Шрамы солдата Джейн (гет)

Джейн никогда не была хорошей девочкой — она и не старалась ею быть. Отцу — головная боль, матери — напасть. И все потому, что она с завидным упрямством не желала вести себя иначе, кроме как играть с мальчишками в «Войну с черепушками», ставя синяки и ссадины не только себе, но и им, а мечтающие стать медиками, учеными или инженерами девчонки в лучшем случае удостаивались смешков с ее стороны. Наверно, какая-то нелепая ошибка не позволила ей родиться мальчиком. Колония на Мендуаре по определению не являлась гостеприимным местом, но даже здесь ее боевые замашки казались чересчур. Для родителей, друзей — но не для нее самой.

Джейн было три, когда человечество узнало, что не одиноко во Вселенной, и Война Первого контакта показала, что ему могут спокойно отвесить хорошего пинка за то, что сунуло нос туда, куда не следовало. На фоне этого и взглядов отца на то, что любая тварь иной расы — просто тварь, у нее сложилось свое видение мира — искаженное до извращенности. Она грезила стать военным и показать, что Галактика создана для человечества — но родители грубо обрывали ее рассказы о планах на будущее и напоминали, чтобы съела все овощи. Ненавистные пропаренные овощи — корм для неразумных детей.

А ведь она понимала. Понимала, что если не нанести удар первыми — чужаки сделают это сами. И всю жизнь новости о новых нападениях батарианцев на человеческие колонии, конфликты интересов Альянса и Гегемонии, едва не переходящие в войну, учения на случай нападения на их колонию — все подтверждало ее опасения и подогревало ксенофобию. Джейн вела себя по-детски, как того от нее требовали, и игнорировала глухоту других к ее мнению, нутром чувствуя, что баллон с горючим вот-вот взорвется, и все пожалеют о своем бездействии.

Так, в общем-то, и случилось. Но Джейн не представляла, что триумфом ее «правота» таки не обернется.

Вбитые в голову и память учения сломались в тот момент, когда колония заполыхала. Отец сунул ей в руки винтовку и толкнул вперед — а она первые секунды две могла только стоять и хлопать глазами. Но чья-то оплеуха по затылку привела в чувства и вселила злость.

Это было боевым крещением шестнадцатилетней Джейн. Она решительно шла вперед, пользуясь удачей, минуя пули и не замечая ожогов на руках от раскаленного ствола, ярость и решимость убеждали ее в том, что она не устала, что тело не болит, и запах дыма, горелой плоти и омерзительные батарианские морды — не повод для рвоты, а мотив воткнуть им в каждый глаз по булавке. Она видела, как погибают родители и те, кого она знала — и это наполняло ее еще большей яростью.

Ей неимоверно везло — везло до того момента, как рядом прогремел взрыв, отключив закатное солнце…

* * *

Проходя в одной из больниц Альянса курс реабилитации после ран и контузии, Джейн на своей шкуре испытала, каково быть в центре зоны отчуждения. Медицинский персонал замолкал при ее появлении и шептался за спиной. Она не знала, куда деться и что делать, чтобы каждый день не встречать сочувствия, жалости и пренебрежения. Ей не нравилось подобное дерьмо в отношении себя — но, с другой стороны, не могла не осознавать, что иного-то и не заслуживает. Единственная выжившая, около суток провалявшаяся среди арматуры, трупов и их фрагментов, ночами будившая всю больницу своими криками, потому что еженощные кошмары возвращали туда, в эпицентр боя, в средоточие битвы за свободу. Стихия швыряла, уничтожала, перемалывала…

Никогда Джейн не чувствовала себя настолько живой, как в то самое время на грани собственной гибели.

Допрос и разбирательство длились недолго. Следы работорговцев были потеряны из-за того, что сигнал бедствия с Мендуара приняли слишком поздно, да и не было это первым и последним случаем, так что вскоре про Джейн все забыли, сбросив ее на какие-то социальные службы. От которых она элементарно сбежала, прихватив те деньги, которые были выделены на содержание — ей виднее, как поступать с самой собой и куда соваться. Упорство на пятерых и отсутствие чистоплюйства открыли ей дорогу в круг тех, кто промышлял грязными делами на крупные организации, за что получал защиту от их имени.

Но, войдя в этот круг, Джейн потеряла шанс стать нормальным человеком.

Поначалу ей нравилась такая жизнь, когда никто не пытался ей втирать про какие-то законы и нормы, не лез за черту, обозначенную дулом пистолета, но спустя пару лет начала понемногу раздражать эта жизнь с постоянной оглядкой за спину. И в итоге эта самая жизнь ее исторгла сама, наградив расправой и плевком вместо денежной платы за сделанную работу. Ей некуда было идти, кроме как попробовать себя в той самой военной службе, которую она для себя в детстве выбрала.

