Вознаграждение (гет)

— Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Голос пирата ворвался в её сознание, заставив сконцентрироваться на происходящем. Очевидно, она ударилась головой сильнее, чем показалось вначале — стоило им оказаться в состоянии полного покоя, как реальность начала куда-то уплывать, медленно, но верно. Голова раскалывалась, а еще безжалостно клонило в сон — видимо, сказывались бессонные ночи перед высадкой на остров.

Виви повернула голову. В Барок Воркс у неё выработалась четкая привычка — если есть возможность видеть того, с кем разговариваешь, то не следует этой возможностью пренебрегать, так как никогда не знаешь, кто и когда захочет избавиться от соперника на пути к высокой должности. Особенно, если этот соперник — девушка.

Очертания мужчины расплывались в царившем в комнате полумраке. Он сидел, прислонившись к стене, согнув в колене левую ногу и казался… уставшим. Внутри всколыхнулась благодарность. Если бы не он, она бы не находилась здесь. Её вообще уже больше не было бы. Что тогда, в Виски Пик, что сейчас — на острове, где все поклоняются Счастью. Правда, счастье какое-то странное, но ведь не вина здешних жителей в том, что Мировое Правительство подсунуло им суррогат.

Самочувствие стремительно ухудшалось. Свет, проникающий в помещение косыми узкими полосами, беспощадно резал глаза, а подкатившая к горлу тошнота моментально выплеснулась наружу, и запах выблеванной желчи смешался в неподражаемое амбре с запахом пыли и обветшалости.

— Уточка?

Принцесса молча показала ему поднятый вверх большой палец в знак того, что не о чем волноваться и, откинувшись обратно к стене, прикрыла глаза. Сон накатывал теплыми, мягкими, обволакивающими волнами, унося её с собой в прекрасные, радужные дали.

Вспыхнул ослепительно белый свет, перемещая её домой, в Алубарну, в материнский сад, где росли самые прекрасные на свете розы, многие из которых королева Арабасты вывела самостоятельно.

Мама тоже находилась здесь, такая, какой девушка её запомнила — улыбающаяся, со слегка обветренной кожей лица и перепачканными в земле руками. Голубые — такие же, как у самой Виви, — волосы собраны в растрепанную, откровенно домашнюю прическу. Она была босоногой, и, казалось, насквозь прогретой солнечными лучами.

— Мама!

Женщина оторвалась от гнущихся к земле под тяжестью соцветий растений, чей пудровый запах пьянил не хуже наркотика, и сияя протянула к ней руки. Виви не раздумывая бросилась к ней в объятия. Мама умерла, когда ей не исполнилось и восьми, и она даже не могла представить того, насколько сильно она, оказывается, соскучилась.

Очнись…

Северный ветер, непонятно откуда взявшийся в этом царстве света и теплоты, бросил ей в нос горький запах лекарств, скользнув по щеке. Виви вздрогнула и спряталась, зарывшись лицом в складки материнского платья.

— Мое сокровище… — с нежностью шептала Нефертари Тити, гладя дочь по голове. — Девочка моя… Кто бы мог подумать, что моим Ван Писом окажетесь ты и твой отец…

— Мама, я так скучала… — Виви внезапно поймала себя на том, что плачет. Говорит и одновременно плачет, снова чувствуя себя маленькой девочкой, самая страшная проблема которой — не пускающие её в обитель к кузнецу Пелл и Чака, либо же разбитая при попытке перелезть через дворцовую стену коленка.

— Давай пройдемся немного?

Снова повеяло холодом. На этот раз порыв был сильнее и жестче, и на секунду ей показалось, что она различает в его недовольном гудении едва ощутимый шелест.

Очнись, очнись, очнись…

Что-то произошло.

Виви высвободилась из объятий, вздрогнула и обхватила себя руками. В животе у неё узлом завязался огромный удав, крепко сжав внутренности. Словно спала какая-то пелена, вырвав из сладкого, но несвоевременного сна.

Что-то. Было. Не так.

— Доченька? — в глазах песчаной королевы зажглись искорки тревоги. — Что с тобой? Ты побледнела.

— Я… — Виви потерла глаза руками. Ей внезапно стало не по себе. — Почему ты здесь? Ты не должна быть здесь!

— Нам нужно идти, Виви, — тон женщины приобрел повелительные нотки.

Девушка невольно отшатнулась. Паззлы в голове сложились в полную и четкую картину. До неё внезапно дошло, что от мамы разило стылым холодом, а лицо больше походило на застывшую восковую маску, как у покойника.

Покойника.

Её мать и была покойницей. Неужели она…

— Я хочу назад.

Принцесса сделала пару шагов назад, развернулась и бросилась бежать. Страх окутал вязким и липким коконом, заставляя беспорядочно метаться с одной дорожки на другую, то и дело отбиваясь от обманчиво-дружелюбных роз, норовящих схватить её за ноги и за руки. Тити неизменно оказывалась совсем рядом, но теперь Виви не чувствовала ни капли родного тепла.

