Sleep alone (гет)

Прошлое — это прекрасно, моя Мари,

Только с собой его, милая, не бери.

Лучше оставь его в бабушкином сундуке

Или у мамы в шкатулке, но в рюкзаке,

Что ты несешь за плечами, его не храни —

Слишком тяжелый камень, моя Мари.

Прошлое — это как детство; скажи прощай,

Изредка воскресеньями навещай.

Но никогда в глаза ему не гляди.

Прошлое — это зараза, моя Мари.

Белый осколок чашки, причуда, пыль

И на земле лежащий сухой ковыль.

Это товар без возврата, пробитый чек.

Смуглый мальчишка с родинкой на плече,

Что целовал под саваном темноты.

Первый бокал мартини, табачный дым.

Всё, что когда-то выгорело костром:

Истина, безмятежность, невинность, дом.

Ты не святая, зачем тебе этот крест? —

Сотни отпущенных рук, опустевших мест.

Всё, что не прижилось и не проросло,

Даже вот это ангельское крыло.

Выбрось его с рождественской мишурой,

Смело шагай под звёздами, громко пой.

Прошлое — это так больно, моя Мари.

Всё, что нельзя исправить и изменить.

Каждое грубое слово, кривой совет,

Тот утонувший в море цветной браслет.

Слёзы на выпускном и последний вальс.

Что-то хорошее тоже, но в том и фарс:

Это есть якорь, что тянет тебя ко дну,

В прошлый четверг, в растаявшую весну.

Если не сможешь и не шагнешь вперед,

То, что давно истлело, тебя сожрёт.

Брось его в пламя, гляди, как оно горит;

Полку освободи для другой любви.

Прошлое — это прекрасно, моя Мари,

Только с собой ни за что его не бери.

Веселая атмосфера вечера осталась снаружи, за дверьми пикапа: громко хлопнувшей — Эдди, и аккуратный, едва различимый в шуме взревевшего мотора щелчок — со стороны Гленды. Ее припухшие губы горели от поцелуя, в душе бушевал ураган, но как ни странно этот поцелуй был самым понятным в череде произошедших с ней событий. Они оба слишком хорошо помнили общее прошлое, их чувства и эмоции зашкаливали, и таким образом отыскали выход. А теперь Эдди злился, привычно не замечал ее и смотрел только на дорогу до самого ранчо Девисов. Как же она подпортила ему планы! Вместо того чтобы взять Энджела и сбежать вместе с ним, он был вынужден помочь Гленде и терпеть ее присутствие на ранчо — в последнем месте, где он хотел бы ее видеть. Эдди выстроил в Техасе свою жизнь, он хотел привезти сюда Энджела, значит, корни имели для него большое значение. Гленда вздохнула, глядя, как он скрывается на террасе, обставленной чуткой рукой Нэнси Девис. В семнадцать он был куда понятнее. И гораздо ближе. Замерзая под колючим взглядом Эдди, Гленда скучала по тому парню, который ее когда-то любил.

Гленда пожелала Энджелу спокойной ночи после Эдди, давая ему возможность поговорить с сыном, не тяготясь ее присутствием, немного посидела с ним, пока зеленые глаза — точно такие же, как у его отца — не сомкнулись. Она тоже хотела отправиться спать после долгого и насыщенного дня, но услышала гитарную мелодию, доносившуюся с первого этажа, и прошла мимо комнаты — к лестнице.

Гленда спустилась на первый этаж — на звуки музыки — и замерла, прислонившись к дверному косяку настежь распахнутой входной двери. Эдди сидел на широких ступенях крыльца и наигрывал на гитаре хорошо знакомую Гленде мелодию. Она не хотела тревожить его, но Эдди спиной ощутил ее присутствие, отложил гитару в сторону и обернулся. Она сама не подозревала, как была хороша сегодня, отплясывая под звуки кантри, как шел ей стетстон — наглым образом у него реквизированный. Ему понадобился год, чтобы прочно обосноваться в Кемп-Вуде — у нее не завоевание симпатий ушло два дня. В душе она была все та же девчонка семнадцати лет, в которую он влюбился, и ему мучительно не хватало ее смеха, ее тепла. Гленда в его Техасе, Гленда в его мыслях — случилось то, чего он так отчаянно не хотел.

— Чудесный вечер. — Она улыбнулась, испытывая неловкость, что помешала ему, и Эдди вдруг возненавидел себя за слабость перед ней и ее — за нее невыносимый вид. Все его батальоны грозились сдаться и выбросить белый флаг, а это привело бы к его неминуемой гибели.

— Только не возомни себе ничего лишнего, — пренебрежительно бросил он, поднявшись на ноги. — Эта дешевая иллюзия того не стоит.

