Дите (джен)

— Зеленые драконы обитают в лиственных лесах. Чем старше и многочисленнее деревья, тем лучше. Свое логово ящеры устраивают в подземной пещере. Чешуя изумрудно-зеленого, травянистого или оливкового оттенка помогает им маскироваться в лесу… — худощавый мужчина бережно отложил внушительный том повыше, на составленные у стены ящики, и со вздохом обратился к дремавшему в коробе с соломой дракончику:

— Понял? Леса, правда, у нас нет, так что придется как-нибудь обойтись без него.

Малыш зевнул и потянулся, расправляя еще влажные крылышки. Хмыкнув, мужчина вернулся к чтению.

— Чешуя новорожденного дракона тонкая, очень мелкая и окрашена в насыщенный зеленый оттенок, который кажется почти черным. По мере взросления особи чешуйки увеличиваются и светлеют, однако шкура зеленого дракона никогда не становится такой же прочной, как у большинства других видов, оставаясь гладкой и гибкой… Демон!

Стоило всего лишь протянуть руку, как на ней тут же с готовностью сомкнулись зубастые челюсти. К счастью, пока слишком неумелые, чтобы отхватить пальцы. Но все равно, зачем кусаться, когда тебе щупают чешую? Как иначе с описанной в книге информацией-то сравнить?!

— Голодный?

Дракончик без малейших признаков раскаяния проигнорировал вопрос и совершил попытку погрызть сначала стенку короба, а затем — скорлупки от своего яйца.

— И чем же тебя кормить? — задал риторический вопрос мужчина, баюкая цапнутую руку. — Автор этой книги на питании детёнышей вопрос не заостряет. Не пищи, сейчас все будет… — и он направился в храмовую библиотеку. — Только бы Фотиния не увидела!

Фотиния — одна из местных жриц — хронически жалела всех: неудавшегося колдуна Соммуса, детеныша злых драконов, даже грызунов. Расставлять смертельные крысоловки по библиотеке не разрешалось. В результате Соммусу, с некоторого времени вынужденному жить под бдительным присмотром святош, приходилось каждый день оттаскивать подальше и выпускать на волю отловленных тварей. Это помимо приятной обязанности храмового библиотекаря и куда менее приятной — завхоза и подсобного рабочего в одном лице. А теперь на него же повесили и заботу о дракончике.

— И что вам в библиотеке-то надо? — проворчал Соммус, относя захлопнувшуюся клетку с очередной крысой дракончику. Расчёт был прост: пускай учится охотиться, кто его кормить будет, когда вырастет?

По счастью, Фотиния, едва отдохнув после выполнения последнего задания (откуда и притащила драконье яйцо), ускакала с компанией таких же добрых и принципиальных на поиски очередного несчастного, чтобы отжалеть его в принудительном порядке.

Вернувшись на внутренний двор, где по теплой летней погоде и разместили дракончика, Соммус открыл клетку и попытался вытащить крысу, был укушен ею за вторую — здоровую — руку, и от неожиданности упустил грызуна. Однако дракончик был настороже. Ловко взбежав по «няньке» и стене из близ стоящих ящиков, он в последнюю минуту ухватил крысу, уже готовившуюся юркнуть в какую-то щель, прицельно спрыгнул в короб и закопался в солому, устраиваясь поудобнее на послеобеденный сон. Натягивая на изодранные ладони обрывки рукавов, Соммус поспешил воспользоваться затишьем и отнести пустую клетку-ловушку обратно в библиотеку.

— Вне зависимости от того, воспитывается ли он родителем или растет в одиночестве, вирмлинг первым делом учится быть драконом. Это значит, что он пробует добывать еду, ищет себе логово и пытается осознать собственные способности. Чаще всего именно в таком порядке. Самой доступной пищей для вирмлинга-сироты становится оболочка его яйца. Если детёныша опекают родители, то они приносят ему еще живой корм, превращая первое же кормление в настоящий урок охоты… Так, это мы уже проходили, — свежие царапины ныли под наспех наложенными бинтами, когда Соммус перелистывал очередную страницу. Просить кого-нибудь промыть и обработать раны как следует было некогда, он торопился дочитать хотя бы одну главу энциклопедии прежде, чем проснется малыш. — Когда вирмлинг обретает уверенность в постоянности источника пищи и находит безопасное место, он принимается оттачивать врожденные способности, испытывая себя любым возможным способом…

Со стоном захлопнув книжку, Соммус поспешил к малышу — угроза нотаций, неизбежных после шумной «проверки способностей» на дворе святой обители, перевесила-таки любовь к чтению. Как чувствовал. Дракончик действительно уже выспался и, увидев приближающегося мужчину, радостным галопом бросился к нему, сбил с ног, забрался на грудь и преданно заглянул в глаза — понял, кто его тут кормит.