В третий раз ветер обрушился на принцессу словно десятиметровое цунами на крохотный прибрежный городок, как раз в тот момент, когда она оступилась о гравий и полетела на землю, прямо под ноги к не-матери, которая уже тянула к ней руку, чтобы схватить за запястье.

Запах моря ударил в нос, отдаваясь на языке и перекрыв собой все остальные запахи, а бесплотный шелест, который она слышала ранее, обернулся мужским голосом, который то ли выкрикнул, то ли прошептал ей приказ:

— Очнись!

Виви послушалась. Её резко дернуло назад, словно невидимый великан сжал её в кулаке своей гигантской ладони. Соль сменилась на уже знакомую горечь лекарств, к которой теперь примешивался легкий аромат трав и металла. Темнота вокруг крутилась, вертелась, а потом сжалась до размеров одной точки и выплюнула её обратно в полумрак заброшенного помещения на Эносиме.

Ей как будто не хватало кислорода. Ощущение было такое, словно после долгих минут безуспешного барахтанья в захлестывающих с головой волнах она наконец вынырнула на поверхность. Когда она достаточно проморгалась, в полутьме перед ней нарисовался Трафальгар Ло, в серых (вблизи это было очень заметно) глазах которого четко читалась тщательно подавляемая, но все-таки тревога. Искренняя тревога.

Голова взорвалась дикой пульсирующей болью, словно в неё только что попала пуля. Виви с силой закусила губу, подавляя вскрик. Теперь к привкусу желчи во рту добавился солоноватый привкус крови.

Возникало ощущение, что организм решил отыграться на своей хозяйке за то, что она отказалась идти… куда?

— Я была мертва, да? — вопрос вырвался так же моментально, как и возник. Пират не ответил, с сосредоточенным видом распаковывая рюкзак, который оказался доверху забит типичным содержимым корабельной аптечки. В другое время она удивилась бы, но сейчас сил на эмоции не осталось. Она чувствовала себя уставшей и крайне опустошенной. Ей снова начинало хотеться спать, но на этот раз не возникало никакого намерения ему последовать.

— Я не умею воскрешать людей, — Трафальгар протянул руку и осторожно отвел ей за ухо прядь волос, после чего почти невесомо дотронулся открывшимся глазу последствиям удара об угол статуи — рассечённой ранке с уже засохшей дорожкой крови. Пальцы у него сильные, с шершавыми подушечками и заживающими мозолями, судя по всему — от меча, с которым она видела его на Виски Пик. И прикосновение их не вызывало отторжения, что случалось с большинством пытавшихся дотронуться до неё мужчин.

Возможно из-за того, что он не вкладывал никакого подтекста. Первый раз (а ведь она тогда даже не поняла толком, что именно произошло) это был способ не потеряться в скопище городских улиц, а сейчас он обрабатывал ей рану и перебинтовывал голову, причем делал это с поразительным профессионализмом.

— У вас здорово получается, — принцесса усилием воли подавила желание поморщиться из-за щипавшегося спирта и послала ему улыбку. — Спасибо.

— Замри и сиди неподвижно, ты мне мешаешь. И не закрывай глаза. Тебе нельзя спать в течение часа, потому что иначе ты, скорее всего, впадешь в кому и умрешь.

— Я видела маму, — Виви послушно уставилась в одну точку, сосредоточив все свое внимание на головной боли — перед её внутренним взором снова вставало то место, из которого она выбралась с таким трудом. — Она была… на какие-то мгновения я даже поверила в то, что она живая.

Мужчина ничего не ответил, только с нахмуренным видом плеснул на вату чуть больше спирта, чем было нужно (на секунду принцессе показалось, что у него дрогнула рука) и принялся обрабатывать ссадину на подбородке.

— Из-за твоей болтовни я никак не могу дезинфицировать твои же ранения, поэтому сделай мне одолжение — заткнись.

— Простите. Я не должна была заставлять вас все это выслушивать, и мне… — она не договорила — подловив удобный момент, капитан пиратского судна с невозмутимым видом запихнул ей в рот неиспользованные бинты.

Будь она в нормальной форме, Виви непременно попыталась бы возмутиться и отплатить ему той же монетой, но сейчас тело сковывала противная слабость, голова болела и кружилась, поэтому все, что ей оставалось — недовольно сверкать на него глазами (по крайней мере она надеялась, что со стороны это выглядит именно так) и, выплюнув внезапный кляп практически ему в лицо (она попала бы прямо в лицо, не успей он уклониться), периодически морщить лицо от кусающегося спирта.

— Когда вернемся на Полярный Тан, обработаю тебя более тщательно, поэтому готовься к еще одной экзекуции. И не смотри на меня так, — он говорил все так же спокойно, но девушка почему-то была уверена — его веселит вся эта ситуация. — Это не я заставлял тебя падать при каждом удобном и неудобном случае.

