованный Лес! Выход недалеко от Белого Замка!

Радостному реву сотен глоток могли бы позавидовать футбольные фанаты. Для всех присутствующих это возможность вернуться домой. Почти для всех.

Порядок прохода обговорен заранее и группы людей стоят на площади, зная свою очередь. Портал продержится только пятнадцать минут и, чтобы все успели уйти, задержек быть не должно. Вслед за нырнувшим обратно Ворчуном на ту сторону устремляются четыре десятка вооруженных мужчин, которые должны окружить небольшой периметр и убедиться в безопасности выходящих. Дав им минуту на то, чтобы рассредоточиться и взять окрестности на прицел, Белоснежка и Принц, — то есть, Король и Королева, — берутся за руки и Снежка протягивает ладонь внуку. Мальчик отступает на шаг и мотает головой:

— Можно я тут помогу? Там от меня толку не будет, а здесь я смогу бегать и всем указания передавать, — Генри поворачивается к Эмме: — Пожалуйста, мам, я хочу помочь! — он использует свой лучший умоляющий взгляд.

Свон не в силах ему отказать — она хочет еще немного побыть с сыном. Женщина поворачивается к родителям и чуть смущенно улыбается:

— Пусть поможет. Мне пригодится курьер, чтобы разрулить тут все.

Снежка долгую секунду смотрит на дочь, будто собираясь что-то спросить, потом кивает, и они с Прекрасным уходят в родной мир.

Они долго спорили из-за этого во время подготовки. Родители настаивали на том, что Эмма должна зайти вместе со своей семьей, чтобы люди увидели ее, как будущую правительницу, которая будет заботиться о них. Но Свон убедила родных, что должна сначала закончить со своими обязанностями шерифа, прежде чем принимать на себя новые, и что здесь тоже кто-то должен проследить за порядком, — они с Руби пройдут последними, только убедившись, что все остальные вернулись домой.

Генри бросает свой рюкзак рядом с рюкзаком матери и улыбается ей:

— Я готов. Что делать?

Несмотря на всю подготовку и даже проведенную тренировку (которая как раз прошла безукоризненно), в реальной ситуации проблемы валятся одна за другой. Монахини ("То есть, феи", — поправляет себя Эмма) набрали столько вещей, что не могут их сами унести в один заход, и Свон отправляет им в помощь школьную футбольную команду. Тележка цветочницы ("Не могу же я тут саженцы бросить, а гортензии у нас и вовсе не встречаются, я захватила все виды и расцветки!") теряет колесо, проваливаясь в ливневую канализацию, и ее приходится отодвинуть в сторону для починки ("Спасибо, Марко, ты меня просто спасаешь!", — Эмма хлопает столяра по плечу). Одна из лошадей, которую ведут ветеринары ("Оставлять тут животных — верная смерть для них! Думаешь, она хоть о ком-нибудь позаботится?") пугается шума и толкотни вокруг и встает на дыбы, ее не сразу удается успокоить, и на этом теряют почти полминуты драгоценного времени. Отремонтированную тележку удается втиснуть только перед работниками больницы, которые дружно помогают немолодой цветочнице. Генри носится по всей площади — передает указания Эммы, напоминает об очередности и даже самостоятельно разрешает пару конфликтов, пользуясь семейным авторитетом. В толчее Понго вырывает у Арчи поводок и пытается привычно сбежать, но его вовремя успевает перехватить Красная, перекинувшись в волка, и вызвав этим едва ли не бОльший переполох. К счастью, все прочие животные уже на той стороне, а люди успокаиваются сразу, стоит ей обратиться обратно в человека. У старой няньки, которая работала в детском саду, из объемного тюка вываливаются несколько игрушек ("У нас там таких и не было, а деткам радость"), и она коршуном кидается на них, чтобы не затоптали, создавая затор.

Каким-то чудом последние переселенцы проходят через портал в тот момент, когда у Эммы срабатывает таймер на часах, сигнализируя, что осталась одна минута. Свон поворачивается к сыну:

— Теперь ты, Генри.

Мальчик отступает на шаг и чуть смущенно, но прямо смотрит матери в глаза:

— Я не пойду. Я не могу бросить маму. Она же останется тут совсем одна! — он делает еще шаг назад, будто опасаясь, что Эмма попытается запихать его в портал силой.