— Я тоже тебя люблю… кажется… — только и прохрипел неудавшийся колдун, пытаясь хотя бы вдохнуть под тремя десятками фунтов, радостно подпрыгивавших у него на рёбрах.

— Соммус, у тебя все в порядке? Ты где?! Малыш, слезь с дяди!

— Тодеус, ты все-таки святой, — Соммус с умилением поглядел на знакомого паладина, честно пытавшегося удержать на руках вырывающегося и не желающего расставаться с «дядей» дракончика. И как можно было такого замечательного полуэльфа про себя обзывать занудой?!

— Займись царапинами сам, или попроси кого, пока я с ним посижу… Малыш, ты куда?! — дракончик-таки вывернулся из рук, подбежал к колдуну и затеребил зубами его штанину. Тодеус усмехнулся. — Поздравляю, Соммус, кажется, ты стал папой! Как назовешь ребёнка?

— Эризиал бал-Лихель, — буркнул с трудом поднявшийся на ноги и не шибко обрадованный отцовством Соммус.

Вытянувшаяся физиономия Тодеуса, пожалуй, была неплохой компенсацией за неприятности с дракончиком.

— Как же так, неужели нельзя? — продолжил Соммус, с трудом сдерживая смешок. — Может, тогда Аркемон? Тоже нельзя? Ну, тогда пускай будет Изумруд.

Малыш поднял мордашку и вопросительно зашипел.

— Отзывается! Изумрудик, Изумрудик! — расплывшись в «сюсюкательной» улыбке, с которой взрослые пытаются говорить с детьми, Тодеус потянулся погладить дракончика. На латной перчатке тут же повисла зеленая чешуйчатая «прищепка».

— Еще бы не отзываться, когда голодный, — с нежностью поглядев на дракончика, Соммус отправился проверять крысоловки.

* * *

«Впереди зашуршало — нагло, уверенно. Кто это? Высокая трава закрывает обзор. Резко стихло, зашуршало уже слева и снова стихло. Повернуться, приготовиться к прыжку! Но оно шуршит уже справа! Прямо перед носом беспечно зазвенел вкусный кузнечик. Но до кузнечиков ли сейчас, когда Страшная Шуршалка наверняка пытается зайти в тыл и напасть! Вон, опять, но теперь дальше… Ага, испугалась! Вот почему прячется в Высокой Траве, не показывается! Вперед! Прыжок — и видно вытянутое тело Шуршалки, покрытое серой морщинистой шкурой. Ну точно, совсем не страшная — длинная, толстая, а ни зубов, ни когтей! Вот тебе, будешь знать, как пугать! Удержать Шуршалку трудно — схваченная, она отчаянно дергается в пасти. Зубы соскальзывают по твердой шкуре. Ууу, жесткая! Но вот, последний раз дернувшись, Шуршалка замерла — разом утратив жизнь и превратившись в обычную толстую палку».

Можно триста раз повторять себе: «Сначала закончи работу — потом развлекайся». Однако подметать дорожки внутреннего двора, на котором хозяйничает кипящий энтузиазмом дракончик, не станет проще. Гораздо легче внушить себе, что ежеутренняя игра с Изумрудом — это самая что ни на есть суровая необходимость, а не прихоть. И потом, когда еще можно будет посмотреть, как пробуждаются «глубинные слои памяти», где, как утверждалось в книгах, хранятся все навыки, необходимые дракону? Ну-ка, проверим, силен ли он в тактике. Как среагирует на дубовую ветку?

— Просила же позаботиться, а не приучать его бросаться на все подряд! — ради чтения нотаций некоторые жрецы способны абсолютно беззвучно войти в скрипучие ворота обители и ни разу не звякнуть кольчугой.

— Я учу его защищаться, все же… Изумруд! — объект спора прыгнул на палку именно в тот момент, когда Соммус оборачивался к Фотинии. От рывка палку выдернуло из рук, ободрав многострадальную кожу грубой корой. — И потом, он понимает, когда мне больно.

