Временные решения (джен)

Письмо супруги настигает его вскоре по прибытии в Дунхай.

Глядя на аккуратный почерк, Цзинъянь застывает, испытывая то ли прилив внезапного счастья, то ли медленно нарастающий ужас.

Один из генералов прерывает его молчание.

— Ваше Высочество, что-то произошло?

Цзинъянь растерянно смотрит на него:

— Я… Моя супруга в положении, — произносит он.

Наступает тишина. Затем все его генералы и советники засыпают Цзинъяня поздравлениями и советами, пока он всё ещё ошеломленно смотрит на письмо.

Прошу, не беспокойтесь обо мне, — пишет она. — Лекари уверяют меня в том, что всё благополучно и Матушка каждый день присылает для меня укрепляющие блюда. Старшая Принцесса Цзиньян была очень любезна и прислала мою сестру из поместья Линь, составить мне компанию, так как её муж отправился вместе с Главнокомандующим. Зять очень внимателен и старается предупредить все мои возможные нужды.

Также она приложила стихи, которые, должно быть, написала вскоре после того, как узнала о своей беременности. Цзинъянь читает их позднее, когда остаётся один. Внимательно и не спеша, как всегда читал её стихи, испытывая благоговение и трепет от изящной игры слов и элегантных метафор жены. Он представляет как она слагает стихи в павильоне среди садов, которые она распланировала для имения Цзин, изливая все тревоги и надежды предстоящего материнства. Он чувствует её так, будто она преодолела все эти мили, что разделяли их, чтобы изложить для него на бумаге его же чувство неловкой радости и страха.

Сейчас в Дунхае предстоит много важных дел и он делает всё возможное, чтобы сфокусироваться на своих обязанностях. Но в минуты тишины мыслями он уже в Цзиньлине. Этого ребёнка он представляет себе с трудом. Когда он пробует это сделать, воображение рисует маленьких кузин Сяо Шу или собственного маленького Девятого брата. Он пытается представить себе маленького мальчика, называющего его отцом, но не выходит.

Гораздо легче представить себе реакцию собственной семьи. Сяо Шу будет немилосердно его подкалывать и угрожать украсть малыша, дабы научить его плохому. Цзиньюй-гэгэ засуетится и засыплет их советами, подарками и пришлёт нянек. Матушка и Супруга Чэнь пообещают немного приструнить Цзиньюя-гэгэ и дадут самые лучшие советы; его жена будет переживать точно так же, как и он сам, но — он сворачивает стихи и прячет их в рукав — они будут переживать и учиться вместе.

Вернувшись к реальности, он улыбается своим мечтам. Цзинъянь предвкушает свое возвращение домой.

* * *

Пока он спешит в Цзиньлин, ужас и отрицание разрывают его сердце.

Новости приходят отрывочные: слухи, ложь и, хуже всего, — правда.

Подобно безжалостному кинжалу, каждое новое слово отрезает от него следующего родного человека.

Его истерзанное, истекающее кровью сердце разрывается, когда он узнаёт о том, что жена умерла в родах.

«Конечно, — думает он, и его собственные мысли кажутся теперь чужими и странными, — Ведь это Цзиньюй-гэгэ выбрал её для меня. Конечно, они не оставили бы её в живых».

Его будто стачивали по-живому, как дерево в руках мастера, изготавливающего стрелы. К моменту возвращения в Цзиньлин горе и ярость, переполнившие его, становятся его сутью. Он был готов к тому, чтобы раскрыть заговорщиков перед Небесами, к тому, чтобы бросить вызов Императору в его же тронном зале.

Но ему было не позволено пройти через дверь.

Третий брат смотрел на него сверху вниз, и, снизойдя с высоты своего нового положения, заявил:

— Я не позволю тебе беспокоить отца до тех пор, пока ты не будешь в состоянии себя контролировать, Цзинъянь.

— Нет, — клянется он, кладя голову матушке на колени.

Нет, он не смирится и не примет лжи о том, что его брат и семья Линь — предатели, он не будет молчать.

— Цзинъянь, — тихо говорит матушка, — ты уже видел свою дочь?

Прабабушка выглядит старой и измученной.