Но Свон лишь улыбается и расправляет плечи, словно с них, впервые за последний месяц, упал тяжелый груз.

— Я тоже остаюсь. Не могу представить себя в сказочном мире. Я выросла в этом и всегда буду там чужой, слишком поздно становиться принцессой, — она запускает руку во внутренний карман, достает пачку писем и выбирает из них одно, засовывая его в карман джинсов. Остальную стопку Эмма протягивает Красной: — Я тут все объяснила. Просто передай родителям, что я их люблю, но это не мое.

— Ты уверена?

— У меня было время подумать. Пожалуйста. Вам пора.

Шапка порывисто обнимает подругу:

— Я передам, — кивает она и поворачивается к Бабушке, чтобы сжать ее в таких же крепких объятиях: — Может, все-таки пойдешь?

Старшая Лукас лишь качает головой:

— Я слишком стара, чтобы снова оказаться в мире без электричества и водопровода. Тем более, теперь тут Спаситель, так что со мной все будет в порядке. Найди свою стаю, внучка, и будь счастлива! — она подталкивает Красную к уже начавшему мигать порталу.

Проход в сказочный мир закрывается за спиной оборотня, едва не отрезав кусок от ее красного плаща.

Когда, стерев платком слезы, Бабушка поворачивается к Эмме, та все еще смотрит на нее, открыв рот. Миссис Лукас упирает руки в бока:

— Я не собираюсь снова готовить на открытом огне. Я потеряла вкус к полусырому мясу вместе с возможностью оборачиваться. А теперь идем! Нужно найти эту упрямицу, пока она не натворила дел.

Эмма захлопывает рот и, ни слова не говоря, закидывает на плечо свой рюкзак, подавая сыну его поклажу.

Пустой город выглядит, как декорации к фильму про зомби. Ветер носит по площади обрывки каких-то бумажек. То тут, то там валяются забытые и брошенные вещи. В отсутствии привычных городских звуков, каждый шорох и скрип кажется слишком громким и зловещим. Свон в очередной раз жалеет, что оставила пистолет в сейфе офиса шерифа ("Эмма, милая, он тебе не понадобится, эти люди будут слушаться тебя по праву крови, ведь ты — их правитель. А для борьбы с внешними врагами у нас есть мечи и луки"). Даже Бабушка немного нервно поглаживает приклад висящего у бедра арбалета, и только Генри беззаботно болтает, то ли не замечая гнетущую тишину, то ли пытаясь разбавить ее своим голосом.

— Пусть это будет сюрприз! Мы с Бабушкой встанем сбоку, а ты в дверь постучишь, чтобы сначала мама увидела только тебя! — мальчик уже придумал Операцию "Сюрприз!"

— А вдруг она на радостях в меня огненным шаром швырнет? Вот уж будет сюрприз, так сюрприз.

Генри ничуть не встревожила эта перспектива:

— Ты успеешь увернуться, ты же Спаситель, — отмахивается он. — А потом я выскочу, и она сразу обрадуется. — Малыш поворачивается к Эмме и чуть неуверенно спрашивает: — Она же обрадуется, правда?

— Конечно! Ты ведь ее сын, она любит тебя! — женщина успокаивающе улыбается мальчику и треплет его по плечу.

На самом деле, Свон больше беспокоится о реакции Реджины на ее появление. Если "мадам мэр с файрболами" примется снова бороться с ней за сына, все это может закончиться приготовлением изысканного блюда "Эмма в собственном соку, покрытая хрустящей корочкой, и с яблоком в зубах".

Выйдя на финишную прямую — дорожку, ведущую к особняку мэра, — Эмма все замедляет шаг, пока ее не обгоняет Генри, дергая за рукав:

— Все будет нормально, мам, вот увидишь. Давай, пошли.

Они встают, как и задумал мальчик: Эмма перед дверью, а он сам и Бабушка — на пару шагов правее, чтобы их не было видно от входа.

Свон закрывает глаза, делает глубокий вдох и быстро, чтобы не успеть передумать, стучит в дверь. И сама вздрагивает от звука, который получился слишком гулким в нынешней тишине.