Медицинские инструменты исчезают обратно в рюкзак. Мужчина хмурится, настороженно прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. А снаружи — шум воды. Кто-то включил душ? Но здесь его не должно быть…

Дождь, понимает Виви. Просто стена дождя, в один момент обрушившаяся на город. Гнев ли это местного божества, либо просто природное явление — она не знает. Её это не интересует. Её сейчас ничего не интересует кроме вопроса о том, как можно снять, или хотя бы облегчить эту чертову головную боль.

И мама.

Действительно ли это была мама, а не образ, нарисованный не в меру и не к месту расшалившимся воображением?

— В дождь скрыться проще, — Трафальгар закидывает свой рюкзак на спину и тянется за её. — Судя по звукам там такой ливень, что ни черта не будет видно. К тому же он наверняка загонит этих фанатиков по домам. Уходить надо сейчас.

Принцесса кивает и пробует подняться на ноги, но тут же понимает — бессмысленно. Даже если она и сможет сделать пару шагов, не имея никакой опоры, потом она все равно окажется на земле, потому что дойти до бухты у неё просто не хватит сил. Почему-то хочется плакать, и становится невыносимо жалко себя. Девушка раздраженно дёргает головой (внутри разрывается очередная порция боли), смаргивая слёзы, против воли выступившие на щеках. Хочется громко орать от собственного бессилия, сбивая костяшки о стены, только это ничего не изменит.

В Барок Воркс тех, кто превратился в обузу, оставляли умирать. Иногда — добивали. Если ты не мог взаимодействовать наравне с остальными, ты шел в расход. Она видела, как это бывает — раненого просто бросали в дорожной грязи и уходили, игнорируя мольбы, а иногда и плач, так как слезы — недопустимы, если ты не хочешь стать всеобщим посмешищем.

Однажды ей даже пришлось добивать такого человека самостоятельно — чтобы доказать остальным, что к ней следует относиться серьезно. Что она — такая же, как они.

Страшно. И невероятно мерзко, до тошноты. А еще…

Виви чувствует, как земля уходит из-под ног, но летит она не вниз, а вверх. И внезапно понимает, что её просто взяли на руки.

Трафальгар Ло, пират, печально известный своей жестокостью и просто абсолютно невыносимый человек, взял её на руки, нахлобучив на неё свою шапку так, чтобы рана оказалась полностью скрыта чуть щекочущей, очень теплой меховой поверхностью.

И сам он, что неожиданно, был теплым. А потом они оказались на улице, и теплота затерялась среди косых, больно секущих хлыстов дождя, приведя на смену холод и облегчение от того факта, что натянутая на голову шапка оберегает ее от таких болезненных сейчас капель.

— …видишь, что бывает, когда ты забываешь про неприметность и постоянную бдительность? — Они вышли из города через небольшую калитку в ближайшей от них городской стене и теперь пересекали прибитую к земле льняную плантацию, за которой, кажется, была дорога. — Думаешь, твое состояние дает тебе особые привилегии? Не будь у нас контракта, я бы прикончил тебя сразу же, еще после самой первой твоей выходки с этой бабой. Но тебя спасает то, что я просто возьму с тебя в три раза больше…

Виви не обижалась, думая о том, что теперь, когда он отдал свой головной убор ей, его собственная голова остается совершенно незащищенной. А ведь дождь очень болезненный, да и просто переохлаждение никто не отменял, потому что на его толстовке капюшона не было. Сейчас она ничем не могла помочь, но твердо зареклась, что как только они вернутся на корабль, она сварит ему кофе, либо какао, если, конечно, они смогут вернуться на субмарину.

Бухта, однако, никак не желала являть себя. Счет времени потерялся. Казалось, что этот дождь никогда не кончится, что в мире нет ничего, кроме этой водяной стены и их двоих, которые вечно будут бродить по этому острову, неприкаянные и продрогшие.

Или не будут, потому что умрут раньше — подумалось ей, когда мужчина споткнулся, устояв на ногах исключительно благодаря чуду. Осознала она и то, что поток ворчания уже минут пять как прекратился, а ритм шагов потерял свою четкость и размашистость, став медленнее, чем раньше.

Словно в насмешку над ними по небу прокатился оглушительный раскат грома, за которым сверкнула холодным голубоватым светом вспышка молнии, удар которой пришелся на стоящее в отдалении одинокое дерево. Темноту разрезали желто-белесые отблески моментально вспыхнувшей листвы. Если огонь распространится по полю, то успеют ли они от него скрыться? Виви не была в этом уверена.

Гром ударил еще один раз, прямо над их головами. Принцесса невольно зажмурилась, крепче обхватив своего напарника за шею. Не то чтобы она боялась грозы, но…

Где-то в отдалении раздался глухой одиночный взрыв, как будто кто-то выстрелил из пушечного орудия. Трафальгар резко остановился и вскинул голову, напряженно прислушиваясь.

