Пожелай мне удачи в бою (джен)

На прозвеневшем будильнике 06:00. По обе стороны оконного стекла непроглядная темень. Только причины разные. На той — обычная полярная ночь, на этой — перегоревшая лампочка в торшере. Светящиеся цифры в электронных часах, отливающие холодной синевой — единственный источник освещения в темной спальне.

Потянувшись, Игорь перевернулся на другой бок и, не вытаскивая руку из-под одеяла, осторожно провел ладонью вперед по гладкой поверхности простыни. Рука так и не встретила препятствия, лишь почувствовала подостывшую ткань. Значит, Катя уже встала.

Усилием воли заставив себя покинуть уютное тепло, он на ощупь отыскал кресло со сложенной одеждой, пробираться к выключателю у двери не стал — далеко. Так же на ощупь натянул джинсы и носки и клятвенно пообещал себе вечером поменять чертову лампочку. Конечно, если вечером он окажется дома, а не за сотню-другую километров.

Теплое место, но улицы ждут отпечатков наших ног.

Звездная пыль — на сапогах.

Катя обнаружилась на кухне — готовила завтрак. Игорь, жмурясь от яркого света, дотопал до жены, обнял сзади за талию и, уткнувшись подбородком в плечо, заглянул в сковородку, где ожидаемо поджаривалась яичница. С хлебом, помидорами и сыром — все, как он любит. Пробуждающий аппетит запах он услышал еще с порога спальни.

— Доброе утро...

— Доброе, — Катя улыбнулась и, чуть обернувшись, взглянула на сонную физиономию мужа. — Иди умывайся.

— Угу, — Игорь отодвинул выбившуюся из хвостика прядку, примерился и поцеловал добытый из-под волос кусочек шеи, еще сохранившей сонное тепло и приятно пахнущей родным запахом — любимой женщиной и чуть-чуть ее гелем для душа.

Катя повернулась в его руках, быстро чмокнула, куда пришлось, и пригрозила:

— Если ты меня сейчас не отпустишь, все пригорит и ты останешься без завтрака. Марш умываться!

— Есть идти умываться.

Им не надо было смотреть друг на друга, чтобы знать, что каждый сейчас улыбнулся. Он — тому, что все изменилось в лучшую сторону. Она — тому, что приняла верное решение.

Мягкое кресло, клетчатый плед, не нажатый вовремя курок.

Солнечный день — в ослепительных снах.

Как же хочется остаться дома. Чтобы не надо было никуда идти. Особенно, туда — в морозную, пробирающую до костей пургу. И так темень сплошная, еще и плотная стена из снега в воздухе! А в родном Питере сейчас, небось, вполне себе зимняя погодка — дождь и плюс. Там это бесило, но сейчас, здесь, на Севере, скучается по всему, даже по недостаткам.

Завтракал Игорь один, у Кати после его ухода оставалось еще время подремать до подъема дочки.

— Ты кофе будешь или чай?

— Кофе.

Игорь доедал яичницу и внимательно наблюдал, как жена насыпает в турку кофе.

С тех событий прошло совсем немного времени. Все еще было очень живо в памяти. Захват Кати в заложники, долгий — как казалось отчаявшемуся Оперу — поиск, погоня... Тот безумный страх за ее жизнь он будет помнить до конца своих дней. Никогда и ничего не пугался сильнее. Хотя за годы службы на прежнем месте — в оперативном отделе ФСБ — прецеденты были. Да и здесь, в недавно созданном специальном подразделении, уже хватало проведенных операций, боев, захватов, ранений...

Может, он все же не создан для спецназа?

Или... Не будь он этим самым спецназовцем, может быть, Кати уже не было бы в живых?

Группа крови — на рукаве, мой порядковый номер — на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Почему-то опять вспомнились те первые сомнения, овладевшие им в начале, когда группа еще только срабатывалась. Он так явно чувствовал свою несостоятельность, куда худшую, чем у ребят, подготовку, и так боялся, что подведет их — не на тренировке, а в реальном бою, когда от его умений и выносливости будет зависеть чья-то жизнь... То и дело повторял себе: «Не мое... не мое это».

