Апельсины (джен)

Если верить сказочникам и писателям, то весна — женщина. Я полностью согласен. Будь она мужиком, она бы уже давно была здесь.

Но нет, мне приходится стоять на единственном сухом кусочке асфальта — и единственном кусочке асфальта здесь в принципе — и ждать. Маша должна была прийти полчаса назад. Я честно понял и простил ей десять минут и только потом начал закипать. Так она ещё телефон не берёт! Вот зачем он ей тогда, спрашивается? Если бы Маша не была бы лучшей девчонкой из всех, кого я когда-либо встречал, я бы давно сидел дома.

Паршивое настроение. Всё. Ещё пять минут и я ухожу. И погода портится — солнце то и дело скрывается за буро-кучерявыми тучами. Зонта у меня, конечно, нет. Отлично!

От нечего делать я дошёл до ближайшей аллеи, в начале которой стоял детский садик. Когда-то и я ходил сюда, в это царство колготок и манной каши. До сих пор, как вспомню, в дрожь бросает.

В цветные ворота с периодичностью три человека в минуту влетают родители, а потом так же быстро выходят, но уже с детьми. Все торопятся, чтобы не попасть под дождь.

Девочка выходит на улицу одна. Ярко-красная курточка с зелёным воротником делает её похожей на земляничку, из-под красного берета, надетого наспех, выбиваются каштановые волны. Ну не девочка, а кукла из рекламы игрушек!

Если бы не хмурое выражение лица, она точно была бы маленькой моделью. Но что-то её расстроило, и девочка собирается плакать. Конечно, не все дети так ненавидят детский сад, как ненавидел я, но если бы она переживала из-за игрушки или того, что её оторвали от игры, рядом как минимум была бы мама.

— Привет, — я подошёл к ней и присел на корточки, чтобы быть примерно одного роста. — Как дела?

— За мной мама не пришла.

Тут из здания детского сада вылетает молоденькая девушка в распахнутом пальто. На сумасшедшей скорости и высоченных каблуках она бежит к нам, наспех поправляет беретку на детской голове и тараторит:

— Кира, за тобой брат пришел? Замечательно! Ну, до завтра.

Мы с Кирой не успеваем опомниться, как девушка — я решил, что она воспитательница или нянечка — убегает. Замечательный вечер! Остался на улице с незнакомым ребёнком. Ещё и дождь собирается…

— Просто Наталья Павловна недавно работает и Ваню не видела не раз. Ей Марина Анатольевна про него говорила, — доверчиво объясняет Кира и дергает меня за рукав ветровки. — Только вы меня одну не оставляйте, ладно? За мной мама скоро придёт, честно-честно. Наверное…

— Ну чего ты, я, конечно, не брошу тебя, — улыбаюсь, а сам судорожно соображаю, что делать. Ведь в случае чего никому не объяснишь, что мне чужого ребёнка на руки спихнула воспитательница!

— Хорошо, а то я собак боюсь, а ещё больших грузовиков.

— Я собак тоже не люблю, — киваю я и протягиваю ей ладонь, и она с улыбкой кладет на неё свою маленькую ладошку. — Ну что, пойдем домой? Ты где живёшь?

— Я?.. Ну… Мама говорила мне, чтобы я выучила, но я опять забыла.

Украдкой вздыхаю. Час от часу нелегче! Но показывать Кире моё замешательство нельзя.

— Может, рядом есть какой-то магазин или… — в общении с детьми я не силён, поэтому понятия не имею, знает ли она словосочетание «опознавательные признаки». Но Кира находится сама.

— Напротив нашего дома большое красное здание. Мы туда на новый год ходим к Деду Морозу.

Большое красное здание, куда приезжают артисты, в нашем городке только одно — здание Дома культуры. Топать до него минут двадцать. Но делать нечего.

— Я знаю, где это. Идём.

— Угу, — Кира пошла рядом со мной, изредка подпрыгивая или перепрыгивая маленькие лужи. — А вас как зовут?

— Меня? Саша. А Ваня — твой брат, да?

— Ага! Он уже большой и школу закончил. Он приходит за мной иногда, когда мама не успевает…

Пока Кира рассказывает о брате и о том, что её мама много работает, я набираю Маше sms-ку. Вся былая злость на неё улетучивается, когда я узнаю из ответной электронной записки, что она заболела, а телефон не брала, потому что спала. Ну что за день? Все тридцать три несчастья!

Я как всегда ошибся. Тридцать четыре — дождь-таки пошёл.

— Ну-ка, иди сюда!

Я хватаю Киру в охапку и бегу к ближайшему зданию, чтобы укрыться от этого негодяя. Кажется, меня теперь можно обвинять в похищение дважды.