Звук шел откуда-то сзади, и он не нашел ничего лучше, как развернуться и пойти на него. Еще через пару минут прозвучал второй, а затем и третий взрыв, более звучный, чем прежние два, и хотя ей казалось, что идти на источник звука — очень плохая идея, девушка свои измышления держала при себе — судя по тому, что у пирата открылось второе дыхание, он явно знал больше, чем она.

Взрывов больше не было, но спустя какое-то время кроме шума беснующейся природы послышалось и нечто другое.

— Капитан!

Голос был звонкий, почти мальчишеский, быстро перебившийся более взрослым баритоном:

— ЛО, ПРИДУРОК, ГДЕ ТЕБЯ НОСИТ, НЕМЕДЛЕННО ИДИ СЮДА!

Разговаривали совсем рядом. Если, конечно, это были разговоры, а не мираж. Для миражей, правда, диалог был не совсем типичным, но мало ли как может быть.

— Если он тебя услышит, то тебе влетит за несоблюдение субординации, — невероятно довольным тоном поведал первый голос. — Может быть, тогда ты наконец-то подохнешь?

— ЗАТКНИСЬ!

Спорщики появились в поле зрения совершенно внезапно. Это оказались двое молодых (явно не старше своего капитана), вполне реальных, из плоти и крови людей, неуловимо похожих между собой. Насколько помнила Виви они были родными братьями, которых звали Карре и Курре.

Карре был помоложе, пониже ростом и, в отличие от своего черноволосого брата, светлым шатеном, на данный момент обильно перемазанным сажей. Неподалеку валялись обломки массивного оружейного ствола, раскрывшего природу услышанных ранее взрывов-выстрелов.

Оба были облачены в темно-синие костюмы с претензией на фасон аристократической моды и крайне увлечены руганью. Ровно до тех пор, пока не заметили, что они больше не одни.

— Ты, сумасбродный придурок! — мгновенно налетел на подошедшего капитана Курре, продолжая самозабвенно игнорировать вопрос должностной субординации. — Шлялся столько времени непонятно где! Вклинился в заварушку, оставив свой меч у себя в каюте! Поставил на уши всю команду! Знаешь, кто ты такой после всего…

— Просто заткнись и понеси её, — капитан пропустил его вопли мимо ушей и бескомпромиссно вручил свою живую ношу, прикрыв на секунду глаза. Курре, нагло оборванный в самом начале заготовленной гневной тирады, растерялся и подчинился. Правда, ему пришлось повозиться — тонкие пальцы Уточки окоченели настолько, что с огромным трудом смогли разогнуться.

— Как прикажете, капитан. Я же никогда не заставляю вас волноваться, не правда ли?

— Вы отдали ей свою шапку, капитан, — Карре сгреб с земли обломки и пристроился по левую руку от командира. — Это наводит… на размышления.

— Мне кажется, у тебя слишком много энергии, — Трафальгар сбросил на землю рюкзаки, отдавившие все плечи, и с наслаждением потянулся. — Понеси.

Подчиненный обиженно засопел, но послушно надел сбагренную ему ношу, резко выдохнув от обрушившейся на спину тяжести. Впрочем, выволочки от его головы это совершенно не отвело.

— Я смотрю, ты опять балуешься? Я не стану говорить ничего о том, что вы могли бы взять зонт, но разве я не приказывал тебе бросить идею создания совершенного оружия, потому что это — опасно? Давай, проваливай, иди плавай на парусных кораблях, давай, там можешь страдать этой ерундой сколько угодно, но Полярный Тан — совершенно неподходящая площадка для твоих безумных экспериментов!

— Да не кричите вы так! Моя последняя базука была практически идеальна! — парень оступился на выскочившем прямо ему под ноги земноводном и замахав руками, словно птица в быстром полете, шлепнулся в размокшую грязь. О том, что ему предложат уйти всерьез, он никогда не задумывался — он ходил под началом Трафальгара Ло уже девять лет и прекрасно понимал, на какие слова стоит обратить внимание, а какие можно пропустить мимо ушей, не огребая за это. Ну, или огребая не слишком сильно.

— Действительно, — Курре изогнул губы в усмешке, глядя на то, как его брат поднимается на ноги, в то время как загруженная спина пытается вернуть его в горизонтальное положение. — Ведь она выстрелила трижды! Правда потом все равно взорвалась у тебя в руках…

— Это была случайность!

— Такая же, как и предыдущие тридцать четыре раза.

— Заткнись!

— Это ты меня затыкаешь?!

— Да!

Курре хотел ответить, но не успел — холодные пальцы капитана поймали его за ухо и с силой выкрутили. Судя по сдавленному возгласу Карре, его постигла та же участь.

— Будете еще шуметь?

— Мы молчим, капитан! Мы — рыбы, если угодно! Только оставьте ухо!