В подтверждение этих слов дракончик виновато заглянул в глаза нечаянной жертве своей игры и лизнул ободранную ладонь шершавым язычком. Покачав головой, Фотиния потянулась за походной аптечкой. С Соммусом постоянного «ничего не случилось».

— К тому же, я служу высокой науке, — прошипел незадачливый колдун, пока его ссадины смазывали какой-то на редкость вонючей мазью. — Почему-то про зеленых драконов известно куда меньше, чем про остальные виды. Возмутительная дискриминация!

— Ну… едва ли какой смельчак рискнет переговорить с огромным, плотоядным и коварным чудовищем. У большинства инстинкт самосохранения преобладает над жаждой знаний, — попыталась вступиться за авторов книг Фотиния.

Соммус только фыркнул. Вообще-то, именно это он и пытался сделать много лет назад — пообщаться с неизученным опасным существом. Тогда, собственно, и познакомился на свою голову с Фотинией. Жрица сначала чуть не силой вытащила — как она считала — «жертву» из круга кровавых рун среди пылающих развалин, напрочь срывая опыт, и только потом соизволила спросить, кто таков и что тут делал.

— И именно поэтому мой долг — изучить этих величественных существ и рассказать миру об их тонкой душевной организации! — эффект от пафосной речи и принятой Соммусом позы слегка портили исцарапанный нос и пытающийся влезть по штанине на ручки дракончик.

В последний момент поймав Фотинию за руку, когда жрица попыталась умиленно погладить Изумруда, Соммус сухо добавил:

— А так же известить окружающих о том, что любая конечность, сунутая в рот голодному дракону, автоматически считается едой.

* * *

В обители всякая жизнь считалась священной и неприкосновенной, а потому частенько нагло лезла туда, куда ее совсем не звали. С появлением Изумруда крысы слегка присмирели, зато сорняки с удвоенным энтузиазмом полезли на аккуратные грядки садика с лекарственными травами, будто остального внутреннего двора им было мало. Последнее доводило хозяйственного колдуна до зубовного скрежета, сподвигая на тайные вылазки. Воровато оглядываясь и усиленно следя за тем, чтобы никто из святош не вмешался с поучениями, Соммус с методичной безжалостностью выкапывал ползучие корневища осота. Один из сорняков особенно отчаянно цеплялся за жизнь и почву, но и у неудавшегося колдуна была своеобразная подмога: Изумруд, до этого просто наблюдавший за процессом прополки, с боевым рыком бросился на натянутый корень. Позднее Соммус так и не смог понять, как ухитрился поймать своего воспитанника на лету. Не раздумывая, он вцепился в дракончика и потащил его из садика. Однако Изумруд не желал расставаться с предполагаемой добычей и вцепился-таки в сочное корневище. Гирлянда из кустов осота красиво взмыла ввысь, обсыпая колдуна мелкими комьями земли.

Рухнув сразу за чудом спасенными грядками, Соммус с бухающим в ушах пульсом слушал, как Изумруд жуёт добытые с боем сорняки. Воистину всему, даже «злому по умолчанию» дракону можно найти мирное применение — стоит только присмотреться.

* * *

«Воздух жаркий и тяжёлый. Неподвижный. И словно не давит на других. Не слышно ни кузнечиков, ни птиц, не видно летающих стрекоз. Скучно. Ни поохотиться, ни поиграть. Отец почти сразу выдохся, тяжело прислонился к стене и пробормотал, что больше не может. Он у меня слабый — ни чешуи, ни когтей и клыков. Но все равно самый-самый любимый... А это кто? Кажется, один из товарищей отца — тоже без крыльев, без хвоста и ходит на задних лапах. Но покрепче: сопротивляется жаре, вон как руками машет…»

Шаг, выпад. Назад, блок. Разворот.

Не обращая внимания на зной и раскаленные солнцем, казалось, уже докрасна доспехи, Тодеус продолжал фехтовать с воображаемым противником. Раз уж в плотном графике молитв и спасения беззащитных выдалась свободная минутка, паладин решил посвятить ее тренировкам.

Резкий удар по ногам стал полной неожиданностью. Тодеус отчаянно замахал руками в попытке удержать равновесие, задребезжав тяжелыми латами. Изумруд, крайне довольный произведенным эффектом, запрыгал вокруг, старательно топорща гребень и крылья и с комичной серьезностью демонстрируя, какой он сильный и страшный.

— Фффффшш!