Цзинъянь чувствует, что мир покачнулся под ним снова. С тех пор, как он видел её в последний раз, она постарела лет на двадцать. Её кожа кажется тонкой, как бумага. Руки её дрожат, когда она жестом поднимает его после поклона. Но, едва их глаза встречаются, он видит взгляд, полный решительности. Её рука держит младенца так же крепко, как дракон свою жемчужину [1]. К своему изумлению, Цзинъянь понимает, что это — самое безопасное место в Империи. Никто не посмеет вырвать из рук Великой Вдовствующей Императрицы ещё одного ребёнка.

— Сяо Янь, — говорит прабабушка, подзывая его, — сюда, сюда.

Цзинъянь на заплетающихся ногах подходит и опускается на колени рядом с ней. Прабабушка суетится над ним, гладя по спине и сжимая его ладони, пока не чувствует удовлетворение, и затем тёплый свёрток из одеял опускается ему на руки.

Цзинъянь смотрит на малышку. Она зевает и сонно моргает ему, маленький пучок волос падает на её лобик. У неё его брови и носик, как у матери. Он ловит себя на том, что прислушивается к её дыханию, паника сжимает и отпускает его сердце с каждым её вдохом и выдохом. Она совершенна. Она прекрасна.

Успела ли супруга увидеть её перед смертью?

Прабабушка гладит его длинные волосы, нежно, как она делала, когда он был ещё совсем маленьким.

Он может чувствовать, как бьётся её сердечко. Он был уверен, что в его душе не осталось ничего, кроме боли и ярости, был уверен, что терять ему больше нечего, но сейчас его закаменевшее сердце пошло трещинами и широко открывалось, заново познавая страх.

«Простите меня», — шепчет Цзинъянь, пока его слёзы падают на лицо дочери и она начинает хмуриться и хныкать. «Простите меня, прости, Цзиньюй-гэгэ, прости, Сяо Шу».

Он слепо поворачивается под рукой прабабушки и поднимает на неё взгляд.

— Прабабушка, не могли бы вы… Прабабушка, я не знаю, что делать, — шепчет он.

— О, Сяо Янь, — шепчет прабабушка. Цзинъянь чувствует тонкий аромат, который всегда исходит от её одежд. Он ощущает тоску и беспомощность представляя, как бы он принёс своего ребёнка ей. Она склоняется и целует его в лоб.

* * *

Он учится прикусывать язык, слыша клевету на брата и семью Линь. Он склоняет голову, старается закрывать глаза.

Но этого недостаточно. Император не выносит его присутствия. Его отсылают на границу, поля сражений и войны, но его сердце и все его страхи остаются далеко за спиной. Весь его ужас связан только с его хрупкой дочерью, запертой во дворце, полном людей, для которых она всего лишь камешек в игре.

Всякий раз, возвращаясь домой, он видит, что она ещё больше выросла. Каждый раз, когда он заключает девчушку в объятия, увлеченно беседуя о её приключениях, он обнимает её и прижимает к себе так крепко, словно всё ещё верит, что его любовь способна сберечь его семью в безопасности.

* * *

Прабабушка — лучший защитник из всех, кого могла бы иметь его дочь. Однако…

В один далеко не прекрасный день, находясь в Цзиньлине, он отправляется поприветствовать Великую Вдовствующую Императрицу и она называет его именем отца. Дочурка гладит руку прапрабабушки и терпеливо объясняет, как человек, уже привыкший к этому:

— Это мой папа, прабабулечка, не Император.

— Да, — тихо говорит матушка, когда Цзинъянь приходит к ней, — Пришло время для Сяочжу отправиться домой вместе с тобой.

Его дочурка радуется, когда Цзинъянь сообщает ей о своем решении. Цзинъянь думает о том, каково будет таскать с собой дочь по приграничным гарнизонам, и на его губах появляется горькая усмешка. Там всё ещё гораздо безопаснее, чем во дворце.

Сяочжу отказывается от паланкина и сидит прямо перед ним на его лошади, когда они покидают дворец и следуют в имение принца Цзина. Она восхищенно щебечет, задавая бесконечные вопросы: «Что делает этот человек? А что означает этот знак? А можно ли ей купить пельменей у уличного торговца? А сможет ли папа побить вон того мужчину? А вон того?»