В Альянсе всегда рады новым рекрутам. Но не все рекруты были рады «мусорной крысе» в своих рядах. Неизвестно, кто и как раскопал про ее прошлое и выдал остальным, но это быстро стало достоянием всех, и каждый считал своим долгом ткнуть ее в это носом. Ей даже вписали в вину гибель колонии родных, предательство в пользу работорговцев, хотя это-то как раз было нелепо. Какой бы дрянью Джейн ни была, свой дом и свою семью она бы не предала. Она сражалась за них, черт возьми! Но кого волновали ее слова… Слова, которые никто не хотел слышать. И вбить правду мешало то, что прежние навыки нужно было осваивать заново. Но даже слабость не была для нее причиной избегать драк.

Отвечая агрессией на нападки других рекрутов, Джейн постоянно попадала в лазарет, а после отрабатывала наряды вне очереди. Ей настойчиво советовали сбавить спесь, не нарываться на конфликт и в силу последствий травм подумать о другой специализации ради блага для собственного здоровья — но безрезультатно.

Джейн хотелось бы быть биотиком — достаточно насмотрелась на азари, силой воли творящих трюки с гравитацией, но, как говорится, «рожей не вышла» — для этого надо было облучаться еще на стадии зародыша. Да и, тем более, имплант мог в любой момент подвести или вовсе угробить, а вот собственные тело и навыки обращения с оружием оставались куда более надежными способами надрать чужие задницы. Поэтому Джейн каждую свободную минуту тренировалась в одиночку и с преподавателями, не щадя сросшихся костей и хирургически восстановленных мышц, со стрельбища ее было и вовсе не выгнать до самого отбоя. Со стороны могло показаться, что она упорно хотела себя доконать, столь одержимо занимаясь. Получившие полноценную месть и добавку в процентах рекруты стали обходить ее по широкой дуге, прививая этот порядок и новичкам, преподаватели поощряли такое старание, но явно тоже считали ее чокнутой. Сама же Джейн плюнула на всех и на то, что человек — существо, вообще-то, социальное. Она уверилась, что для неплохой жизни ей хватит и самой себя.

Тем более, что служба в войсках Альянса позволила, наконец, надирать задницы тем, кому она надрать их давным-давно мечтала. Облавы на батарианских бандитов были ее любимыми заданиями, и она ни перед чем не останавливалась, чтобы их не просто уничтожить — растоптать. Торфан так и вовсе стал событием, сделавшим ее знаменитой. И тем, что заставило задуматься о собственных мотивах. Каждый раз, видя четырехглазую тварь с оружием, Джейн подсознательно возвращалась к Мендуару — и теряла голову, отдаваясь жажде крови. Ей пришлось приложить усилия, чтобы научиться не выпячивать это и не проложить себе дорогу к мозгоправу. Накладно было давить мстительные смешки и желание проделать штыком дырки на месте каждого глаза у трупов, но уж лучше это, чем больница — и снова жалость, шепотки за спиной. Гадость и мерзость.

Репутация «торфанского мясника» отнюдь не стала плюсом в копилку ее популярности в общем и благожелательности к ней солдат Альянса — в частности. Джейн повышали в звании, но люди без энтузиазма шли под ее начало, не желая назавтра получить приказ — и отправиться на Родину в закрытом гробу. Ситуацию сумел смягчить только капитан Дэвид Андерсон.

Андерсон был жестким, но до зубной боли справедливым человеком. И тем, кто заставил Джейн взять свою бешеную натуру на короткий поводок, если не хотелось получить на орехи. До Андерсона тех, кто имел неосторожность вывести ее из себя, ждали физические травмы, с Андерсоном — икота и бледность от парочки слов и усмешки, похожей на оскал. Он заставил себя уважать не только из соображений субординации и подтолкнул к переосмыслению самой себя и собственного поведения. Но Джейн не видела смысла меняться в лучшую сторону в угоду кому-то левому тогда, когда ее все устраивало.

Тем более что ее, а не кого-то другого, захотели сделать Спектром. Тем, кто имеет право игнорировать законы и правила, плюнуть на бюрократию и мораль ради выполнения поставленной задачи… Да, Джейн была совсем не против такой перспективы для себя. Она честно постаралась показать себя с лучшей стороны на Иден Прайм. Вот только если бы этот напыщенный олух Найлус не повернулся спиной к предателю и не получил пулю в затылок, если бы этот проклятый маяк не сломался к чертям собачьим… и если бы у Совета оказались мозги вместо дерьма! Джейн хотела бы многое им высказать, выплескивая свое негодование, но попасть под стражу не хотелось больше. Притом, существовали иные пути утереть им нос, кроме как лезть на рожон.

Вот только исполнение задуманного требовало искать помощи у инопланетян. И свое к ним отношение пришлось запихать куда поглубже и не кривить гримасу при разговоре. Особенно с первым, Гаррусом Вакарианом. Таким же турианцем, как и Сарен. И уж слишком велик был его энтузиазм разоблачить того и отдать в руки правосудию. Джейн согласилась взять Гарруса в команду только для того, чтобы не выпускать из поля зрения. Как и Рекса — ведь кроганы опасны и непредсказуемы… впрочем, конкретно из этого вышла полезная боевая единица. Но нервно поглядывать за спину ее заставлял именно Гаррус — сколько бы тот ни доказывал свою верность и ни рассыпался в благодарностях, подозрительности Джейн это не умаляло. Скрывающая свое лицо под мутным стеклом шлема кварианка на инженерной палубе ее напрягала меньше, чем турианец, в силу особенностей своего вида бедный на мимику. У Тали было Паломничество, требовавшее поисков чего-то ценного — в составе команды корабля это куда проще, а вот его мотивы оставались слишком туманными.

