Час глубокого моря (джен)

В падении Мария инстинктивно сгруппировалась. С мерзким чавканьем она упала во что-то мягкое, влажное — неприятно, зато безболезненно. Девушка осторожно поднялась на ноги и стряхнула с плаща налипшие комья грязи. Охотничьи одежды были пропитаны особым составом, который отталкивал грязь и кровь, но это спасало лишь отчасти. По мере того, как глаза привыкали к слабому освещению, Мария различала подтопленный каменный грот, усеянный мусором и рыбными отбросами. Миазмы гнили пронизывали пещеру, вонь была настолько густой, что казалась отвратительной жидкостью, проникающей в лёгкие даже сквозь маску.

Удивительно, но в миг своего падения девушка вспомнила нечто важное. Именно здесь, в колодезной дыре среди нечистот, погребено её бесценное сокровище. Это опредёленно была хорошая новость. Плохая же заключалась в том, что шум разбудил враждебного обитателя подземелья. Мария уже слышала дыхание ещё одного исполинского монстра, от сородича которого едва спаслась на поверхности.

Похоже, чудовище пребывало в некотором замешательстве оттого, что добыча бесцеремонно свалилась прямо в его нору. Это обеспечило Марии несколько секунд форы. Она лихорадочно бросилась шарить в куче гнилых отбросов, скопившихся под проемом сверху. Не вспоминая о брезгливости, она искала, искала… «Где же он?..» — отчаянье едва не овладело ей. Тварь зарычала, поднялась на задние лапы во весь свой гигантский рост. Через мгновение девушка тоже выпрямилась и безбоязненно встала лицом к лицу с монстром. В руках она сжимала Ракуйо — особый двойной клинок, исполненный силы древней крови. Резким движением охотница разложила оружие на два: длинный кинжал в левой руке и изящная сабля в правой.

Теперь Мария лицезрела монстра во всём его безобразии. Его можно было сравнить с чудовищной сухопутной акулой: безглазую голову разрезала широкая пасть, в которой теснились ряды треугольных зубов с налипшей гнилой плотью. Столь ужасные челюсти могли раскалывать черепа, как яичные скорлупки. Каждый коготь на передних лапах был величиной с охотничий кинжал — один удар, и человеческое тело обратится в кровавые клочья. Марии предстояли манёвры в тесном пространстве без права на малейшую ошибку.

Монстр опустил голову, как таран, и устремился на охотницу. От мощных шагов чудовища содрогалась земля. За миг до столкновения Мария ловко ушла вбок. Тварь махнула лапой, стремясь зацепить её, и девушка вновь избежала гибели нырком под смертельные когти. Она отпрыгнула в сторону и разорвала дистанцию, желая спровоцировать врага на новый таран. Мария надеялась, что он врежется в стену в попытке её достать.

Но вместо неуклюжего разбега монстр, двигаясь с невероятным для своих размеров проворством, прыгнул. Охотница кувыркнулась ему навстречу, вперёд. Чудовище ударилось в землю с грохотом, обрушило ужасные когти туда, где секундой ранее стояла Мария. Но охотница уже была позади него. Миг — и сабля полоснула врага по спине.

Впрочем, спину монстра защищала особенно толстая шкура, и неглубокая рана лишь разозлила его. Он яростно развернулся, и череда размашистых быстрых ударов заставила Марию спешно отступить. Чудовище почти зажало её в угол, в челюсти смерти.

Но охотничий Ракуйо, выкованный в тайной кузнице по особой технике, имел удивительные свойства. Капли вражеской крови было достаточно, чтобы вызвать к жизни сокрытую в нём силу.

Повинуясь воле охотницы, металл Ракуйо вобрал кровь жертвы и сам породил кровь. Багрянец обильно потёк по клинкам, обволок их и вытянулся острыми лентами, формируя продолжение лезвий. Теперь в руках Марии алели парные кровавые клинки, изящные и невесомые орудия убийства, значительно превосходящие длиной обычное оружие.

Чудовище размахнулось всем корпусом для сокрушительной атаки. В момент, когда страшные когти были подняты, Мария бросилась вперёд и вогнала клинки в грудь монстра. Они вонзились так глубоко, что два кровавых острия вышли из спины врага. Охотница протащила лезвия сверху вниз и молниеносно отпрыгнула прочь. Нанесённые ею раны были тонкими, но прорезали утробу гиганта насквозь. Монстр взревел, его мускулы свело судорогой, из развёрстой акульей пасти хлынула кровь. Он сделал к охотнице грузный шаг, но пошатнулся и рухнул, в последний раз взмахнув когтями в падении. От удара чудовищной туши в землю пещера содрогнулась до основания. Агония такого гиганта тянулась мучительно долго, и, хоть приближаться было рискованно, Мария ускорила его смерть ударом в безглазую голову. Наставник учил её проявлять великодушие к поверженной добыче.