Через минуту, когда она уже поднимает руку, чтобы постучать снова, дверь открывается. Реджина выглядит точно так же, как и полчаса назад на площади ("Неужели прошло только полчаса", — удивляется Свон), разве что к печали в глубине глаз примешивается легкое удивление. На секунду Эмма застывает с поднятой рукой, а потом не находит ничего лучше, чем сказать:

— Привет.

Реджина будто слегка оживает. Она усмехается и картинно заламывает бровь:

— Мисс Свон, только не говори, что опоздала на свой портал. У меня нет лишнего триггера, чтобы сделать для тебя другой.

Эмма пожимает плечами и неловко улыбается, дергая уголком губ:

— Я решила остаться. Думаю, я просто не готова так резко менять свою жизнь. Все это — несколько слишком. Да и привычнее тут, — бормочет она и снова пожимает плечами.

Вдруг Миллс хмурится и впивается в Эмму взглядом:

— И ты снова бросила сына?

— Ну, вообще-то, нет, — Свон усмехается и поворачивает голову направо.

Генри выскакивает из-за косяка с криком:

— Сюрприз! — и широкой довольной улыбкой.

Из Реджины словно вынимают тот стальной стержень, который скреплял ее этот месяц, заставляя прямо держать спину, высоко поднимать подбородок и не показывать никому своей боли.

— Генри... — пораженно шепчет она, одну руку прижимая ко рту, а другой пытаясь нашарить какую-нибудь опору, и начинает медленно оседать на пол.

— Мама!

— Реджина!

В голосах Эммы и Генри одинаковое беспокойство, но Свон стоит ближе и успевает подскочить, подхватывая падающую женщину под мышки и аккуратно опуская на пол. Она садится рядом и придерживает Миллс за плечи, не давая окончательно упасть. Не замечая ничего вокруг, Реджина тянет руку к сыну:

— Генри... — слезы текут по ее щекам.

У Эммы болезненно сжимается сердце: она помнит, насколько это больно — отпускать того, кого любишь, чтобы дать ему лучший шанс.

Мальчик кидается к матери, плюхается рядом и обнимает ее, бормоча сквозь рыдания:

— Прости... Прости... Я люблю тебя, мамочка... Ты вовсе не злая... Прости...

Когда этот фонтан со скульптурной группой иссякает, Генри, шмыгая носом, чуть отодвигается:

— Я, правда, не хотел, чтобы тебе было плохо! Я просто... это все было такое настоящее, такое крутое, дедушка подарил мне меч, а бабушка обещала научить стрелять из лука, и они говорили, что у меня будет свой конь, и настоящая корона принца, и много друзей, и настоящая сказочная жизнь. Я не сразу понял, что они хотят оставить тебя здесь. Ведь так нельзя! Если уж делать мир добра, то добро должно быть для всех!

Реджина счастливо улыбается, несмотря на блестящие на ресницах слезы:

— Мой принц.

Миллс пытается встать, но головокружение заваливает ее в сторону. Все еще сидящая рядом Эмма не дает ей упасть и снова обеспокоенно произносит:

— Реджина?

— Так!

Все трое поворачиваются ко входу, на голос Бабушки.

— Истощение и нервное напряжение замечательно лечат горячая еда и долгий сон. Генри, идешь со мной на кухню, покажешь где тут что, и я сварю для твоей мамы бульон. Эмма, отведешь ее в спальню и уложишь в постель. Шевелитесь, шевелитесь! — она хлопает в ладоши и решительно направляется на кухню.

Реджина ошалело провожает Бабушку взглядом, пока та не исчезает за углом (Эмме, несмотря на ситуацию, с трудом удается сдержать смех — она никогда еще не видела у Миллс такого выражения лица), и бормочет:

— Надеюсь, хотя бы Белоснежка ушла порталом.

Тут Эмма все-таки хихикает, представляя себе, о чем сейчас думает Реджина, и отвечает:

— Все остальные ушли, я считала. Остались только мы трое, — с улыбкой произносит она. — Бабушка права, тебе нужно лечь, давай, — Свон помогает Миллс подняться на ноги.

На первом же шаге колени Реджины подгибаются, и ей удается устоять, только благодаря Эмме. Похоже, задуманный Генри "сюрприз" изрядно подкосил женщину.