Наверно, именно эта подозрительность стала первым «крючком», зацепившим глубже положенного.

Джейн никогда не считала себя преследователем — но в цепкости хватки дала бы фору многим. Но беготня за Сареном являлась делом утомительным и накладным. Накладным в том смысле, что не все проблемы удавалось разрешить винтовкой в лоб. Таки полученное звание Спектра развязывало руки, но не решало ряд затруднений. «Нормандия» не была тем же Торфаном, и она не могла отправить в мясорубку часть экипажа только для того, чтобы стать на шаг ближе к цели — так бы она вставляла палки в колеса себе самой. Притом, что они не боялись, не лебезили, не шептались за спиной и не выводили из себя — уже одно это заставляло лишний раз подумать об их жизнях. Это даже позволило не воспринять слишком остро наличие на борту дочери предателя-матриарха, приняв, как необходимое зло — правда, от процедуры слияния разумов все равно ледяные мурашки по коже. Джейн могла быть уверена, что в критичный момент никто не сдуется и не облажается, а ее приказы будут выполнены без заминок и самовольностей.

Для успешного выполнения задания по поимке Сарена она не могла разбрасываться кадрами — и именно поэтому не выпустила очередь в Рекса сразу, как только он вздумал брыкаться и отстаивать лекарство от генофага. Противореча этим своим же взглядам на рабство и кабалу, кстати. Джейн едва не орала на него, не убирая пальца с курка винтовки, и оставалась всего капля до срыва и кроганского трупа… как за его спиной возникла Эшли. С ладонью на оружии, готовясь выхватить его из кобуры при малейшем поводе. Намерение действовать без приказа взбесило еще больше, чем упертость крогана. И от этого ее последние слова были особенно холодны и безжалостны — и уж они-то донесли до Рекса, насколько его жизнь на волоске. Джейн выдохнула, сбрасывая напряжение — и тяжелым злым взглядом смерила удаляющуюся спину сержанта Уильямс. Но разбирательство отложила на потом — к счастью для сержанта.

Именно на Вермайре последние кусочки паззла сложились в единую картину: новые видения от маяка, правда о «Властелине», речи Сарена. Давно зревшая уверенность только подтвердилась — Галактике грозил не мятежный Спектр, а кое-что куда серьезней. И Джейн не намеревалась уступать каким-то мыслящим железкам.

Она рассчитывала, что уж после этого, когда Эшли, будь она сто раз проклята, сгинула вместе с саларианским отрядом и их командиром, Совет послушает… Ага, такой наивной дурой Джейн себя не чувствовала много лет. От расчленения живьем Удину спасло слишком большое количество свидетелей, а потом и Андерсон своим планом избавил ее от необходимости драть его политиканскую шкурку.

А после бегства с Цитадели у всей «Нормандии» не было времени на лишние мысли и сожаления. Перелет до Илоса, вновь игра в пятнашки с Сареном, еще кусок правды, рассказанный ВИ протеан — ничто не позволяло расслабиться. Потом опять Цитадель, будь она неладна, опять с боем они пробивались через гетов, хасков, кроганов и треклятые большие пушки, достававшие даже в укрытии.

И Джейн опять испытывала давно позабытое чувство собственной живости, когда болело тело и особенно — правое плечо, от отдачи, оружие перегревалось, и мозг на автомате подсчитывал остатки гранат и панацелина, генератор щита гудел, восстанавливая периодически сбиваемую защиту.

Сарен пытался в чем-то убедить шипящую от ярости и хрипящую от усталости Джейн — но она лишь соблюдала приличия, разговаривая с ним, а в мыслях со вкусом выдавливала его мозг ботинком. Поэтому предсмертный хрип нанизанного на стекло турианца звучал музыкой в ее ушах.

После этого ей было уже откровенно плевать на Совет, и решение оставить их судьбу на волю случая было продиктовано не личным отношением, а голым расчетом — Джейн не собиралась биться башкой об панели после того, как ударной мощи оказалось бы недостаточно для победы над Жнецом. Тем более, Совет сам был виноват в своей участи — надо было слушать, а не прикрываться дипломатией. Ее потом с пеной у рта обвиняли в расизме, но в данном случае Джейн действительно не собиралась размениваться на чье-то спасение тогда, когда на карту было поставлено слишком многое.

Во главе нового Совета встал Андерсон — но даже он не помог убедить кучку идиотов в том, что это не было вторжением супер-технологичного дредноута гетов во главе с Сареном, а предпосылкой к чему-то куда более масштабному, а именно — к тотальному геноциду. Доведенная этими блеяниями до ручки, Джейн послала всех дальней дорогой и отправилась вымещать злость на заданиях по зачистке космоса от гетов. Не в лепешку же было расшибаться, впустую пытаясь доказать, что видения из маяка реальны, и на пороге уже армада таких «Властелинов», если не хуже!