— Но мне нравилась эта иллюзия. И она… она могла бы быть правдой.

— Если бы ты не сбежала, — «услужливо» напомнил он.

— Я сбежала из-за Энджела! — Ее большие глаза цвета ясного неба впились в него и молили. О понимании. О прощении. Видеть эти глаза — как самому надеть на шею петлю. Эдди не мог больше смотреть на Гленду. Он слегла задел ее плечом, заходя в дом. Что бы она ни говорила, слова не имели никакого смысла.

* * *

Старый кошмар вернулся. Вновь Гленда бежала через пустошь в кромешной тьме, не различая дороги, цепляясь босыми ногами за сорняки и колючую траву, царапавшую кожу до крови, то и дело теряя равновесие. Преследователь — теперь в ужасном сне было второе действующее лицо — не отставал, звал ее по имени, обещал, что убежать от него ей не удастся и никто ее не спасет. У него было лицо Эдди и безумные мертвенно-остекленевшие глаза его брата — Брендона Харпа.

Гленда подскочила на кровати и невольно коснулась руками шеи — ощущение было такое, будто ее кто-то душит. Сердце заходилось в бешеном стуке. Она опустила ноги на пол, пытаясь стряхнуть липкий ужас. Кошмар закончился, но чувство страха не отпускало. Тогда она заставила себя дойти до ванной комнаты и умыться, в надежде отыскать успокоение в свежести холодной воды. Страх трансформировался в предчувствие беды, и оно только усиливалось. Гленда знала, что ей поможет. В самые трудные минуты один только вид ее сына приносил успокоение, и Гленда пошла к нему. Вот только кровать Энджела была пуста.

«Он захотел пить или пошел к отцу», — сказала себе Гленда, прогоняя прочь дурное предчувствие. С такими мыслями она прошла первый этаж, но сына нигде не было. Стало очевидно: если он не у Эдди — его вообще нет на ранчо. Паника мгновенным вихрем взвилась в жилах, и Гленда опрометью бросилась в хозяйскую спальню. Влетела без стука — ей и в голову не пришло, было не до формальностей. Она надеялась, просто мечтала увидеть слабый свет из-под двери, услышать негромкие голоса Энджела и его отца, но, увы. Сына в его комнате не было. Эдди спал некрепким, тревожным сном и проснулся от ее первого прикосновения.

— Гленда, что? В чем дело? — Все резкие слова, что готовы были сорваться с губ, оказались забыты, едва Эдди увидел ее мертвенно-бледное лицо и полные ужаса глаза.

— Энджел… Его нигде нет… Нет в доме… — Она пытаясь ровно выводить слова, но задыхалась в пучине страха, и язык отказывался повиноваться. Эдди мгновенно все понял и бросился в детскую, а Гленда — за ним. Он послушал ее, не стал тратить время на обыск дома, а потом заметил, что на вешалке нет куртки Энджела и его рюкзака. Он действительно ушел. Но куда мог пойти посреди ночи маленький мальчик? А главное, почему?!

Гленду трясло от страха так сильно, что в голове все туманилось — кроме лица и силуэта ее сына. Весь огромный ужас перед пустошью вернулся, но теперь не за себя — за сына. Снова она борется с этим местом…

— Я не понимаю, Эдди! — Ей хотелось кричать и плакать от снедающего отчаяния. Вглядываясь в две неровные линии — разбитые колеи, подсвеченные холодным светом фар пикапа, — Гленда сходила с ума. Эдди повернулся к ней, не заботясь о дороге, — знал ее так хорошо, что мог ехать с закрытыми глазами. Она ожидала ярости в светлых глазах и упреков. Но он смотрел на нее — прежний, ее — и сжимал руль так, что побелели костяшки пальцев.

— Мы найдем его, Гленда. Я ведь всегда находил вас. Он не мог пойти в пустошь. — Эдди молился: что угодно, только не это! Зачем ему туда идти? — А значит, мы скоро его догоним. Все будет хорошо. — Он давил на газ, не жалея пикап, выжимая из него все, на что тот был способен. Гленда смотрела на него так, будто умирала. Он понимал, что она сейчас чувствовала, — пустошь снова издевалась над ней. Эдди смотрел на Гленду, лишь изредка кидая взгляд вперед на колеи дороги. — «Рай — Техас!» — помнишь? Ты была неподражаема сегодня. Мы найдем Энджела, и будет еще много таких дней. Я тебе обещаю.

Его уверенный голос постепенно успокаивал. Страх никуда не делся, но слова Эдди возымели свое действие. Гленде вдруг показалось, что раны на ее сердце — гноившиеся, кровоточившие — вдруг стали затягиваться.