Цзинъянь надёжно обхватывает её рукой и старается ответить на все вопросы, она кажется такой маленькой и так сильно прижимается к нему. Подскочив от возбуждения, в неудачный момент, она ударяется макушкой о его подбородок и Цзинъянь чуть не откусывает себе язык. Он напряжен, как если бы находился на поле боя. Седьмой принц привык отвечать за жизни солдат, но не ребенка. Тем более, своего ребенка.

Внезапно он ощущает жестокую тоску о своём брате. Он хочет спросить Цзиньюя-гэгэ, чувствовал ли тот нечто подобное, когда впервые привёл Цзинъяня в свой дом (нет у него такого права. Он не произносил имени брата вслух все эти семь лет).

Первым делом по прибытии в имение принца Цзина он выводит её на тренировочное поле, чтобы представить своим солдатам. Все его люди под разными предлогами вышли на тренировочную площадку поупражняться этим утром. Он было волновался, что девочка испугается всех этих странных вооруженных мужчин и звона оружия, но она проявляет к ним такой же живой интерес, как и к торговцу пельменями.

Когда он с гордостью описывает, как она взяла в оборот и принялась командовать совершенно очарованными вояками, его матушка вздыхает и качает головой. Цзинъянь не понимает, с чего бы это. Его собственные страхи значительно улеглись, когда он понял, что его малышка очень похожа на Сяо Шу.

* * *

Цзинъянь сидит на своем столе в гарнизоне, его руки сжаты в кулаки, дочь всхлипывает в соседней комнате.

Он на неё накричал.

Во всём этом хаосе, принимая новое командование, он был слишком занят, чтобы смотреть за ней и поручил это одному из своих людей. Вскоре ей стало скучно и она ускользнула. Цзинъянь помнит, в каком ужасе он был, когда обнаружил, что она исчезла. И вспомнил своё болезненное облегчение, когда всё же нашёл её, чудом не пострадавшую, среди группы зелёных новичков, приписанных к этому гарнизону. И тогда он на неё наорал.

Застывшая и испуганная, она уставилась на своего всегда такого доброго и снисходительного папу, внезапно ставшего совсем другим. Его дочь испугалась его.

Воспоминание о последней встрече с отцом-Императором всплыло в его памяти. Он рассеянно потирает плечо, где остался шрам от чернильного камня, которым Император запустил в него.

Он резко встаёт и идёт в комнату дочери. Она жалобно смотрит на него снизу вверх, и он опускается на колени.

— Прости меня, — шепчет она, — Прости меня, папа.

— Ты меня тоже прости, — мягко говорит он, — Я не должен был на тебя кричать. Сяочжу, пойми, — Он обнимает её и чувствует робкое облегчение, когда она доверчиво тянется к нему. — Здесь не так, как во дворце или имении Цзин. Здесь не везде безопасно. Ты должна слушаться, когда я прошу тебя оставаться на месте. Ты должна всё время быть со мной или с твоими дядюшками. Обещаешь?

Она обвивает свои маленькие ручки вокруг его шеи и сонно вздыхает:

— Я обещаю, папа.

Цзинъянь смотрит на ее умиротворенное, мокрое от слез личико. Правильно ли он поступил, забрав её из дворцового уюта, от людей, которые действительно знают, как растить ребёнка?

Да. Все причины, по которым она не могла бы остаться во дворце, по-прежнему никуда не делись. Матушка думала, что ей будет лучше вне стен дворца, вместе с ним. Он — это всё, что у неё есть.

Цзинъянь приподнимает её на руках, чтобы поцеловать в макушку.

Если он — всё, что у неё есть, значит, он должен быть тем, кого ей будет достаточно.

* * *

Когда они посещают Цзиньлин, Сяочжу с воодушевлением демонстрирует свои навыки бабушке. Наложница Цзин сдержанно аплодирует и угощает их обоих ореховыми сладостями. Цзинъянь может немного расслабиться, зная, что с ними всё будет хорошо, пока матушка рядом.

