Не называй меня ангелом (джен)

Она обычная девушка шестнадцати лет. Казалось бы, что может быть такого интересного в девчушке, которая ведет себя, как ребенок? Попав в магазин игрушек, она может уставиться своими васильковыми глазами на полку, где расположились пушистые зверята, открыть рот от восторга и всем своим видом показать родителям, что она хочет одного из этих плюшевых милашек себе.

Ей никогда не отказывают.

И это того стоит. Её лицо излучает чистую, детскую радость, а широкая счастливая улыбка и горящие синим пламенем глаза — разве это не очаровательно? Не это ли привлекает к ней внимание? Не искренность ли её души? Не доброта ли её сердца? Такого человека просто невозможно найти. А если он всё же оказался рядом, нужно беречь его и не отпускать.

В коллеже она общается со всеми с большим интересом. Даже если собеседник рассказывает ей то, в чем она не разбирается, девушка непременно выслушает его, постарается вникнуть в суть, что-то ответить. Она всегда поделится своим мнением, но, самое главное, — не перебьёт, пока человек не завершит свой рассказ, не отвлечётся на происходящее вокруг, не уйдёт в мир грёз. Она выслушает до самого конца, ведь в это время всё её внимание будет приковано лишь к собеседнику, а все остальные будут являться лишь серой массой людей, на которых она не обратит внимания до тех пор, пока не убедится, что удовлетворила желание человека быть выслушанным.

И люди к ней тянутся.

Ведь всем хочется быть кем-то услышанными. Все хотят хоть кому-то высказаться, разве нет?

Она улыбается каждому. Она улыбается даже тогда, когда ей делают больно. Она не держит зла на людей, отпускает весь негатив, желая счастья каждому. Она поможет любому, даже если об этом не просят. Она просто видит, она просто чувствует сердцем, что нужна человеку в трудную минуту. Для неё нет врагов — есть лишь люди несчастные, сбившиеся с правильного пути, запутавшиеся в паутине отчаяния.

«Нужно нести добро людям, ведь зла в мире и так хватает», — это та истина, которой она следует. Зло — лишь иллюзия, которую придумывают для себя люди в качестве оправдания. Зла не существует. Так она думала. В это она верила.

Она не только добрая, но и упёртая. Она ставит перед собой цели и идёт к ним, пытается их достичь во что бы то ни стало. Но иногда есть те, кто против исполнения её желаний.

Адриан не хотел её принимать. Да, он всегда наблюдал за ней со стороны. Вечно весёлая, вечно жизнерадостная, вечно сующая свой нос туда, куда не следует. Это его раздражает, ой как раздражает. Маринетт Дюпэн-Чэн какая-то слишком идеальная — это его совсем не привлекает. И поэтому ото всех её попыток сдружиться Адриан просто отворачивается. Он просто хочет продолжать наблюдать за ней издалека. Быть может, тогда он сможет что-то увидеть, что-то узнать, услышать что-то такое, от чего идеальная, в его глазах, девчушка вдруг перестанет быть таковой?

Наивная маленькая девочка всегда жила в своих сказках. Она искренне верила, что однажды к ней прискачет принц на белом коне и заберёт с собой в счастливую волшебную жизнь. Но долго эта сказка в её синих глазах не прожила: вскоре она превратилась в сладкие кошмары. Маринетт всегда пыталась спасти людей от боли, нести лишь свет и добро, как сама же неожиданно запуталась в той самой паутине отчаяния. А распутаться не так уж и легко.

Когда она поняла, что всё вокруг было лишь иллюзией?

Фальшью, которую создала она сама?

Все нуждались в ней, как в кислороде, который жизненно необходим. Но как только она стала нуждаться в ком-то — все исчезли, растворились в тумане слёз, обид и горечи, оседая солью на губах.

Страшная авария подарила ей реальность, но взамен забрала зрение. Маринетт ослепла. Теперь по-настоящему.

Друзья, в которых она так нуждалась, с каждым днём всё исчезали и исчезали, как звёзды на восходе солнца.

Девочка, несущая добро и тепло, падает в бездну. В тёмную, холодную, пугающую. Всё это пробирает до костей, заставляет сворачиваться кровь и кричать до срыва голоса, царапать руки до жгучей боли.

А света всё нет и нет.

Каждую ночь Маринетт задыхается, пробуя на вкус собственные слёзы. Когда последний раз она нормально спала? Кажется, неделю назад?

Почему никто не хочет её поддержать? Почему все отвернулись, стоило ей потерять способность видеть?

Где все, когда они так нужны?

— Почему ты все ещё здесь учишься? — спрашивает некий голос, который тотчас отдаётся эхом в помутневшем разуме девушке. — Разве не понимаешь, что ты для всех обуза?

Маринетт улыбается. А что ещё делать? Что можно сказать в ответ? Только улыбаться. Ничего другого не остаётся.

А собеседник противно фыркает.

Сердце мучительно стонет. Обуза — неприятное на слух слово, но так хорошо описывающее её реальность. Теперь она никчёмная. Жалкая. Опустошенная. Солнце больше не светит и не греет, свет погас, цветы завяли. Та Маринетт Дюпэн-Чэн, вечно весёлая и жизнерадостная, давно разбилась, осколками вонзаясь в сердце нынешней девчушки.