И есть чем платить, но я не хочу победы любой ценой.

Я никому не хочу ставить ногу на грудь.

А потом вдруг почувствовал себя неотъемлемой частью группы. Даже не знал, какое из ощущений сильнее — что он нужен «Нерпам» или что «Нерпы» нужны ему. В первый раз это чувство пришло, когда похитили с базы Багиру и Сармата. Он как раз собрался переводиться обратно в Питер — сдался под напором сомнений и непрекращающихся уговоров недовольной жизнью на Севере жены. Да и пережитый в тот день психологический прессинг, показавшийся предательством со стороны командира, стал весомым аргументом в пользу перевода. Он уже поговорил с контр-адмиралом, уходил домой — как думал, в последний раз. И тут это ЧП. Он просто не смог уйти — он нужен группе.

Второй раз был, когда в заложниках оказалась Катя. Наверно, тогда он особенно остро ощутил чувство команды. Он точно знал, что один не справится — и это странным образом не пугало. Не пугало, потому что рядом были те, на кого можно положиться. Он вдруг ощутил, что с ними он — сильнее.

Горячий кофе согрел, прогоняя холод леденящих душу воспоминаний. О чем бы он не думал, в конце концов мысли приходили все туда же — в тот лес и погоню на снегоходе. Слишком мало прошло времени.

Катя сидела напротив — в теплом, очень уютном халате, все с той же выбившейся прядкой из небрежного хвостика, немного сонная. Игорь знал, что она тоже все помнит — постепенно отходит, но память еще слишком свежа.

И еще он знал, что они точно с этим справятся. Они со всем справятся.

Я хотел бы остаться с тобой, просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовет меня в путь.

«Даже если тебя на Дальний Восток отправят, мы поедем за тобой. Потому что мы семья! Мы семья офицера». Он помнил эти ее слова. Одни из самых главных ее слов. Повторял их про себя в те — теперь уже редкие — минуты, когда возвращались сомнения. Она поверила. В него. В то, что он не может жить иначе. Поверила и приняла.

Как жил бы он, если бы она не вернулась?..

— Ты не жалеешь?.. — зачем-то он все же решился задать этот вопрос. И странное дело — не боялся ответа. Почему-то теперь твердо знал, что они справятся со всеми трудностями — даже если она сейчас скажет, что жалеет. Все равно справятся.

Катя вынырнула из каких-то своих утренних дум и взглянула немного удивленно. Уже хотела спросить, о чем он, когда вдруг поняла.

Протянув руку, положила ее на ладонь мужа — мимолетным движением нежно проведя по зажившему небольшому шраму от недавней ссадины.

— Нет. Я с тобой. Мы с тобой.

Группа крови — на рукаве, мой порядковый номер — на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

На тумбе в прихожей приготовленные с вечера два рисунка Верочки — для «тети Багиры и тети Ани». Кому какой, догадаться нетрудно: Багире — собственно, Багира, а для Свердловой — букет цветов в вазе.

Надо будет вечером купить букет для Кати. И тортик, чтобы порадовать дочку. Если, конечно, вечером он будет дома, а не за сотню километров.

Группа крови — на рукаве, мой порядковый номер — на рукаве,

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве, не остаться в этой траве.

Игорь затянул потуже шарф и похлопал по куртке, проверяя, не забыл ли перчатки. Рисунки во внутреннем кармане, телефон и ключи в джинсах.

Катя извечным женским жестом заботы поправила вполне нормально завязанный шарф и заглянула в его глаза:

— Удачи. Береги себя.

«Спасибо» — в ответ на «Удачи», поцелуй — в ответ на «Береги».

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

Он уходит, потому что не может иначе. Но он вернется. Ему есть, к кому возвращаться.