На последнем задании Джейн и умерла. Напрочь позабыв про отсутствие у себя альтруизма, вытащила Джокера из кабины пилота и, поняв, что сама не успевает влезть, запустила капсулу с ним прочь, а сама уплыла далеко в космос. Системы костюма отказывали одна за другой, кислород стремительно утекал, а тело леденело. Ни взрыва, как на Мендуаре, ни раскалывающей череп агонии контакта с маяком на Иден Прайм — лишь кружение обломков корабля, асфиксия и приближение поверхности чуждой планеты, после которых не было ничего, кроме темноты.

* * *

Джейн не испытала большого удовольствия, оказавшись обязанной своим воскрешением террористам, поэтому с самого начала стала искать способы сбежать, не думая о том, какой неблагодарной дрянью себя выставит. Но «Цербер» нарисовал ей заманчивую перспективу — месть за собственную гибель. Спасение человеческих колоний здесь шло приятным дополнением. А уж как бы это опустило в глубокую лужу Совет и Альянс…

Для уверенности и надежности она хотела бы вернуть собственную команду — но уже одна Тали’Зора наотрез отказалась, стрельнув в спину негодованием за решение допросить ее сбрендившего собрата, а не довольствоваться лишь его инструметроном. Об остальных ничего не было известно однозначного, кроме Кайдена. Но являться пред очами бывшего командования только ради него… нет, он не стоил такого геморроя. Джокер не потерял сноровки, и доверить доктору Чаквас свое здоровье не было зазорным, но вот остальные новые лица Джейн нервировали. Особенно секретарша, определенно строчившая рапорты Призраку обо всем и обо всех. Келли… уже за идиотское имя ее хотелось придушить. Но пришлось смириться с ней и с искусственным интеллектом на корабле — терпимость к ним была невысокой ценой за шанс на новую жизнь.

Несколько давящим на нервы оказалось то, что среди кандидатов на вербовку присутствовали не только люди — а ведь «Цербер» не страдал ксенофильскими наклонностями. А тут еще стал рекомендовать всяких саларианцев и кроганов… зоопарк «Нормандия» грозил вернуться.

Первым местом назначения стала Омега и, в частности, «Загробная жизнь». Азари Ариа Т’Лоак вызвала дикое желание зажать ее в угол и всадить пулю в колено — как минимум. Но чутье подсказало, что с ней лучше сохранять некий дружественный нейтралитет — так и нужную информацию получить легче. Да и на чужой территории не воюют. Описанная ею ситуация с Архангелом требовала вмешательства — иначе вербовать уже было бы некого.

Оборонная позиция была отличная — но вот пути отхода оказались перекрыты до единого. Джейн с пару минут понаблюдала из-за баррикад и даже получила пулю, сбившую все щиты. Да, такой экземпляр — отличное приобретение, поэтому решение было принято, а кучка мусора под названием «ударный отряд» была расстреляна в спины. И с какого-то черта Архангел перестал палить по ним. Боезапас кончился, что ли? Джейн не обнадежилась разблокированной дверью и сразу навела винтовку на турианца — тот же спокойно жестом попросил обождать. Что у него на уме?

А когда шлем был снят, все встало на свои места. И что только конченый борец за мир во всем мире забыл в этой криминальной клоаке? Помнится, Гаррус собирался пробоваться в Спектры, а не становиться бандитом. А если учесть, что на него войной пошли три крупнейшие банды, то дел он тут точно наворотил. А Джейн разгребай это и спасай его пластинчатую задницу. С другой стороны, даже хорошо, что туманным Архангелом оказался Вакариан — уж от него известно, что ждать.

Но удовлетворение от встречи знакомого лица быстро омрачилось, а кампания едва не закончилась провалом. Гаррус, конечно, крепкий засранец, и естественная броня его изрядно спасла от пусть непрямого, но попадания — но то была не пуля, а ракета. Пока его оперировали, Джейн мерила шагами арсенал, не находя себе места и думая: неужто все впустую? В один момент нос зачесался, и она, подняв руку, вспомнила, что так и не сняла броню. Но ошарашило ее другое — рука дрожала. Вообще, обе руки тряслись, а тело колотило от нервного напряжения. Джейн волновалась за него? За… турианца?

Ей это не понравилось.

Ранения никак не сказались на навыках Гарруса, и если бы не шрамы и не фиксирующие повязки, можно было подумать, что ничего и не было. А история попадания на Омегу все же оказалась банальной — рыцарь без страха и упрека захотел насадить здесь справедливость. Нарисовавшаяся после рассказа картина вызвала у Джейн злорадный смешок: реальность не жалеет подобные порывы, и этот инопланетянин должен был однажды понять, что его трепыхания были лишь пустыми попытками. Где его хваленая команда верных соратников? А предатель? В том-то и дело. Она проявила толику снисхождения к его душевным ранам и не стала по ним топтаться, но жалеть и гладить по головке не собиралась.