Тяжёлый бой был окончен. Багряная кровь Ракуйо утратила магические свойства и пролилась наземь, смешалась с бурой грязью. Охотница, переводя дух, привалилась спиной к холодной сырой стене. Она вышла из схватки победителем — промокшая, забрызганная грязью и кровью, но живая и даже невредимая.

Немного отдышавшись, леди Мария собрала клинки воедино и ласкающим движением провела по лезвию пальцами. С любимым оружием в руках охотнице были не страшны никакие монстры. Но один вопрос заставлял её терзаться сомнениями: почему в недалеком прошлом она выбросила свой личный клинок, дитя от своей крови, в грязный колодец? Девушка помнила, как сделала это, но не имела ни малейшего представления, что тогда сподвигло её на столь странный поступок. Не могла же она знать заранее, что однажды попадёт в подземный плен, и верный друг очень кстати придёт на помощь.

Воспоминание о расставании с клинком укололо грудь Марии болезненной слабостью. Она снова подумала об учителе, которому была предана всем сердцем. Вместе они составляли блистательный охотничий дуэт, безжалостно эффективный в выслеживании и уничтожении монстров. В рыбацкую деревню Мария и Герман тоже отправились вдвоём. Как же получилось, что охотница утратила память и осталась среди чудовищ одна, а поселение выглядит заброшенным, словно после ночной резни минули многие годы?

Леди Мария знала, что Великие способны искажать реальность, сплетать с собственным миром кошмарных снов. Она подумала о жуткой луне, затянутой чёрной сетью, подобно морской твари в ловушке рыбацких снастей. То был знак проникновения кошмара в реальность: похоже, что охотники не сумели одолеть зло, довлевшее над проклятым поселением. Мария стала пленницей кошмара, а значит, с Германом могло случиться то же самое. Лишь уничтожив источник тёмного сна, охотница обретёт свободу для себя и своего учителя — если он действительно здесь. А если нет… что ж, тогда Мария продолжит поиски. Девушка ни на мгновение не допускала мысли о смерти мастера Германа, потому что эта мысль убила бы её тоже.

Обойдя грот по периметру, Мария обнаружила высокий уступ, а над ним — расселину, ведущую вглубь земли. Тьма впереди сгущалась, душа малейшие отблески света. Охотница соорудила подобие факела из жерди и куска каната, найденных в пещере. Она порезала свой палец о Ракуйо, прикоснулась к факелу и мысленно нарисовала руны — слова на языке Великих: «Кровь дарует жизнь, а жизнь есть огонь». Откликнувшись на призыв древней силы, кровь вспыхнула, и факел охватило яркое оранжевое пламя. Наперекор законам дурного серого сна, его сияние согревало Марию живым теплом.

С факелом в левой руке и Ракуйо в правой охотница шагнула в туннель. Тонкий полог тумана стелился у неё под ногами, влажные стены мерцали в пляшущих отблесках пламени. Где-то рядом по стене стекала вода, и каждое столкновение капли с землёй отдавалось эхом во тьме, как выстрел револьвера. Каменный ход уводил девушку всё глубже под землю.

И вдруг охотница услышала нечто, чего никак не могла ожидать — своё собственное имя.

— Мария…

Имя разлетелось в тесной темнице, многократно отразившись от стен. Мария застыла на месте, почти не дыша. Голос показался ей знакомым, слишком знакомым… Она осторожно положила факел на землю и крепко сжала Ракуйо в обеих руках.

Из-за поворота, шагах в тридцати от Марии, появился тёмный силуэт. Охотница увидела высокого, широкоплечего мужчину в цилиндре и чёрном костюме с бордовой накидкой.

Сердце девушки забилось у самого горла. Почему-то она не могла ответно окликнуть мастера Германа. От его недвижного взгляда у Марии кровь стыла в венах. Было в нём нечто нечеловеческое… неживое.

— Мария, — снова позвал учитель, — подойди ближе.

Эхо его слов сопровождал протяжный поющий отзвук. Охотница отчётливо уловила разницу голоса и эха: оно пропело не имя, но долгое «Лааа… лааа… лааа». Плавный переливчатый напев пробирал нутро ледяной стужей.

Мария больше не верила в то, что видела. На глазах охотницы силуэт, искажаясь, обращался в кровавого паразита из темнейших глубин кошмара.