Позднее, когда Сяочжу ускользнула навестить прабабушку, наложница Цзин задумчиво смотрит на Цзинъяня поверх ободка своей чашки. Цзинъянь тут же напрягается.

— Сяочжу очень преуспела в боевых искусствах.

— Мне повезло привлечь искусного воина из Цзянху в качестве её учителя на месте нашего последнего назначения.

Она легко схватывает военную тактику.

Запоминает классиков и после битв со мной разбирает тактику ведения боя, которую мы применяем.

— Сяочжу описала Заместителя Министра обороны как «жирную старую жабу, которая не заметит армию, даже если та на него сядет».

Цзинъянь закашлялся и попытался придать себе приличествующий случаю озабоченный вид.

— Моя дочь ценит честность.

Его матушка молча смотрит на него. Улыбка сходит с лица Цзинъяня.

— Знаешь ли ты, как твой брат, сестра Чэнь и я выбирали для тебя жену? Мы знали, что у неё есть опыт и знания о жизни во дворце, что она знает, как получать заслуги и сглаживать углы, привлекать сторонников и наращивать влияние — всё то, с чем мой честный сын-воин испытывал бы трудности.

Цзинъянь сжимает кулаки.

— Её таланты не спасли ей жизнь.

— Боевые таланты Линь Шу тоже не спасли его.

Цзинъянь вздрогнул, как от удара.

Его матушка вздыхает и молча разглаживает своё парчовое платье, прежде, чем продолжить.

— Когда ты думаешь о собственном детстве, то кажется, что оно растянулось на десятилетия. Однако родители видят, как быстро проходят годы и как скоро их дети вступают во взрослую жизнь. Всё, что мы можем — попытаться дать им средства, которые для этого понадобятся. — Она берёт его руки в свои, будто желая смягчить удар от своих следующих слов. — Цзинъянь, она — внучка Императора. Пройдёт несколько лет и она достигнет брачного возраста. Ты не можешь предугадать, что за битвы ждут её впереди, и не всё, с чем она столкнётся, можно будет разрешить с помощью меча и лука. Ты готов отправить её на битву безоружной?

Цзинъянь склоняет голову.

— Вы правы, матушка, — говорит он через силу, — Я найду ей учителя.

* * *

Ему улыбается удача. Нихуан тоже в столице, и он приглашает княжну прийти и понаблюдать новые манёвры, которые отрабатывают его люди.

Они стоят плечом к плечу, сложив руки за спиной, наблюдая демонстрацию. Цзинъянь размышляет, не чувствует ли она тоже призраков, стоящих между ними: троих молодых людей, толкающих друг друга, перешептываясь и строя яркие планы на будущее.

Мальчишка, которым он тогда был, не мог себе и представить, что будет вот так вот стоять рядом с ней, соблюдая вежливую дистанцию, почти как незнакомец. Они оба предали Сяо Шу своим молчанием ради других, ради любимых, за кого отвечали. Он хочет знать, так же ли она возмущена его выбором.

Строй кавалерии кружит вокруг окопавшейся пехоты. Сяочжу — маленькое размытое пятнышко, прижавшееся к спине лошади, ведущей строй. Нихуан резко выдыхает.

— Это ваша дочь, принц Цзин?

Цзинъянь утвердительно бормочет. Внимание Нихуан приковано к лошади и наезднице.

— Я уже забыла, — говорит она самой себе, — какими маленькими мы были.

После демонстрации Сяочжу спешит к нему, светясь от гордости. Затем видит Нихуан и чуть не падает лицом вперед. Она соскальзывает со стороны Цзинъяня и хватает его за рукав.

— Папа! — кричит она достаточно громко, чтобы её услышал Ле Чжаньин на противоположной стороне тренировочного поля. — Это — княжна Нихуан!

— Правда? — удивленно спрашивает Цзинъянь, — Я не заметил.

Она смотрит на него с отчаянием.

— Папа!

— Принцесса, — Нихуан приветствует её со всей серьёзностью.

Сяочжу ошеломленно вцепляется в одежду Цзинъяня. Цзинъянь подталкивает её так, что она вскрикивает и вспоминает о том, чтобы отдать поклон княжне Нихуан.

