Снег (джен)

Падал прошлогодний снег.

Куранты только что пробили полночь, и люди, уже изрядно нагрузившиеся крепким паленым спиртным, как по команде запили салатики бокалом дешевого игристого. Самое время проветриться: что ж за Новый год без салюта? А уж поздравлять незнакомцев, таких же пьяных и веселых, и горланить с ними ненавязчивые песенки на праздничную и не очень тему, — так и вообще чуть ли не добрая примета.

Лысый водитель такси воровато оглянулся и, почему-то перекрестившись, хлопнул рюмашку за старый год. Улыбнулся себе в зеркало, завел свой драндулет и поехал домой к маме или жене. А может, заказ пришел, или таксист высмотрел очередную жертву, — кто ж его знает…

Снег, кружась в чуть морозном воздухе, крупными хлопьями ложился на плечи и волосы дедка-дворника. Бабка его давно умерла, сыновья выросли и обзавелись своими семьями, друзья… А были ли они? Вот уже десять лет кряду Владимир Васильевич, или просто дядь-Вова, в эту ночь в одиночестве курил на балконе, наблюдая за суетой внизу.

«Опять навалит к утру… Когда ж морозы ударят?» — дед выбросил бычок в сугроб.

Парень в белом сидел на качелях и смотрел в небо, ловя ртом снежинки.

— Простынешь, дурень.

Парень обернулся на голос и увидел старика в облезлом пуховике.

— На вот, одень, — он протянул толстую шерстяную вязанку.

— Дед, ты ж знаешь, мне это не грозит. Но спасибо.

Парень накинул кофту на плечи, обернув рукава вокруг шеи и завязав их узлом. Дедок достал папироску и присел рядом.

— Зачем пришел?

— Сам не знаю. Просто захотелось тебя повидать. Дед, ты как вообще?

— Пока не сдох, как видишь.

Поддатая парочка, хихикая, пробежала мимо детской площадки, где старик, покачиваясь на качелях, курил и что-то бормотал себе под нос.

— Знаешь, а мы с тобой похожи, дядь-Вов, — парень улыбнулся, — когда-то я тоже был белый и молодой.

— Ты и сейчас не постарел, — дед бросил на него мимолетный взгляд и затянулся едким дымом, — и все так же в белом.

Парень коротко рассмеялся и посмотрел на небо.

— Я не об этом. Странно, что ТЫ не замечаешь.

Молодость, наивность, граничащая с глупостью, и в то же время какая-то легкость. Ты просто идешь, а люди улыбаются. Вечером ли, днем, утром — да неважно. Не все рады, конечно, но какая разница?

Проходит время, и под ударами порывистого ветра судьбы ты грубеешь, сжимаешься, но не останавливаешься.

Вчерашние улыбчивые прохожие сегодня уже откровенно тебя презирают.

«Ты мешаешь. Зачем ты идешь? Куда?»

А тебе плевать на них.

Ты — это просто ты.

«Мы тебя переделаем. Мы заставим тебя остановиться».

«А сумеете?»

И они, вооружившись бессильной злобой, заметают твои следы. Только это им под силу. В свое время ты остановишься, но не по воле людей. Будешь лежать в темном углу, прячась от солнечного света, грязный, мокрый и холодный. Старый. А потом исчезнешь. И они забудут о тебе.

— Ты прав, дед. Мы разные.

Парень поднялся.

— Оставь свитер себе. На память.

— Я не смогу его взять с собой. Впрочем, кто знает?..

Он снова улыбнулся и, бросив напоследок: «Прощай, дед», — побрел в темноту, растворяясь в снегопаде.

Когда-нибудь настанет весна. И солнце прогонит холода. Снег, впитав в себя всю людскую грязь, растает.

Остановится.

Уйдет.

Оба уйдут. И лишь один вернется следующей зимой, все такой же молодой и белый.