Драконьего языка паладин не знал, но приблизительный перевод и так был понятен: «Поиграй со мной! Посмотри, какой я красивый и мужественный! Настоящий воин».

— Малыш, осторожно! У меня же боевой меч, а не тренировочный, незаточенный, — Тодеус отчаянно поднимал оружие на вытянутой руке повыше вверх, чтобы бестолковый дракончик, так и норовивший укусить за полоску блестящей стали, не порезался.

Игнорируя предупреждение, Изумруд снова боднул паладина по ногам, отскочил боком и закружил — ни дать, ни взять котенок, решивший поохотиться на хозяина. Очевидно, что от своего намерения поиграть, он отступать не собирался.

— И где же Соммуса нелегкая носит?! — едва Тодеус попытался вложить меч в ножны, как дракончик молнией бросился на оружие. Хорошо еще, что попробовал на зуб рукоять, а не лезвие. — Нельзя, малыш, нельзя, меч — не игрушка!

Изумруд с тоской покосился на ножны — тусклые и неинтересные в отличие от «сверкающего жала» — и легонько хлестнул куцым хвостиком собеседника по ногам, будто спрашивая: «А что тогда можно?». Второй замах хвоста встретил уже вовремя подставленный щит. Дракончик с интересом, наклонив голову на бок, уставился на внезапную преграду. Пошипел, помахал крыльями — щит не шевелился. С наскока вцепился в жёсткий неудобный край зубами, попытался сдвинуть, но силёнок не хватило, лапки подогнулись от усталости, и тушка ящера распласталась по траве.

Презрительно выплюнув край щита, Изумруд вскочил и бочком-бочком попытался обойти преграду. Тодеус с улыбкой повернулся и продолжил отгораживаться от дракончика: пускай изучает; шипов на щите нет — ни уколоться, ни порезаться, сломать тоже проблематично. Пока что.

Изумруд возмущенно фыркнул — эту штуку он уже видел — и попытался прошмыгнуть мимо края щита, чтобы еще разок толкнуть противника, ведь тот так забавно бренчал! Ткнулся носом в надоевшую преграду, прыгнул в сторону, еще раз, быстрее. Припал к земле и попытался прокатиться под щитом. Не получилось. Попробовал наскочить сверху…

Голова у Тодеуса основательно закружилась, дракончик намотал вокруг него кругов двадцать, не меньше, без малейших признаков усталости. И откуда только столько энергии в маленьком теле? Но вот играть малышу как будто надоело, он скрылся в высокой траве и увлеченно там чем-то зашуршал. Устало вздохнув, Тодеус направился к закрытому тренировочному залу, чтобы отработать силу и технику удара на деревянных ростовых куклах. Понять, что означает стремительно приближающийся за спиной топот, паладин ещё успел. Развернуться и среагировать — уже не нет…

Едва перед глазами перестали вспыхивать разноцветные пятна, а в ушах — звучать равномерный гул, являвшийся последствием удара головой в шлеме о порог, Тодеус встретился с удивленным взглядом Изумруда: «Ты чего не встаешь?! Весело же было!».

— Слава Латандеру, — прохрипел паладин, силясь подняться, — хоть дите не придавил.

— Что случилось? — почти одновременно выскочили во двор Соммус и Фотиния, среагировав на шум.

Изумруд метнулся сначала к Соммусу, потом — к Фотинии, ухватил последнюю за подол рясы и потащил к опрокинутому паладину. Сообразительный дракончик уже разобрался, что именно это бесчешуйчатое прямоходящее не раз помогало родителю, когда тому было плохо, а значит и отцовского товарища быстро поставит на ноги.

— Всего лишь упал, — успокоил присутствующих Тодеус, практически не погрешив против истины.

— А если у тебя сотрясение мозга? Лежи! — отмахнувшись от колдуна, буркнувшего, что для такого нужно хотя бы иметь, что сотрясать, Фотиния стащила с пострадавшего шлем. — Перед глазами не двоится? Голова не кружится?

— Да в порядке я, только шишку набил… — встать удалось с третьей попытки.

— Что и требовалось доказать, — ехидно прокомментировал Соммус.

— А ты сходил бы с Изумрудом погулять, — проворчал Тодеус. — Дитё у тебя совсем заскучало от одиночества. И энциклопедию, наконец-то, дочитай. Если память мне не изменяет, драконы взрослеют несколько столетий…

Соммус перевёл полный ужаса взгляд с повеселевшего Тодеуса на кивающую в подтверждение словам паладина Фотинию.