— Ладно, так ничего не выйдет. Обними меня за шею.

А вот на то, чтобы окатить Эмму презрительным взглядом сил у Реджины хватает:

— Мисс Свон, если ты дума...

Эмма не дает Реджине закончить фразу, прерывая ее на полуслове:

— Я думаю, что у тебя не осталось ни физических сил, ни магии на то, чтобы самостоятельно добраться до кровати. Так что вариантов у тебя два — либо спишь на диване в гостиной, либо помогаешь мне доставить тебя в спальню.

Выбора практически нет, и уже через секунду Реджина поджимает губы и, старательно не глядя Эмме в лицо, обнимает ее за шею. Свон кладет одну руку женщине на талию, наклоняется и подхватывает другой рукой под колени. Выпрямляясь, она шумно выдыхает, с трудом удерживаясь от того, чтобы подпихнуть свою ношу вверх коленкой. Свон слегка подпрыгивает, чтобы основной вес сместился ближе к верхней части рук, и нести было легче, и подходит к лестнице.

Реджина чуть расслабляется и закрывает глаза, и этот жест говорит больше, чем все слова, которые она могла бы произнести.

Уже на середине подъема у Свон начинают подрагивать мышцы рук, а правую икру сводит каждый раз, когда она пытается оторвать пятку от пола.

— Кто бы мог подумать, — пыхтит Эмма, — что у тебя...

— Одно слово о моем весе, мисс Свон, и на твоей шее останутся отпечатки моих стройных и изящных пальцев.

Эмма усмехается — ее радует, что Реджина не замкнулась в своей боли и даже находит силы язвить. В последний месяц Миллс была довольно молчалива и показательно равнодушна.

— Я всего лишь, — пыхтение, — хотела сказать, — шумный выдох, — что у тебя, — глубокий вдох, — ужасно длинная лестница, — пыхтение, — с крутыми, — тяжелый выдох, — ступеньками. — Добравшись до второго этажа, Свон ненадолго останавливается и прислоняется к перилам, переводя дыхание. — Налево?

— Да, — кивает Реджина, — первая дверь.

К огромному счастью Эммы, дверь слегка приоткрыта, так что женщина просто распахивает ее коротким пинком и спешно сгружает свою ношу на кровать. Затем она упирается руками в колени и минуту шумно отпыхивается.

— Я думала, шериф должен быть сильнее, — в пространство замечает Реджина.

— Мне чаще приходится бегать за преступниками, чем носить их на себе. А если уж надо кого-то перетащить, то проще взвалить тело на спину или волочь за собой по земле. Предпочла бы ехать так?

Миллс сидит на кровати с идеально прямой спиной, но дорожки от слез на щеках, растрепанные волосы и мятая блузка заметно смазывают образ несгибаемого мэра.

— Где твоя пижама?

— Мисс Свон, я и сама прекрасно могу... — она вскакивает с кровати и, хотя ноги уже готовы держать ее в вертикальном положении, от резкого движения кружится голова, и Миллс ударяется рукой о прикроватную тумбу, пытаясь удержаться от падения.

Эмма помогает ей снова сесть. В голосе Спасителя нет ни насмешки, ни злости, только мягкая укоризна, когда она произносит:

— Можешь, — Эмма подтверждает свои слова кивком. — Но ты больше не одна, и тебе не нужно со всеми делами справляться самой. Ты потратила много сил на то, чтобы вернуть всех домой, отдохни, позволь нам позаботиться о тебе.

Реджина смотрит в пол, плечи ее напряжены:

— В верхнем ящике комода, слева.

Эмма открывает ящик и достает прохладную на ощупь пижаму, сложенную аккуратной стопкой. Не оборачиваясь, она уточняет:

— Тебе еще что-нибудь нужно, чтобы подготовиться ко сну?

— Белье, во втором ящике сверху, любую пару.

В голосе Реджины слышна та же неловкость, которую Эмма сейчас чувствует. Несмотря на то, что она делает это по прямой просьбе, Свон ощущает себя жутким сталкером, который пробрался в чужой дом, чтобы пошарить в белье хозяйки и украсть трусики. Она быстро выкладывает первую попавшуюся пару поверх пижамы и закрывает ящик. Затем Эмма так же быстро перекладывает все принадлежности на постель и плюхается на пол, прислоняясь спиной к изножью кровати.