Нихуан улыбается ей, и Цзинъяню становится легче на сердце. — Ты очень хорошо держишься в седле, Сяочжу. Хотела бы ты посетить со мной имение князей Му и осмотреть мои войска?

— Да, конечно! — вскрикивает Сяочжу.

В этот вечер Сяочжу виснет на его шее, пока он пытается просматривать отчёты, восторженно щебеча о том, что княжна Нихуан сделала, и что княжна Нихуан сказала, и как княжна Нихуан побила троих воинов сразу, и как она позволила Сяочжу подержать её меч, и как они договорились, что Сяо Чжу может писать ей после того, как они покинут Цзиньлин. И что княжна Нихуан — лучший воин во всем мире.

— Самый лучший? — удивлённо спрашивает Цзинъянь.

Немного подумав, Сяочжу щедро допускает:

— Ну, пап, ты — тоже очень хороший!

* * *

Он может немного расслабиться, зная, что у дочери есть Нихуан как учитель, образец для подражания и друг. Он понимает, что это, возможно, не совсем то, что имела в виду матушка, но Нихуан всю свою жизнь совмещала роли воина и благородной дамы и смогла сохранить свою независимость. Это то, чему он бы хотел научить свою дочь.

Разговор с Наложницей Цзин также заставил его почувствовать, как много дочь взяла от него и как мало — от своей матери. С этой мыслью он ощутил укол вины: ведь он вовсе не намеревался отрицать память наложницы, и он обещает себе проследить, чтобы дочь так же обучалась искусствам, которые так ценила её мама.

Однако это оказалось сложнее, чем он думал.

Цзинъянь привык думать о своей дочери, как о жадной до знаний, послушной и прилежной ученице. Однако множество преподавателей составления букетов, чайной церемонии, кулинарии и ткачества, покидающие его дом оскорбленными, пылающими гневом или в слезах, противоречили этому впечатлению.

Стоило её отругать, как она смотрела на него с тем непередаваемо-упрямым выражением, которое напоминало ему Сяо Шу в соответствующем настроении. К сожалению, убеждать собственную дочь было труднее, чем Линь Шу. Однажды он заставил её выдержать целый урок спокойно, без того, чтобы вывести учителя из себя, однако выглядела она при этом настолько несчастной, словно её пытали. А когда он проверил её знания после урока, то она смогла выдать лишь отрывочные, бессвязные сведения о предмете.

Как всегда, когда он встречал трудного противника, Цзинъянь отправился к Ле Чжаньину посоветоваться.

Чжаньин смотрит на него мягко:

— Ваше Высочество, вы же знаете, что ваша дочь ценит вас превыше всего. Она стремится во всём следовать за вами. Однако это значит, что её не интересует то, чем вы не занимаетесь сами.

Цзинъянь задумчиво кивает.

* * *

— Папа, а могу я участвовать в следующей битве? Огонек же участвовал в тринадцать!

— Огонёк был на три года старше тебя, — рассеянно отвечает Цзинъянь, стараясь, чтобы стежки выходили ровными. Вышивание в руках женщин кажется таким легким занятием! Как им это удается? — И рядом с ним был Водяной Буйвол.

В комнате наступает тишина. Цзинъянь не отводит взгляда от вышивки, полностью сконцентрировавшись на процессе, старается не вздрогнуть, когда ненароком уколол большой палец иголкой.

Некоторое время спустя он слышит шорох: Сяочжу осматривает корзинку с шелком и нитками, что-то бормоча под нос, как человек, решающий поставленную задачу. Цзинъянь улыбается самому себе.

В следующий раз, по прибытии в Цзиньлин, оба гордо преподносят лучшие изделия Наложнице Цзин…

* * *

— Тётушка Нихуан будет в столице, как ты думаешь? — взволнованно спрашивает Сяочжу, заставляя лошадь идти рядом с отцовской.

— Поскольку это состязания за её руку, я думаю, что будет, — задумчиво говорит Цзинъянь, — Тебе интересно посмотреть поединки претендентов?

Сяочжу морщит носик.