Виви не сдержала улыбки. На большее её уже не хватало — долгое пребывание под дождем привело к тому, что она совершенно перестала чувствовать соприкасающуюся с телом воду. Кажется, она вообще уже перестала что-либо чувствовать, особенно теперь, когда они были (в этом девушка не сомневалась) в безопасности.

Голова в меховой шапке склонилась на мужское плечо, глаза закрывались. А потом неожиданно все исчезло.

Принцесса провалилась в блаженное небытие.

* * *

Уни однажды сказал, что некоторые места питаются за счет тех, кто посещает их. Ло посмеялся над ним тогда, но сейчас мысленно попросил у своего подчиненного прощения за то, что не поверил ему. Казалось бы — ну разве может неодушевленное проявлять признаки, присущие исключительно живым существам? Конечно же нет. Правда, какая-то часть внутри него соглашалась с товарищем, но другая, рациональная и прагматичная, быстро запихала её назад, приказав заткнуться.

Как оказалось, зря.

Эносима, словно паук, высасывала жизненные силы, но он совершенно не собирался подчиняться ей, как и позволять забрать принцессу — не после того, как он дал себе обещание, что она доберется до своей страны живой. Поэтому — бить по лицу со всей силы, пока не распахнет глаза, неожиданно оказавшиеся фиолетовыми, словно пятна от виноградного сока, обработать ранение в полевых условиях, невольно подумав о том, что если раньше она выглядела достаточно крепкой, то сейчас казалось — ткни пальцем сильнее, чем нужно, и она осыпется множеством мелких песчинок, золотистых, как пески Арабасты на картинках книги сказок. Глупости, конечно. Люди не состоят из песка, если только не владеют Суна-суна фруктом.

Фрукт был у Крокодайла, а значит внутри у Уточки — примерно двести-двести восемнадцать костей, от шестиста сорока до восьмиста пятидесяти мышц (точнее он мог сказать только после изучения степени развитости у неё мышечной ткани), около четырех литров крови и семьдесят пять километров нервной системы, а еще она почти ничего не весила (хотя его дико раздражал сам факт того, что её приходилось нести, потому что, если подумать, то это была его вина, что она дошла до такого состояния. Были же сомнения в том, что это хорошая идея — отпустить её одну, но, видимо, истории с Виски Пик было недостаточно, чтобы начать слушать интуицию и учиться на собственных ошибках), по крайней мере, по сравнению с двумя тюками, оккупировавшими его спину. Впрочем, чем дольше он пытался выйти на правильную дорогу, тем ощутимее увеличивалась её тяжесть.

Остров казался бесконечным. А возможно именно таковым и являлся — в какой-то момент Ло перестал воспринимать окружающий мир, сузившийся только до дороги под ногами, секущих потоков воды, тянущих назад рюкзаков и Уточки, которая чем дальше, тем сильнее походила на мертвеца.

Ощущения, однако, постепенно притуплялись, в то время как мозг настойчиво генерировал возникшую из ниоткуда идею присесть на землю и отдохнуть. Может быть даже вздремнуть. И в этом царстве грозы и грязи, насмешливо хлюпающей под подошвами, среди мокроты, борьбы с жаждущим напитаться от него (них) островом, выстрел базуки кажется миражом, которые возникают, когда на море штиль и солнечная, безветренная погода. Ходить на миражи — безрассудство, но это уже неважно, и становится окончательно неважным, когда выстрел раздается снова… и снова…

После сгруза вещей и принцессы становится проще, хотя понимание этого приходит где-то на заднем плане — теперь, когда беспокоиться было не о чем (ну, почти), второе дыхание уступило место полнейшей автоматизации.

На автомате идти, воспитывать этих вечно ругающихся придурков, принимать поздравления с возвращением и легкие выговоры от остальной части команды, попутно отправляя их в операционную — они знали медицину на достаточном уровне, чтобы оказать повреждениям Уточки необходимый уход. Он и сам бы этим занялся, но в голове растекалось тихое, мерное жужжание, а промерзшие пальцы отказывались подчиняться, что создавало ненужные риски для пострадавшей, да и увести Полярный Тан от этого проклятого места будет гораздо продуктивнее, чем тратить свое время на то, с чем вполне способны справиться остальные.

Правда, у его людей восторга такой ход мыслей совершенно не вызывал.

— Вы бы отдохнули, капитан, — прогудел Банголд, отряхивая о штанину испачканные в муке руки. — А я вам чай сделаю.

— Я согласен, — степенно кивнул среброволосый Ларга, занимающий должность библиотекаря. — Вы едва стоите на ногах. Бепо и Шачи прекрасно справятся с управлением.

— Если ты не заметил, — Ло смерил подчиненного мрачным взглядом. — Я вполне дееспособен. Будь так добр, займи свое место и не отсвечивай, пока я не продал тебя с Шабаоди.

Ларга пожал плечами и удалился к себе в каюту, собираясь предаться сну. Те, кто не был занят в операционной последовали его примеру и быстро расползлись по своим делам — капитан был не в духе, а когда он был не в духе они предпочитали не попадаться ему на глаза.