При встрече Андерсон был ею недоволен, а Совет мало того, что разговаривать не захотел, так еще гнул свою линию: лица другие, а блеяние все то же. Так что Джейн послала их всех к черту. Все-таки «Цербер» оказался милее.

Джейн никогда не принимала инопланетян близко к сердцу — но не могла не понимать, что на войне все средства хороши. С вылезшим из инкубатора кроганом, оказавшимся непредсказуемей Рекса, доктором Мордином, строившим из себя тараторящего клоуна, и Джек, полоумным варреном притаившейся в глубинах трюма, команда рисовалась… нелепая. Но сильная, что уж лукавить.

А еще шрамы не зарастали, напротив, воспаляясь и разрастаясь, что сильнее оголяло кибернетику — доктор Чаквас только руками разводила и говорила, что без модернизации медотсека ничего не сможет сделать. И каждый раз советовала не рубить с плеча и быть добрее — мол, негативные эмоции и агрессия делают только хуже и мешают заживлению. Джейн же, как ни странно, по-своему нравилось — даже то, как начали светиться глаза. Хотя обилие такого антуража вызывало определенные подозрения: а так ли много в ней оставили от человека?.. Миранда открестилась, аргументировав тем, что «Церберу» нужна настоящая Шепард, и больше необходимого в нее не вшивали. Но какой резон был верить ее словам?

Экипаж не шарахался, вполне спокойно воспринимая изменения во внешности, Джокер отшутился, а Гаррус так и вовсе не искал разговоров, с гребнем закопавшись в калибровку «Таникса». Фанат пушек, черт его дери, бесит. Ладно, хоть от походов на задания не открещивался.

А вот встреча с Кайденом на Горизонте знатно вывела Джейн из себя. Разлаялся, как побитый щенок, едва узнав, что слухи об ее сотрудничестве с «Цербером» — правда. Пенял ей званиями героя Альянса и спасителя Цитадели — дело ли такой персоне быть заодно с какими-то террористами. Языком болтал одно, а глазами намекал на другое: что к тому все и шло, он ждал от нее подобной выходки. Нестерпимо хотелось двинуть ему в челюсть или вовсе всадить пулю промеж глаз — даже рука дернулась… но чей-то пристальный колючий взгляд в затылок заставил остановиться.

Гаррус Вакариан. Давно у нее не было повода оборачиваться за спину, чтобы убедиться, что он не ударит исподтишка. Взбесил до алого марева перед глазами, как и Кайден. Как и Призрак со своими подковерными интригами. Вот кто его просил распространять слухи, спрашивается?! Перестраховщик проклятый.

После этой миссии чесались кулаки устроить турианцу разъяснительную беседу о том, что нельзя в ее сторону отпускать подобные взгляды, но тот успешно отбрехивался калибровкой, а потом отвлекли более насущные дела, а в итоге находка «Молота» стала способом напомнить ему, кто командир. Турианец презабавно втягивал голову, когда Джейн выдавливала из двигателя полную мощность и, не жалея обшивки и щитов, опрокидывала тараном на землю колоссов. Последним актом стала высадка на Латтеше, когда он сам требовал поторопиться и нервно смотрел на шкалу температуры двигателей, напоминая себя на Новерии, и у нее наконец отлегло. Да и стало не до него.

Новая партия разномастных лиц и блудная Тали требовали ее пригляда и особого, мать их, подхода. Особенно азари-юстициар и дрелл-ассасин. У самих рыльце в пушку, а строят из себя святых праведников. Внезапно пожелавший сотрудничать гет — и то не выглядел настолько нелепо и карикатурно.

И с какого-то перепугу вся — вся! — боевая команда вздумала грузить ей голову своими личными проблемами. Джейн раздраженно отмахивалась и, рыча о том, что у нее есть дела и поважнее возни с ними, уходила в свою каюту вылавливать из аквариума очередную сдохшую рыбку. При этом задним умом она понимала, что отвлеченные мысли могут пустить всю миссию Жнецу под хвост. А ведь Джейн была обязана отомстить за свою смерть!

Полумрак отсека с главной батареей помогал перебороть резь в глазах, донимавшую с тех пор, как киберимпланты в них стали выжигать радужку. Гаррусу тоже приспичило просить у нее помощи. Но с его случаем было все понятно, и она не удивилась такой просьбе, поэтому сказала, что как будет возможность — так сразу. Это казалось неплохим способом выпустить накопившийся пар.

Но Джейн крайне не понравилось то, как турианец едва не бросался под пули — будто искал смерти. И ради чего, спрашивается, его вытаскивали с того света? Она одернула его раз, одернула два, прикрикнула — и забила. Но с готовностью ввела ему полную дозу панацелина, когда по нему слишком сильно попали, и его запас кончился. Джейн хотела участвовать в его мести. Хотела убедиться, что на самом деле этот моралист не так уж сильно от нее отличается, когда припечет его пластинчатую жопу.