— Это будет скучно! Я хочу посмотреть бой тётушки Нихуан! Папа, ты знаешь, что она теперь в списке Ланъя?

— Да, я знал об этом, — отвечает Цзинъянь, но мысли Сяочжу устремлены далеко вперёд.

— Как ты думаешь, она будет она будет снова бороться со мной, когда мы прибудем в столицу?

— Если ты будешь хорошо себя вести и выполнишь все свои задания, то будет, — отвечает Цзинъянь, — Ты же знаешь, что княжна Нихуан достигла своего положения не потому, что пренебрегала учёбой.

Сяочжу послушно кивает, затем вскрикивает от возбуждения и разворачивает коня галопом обратно на своё место в строю. Возможно, стоит расспросить Ле Чжаньина о его последнем столкновении с княжной, озадаченно думает Цзинъянь.

Улыбка сходит с его лица. Этот приезд в столицу не должен отличаться от остальных. Несколько недель спустя они снова отправятся на новое место назначения. Однако…

Брак — это судьба всех женщин императорской крови. И теперь даже Му Нихуан не может более избегать её. Стоит Императору получить повод вспомнить о существовании внучки, как только ему понадобиться младшая принцесса, чтобы укрепить договор или вознаградить сановника, оказавшегося полезным…

Рука Цзинъяня тянется за мечом.

* * *

Я выбрал вас, принц Цзин.

Во дворе Снежного Павильона Цзинъянь наблюдает, как упражняется Тиншэн, одобрительно кивая каждый раз, когда мальчик с надеждой поглядывает в его сторону. Господин Су смотрит на них всех спокойно и непроницаемо. Признательность, вина и негодование переполняют сердце Цзинъяня. Этот стратег за несколько дней сделал для Тиншэна больше, чем Цзинъянь когда-либо мог сделать для своего племянника.

Принц Цзин, со всей честностью ответьте, вы действительно хотели бы видеть кого-то из них на троне?

Он возвращается в имение Цзин, и Сяочжу взволнованно уговаривает его прийти и посмотреть новые движения, которым обучила её княжна Нихуан.

Вы когда-нибудь думали о том, какая судьба ожидает вашу дочь, младшую принцессу, в жилах которой течет кровь императора, если править будут они?

Она взвизгивает от удивления, когда он заключает её в крепкие объятия, свою замечательную, смелую, своевольную дочурку.

Как вообще кто-то может думать о ней, как о камешке в игре?

Как смел этот стратег использовать дочь, чтобы задеть его за живое и манипулировать им? Как он вообще мог доверять человеку вроде него?

Сяочжу взвизгивает в его крепких объятиях.

— Папа? Что случилось?

Как смеет этот стратег предлагать ему шанс добиться справедливости для его брата, для Линь Шу, для Армии Чиянь. Шанс защитить будущее дочери?

Как смеет он воскрешать его надежду?

Цзинъянь научился склонять голову. Он научился прикусывать язык. Он научился наступать на горло своей мечте о правосудии, о будущем, достойным памяти брата.

Но сейчас этот стратег смёл пепел, и угли ещё горят.

Он не может рисковать ею. Он холодеет при мысли о том, какая участь её ждёт, если он вступит в игру и проиграет. Однако, бездействуя, он всё равно рискует ею так или иначе.

— Папа?

— Да.

Во имя Сяо Шу. Во имя его брата. Во имя его дочери.

Ему удаётся улыбнуться ей.

— Сяочжу, мы пробудем в столице дольше, чем планировали. Я нашёл для тебя нового учителя на то время, пока мы будем здесь.

— Уроки составления букетов? — С подозрением спрашивает Сяочжу, — Папа, ты же знаешь, что от цветов я чихаю.

— Нет, — уверяет её Цзинъянь, — этот человек будет учить тебя стратегии.

Сяочжу выглядит сдержанно заинтересованной.

Цзинъянь думает, что его матушка будет довольна, поскольку он наконец прислушался её совету.

Если этот господин Су просит его подвергнуть дочь опасности, тогда господин Су должен гарантировать, что у неё достаточно навыков, чтобы выжить.

______________________________________________________________________________