— Между прочим, они правы, — кивнул Бепо. — Хотя, если есть желание податься в зомби, то можно и в рубку пойти.

— Шачи не заходил в эти воды. Я заходил. Я просто хочу как можно скорее убраться с этого острова и я не собираюсь доверять эту задачу кому-нибудь еще. На этом все. Разговор окончен, — и добавил, обращаясь к почти ушедшему коку — Чай принесешь в рубку.

Банголд кивнул, давая понять, что информация усвоена, и скрылся за светло-голубой кухонной дверью, бочком протиснувшись мимо направившегося к механизмам управления капитана, искренне надеясь на то, что тот не слышал его ворчания про «больших детей, которые совсем не берегут себя», потому что в противном случае грозы на его голову было не избежать, а кок, хоть и был старше на двенадцать лет, смертельно боялся капитанского гнева.

Бепо привычно двинулся следом за последним — он мог пригодиться как навигатор, да и чисто с дружеской позиции было бы не слишком правильно оставить товарища в одиночестве. За десять лет взаимодействия минк успел выучить все его жесты, привычки, настроения и состояния и сейчас мог сказать с уверенностью — его друг невероятно устал, но не желал перекладывать свою ответственность на других только потому, что его физическое состояние временно ухудшилось.

Рубка встретила их оглушающей тишиной и темнотой, размазанной по помещению словно масло по куску хлеба. Щелкнул выключатель, зажигая ламповый свет.

Бепо почесал за ухом и привычно уселся за покрытый кораллово-красной клеенкой стол.

— Бепо.

— Что?

— Убери отсюда вот это, — Ло сделал вид, что не замечает того, что его глаз начал дергаться и с брезгливым видом указал на ни в чем не повинную скатерть. — И не забудь сказать Курре, что он должен будет найти мне скатерть с нормальной расцветкой. Без единой нотки красного, потому что от красного меня тошнит.

Бепо хотел было сострить, но решил, что сейчас не та ситуация и молча сделал то, что ему приказали.

Как только за навигатором закрылась дверь, Ло подошел к штурвалу и завел двигатель.

Мотор субмарины тихо зарычал, постепенно набирая тональность. Корпус вздрогнул и пришел в движение, медленно погружаясь в темно-синюю, почти черную водяную толщу, разрезанную напополам ярким лучом прожектора.

Через какое-то время вернулся минк, усевшийся на то же место, откуда недавно был согнан. Сил разговаривать не было, желания тоже. Вымокшая одежда неприятно липла к телу, а отогревшийся организм решил, что испытывает холод и тепло одновременно. Пришлось обхватить себя руками, чтобы унять напавшую дрожь, пока лицо испытывало удушающее тепло.

— Упрямство до добра не доводит, — философски зевнул медведь, наблюдая за тем, как мужчина откинулся на спинку темно-зеленого вертящегося кресла и прикрыл глаза. Услышав адресованное ему послание, он поднял правую руку и молча показал товарищу средний палец.

— Этот остров — одна большая засасывающая трясина, и чем быстрее мы покинем её пространство — тем лучше. Мне не по душе Абсолютное Счастье.

— Потому что счастье не бывает абсолютным.

В иллюминаторе мелькнул окрашенный в ядовито-красную чешую рыбий бок. Ло чихнул и хотел было поправить шапку, но шапки не было. Внутренности моментально затопил легкий панический приступ, но потом он вспомнил, что временно водрузил свой убор на голову Уточки и раздраженно поморщился.

Прожектор высветил ощерившуюся кораллами подводную скалу прямо по курсу. Уточка и шапка моментально покинули мысли, трансформировавшись в привычное движение рукой, чтобы тронуть отвечающий за развороты движок. Движок был теплый, металлический, источающий легкий, но стойкий запах машинного масла.

Входная дверь отворилась, пропуская внутрь грузную фигуру корабельного кока. В руках у него был поднос, а из кармана штанов торчало запихнутое на скорую руку полотенце. Все это было крайне осторожно выложено на столик, вместе с вынутыми из тех же карманов упаковками таблеток.

— Я решил, что возможно стоит вам их принести, потому что вы действительно выглядите больным, а в таких случаях лучше перестраховаться, понимаете?

Трафальгар промычал в ответ что-то невразумительное, с силой растирая волосы и лицо принесенным полотенцем. В его мозгу уже вызревал коварный план про то, как заставить забившего на свои обязанности с появлением Уточки Ларгу работать.

— Скажи, ты хотел бы отвечать только за продукты и готовку еды?

Банголд, уже взявшийся за дверную ручку, чтобы уйти, обернулся, недоуменно посмотрев на своего начальника.

— Так порядок же на рабочем месте тоже надо поддерживать… — в голосе его царила растерянность. Его пугала улыбка, появившаяся на капитанском лице. — А кок один. Я это.

