Триумфальная арка (гет)

Смерть… Никогда бы не подумал, что сдать свою драную шкуру этой костлявой даме так просто. Никакой высокой трагедии — всего лишь шаг в тень небольшой старой арки. Кстати, эта арка — весьма симпатичное сооружение. Простой каменный свод посреди пустой комнаты и темная завеса, что мягко колышется, как полупрозрачный шелк. Так переливались занавески в моей детской комнате на Гриммо 12. Кажется, протяни руку — и вот он, прежний мир. Но протянуть руку не получится. И фокус не в том, что вернуться нельзя — фокус в том, что возвращаться не хочется. Здесь легко. Здесь все понятно и просто, не надо искать ни причины, ни цели, ни смысл. Триумф разумного покоя над суетной глупостью. Странно, что меня выбрала именно такая смерть. Для героев-неудачников вроде меня это слишком красиво. Мне было бы приятнее думать, что я умер от бессмысленной Авады, как Джим. Как умрет в скором времени Рем. Да, дружище, и ты тоже. Потерпи, недолго осталось. А пока держи Гарри. Держи, что есть силы, иначе он кинется ко мне, и все, за что мы отдали свои шкуры, пойдет прахом.

Удивительно, но даже отсюда слышно, как Гарри рвется из рук Люпина, заходясь криком — не схвати его вовремя Лунатик, он уже стоял бы здесь. Прости, мой мальчик, но философствовать со мной дуэтом о вечном покое тебе пока рановато. И дело даже не в том, что заплесневелый ублюдок Риддл все еще коптит небо. Просто по эту сторону кулис места отводят только тем, кто пуст и одинок, как старый боггарт. Для меня это сейчас в самый раз, а вот ты, к счастью, неприлично богат, чтобы составлять мне компанию. Не мучай старую арку, Гарри. У тебя есть заботы поважнее. Давай, иди. Ты справишься. Береги Рема и Дору — у них еще твой крестник должен родиться. Да, и обещай, что защитишь Гермиону.

Гермиона, моя храбрая и гордая девочка… До сих пор ты казалась мне самой безнравственной моей ошибкой за всю эту жизнь. Страшно даже вспомнить полный список причин, по которым я не имел права прикасаться к тебе. Да, у меня, представь себе, был такой список: я не поленился досконально записать все симптомы своего сумасшествия. Как видишь, твой педантизм заразен и передается контактным путем. Даром, что быстро проходит. Так или иначе, я настрочил почти три листа улик против самого себя, но на еще один пожизненный срок в Азкабане меня как-то не тянуло, и я выкинул мой монументальный труд в огонь. Что толку вопить: «Impervius!», — когда уже промок до нитки…

Помнишь тот отвратительно скучный вечер? Гарри с Рональдом гоняли шахматы в гостиной, а ты закрылась в библиотеке. Сидела на полу у камина и читала какую-то книгу. Тревожить твой бесконечный познавательный процесс я тогда отнюдь не собирался: мне требовался всего лишь мой сюртук, забытый в библиотеке днем ранее. Но дело вышло немного иначе. Ты подняла голову, проследила, как я вошел, и почему-то вдруг спросила, сложно ли трансформироваться в животное. Я не был расположен к разговору. Вместо ответа на свой вопрос ты через пару секунд получила большую черную псину, протягивающую тебе лапу — хулиганство с превращением в Грима доставляло мне куда больше удовольствия, чем болтовня. Ты улыбнулась, пожала когтистую лапищу, а потом внезапно потянулась меня погладить. Знаешь, Гермиона, в чем слабое место твоего блестящего ума? В воображении. Ты мыслишь так четко и конкретно, что непроизвольно порождаешь желание выкинуть шалость. Лично я тогда не смог удержаться от соблазна. Да и кто я такой, чтобы не сдаться женским рукам, ласково треплющим меня по загривку? Я повалил тебя на ковер и попытался достать твои уши своим влажным собачьим носом, а ты смеялась и визжала, как ребенок. Жаль, ты не видела свое лицо в тот момент, когда я превратился обратно. Понимание, что ты припечатана к полу отнюдь не собакой, а тридцатипятилетним мужчиной окатило тебя, как ушат ледяной воды. Мне почти захотелось остановиться, но я, к счастью, никогда не умел этого делать.

Да, тот вечер был большой ошибкой. Моей самой удачной ошибкой. Чхать, что правильно, а что нет. Единственное мое мерило — собственное истрепанное сердце, а то, что весь мир уже тридцать с лишним лет пытается пришить мне гнусный ярлык и заставить играть по чьим-то правилам... Ха! Жуйте полы своих мантий, дамы и господа, грызите волшебные палочки! Жизнь — это блестящее собрание ошибок, и плевать, кто ты: маггл, метущий улицы, или чистокровный сноб, задницей полирующий кресло в Министерстве Магии. Своя порция шишек и подзатыльников достанется всем, так зачем, спрашивается, прихватывать еще и те, к которым не лежит душа? Я ошибался сильно и часто, и если бы каждый мой промах можно было представить как синяк на мягком месте, то я не смог бы ни сидеть, ни стоять, ни лежать пару лет кряду. Но мне не жаль ни одной прожитой секунды. Единственное, что меня расстраивает, так это то, что я не ошибся еще и еще. Надо было делать глупости чаще. Но что поделать, люди бестолковы — даже самые умные из них, правда, Гермиона?

Ничего, не бойся, девочка моя, все к лучшему. Вы справитесь. Победите, переживете и будете счастливы. Ты сделаешь карьеру, выйдешь замуж, станешь прекрасной матерью, и никакие старые чистокровные сумасшедшие не будут портить тебе аппетит на семейных праздниках. А я пока возьму перерыв, раз уж подвернулся случай. Видишь ли, вечный покой — я в него не верю. Любому развлечению приходит конец, и вряд ли каникулы у смерти окажутся исключением, по крайней мере, для такого безнадежного типа, как я. Не удивлюсь, если в какой-то миг и этот этап существования пройдет для меня, как прошли вдруг и пожизненное заточение в Азкабане, и бесконечная молодость. Мне не привыкать. Это не больно, и не страшно, и даже, пожалуй, не грустно. Единственное, во что хотелось бы верить — что когда-нибудь, по ту или эту сторону жизни мне вновь доведется увидеть тебя. И я смогу повторить свою ошибку.