Тело порождения ужаса было подобно человеческому, и прикрывали его одежды, похожие на костюм Германа — та же красная накидка, охотничий плащ. Из рукавов плаща торчали раздутые трупные руки с кривыми когтями. Вместо головы на теле сидел огромных размеров мозг, окруженный кровавыми щупальцами, усеянный белёсыми глазными яблоками. Глаза хаотично подёргивались, то погружаясь в плоть мозга, то выныривая, щупальца извивались червями и алчно тянулись к Марии.

— Лаа-лаа-лаа, — вновь пропел мозг. Десятки глаз пиявками высасывали душу охотницы. В своих мыслях она увидела, увидела так ясно, словно это уже случилось, как склизкие щупальца обвивают её голову, и пасть под ними пожирает её лицо. Мёртвые когти вонзаются в глазницы, вырывают глаза и погружают их в мозг, её глаза, зелёные, живые, на кровавых нитях нервов.

Мозг неторопливо приближался к девушке — он невесомо плыл над полом, двигая ногами неумело, лишь для вида. Охотницу душил парализующий ужас. Личность, память, помыслы Марии исчезли, остался только страх, бесконечный, всепожирающий.

— Лаа-лаа-лаа, — чарующий голос и мерзкое шелестение щупалец в трёх шагах.

Кто бы мог подумать, что просто закрыть глаза окажется столь тяжело? Невозможно, невыносимо, больней, чем выдавить их пальцами из глазниц. Но Мария сделала это, оборвала паразитическую связь, запустившую щупальца в её разум. Она стряхнула оковы ужаса и, закричав, рубанула перед собой клинком.

— Лаа-лааа-… — запел, было, мозг, и пронзительно завизжал, рассечённый на полушария разящей сталью. Охотница рубила вслепую, сплеча, снова и снова, не видя, а только чувствуя, как Ракуйо проходит сквозь зыбкую плоть. Её щеки коснулось что-то влажное — жидкость промочила повязку насквозь. Сильно запахло сыростью, гнилью и кровью.

Охотница открыла глаза. Мозг оседал наземь, расползаясь в склизкую розово-красную массу. Дрожащая Мария стискивала Ракуйо до боли в пальцах, и лишь прохлада рукояти возвращала ей подобие самообладания. Ноги охотницы подкашивались после пережитого, мысли путались, и она присела на камень, пытаясь собраться с силами.

«Проклятие, проклятие, проклятие… Да что ж это было такое?»

Некоторое время Мария просто сидела, не шевелясь. Противная дрожь в теле постепенно уходила, ясность ума возвращалась к ней. «Хозяин кошмара пытается запугать меня, сломить мой дух, используя образ учителя. Я едва не попалась в его ловушку».

Закипающая злость на собственную слабость немедленно сподвигла Марию подняться.

«Но я найду тебя, тварь. Великий — не значит бессмертный. Даже если ты бог, я заставлю тебя истечь кровью».

Мария не стала брать факел в дальнейший путь. Воздух здесь пронизывал призрачный серо-синий свет, тонкий, как паутина, и для острых глаз охотницы его было вполне достаточно. Огонь же мог выдать её присутствие врагам.

Девушка двинулась по туннелю дальше. Вода понемногу подтапливала пещеру, вскоре она уже доходила до щиколоток Марии. Коридор постепенно расширился, и охотница оказалась в пещере, своды которой терялись во мраке у неё над головой. Молочный туман полз по воде, струился между каменными зубами-сталактитами, как вязкая жидкость. К пещере сходилось несколько подземных ответвлений, и именно от одного из них проливался рассеянный свет.

Бледные лучи пробивались из-за изгиба туннеля, полукругом уходящего в скалу. Из него до Марии донесся тихий, едва различимый плач. Привлечённая чуждым звуком, она завернула в туннель, и с изумлением узрела десятка два странных существ. Человекоподобные фигуры, согбенные на земле в поклоне, смутно белели в сумерках — именно они издавали плач. Это были женщины с гладкой голубоватой кожей и рыбьими хвостами вместо ног. Их сдавленные всхлипы и бледные руки с перепонками, простёртые в жесте скорби, внушили охотнице смятение. Она взяла оружие наизготовку, но скорбные русалки не делали попыток напасть, они как будто и не замечали её присутствия.

Напряжённая, как натянутая струна, Мария двинулась к русалкам. Облик этих созданий был не столько безобразен, сколько печален, серебряный свет и вуаль тумана делали их подобными призракам. Охотница сравнялась с первыми из них, попыталась их окликнуть, но жуткие плакальщицы по-прежнему не обращали на неё внимания. Кому они поклонялись, о ком скорбели?..

Мария прошествовала к своей цели прямо между скорбящими. С каждым шагом источник света становился ближе, рисуя на стене тень охотницы с двойным клинком.