— Зайди к Ларге. Разбуди его, если спит. Скажи ему, что Уточка хорошо справляется с его обязанностями, а посему он от них временно освобожден… — ухмылка стала еще шире. — Он будет убирать за тобой на кухне и мыть посуду за всеми нами. А на тебе только то, что связано непосредственно с готовкой, хотя, конечно, ты можешь нагрузить его и чисткой картошки, например. Просто считай его своим рабом, — мужчина кинул подчиненному полотенце и отсалютовал чашкой с чаем, случайно ошпарив руку выплеснувшимся наружу кипятком.

— Так точно, капитан, — теперь уже в улыбке расплылся и кок. — Будет исполнено.

— Неисповедимы пути судьбы нашей, — подвел итог разговору Бепо и покачал головой. — Да будет так.

* * *

Второй раз вместо света вокруг неё обвилась тьма. Тьма клубилась, скользила по коже мягкими беззвучными потоками, качая на невидимых глазу волнах, а где-то вдалеке, ненавязчивым звуковым фоном, звучали мужские голоса, в которых можно было четко различить легкие нотки обеспокоенности.

— Мне кажется, у неё жар, ребята.

— Конечно, у неё жар, придурок. Ты рванул их искать даже не подумав, чтобы взять зонт!

— Я думал, что зонт возьмет Карре… ну, когда вспомнил про него. Где-то на середине поисков. Я же не виноват, что этот идиот в первую очередь подумал о базуке!

— Тихо вы! — осадил спорщиков низкий ворчливый голос. — Главное, что нашлись. Жар капитан вылечит.

— Ты его видел вообще? Как бы ему самому не потребовалось лечение…

Голоса становились все тише и под конец исчезли совсем, чтобы через какое-то время смениться привычным уже кошмаром с руинами Арабасты.

Принцесса распахнула глаза, вскочила, привычно зажимая рукою рот, и… уткнулась взглядом с интересом наблюдающего за нею Пенгвина.

— Привет, — сказал он. — Как самочувствие?

— Нормально, вроде, — она сделала вид, что давит зевоту, и прислушалась к себе. Ей было тепло, сонливо, а полученные на Эносиме раны покрывал толстый слой вязкой светло-оранжевой мази. На стене напротив кровати висела знакомая черно-белая меховая шапка, мгновенно вызвавшая наружу воспоминания о последних часах.

Дождь. Собственное бессилие. Трафальгар Ло…

— А где… — девушка замялась, не зная как ей сформулировать вопрос. Она могла называть их главаря по полному имени, но исключительно у себя в голове — наружу никогда не выходило ничего кроме вежливого и нейтрального «вы», потому что имя пережимало горло, упорно не желая из него вырываться. Назвать его «капитаном» она тоже не могла — он не являлся её командиром, и это было не совсем правильно. Впрочем, к её огромному облегчению, Пенгвин сообразил достаточно быстро, избавив от необходимости договаривать вопрос полностью.

— Спит. Лег сразу же, как только мы прошли опасные участки пути. Думаю, что он не появится до самого вечера. С ним все будет хорошо, можешь не беспокоиться.

Виви кивнула, давая понять, что информация усвоена, и попыталась было подняться на ноги, но парень помотал головой, попросив оставаться на месте, так как из-за сотрясения второй степени ей необходим постельный режим. Как минимум неделю.

Новость эта была ни капли не радостной, но спорить она не стала — если бы не её стремление попасть в Арабасту быстрее, они не вляпались бы во все это. Не подверглись бы такой опасности.

— Да не переживай ты так, — очевидно, волнение отразилось на лице, потому что пират пересел со стула на койку и ободряюще улыбнулся. — Наш капитан порежет этого Крокодайла на молекулы, вот увидишь. А мы поможем. Знаешь, почему? — он приосанился и с надутым от важности видом стукнул себя кулаком в грудь. — Потому что мы — команда.

Принцесса не выдержала и рассмеялась. Пенгвин растянул рот в улыбке «тридцать два зуба», от чего стало только смешнее.

— Вот и продолжай в том же духе. Тут, в общем, на столе еда, книга и чай. Мы будем периодически заходить, поэтому если тебе что нужно — не стесняйся.

После этого её оставили в одиночестве, в состоянии крайнего недоумения. До сегодняшнего дня её взаимоотношения с «сердечниками» были спокойными, но отстраненными, и она совершенно не понимала причин такого резкого сдвига в сторону дружелюбия.

Заглянувшие в течение нескольких часов другие члены команды недоумение только усугубили — каждый держался с ней в своей исключительной манере, но тоже — со сдвигом. Это пугало, настораживало, заставляло подозревать совершенно феерические в своей абсурдности теории заговора, но все разрешилось ближе к ночи, когда во время очередного визита в каюту заглянул капитан, которому «гостивший» радостно доложил обстановку:

— Наша принцесса скоро будет как новенькая.

— НАША принцесса? — Ло и Виви были так ошарашены услышанным, что произнесли эту фразу абсолютно синхронно, с одинаковым выражением обалдения на лицах.