Харкин вопил, как девчонка. А Гаррус, после пережитого на Омеге имея полное право на расправу, им воспользовался. К черту остатки тех иллюзий, что он питал во времена «Нормандии SR-1». За два года его характер и взгляды претерпели изменения, импонировавшие Джейн, так что в ее планах было дожать и посмотреть, что получится. Не ударить в спину, а немного подтолкнуть. Она внутренне предвкушала это, отходя в сторону и с кровожадным прищуром наблюдая, как напуганный до усрачки Сидонис пытается сбежать — и падает, как подкошенный от выстрела, и под ним быстро растекается лужа синей крови.

Такой же синей, как у Гарруса.

* * *

Джейн помнила, будто это происходило лишь вчера: трясущиеся руки в бронированных перчатках, блестящих от его крови, сухость в горле и шум в ушах. После пятой — или десятой? — заказанной порции какой-то азарийской выпивки Джейн потребовала оставить бутылку, а то бармен своей суетливостью напрашивался на пулю в лоб. На этот раз ей не захотелось намешивать ядерные коктейли под комментарии Касуми, полные скрытых подоплек. Темная одежда, натянутый на нос капюшон — она, как никогда, сама смахивала на эту воровку, и найти ее было бы сложно в такой нетипичной одежде.

Но Гаррус, будь он проклят, нашел. Не иначе, в его гребаном визоре помимо прочего вшит еще и гребаный радар. И, сев рядом — слишком рядом, — заказал какого-то своего пойла. И коротко глянув голубым глазом, молча чокнулся с ее стаканом, чем напросился на вопрос, с хрена ли он тут забыл. Ответил, что решил отметить свой успех. Джейн ехидно заметила, что с таким настроем больше похоже на поминки. Гаррус хмыкнул и сказал, что одно другому не мешает. Чувствуя, что от бешенства трезвеет, она послала его обратно на корабль заниматься любимой калибровкой и не мешаться под ногами. Он отчеканил, что сейчас он ей не пешка, а потому не сдвинется с места. Этот турианец отлично понимал свою роль в ее планах, но прикидывался дураком, сумев обмануть даже ее.

Со звоном посыпались на пол осколки разбитой об его голову бутылки.

Возвращались на «Нормандию» они одной дорогой — даже в одном такси, — но порознь. Келли робко поинтересовалась ее самочувствием — но тут же заткнулась, удостоившись одного уничижительного взгляда. А через день Джейн вдохновенно превратила тысячи представителей синтетической формы жизни в груду металлических обломков вместе с их кораблем.

Надеясь разобраться в себе, она вывела настороженно поглядывающего на нее турианца на честный разговор. Он сдержанно поблагодарил ее за помощь с Сидонисом, но ни словом или жестом не намекнул на произошедшее в баре. Джейн задавала вопросы и что-то выискивала в его ответах. И, услышав историю с разведчицей, дернула уголком рта, сдерживая смешок: идея. Не отпуская его взгляда, она предложила расслабиться, но пояснила, что ее интересует не столько спарринг, сколько его последний раунд. Внутренне ее потряхивало от неприязни к подобной связи, но Джейн приложила все усилия, чтобы выглядеть естественно и непринужденно — только чтобы посмотреть на его реакцию.

Реакция не разочаровала. В ее мыслях на чешуйчатой шее уже затягивалась удавка. Джейн дразнила его, играя выбранную роль — и при долгом взгляде в упор могла поклясться, что Гаррус играл не меньше, будучи неловким и роняя двусмысленные фразы, но вполне понимая правила этих словесных расшаркиваний. Чувствуя, что это наверняка зайдет дальше, она на всякий случай проверилась у доктора Чаквас на восприимчивость к дестроаминокислотам — хотя за годы службы этот анализ сдавала, как минимум, раз пять. Но перестраховка не была лишней.

А еще эти разговоры позволяли отвлечься от нараставшего на «Нормандии» напряжения после установки системы «свой-чужой» Жнецов и в процессе ее проверки. Саму Джейн напрягало ожидание, ей хотелось поскорее расправиться с этими ублюдками Коллекционерами, в щепки разнесшими ее предыдущий корабль и убивших ее. Никто, угрожавший Джейн, не оставался жив на протяжении целых двух лет — исправить эту оплошность следовало поскорей.

Но эти ублюдки умудрились ее опередить.

Пролезли на ее корабль! Стащили весь экипаж из-под носа так просто, будто отняли у ребенка конфету! Нет, такой наглости она им спускать не собиралась, поэтому проведя последние приготовления, задала Джокеру морального пинка и отправила туда, где ему следовало быть.

* * *

То, что осталось от неудачников, прошедших через ретранслятор Омега-4, натягивало нервы подобно струнам. Определенно, их были тысячи и тысячи на протяжении не одной сотни лет. А не реши Джейн перестраховаться и не потраться на броню, орудие и защитные поля, ее корабль мог бы оказаться в их числе. Инстинкты не подвели ее — и именно поэтому им первыми удалось пробраться туда, куда никто не пробирался. Дырка в грузовом отсеке и перегрузка систем корабля — смехотворная цена за такой успех. Из команды никто серьезно не пострадал, что развязывало руки.

