Бродяга (джен)

Это может странно выглядеть, и многие, прочтя мои записки, могут без зазрения совести покрутить пальцем у виска и объяснить всё моим прошлым. Я так и слышу это презрительное, через губу: «А что ещё от него можно было ожидать?». Но мне, если честно, плевать. Ты же знаешь, как я отношусь к мнению общества — довольно наплевательски, ты прав.

В общем… Привет, Сохатый.

Говоря об обществе и зависимости от него, сейчас я как раз не могу похвастаться полноценной свободой, хотя двенадцать лет в Азкабане и остались позади. Если бы ты видел меня сейчас, то повеселился бы от души и припомнил своё заточение во Впадине. А ведь я тогда и представить себе не мог, как вам было тяжко сидеть там взаперти.

Но у тебя была мантия. А у меня нет ничего.

Заточение в доме, где на праздники собираются знакомые и близкие люди, не так уж худо, на самом деле. Всё лучше Азкабана. Но, Сохатый, я бы предпочёл гнить в Азкабане, чем жить здесь, на Гриммо.

Я словно вернулся в детство. Так и мерещится, как из-за угла выходит мать и сверлит меня уничижающим взглядом за неподобающее поведение, а Регулус подглядывает в щелку из своей комнаты, и я не могу понять, он мне сочувствует или тоже считает меня недостойным великого рода Блэков.

Единственное живое напоминание о старых, невесёлых деньках — это Кикимер. Да, представляешь, он всё ещё тут. И он бы приносил куда больше пользы, превратись он в метлу для подметания пола — всё было бы чище.

Иногда, просыпаясь у себя в комнате, я вижу расклеенную по стенам символику Гриффиндора, и мне кажется, что всё это было сном. Всё это: Волдеморт, Первая магическая, предатель-Питер, ты и Лили, руины вашего дома… Я просыпаюсь, и мне кажется, что сейчас конец августа, и я вот-вот покину этот злосчастный дом, отправившись в Хогвартс, и больше никогда сюда не вернусь. Мне кажется, что всё это проделки матушки, которая хочет меня наказать за непристойное поведение, что она наслала на меня этот реалистичный, бесконечно долго тянущийся кошмар.

Но как только я встаю с кровати и вижу своё отражение в зеркале, я снова сталкиваюсь с жестокой реальностью. К сожалению, это не сон. Впервые я предпочёл бы изощрённое наказание матери, нежели такую вот реальность.

Сохатый, я во многом был не прав. Мы с тобой оба делов натворили — ого-го. И у меня не было возможности отплатить тебе и твоей семье за доброту, что вы мне подарили. За приют, за дружбу, за верность. Единственное, что я могу сделать — присмотреть за Гарри. Я вижу в нём вас с Лили, да и, знаешь, кто бы не узнал в нём вас!.. И мне хотелось бы дать ему как можно больше семейного уюта, как можно больше теплоты уз, которые нас связывают.

Я с самого рождения был неугодным, неправильным сыном. Я не был прилежным учеником (только вспомни, как всегда вытягивалось лицо Макгонагалл при упоминании моего имени!). Я никогда не был таким уж хорошим другом, Сохатый. Думаю, ты это и так знал. А теперь я неудавшийся крёстный. Но я делаю всё, что в моих силах, чтобы помочь Гарри, чтобы оградить от всего, что в одночасье свалилось на него в одиннадцать лет.

И это — единственное, что сдерживает меня в этих стенах.

В этот раз я всё сделаю правильно. Я подчинюсь воле старика Альбуса и буду стараться не сойти с ума в этом доме. Я не буду выходить отсюда в анимагической форме. Я не стану писать письма. Я и носа не высуну на улицу, пока не услышу прямой приказ.

Конец войны близок. Я сделаю всё, чтобы помочь Гарри выстоять и победить. А уж потом я смогу в полной мере стать для Гарри близким человеком, чтобы он всегда мог на меня положиться, как я мог когда-то положиться на тебя, Сохатый.

Я докажу, что, несмотря на мои прошлые грешки, я неплохой человек и, что самое главное, отличный крёстный.

Бродяга.