— Конечно наша. Разве вы надели бы свою шапку на того, кто «не наш»? Я так не думаю. Кроме того…

Ло не стал дослушивать, молча закрыв дверь с наружной стороны. Как реагировать на такое заявление от всегда рассудительного и взвешенного Клиона он понятия не имел, потому что это было совершенно не в его стиле. А если это была шутка, то шутка крайне дурацкая. Глупая. Нелогичная. Наша принцесса, ну надо же…

В кухне обнаружились Бепо, играющий с Банголдом в шашки, и крайне недовольный Ларга, со скорбным видом моющий тарелки. Зрелище это частично вывело мужчину из разболтанного состояния, но ненадолго — услышав рассказ о случившемся в каюте Уточки, Бепо с крайне счастливой мордой провел свою шашку в «дамки» и вдохновлено заявил:

— Ну правильно сказал.

Увидев широко распахнутые в изумлении глаза капитана, Банголд счел необходимым придти минку на выручку.

— Так действительно же так. Мы все к этому выводу пришли.

— Да и если честно… — Бепо со слегка обескураженным видом потер затылок. — Хорошая она. Приветливая. Мне нравится. И ребятам тоже.

— Помогала мне! — ввернул свое слово в разговор Ларга.

— Рабам слова не давали, — осадил его кок. — Трудись!

— Значит… — Ло заварил себе чай и уселся на стул рядом с медведем. — Вы уже все для себя решили?

— Да, — кивнул Бепо, кушая три шашки противника разом. — Вместе нам будет гораздо проще одолеть этого наглеца!

Медвежья лапа с силой хлопнула по столу, заставив подпрыгнуть все, что на нем стояло, в том числе и капитанский чай.

— С чего ты взял, что мы будем с ним бороться? Я что, похож на миссионера? Защитника униженных и оскорбленных?

— Не похож, — минк отвлекся от игры и посмотрел товарищу в глаза. — Но когда она рассказывала всю эту историю, в твоем взгляде было что-то такое… ну, знаешь. Как будто ты сам прошел через что-то похожее.

— Заткнись, — беззвучно, одними губами прошипел Трафальгар, искренне надеясь, что у Банголда и Ларги хватило ума сделать вид, что их тут не существует. Из всех, кто входил в его команду, полную историю его жизни знал только Бепо. Историю с Дофламинго слышали, помимо минка, еще Карре и Курре, появившиеся в его команде (состоявшей тогда только из него самого и его навигатора) вторыми. Знание его биографии остальными членами команды исчерпывалось только тем, что он был выходцем из Норт Блю, в следствие чего любил солнце, не любил снег из-за его белизны и холода, а также ненавидел Морской дозор, Мировое Правительство и всех тех, кто хоть как-то с этим связан.

И добавил так, чтобы эти двое четко услышали сказанное:

— Совершенно не понимаю, о чем ты.

Бепо страдальчески закатил глаза, но промолчал и вернулся к игре.

Ло откинулся на спинку стула, сжав чуть остывшую кружку между ладонями. Строго говоря, Бепо попал в самое яблочко — он действительно планировал помочь разобраться с Крокодайлом хотя бы частично — памяти Коры-сана ради, — хоть и обещал Уточке только доставку. Но это не значило, что эти намерения следовало озвучивать сейчас, ведь ничто не исключало того факта, что он может передумать в дальнейшем.

«Наша принцесса, — зазвенело в мозгу клионовским голосом. — Наша…»

Брови моментально сошлись на переносице. Да, Бепо озвучил все совершенно правильно — приветливая. А еще — без царя в голове, полная чертей внутри обманчиво тихого омута, с песчаной страной вместо сердца, глупая, наивная, невыносимая, тяжелая и вообще…

Второй раз он застал её в одиночестве, но спящей. Теперь он знал, что во сне она сжимается в позу эмбриона и полностью сбрасывает одеяло на пол. И мечется беспокойно, словно ей снятся кошмары.

Голова непроизвольно склонилась влево. Когда-то давно, еще во Флевансе, он любил наблюдать за спящими родителями и сестрой, частенько пробираясь к ним в комнаты посреди ночи. Правда, родители частенько страдали бессонницей, а с какого-то момента и вовсе начали закрывать дверь (в те года Ло был убежден в том, что они просто считают себя плохо выглядящими во время сна, очень расстраиваясь тому факту, будто они думают, что он любит их исключительно за внешность. Истина дошла до него сильно позже, только вот посмеяться над нею было уже не с кем), но комната Лами всегда была открыта. А еще его сестра тоже спала как эмбрион и скидывала одеяло, только вот кошмары ей никогда не снились. Они и ему не снились до того момента, как в их город пришла эпидемия.

Виви снова вскрикнула во сне.

Мужчина вздрогнул, выходя из захвативших воспоминаний, молча накрыл её одеялом и вышел, беззвучно прикрыв за собою входную дверь.