Как и в случае преследования Сарена на Илосе и Цитадели, весь план состоял из импровизации на месте. Но на этот раз Смерть уж слишком явственно задышала в затылок…

Когда встал вопрос о командире параллельного отряда, болезненно дернуло царапины на бедре — и Джейн назвала Гарруса, не без удовольствия заметив нервное подергивание его мандибул. Во-первых, у него меньше шансов все завалить, и во-вторых, тряститсь над его едва затянувшимися душевными ранами она не намеревалась. Но снаружи, наблюдая за его удаляющейся широкой спиной, припомнила, как два года назад именно Гаррус прикрывал ее и пустил потом контрольную пулю уже мертвому Сарену в череп. На краткое мгновение ей захотелось остановить его — вот только для чего? Джейн не знала, что ответить самой себе, поэтому сделала вид, что руку подняла для того, чтобы убрать волосы с глаз. За всей этой свистопляской ей не хватало времени подстричься.

С другой стороны, какой смысл в стрижке, когда ты, считай, что труп?

Рой, Предвестник, давление в виски от прилива адреналина. Опустошенный гранатомет раскален настолько, что, казалось, вплавил перчатки в ладони, в горле застрял комок тошноты от смеси запахов термозарядов и внутренностей хасков. Но дело было сделано, месть свершилась.

Смерть, как ни гналась по пятам и в прямом, и в переносном смысле, не поймала ни ее, ни кого-либо из бойцов, жертвами стали лишь несколько членов экипажа, включая секретаршу с глупым именем. От осознания этого вело голову и хотелось хохотать. Ведь не бывает такой удачи, это просто сон, верно?..

Наблюдая за латанием дыр в обшивке, пока шла в зал совещаний, Джейн ощущала необычную эйфорию и душевный подъем. Поэтому даже закативший истерику по поводу взорванной ко всем чертям базы Коллекционеров Призрак не смог вызвать сильной реакции. Посрать, потому что она добилась своего, отплатив этим пародиям на членистоногих с процентами. И ничто не могло ее убедить в своей якобы неправоте. Все она сделала правильно, и Призрак со всем «Цербером» перестал быть ей нужен.

Хотя вот месяцы под домашним арестом заставили конкретно проклясть себя за то, что подчинилась приказу и сдалась на милость Альянса.

Джейн никогда не замечала за собой выдающегося терпения — но она усвоила жизненные уроки и с переменным успехом держала себя в руках. Жаль, что нельзя было отвести душу и выкинуть в окно Вегу, по понятной причине приставленного к ней. Миранда и Джейкоб умели себя вести, и с ними такое проделать хотелось в меньшей степени. На нее свалилось слишком много свободного времени. А еще, когда не допрашивали про «Цербер» и подрыв ретранслятора в системе Бахак, на Джейн бесстыдно пялились, думая, что она не видит или не замечает.

Если на теле светящиеся рубцы можно было прикрыть одеждой, то на лице их было не спрятать, а один беглый взгляд дегенерировавших до красных фонариков в склере глаз был способен вогнать в холодный пот любого. Сначала это худо-бедно забавляло, а потом стало выводить из себя. Ей запрещали выходить за порог квартиры, продукты и необходимое привозил курьер или все тот же качок-надзиратель. И, прикрываясь какими-то хилыми отговорками, ей отказали в спиртном. Поэтому угомонить удушающую злобу, накатывающий волнами гнев и захлестывающее с головой презрение ко всем окружающим ничем было нельзя. Поэтому периодически в квартире приходилось менять мебель и что-то чинить. Андерсон сжимал губы в тонкую линию и повторял, чтобы она даже не думала о том, чтобы направлять свою агрессию на Вегу — иначе разговор об ее судьбе будет короток.

Раздражающий фактор для испытания ее выдержки… ничего, она всегда умела ждать.

Ждать, как на Мендуаре, как перед нападением на Цитадель — и потом с усмешкой чеканить в растерянную рожу: «Я же говорила».

Батарианцы хотели ее крови, Альянс хотел выкрутиться и сбросить на нее всю ответственность в случае, если дело не удалось бы замять. Небось, считали, что еще одна смерть ей все равно не навредит. Но, кроме раздражающего отношения к ней, как к обросшему мясом гету, было еще кое-что, выводившее из себя не меньше. Те пара часов перед прохождением ретранслятора Омега-4, проведенные наедине с турианцем.

С Гаррусом Вакарианом.

Метко он когда-то выразился — «межвидовой кошмар». И нет, ужасно это не было. Неудобно, непривычно, больно от трения пластин и острых когтей, но какой это пустяк по сравнению с ранами после какой-нибудь заварушки. Кошмар состоял в том, что это слишком напоминало бредовый сон: туарианец в ее постели… турианец, к которому она сама сделала первый шаг. Турианец, который молча сидел за спиной и выслушивал ее сбивчивое бормотание про то, как она ненавидит инопланетян, и что они сломали ей всю жизнь.

А потом, когда весь запал у нее выгорел, Гаррус просто вздохнул и ушел. И больше с ней не заговаривал.