Зданием оказывается маленькое кафе с приглушенным светом и почти полным залом пустых столиков. Куртка и берет занимаю своё законное место на спинке стула, а Кира уплетает кекс с соком. Это ещё одна вещь, которая удивляет меня в детях — они могут есть, например, суп и запивать его компотом. Или есть ту самую пресловутую манную кашу. Или кисель пить! Это что, супер-способность какая-то?

— Вот ты что любишь больше? Я апельсины, только давно их не ела, — Кира внезапно переходит на «ты», и это, почему-то, вызывает у меня улыбку. — Потому что мандарины очень сладкие.

— Я тоже апельсины люблю. А ещё ананасы. Ещё что-нибудь будешь?

— А апельсины здесь есть?

— Нет… Я обязательно угощу тебя ими в следующий раз!

— Я запомнила! А сказки ты читать любишь? Я вот «Русалочку» люблю.

И Кира рассказывает сюжет, который я слушаю уже в тысяча триста двадцать седьмой раз. Только сейчас сбежать не хочется.

Когда Кира дошла до того эпизода, где Ариэль собирает ингредиенты для зелья — видимо, это её личная интерпретация — одна из дверей, ведущих в служебные помещения,

открывается. Из-за неё выбегает молодой человек с такими же каштановыми волосами, как у Киры. Из-под рукава толстовки выглядывает край разноцветной тату. Он подлетает к нам и хватает Киру за плечи.

— Прости, фрукт мой, меня не отпустили.

Это ни кто иной, как Ваня — Кирин брат, тут даже думать нечего. В первую минуту я решил, что самое время сматывать удочки, но потом отказался от этой идеи. И вот теперь я наблюдаю за самой трогательной сценой, которую только видел.

— Меня вот Саша довёл, — говорит Кира и кивает на меня. — Саш, это Ваня, я тебе рассказывала про него.

Это звучит так по-детски по-взрослому, что я снова улыбаюсь. И Ваня улыбается тоже, потом подходит и трясёт мою руку.

— Слушай, спасибо тебе огромное! Мы не успевали Кирку забрать, а воспитательница… — он вовремя замолкает, косясь на вслушивающуюся в разговор сестру. — Если мы можем чем-то отблагодарить — только скажи!

— Апельсинами её накорми.

* * *

— Да ты у нас герой что ли, Саш? — Маша улыбается и натягивает до подбородка одеяло. Температурит.

Я чищу для неё мандарины — тут наши вкусы расходятся — и вспоминаю Киру, и лицо Вани самом собой всплывает в мыслях. Он был готов отдать мне что угодно за сестру, не зная, что Кира по дороге рассказала мне об их семье. О Ване я тоже узнал многое: что после школы он работал, делая уроки по ночам; что не поехал учиться в Казань, хотя прошёл по баллам экзаменов; что набил тату с птицей в восемнадцать и сказал, что сделает свою семью такой же беззаботной и свободной от проблем. Кира не могла понять эти слова до конца, а пересказывала уже услышанное, и я позавидовал её наивности.

— Ты молодец! А воспитательницу эту уволить надо бы. Давай бумагу напишем?

— Писать-то, наверное, только пострадавшие могут, т.е. Ваня или их мама. Но мне бы хотелось помочь. Они, понимаешь… — я сглатываю, и это не укрывается от проницательного взгляда Маши. Она кладёт ладонь на моё запястье, — …им тяжело. Их мама на двух работах, Ваня день и ночь занят: учится и работает тоже. И вот как им помочь? А я хочу. Так хочу, Маш!

* * *

Наконец-то весна пришла. Её возвращение в наш бренный мир совпало с Машиным выздоровлением, и это показалось мне символом.

— Застегнись.

Маша закатывает глаза, но послушно выполняет мою просьбу. Ещё пять минут и в садик льется бесконечный поток родителей. Мы ждём красную курточку-земляничку, но Кира выходит в фиолетовом свитерке. Она весело шагает к воротам, под руку её ведёт ещё молодая, но очень уставшая женщина.

Наконец, Кира что-то быстро говорит маме и показывает на меня пальцем. Они выходят за ворота, и мы идём навстречу друг к другу.

— Так это вы тот добрый дядя, который не бросил мою дочь на улице? — с невероятно приятной улыбкой говорит женщина мне.

— Наверное, — смущаюсь, но Маша ободряюще и незаметно толкает в спину. Я присаживаюсь на корточки перед Кирой и улыбаюсь ей.

— Я новую сказку прочитала, — говорит она. — Про Золушку. Ты читал?

— Слышал, — киваю и достаю из рюкзака подарок. — Бери, это тебе. Помнишь, я обещал?

Я никогда потом не видел такого счастливого блеска в глазах, какими засияли глаза маленькой Киры при виде этого пакета с апельсинами.