Но Маринетт не озлобилась. Маринетт по-прежнему добра к другим. Нет злых людей — есть люди несчастные. А она относится к ним, к несчастным? Нет, Маринетт не знает, точнее старается не думать об этом. Она просто хочет жить и дальше, жить весело и счастливо. Жизнь, как зебра: то белые полосы, то чёрные. За тёмной полосой всегда следует светлая. Маринетт в это верит.

Но почему слёзы ручьями текут из её глаз, оставляя после себя мокрые дорожки на щеках, даря привкус солёности на губах, и падают в неизвестность?

Почему она, Маринетт, принимает себя, слепую и слабую, а её принять не может никто? Она не ищет жалости, она просто желает общения. Нормального, того старого общения. Слепая, но ведь всё ещё человек, как и все. Всё ещё Маринетт Дюпэн-Чэн.

— Ах, Маринетт, точно же… — слышится усталый и разочарованный женский голос. Маринетт будто ударяет током, а внутри все сжимается. Больше всех устала именно она. Устала приносить окружающим проблемы своим существованием. — Я сейчас помогу тебе собрать вещи и дойти до шкафчика.

— Не стоит заставлять себя, учитель. Я сам помогу ей, а вы можете идти, — слышится вздох.

Адриан стоит у двери, опираясь на стену рядом. Учитель благодарит его и покидает класс, оставляя двух учеников наедине с удушающей тишиной.

Адриан смотрит на одноклассницу. Пытается понять, куда та уставилась своим пустым взглядом, но не может найти эту невидимую для него точку. Он снова вздыхает, опуская глаза вниз. Идеальная девчушка?

Нет, совсем не идеальная.

Адриан наконец-то понимает и видит: всё это время Маринетт искала общения, но даже будучи окружённой людьми, она чувствовала себя одинокой. И это одиночество стало теперь реальным, стоило ей лишиться способности видеть. Это одиночество убивает, ведь сейчас, как никогда прежде, ей хочется поддержки со стороны, но получает она лишь бесчисленное количество клинков, что пронзают её хрупкое сердце.

Адриан понимает эти чувства. Может себе представить.

Но каково это — лишиться способности видеть окружающую красоту мира? Нет, этого Адриан совсем не понимает.

— Знаешь, — произносит он, обращая на себя внимание девушки. Адриан подходит к её парте и, собирая вещи в её нежно-розовый портфель, продолжает говорить: — Между нами была словно пропасть. Но ведь человечество давно придумало мосты, — он медленно застёгивает рюкзак, встаёт напротив девушки и смотрит в её пустые васильковые глаза. А ведь раньше они сияли радостью ярче любой звёзды на небе.

Маринетт дёрнулась, ощутив, как что-то едва ощутимо разрезало воздух рядом с ней. С потерей зрения другие чувства обострились. Она глядит на Адриана, ожидая ответа на её немой вопрос.

— Давай создадим свой мост, — Адриан опускает руки, а на его лице появляется улыбка.

Но Маринетт всё ещё не понимает. Что происходит? Что он только что сделал? Почему он с ней наконец-то заговорил?

— Знаешь, хоть ты теперь и ослепла, никто не сможет отобрать твою душу, пока ты этого не захочешь сама, — Адриан усмехается, в то время как Маринетт внимательно вслушивается в его слова, не обращая внимания на своё постепенно учащающееся сердцебиение. — У них есть зрение, но их души слепы, оттого они не видят ничего вокруг, кроме себя самих. Честно, я предпочёл бы ослепнуть, как ты, чем потерять душу, как они.

Маринетт будто не дышит. Она боится произнести хоть одно слово, издать хоть один звук. Эта действительность слишком похожа то ли на сказку, то ли на кошмарный сон. Будто она вот-вот проснётся, и всё это исчезнет.

Маринетт поджимает дрожащие губы.

Аккуратно подойдя к Адриану, она тихонько дотрагивается до его лица, пытаясь нащупать глаза, но почему-то на их месте она чувствует слегка шершавую на ощупь ткань.

Неужели он завязал себе глаза?

— Пожалуйста, не падай в глубины отчаяния. Живи дальше, как жила до этого: радостно и беззаботно, — Адриан берёт дрожащие руки в свои, крепко сжимая их. А Маринетт, кажется, ощущает тепло в его словах, и от этого ей становится спокойнее. — Жизнь не остановилась. Ты обязательно найдёшь людей, которые примут тебя такой, какая ты есть.

Маринетт кусает нижнюю губу, стараясь не давать воли своим эмоциям. Всей боли, что копилась днями, всем страданиям, что она пережила. Это лишь слова, лишь сочетание звуков, но именно они заставляют её душу трепетать, а сердце — биться чаще.

Это просто слова, но какие же они нужные. Давно желанные. Дарующие надежду, тепло и спокойствие.

— Маринетт, можно я буду твоим другом?

Маринетт кивает. Слёзы текут из её глаз, падая на руки Адриана. Она счастлива. Кажется, впервые за такое долгое время, время всей её жизни, она по-настоящему счастлива.

Маринетт видела лишь пугающую темноту, вдребезги ломающую кости, осколки которых безжалостно впивались в кожу. Слепая девочка жила во тьме, пробирающей холодом всё тело. Но сейчас она наконец-то видит в ней долгожданный лучик света.

Лучик света по имени Адриан.