— Скажи, когда закончишь. Будет нужна помощь — я тут.

Даже если Реджина и не рада присутствию Эммы в комнате, она никак не комментирует действия Свон. К счастью, ей удается переодеться без посторонней помощи, спасая их обеих от еще большей неловкости.

Без каблуков, в пусть и шикарной, но пижаме, Реджина выглядит на удивление маленькой ("Или дело в том, что она вымотана, и весь прошлый месяц переживала из-за отказа сына", — гадает Эмма). С небольшой помощью Миллс удается добраться до ванной комнаты.

— Эммм, — смущенно мычит Свон, — пойду, проверю, как там дела на кухне. Вернусь минут через пять.

Она возвращается только через пятнадцать минут, когда Реджину, которая устроилась на кровати, оперевшись спиной о гору подушек, уже начинает всерьез напрягать сгустившаяся тяжелая тишина. Эмма плечом пихает прикрытую дверь и заносит в комнату поднос, на котором стоят три тарелки с едой и высокая чашка с ароматным бульоном. Следом за ней появляется Генри, держащий в руках четыре кружки и прижимающий локтем к боку пакет печенья. Замыкает шествие миссис Лукас, которая каким-то чудом ухитряется нести полный чайник кипятка, заварочник и сахарницу, не обжигаясь и не капая на пол.

Свон аккуратно ставит поднос на ножки над бедрами Реджины, пододвигает к женщине чашку бульона и ложку. Генри, сгрузив свою поклажу на комод, плюхается на кровать рядом с матерью. Эмма пододвигает ближе к мальчику его тарелку и подает приборы. Затем она вручает ужин устроившейся на стуле Бабушке, берет свою тарелку и, за неимением другого варианта, присаживается на край кровати. Полностью поглощенная сыном Реджина, кажется, даже не замечает этого.

Пока Эмма занималась раздачей блюд и устраивалась, Генри успел смолотить половину своего ужина. Оторвавшись на секунду от курицы с лапшой, мальчик заметил, что Реджина даже еще не опустила ложку в бульон:

— Мама, ешь, тебе нужно восстанавливать силы, — произносит он, повторяя слова Бабушки.

Реджина улыбается сыну и принимается за еду.

После ужина Бабушка собирает пустую посуду на поднос:

— Я устроюсь в гостиной, на всякий случай. Доброй ночи.

— Доброй ночи, — отвечают Эмма с Реджиной.

Молчит лишь Генри, уже какое-то время посапывающий под боком у матери, которая обнимает сына, устало откинувшись на подушки — день был тяжелым для всех. Эмма встает, неловко мнется на месте, надеясь, что Реджина сама подскажет ей, что делать. Свон не хочет оставаться одна в комнате, ее нервирует этот пустой и гулкий город, да и не хочется оставлять сына — Миллс сейчас едва ли не от порывов сквозняка шатается, и не сможет защитить ни мальчика, ни себя, в случае чего (Эмма сама не знает, чего опасается, ведь в городе не осталось никого, кроме них). Но она не готова и злить хозяйку дома, в компании которой предстоит провести, по крайней мере, несколько дней. Наконец, Реджина разрешает ее сомнения:

— Здесь достаточно места для троих.

Она как будто говорит это для себя и даже не смотрит на Эмму, но эти слова дарят облегчение и придают Свон уверенности.

— Я пойду, переоденусь. Скоро вернусь.

И действительно, Эмма снова появляется в дверях буквально через пару минут. На ней тренировочные штаны и привычная белая майка, а в руках она сжимает подушку и одеяло, взятые из гостевой спальни. Реджина уже успела лечь и теперь, счастливо улыбаясь, гладит сына по волосам. Эмма выключает свет, на ощупь пробирается к постели и ложится на самый краешек — Генри раскинулся почти на полкровати, оставив для двух взрослых не так уж много места.

— Доброй ночи, Реджина.

— Доброй ночи.

Вымотанная волнением и событиями дня, Эмма засыпает почти мгновенно.