Одна старинная баллада (джен)

Где-то за окнами шел дождь. Кого-то — например, Лену — он успокаивал. Хандзо дождь не любил. Это мерное "кап-кап" напоминало совсем о другом, о том, как течет кровь, например. Кап, алое пятнышко на полу, кап, еще одно, кап, тебе больно теперь, кап-кап-кап, так и должно быть.

— Я не помешаю? — за спиной возник Маккри.

Почему его зовут не по имени, а по фамилии, Хандзо никак не мог уразуметь. Какие-то странные традиции европейцев, наверное. Или просто имя не подходило. Джесси. Слишком много "с" в одном имени, слишком мягкое имя для этого стрелка. "Меня зовут Джесси Маккри, но ты можешь называть меня, как тебе угодно".

— Не помешаешь, — отозвался Хандзо.

Они умудрились подружиться, как это получилось, никто не мог сказать, просто однажды выяснилось, что с этим ковбоем можно сидеть за одним столом, пить и слушать его рассказы, не раздражаясь. И что запах сигар даже может быть приятным, а временами еще и успокаивает.

— Запад есть Запад, Восток есть Восток… — процитировал Маккри, чему-то усмехаясь.

Хандзо молча повернул к нему голову, одним лишь взглядом спрашивая: "И что это такое?".

— Старое стихотворение. Очень старое. Я увидел его на каком-то листке, — Маккри запнулся на мгновение. — Вырванный из книги листок… И я там его прочитал. Оно про разницу в…

— Я понял, — расщедрился еще на реплику Хандзо.

— Знаешь, как она заканчивается? Но ни Запада нет, ни Востока, нет ни стран, ни границ, ни рас, если двое сильных лицом к лицу встретятся в некий час!

— И к чему это?

Ковбой посмотрел на него внимательно. Очень внимательно.

— Ты мой друг, знаешь об этом?

— Знаю. Ты тоже мой друг, я счастлив этому.

— Отлично, — просиял Маккри. — Жди здесь, никуда не уходи.

Маккри вышел. Хандзо прикрыл глаза, внутри черепа пульсировала боль, старая, которая уходила только после того, как он несколько часов лежал в темной комнате, не шевелясь. Или после того, как он кого-нибудь убивал. Убить сейчас было некого, лежать смысла не было, а обращаться к Ангеле Циглер лишний раз Хандзо не желал, эта женщина его пугала.

В коридоре послышались голоса, различить которые Хандзо не мог. Или попросту не хотел напрягать и без того больную голову. Потом дверь открылась.

— Что ты делаешь, Маккри? — раздался голос Гэндзи.

Хандзо мигом открыл глаза и выпрямился, глядя на Гэндзи, на которого Маккри зачем-то старательно напяливал свою старую клетчатую рубаху. Киборг не сопротивлялся, послушно поднимая руки и просовывая их в рукава. И смотрел на брата. Во всяком случае, Хандзо так казалось.

— Ну и зачем это? — все-таки спросил Гэндзи.

— Чтобы можно было сделать вот так.

Маккри взял его за ворот рубашки, положил ладонь на шею Хандзо. И столкнул их лбами. Как ни странно, Хандзо сразу полегчало, наверное, прикосновение прохладного металла подействовало.

— Помнишь ту балладу, которую я вечно цитировал? — невозмутимо сказал Маккри. — По-моему, если уж Запад и Восток могут найти общий язык, то вам двоим это будет еще легче. Восток и Восток, всякое такое.

И вышел, звеня шпорами, захохотал в коридоре. Судя по веселому женскому голосу, встретился с Леной.

— А рубашка-то зачем? — спросил Хандзо, не зная, о чем еще заговорить.

— Чтобы можно было взять меня за шиворот, как котенка, — отозвался Гэндзи. — Он же мой друг, он переживает за меня. За нас переживает, за обоих.

Хандзо молчал, потом и вовсе отвернулся от брата, не зная, как себя теперь вести. В голове снова зашумело, потом в глазах потемнело, так что пришлось схватиться за подоконник.

— Что с тобой? — Гэндзи сразу оказался рядом. — Посмотри на меня, Хандзо.

В его голосе звучала тревога.

— Не знаю. Голова немного кружится.

— Тебе надо поспать. Сколько ты не спал? Три дня? Четыре? С тобой ведь такое бывало и раньше, я помню. Пойдем… Я опять посижу с тобой рядом, пока ты не уснешь.

— Это…

— Я знаю. Отец ударил тебя, ты ушибся затылком о стену. Пойдем, Хандзо.