— Я люблю тебя, — тихо прошептала она. — Найди его, верни мне сына, пожалуйста. Не дай отнять его у меня.

— Милая… — Эдди шумно выдохнул. Свет фар вдруг выхватил в отдалении невысокий силуэт, бредущий в полумраке. Эдди вдавил педаль газа в пол, пикап тряхнуло на ухабе, мотор взвыл, но вскоре машина нагнала идущего. Гленда выскочила наружу, едва Эдди успел затормозить, и бросилась вперед — к сыну. Эдди спрыгнул на землю, встряхивая песчаную пыль подошвами ковбойских сапог, бросился было бежать вслед Глендой, но внезапно застыл, пригвожденный неожиданным открытием к родной техасской земле. Он впился глазами в Гленду, которая окликнула Энджела и присела на корточки перед ним, поймав маленькие руки сына в свои дрожащие ладони. Внимательным взглядом он окинул Энджела, отмечая, что с сыном все в порядке, и огромная гора будто свалилась с плеч. Он все понял — все. Он столько лет толкал в гору сизифов камень, а теперь прозрел.

Сходя с ума от страха за сына, он готов был пойти на все что угодно, только бы снова увидеть эти глаза, так похожие на его собственные. Он убил бы ради Энджела, не задумываясь. Он был способен на все… Именно это и делала Гленда. Все годы бегства она защищала сына — не зная правды, защищала от опасности, которую видела. Эдди показалось, что кто-то перекрыл ему кислород, а потом снова открыл поток воздуха. Он со всех ног бросился бежать и в считанные мгновения преодолел разделявшее их расстояние.

— Энджел, почему ты ушел? Как ты мог! Один в пустоши, ночью! Господи, сынок, чем ты только думал! — Гленда прижимала к себе сына, все еще не веря, что он рядом, целый и невредимый. Эдди упал коленями в пыль и обнял их обоих. Он понял то, что Гленде пока не открылось: в отличие от нее сын пустоши не боялся, он даже здесь, даже ночью чувствовал себя дома.

— Ты ведь сказала, что ушла из-за меня, вы с папой не могли быть вместе. — Энджел взглянул на родителей так серьезно, что оба поразились его взгляду. — Поэтому я ушел. Я хотел, чтобы вы остались одни. И ничего со мной бы не случилось, я шел к Нэнси и Люку.

— Сынок, твоя мама ушла вовсе не из-за тебя. Ради тебя. — Гленда глядела на него во все глаза, гадая, что происходит. — Так было нужно. Но все в прошлом. И мы больше не расстанемся, никогда.

— Смотрите! — вдруг воскликнул Энджел, указывая куда-то за спины Эдди и Гленды. Они синхронно обернулись и вскочили на ноги. Вдалеке полыхало зарево. «Сумеречный остров» был охвачен огнем.

Эдди привлек к себе сына и обнял дрожавшую Гленду за плечи. Где-то за их спинам послышался шум мотора, приглушенный расстоянием, — соседи заметили пожар и спешили на помощь.

— Прости меня, Гленда, — Эдди тихо произнес слова, предназначавшиеся только ей одной, прижавшись губами к ее виску. — Я не должен был оставлять тебя одну, зная о Брендоне. Это все моя вина. Ненавижу себя за это…

— Пообещай мне, пожалуйста? — Она слегка повернула голову, чтобы заглянуть в его глаза, и он смог ответить только одно:

— Все, что хочешь.

— Не надо ненавидеть. Все в прошлом. Я никогда не винила тебя, мне бы и в голову не пришло так думать… Гори оно синем пламенем… — Гленда улыбнулась ироничности своих слов, но Эдди не ответил тем же, оставаясь серьезным.

— Я люблю тебя, — произнес он единственные важные слова на свете. — Все эти годы любил.

«Сумеречный остров» горел, съедаемый беспощадным огнем. Рушились балки и опоры, а вместе с ними исчезали призраки прошлого. Сын отца, предпочитавшего невзлюбить его за видимый недостаток и не замечать того, что было скрыто от посторонних глаз. Дочь-обуза для ветреной матери, никогда о ней по-настоящему не заботившейся. Сгорая и тлея, прошлое отступало, уходило и превращалось в пыль. В настоящем они есть друг у друга — они и их чудесный сын, самый лучший мальчик на свете! Дом… Родительский дом совсем не было жаль. Он построит новый. Для Гленды и Энджела. Он никогда не будет таким, как Эллиот Харп, а Гленда… У Гленды огромное любящее сердце, которого не было у Кэтрин Миллз. Они есть друг у друга. Они любят друг друга. Пускай «Сумеречный остров» сгорает дотла — у них будет новое начало.