Хандзо повернулся, посмотрел на брата, протягивающего ему руку. И взялся за нее.

— Как часто это происходит?

— Не особо, — Хандзо не замечал, что все сильнее стискивает руку киборга.

В комнату Гэндзи его почти внес на себе. В странно светлую комнату, явно не принадлежавшую Хандзо.

— Что случилось? — к ним бросилась Ангела.

Хандзо хотел было возмутиться самоуправством Гэндзи, обещавшего отвести в спальню, но промолчал, язык не слушался. Где-то в вышине над головой что-то щебетали птицы, тело окутывало приятное тепло. И немного тревожил звук капающей воды. Или крови. Вдобавок болела голова.

Потом рядом что-то зашептал Гэндзи. Хандзо сообразил, что они в его спальне, куда он ушел после разговора с отцом, старательно держа спину прямо, не показывая, насколько сильна боль в затылке. А брат прибежал следом и сейчас что-то бормочет, утешая.

— Все хорошо, Воробей, — язык еле шевелился. — Я это заслужил. Посплю немного и все пройдет.

Гэндзи продолжал говорить, странно, но эта болтливость совсем не раздражала, даже приносила облегчение в какой-то мере, отвлекая от концентрации на боли. Брат лежал рядом, уткнувшись ему в плечо носом, отчего-то странно холодный, словно сделанный из металла. Хандзо попытался пошевелить рукой, чтобы его обнять, но не смог.

— Не шевелись, — сказал Гэндзи.

— Не чирикай на старшего брата, — строго заметил Хандзо.

Нос тоже болел. Отец бить умел, удар, отбросивший решившего ослушаться сына назад, пришелся точно в переносицу. Тупая ноющая боль раздражала.

— Тебе и впрямь стоит поспать, — Гэндзи отстранился.

— Не уходи далеко, отец сегодня и так недоволен тобой.

— Мной? Почему?

— Помнишь, мы выбрались недавно из поместья, ты хотел посмотреть на фейерверки?

— Он ударил тебя из-за меня?

Хандзо промолчал. Это было неважно, главное, что отец выместил гнев на старшем из братьев, значит, Гэндзи бить не станет.

— Хандзо, — Гэндзи не отставал. — Это из-за меня?

— Нет. Я должен был соблюдать правила. Ты знаешь, что глава клана должен отвечать за всех, а тренируюсь в ответственности я на тебе. Когда я займу место отца, ты станешь моей правой рукой. Тебе тоже стоит усвоить кое-что. В следующий раз он может вбить правила и в тебя. Мне бы не хотелось, чтобы ты пострадал из-за собственного упрямства.

Гэндзи то ли усмехнулся, то ли всхлипнул.

— Ничего смешного. Ты все, что у меня есть, брат, — Хандзо решил быть откровенным, надеясь, что младший усвоит этот урок. — Я никогда не прощу себя, если подниму на тебя руку и стану подобным отцу.

— Не говори так, — тихо попросил Гэндзи.

— Ты кого угодно из себя выведешь своим непослушанием. Если ты решишь мне возражать, я буду вынужден наказать тебя. Но себя я за это не прощу. Поэтому, пожалуйста, не нарушай правил, не возражай главе клана, не демонстрируй свой дурной характер. И тогда мы каждый год будем вместе уходить смотреть на фейерверки.

Гэндзи молчал, потом сказал каким-то странным чужим голосом:

— Ты простишь себя. Тебе придется.

— Не чирикай на старшего брата, — снова буркнул Хандзо. — Убирайся, я должен уснуть.

Гэндзи ушел. Стало темно. Потом вокруг запахло специями и орехом.

— Ну и напугал ты нас, — сказал голос. — Мне сказали, что когда Гэндзи тебя притащил сюда, ты был белее любимых штанов дока Циглер, закатывал глаза и выглядел так, что вот-вот отлетишь вместе со своими драконами.

Маккри… Точно, это Джесси Маккри, лучший друг, опять сидит и курит прямо у койки. Хандзо слабо ухмыльнулся.

— Когда встану — сам их обгонять начнешь. Что со мной?

— С головой у тебя что-то, — Маккри захохотал.

Значит, померещилось, что они дома. И Гэндзи уже пострадал.

— Где мой брат?

— Пошел прогуляться, я бы сказал, побежал. Вы поговорили?

— Поговорили.

— И как? Ты не подумай, я не сую нос, просто вы оба мои друзья…

— И взглянули они друг другу в глаза, и не был взгляд чужим, — ухмыльнулся Хандзо.

— Вот и славно, — его хлопнули по плечу, затем Маккри снова замолчал.