Чего ради Джейн затягивала петлю на его шее, почему так стремилась вылепить из него подобие себя? Только потому, что он с ней соглашался? Потому, что назвал единственным человеком, с которым он не чувствует себя неловко? Так ведь это было притворством! Он ведь понимал свою роль, понимал границу…

Всякий раз, доходя до мыслей о том, какие цели преследовал сам Гаррус, поддерживая этот спектакль, Джейн ломала очередной стул, разбивала тарелку или раскалывала датапад. Бессмысленная ярость раскаленными иглами впивалась в мозг, и если после уничтожения базы Коллекцинеров была возможность заняться обломками «Нормандии SR-1» на Алкере или «просьбой» Хакета, подкинувшей весь этот геморрой с необходимостью встречи астероида и ретранслятора, то здесь отвлечься было невозможно. На нее сваливали все грехи, называли сумасшедшей, и попытки Андерсона с Хакетом протолкнуть правду об угрозе Жнецов на первый план терпели крах. Мечущейся из угла в угол и переставшей засыпать без снотворных Джейн оставалось только порадоваться, когда по настоянию Андерсона ей назначили сильные антидепрессанты. На все последующие недели ей стало настолько похер на все и всех, что даже шрамы смогли зажить и глаза — вернуться к прежнему виду.

Но за три дня до того рокового слушания любые лекарства отменили, поэтому дурные мысли пришли снова. Правда, и сбежать от них оказалось вполне возможно — на фоне-то начавшегося вторжения.

Одержимая жаждой действовать, Джейн с энтузиазмом и горячностью ринулась сначала на Марс, а затем к Цитадели, где ее мнение — ожидаемо, — проигнорировали. Так что она привычно послала Совет в пешее эротическое и прошлась до больницы, где собиралась выяснить, когда Кайден вернется в строй — а в итоге поддалась на уговоры доктора Чаквас и выслушала очередную лекцию о том, что шрамы могут вернуться, если не быть спокойнее и срываться по любому поводу. Маразм одолел, не иначе, но профессиональные навыки определили ее ценность в команде…

* * *

Джейн приснился тот мальчишка из Ванкувера. Она бежала за ним, пытаясь догнать, хотя сам воздух этому мешал. Гудение Жнеца, как эхо взрыва того дредноута Альянса. И заживо сгорающий ребенок. Резко проснувшись, Джейн долго оглядывала не расстеленную кровать под собой, пока не вспомнила, что заснула сразу, как прилегла под предлогом на минуту побыть в тишине. Холодная вода в лицо отрезвила. С какого перепугу ей в голову врезался какой-то пацан — тем более, дохлый? Он ей никто, даже имя умерло вслед за ним. Сотни, если не тысячи трупов в прошлом — а снится ей какая-то недоросль. Джейн списала это на отходняк от таблеток.

Всю дорогу до Меная она чувствовала себя вполне комфортно, бродя по кораблю, запоминая имена и лица новой команды и собирая по разным углам свои модели кораблей.

А на Менае в ее жизнь вернулся личный кошмар. Если явление Аленко и Лиары еще как-то поддавалось логике, то представший при полном пафосе Вакариан не вписывался ни в какие рамки. Почему бы ему просто не сдохнуть на передовой и перестать действовать на нервы? Джейн не выдала своей подлинной реакции на его появление — но вздрогнула, когда обыкновенное рукопожатие превратилось в… этот странный жест. Это было невозможно физически, но она почувствовала его тепло через все слои перчаток. Осевший осадок вновь всколыхнулся, забивая мысли.

Джейн не ожидала, что он захочет вернуться на «Нормандию».

Она минут пять простояла у главной батареи, слушая разговоры Гарруса с примархом и ожидая, когда тот закончит со своей калибровкой. И, не дождавшись, первая начала разговор, в котором вела себя, как полоумная, так и не задав главные вопросы.

А уже дойдя до камбуза, внезапно вернулась и достала из-под пульта ту самую выпивку, припечатав, чтобы к вечеру был как штык в ее каюте для проведения беседы об уместности спиртного рядом с «Таниксом».

Гаррус пришел, сразу же с порога поинтересовавшись, хватило ли ей самолюбия не пробовать турианскую выпивку. Растерявшая за прошедшие часы весь запал на разговоры Джейн кивнула на стоявшую под столом бутылку и сказала, чтобы забирал ее и убирался сам. Он этого не сделал, напротив, подойдя — но сел на другой конец дивана, натолкнувшись на ее недобрый взгляд. И предложил честный разговор, а не то, что произошло у главной батареи.

Джейн замерла, не донеся стакан до рта. Уже одна большая порция неразбавленного батарианского эля жгла живот слева, обещая ударить в голову почище приклада, и кто знал, во что грозила превратиться капитанская каюта, находись в этот момент поблизости этот чертов турианец. Она прямо спросила, чего он до нее докопался, если уже получил ее согласие на эти «межвидовые отношения». Гаррус прочистил горло и с плохо скрываемым негодованием поинтересовался:

— Шепард, неужто ты действительно думаешь, что я тебе поверил?

Джейн усмехнулась и отставила стакан в сторону:

— Обычно прокатывает.

— Не со мной, — отчеканил Вакариан и сложил руки на груди, продолжив прожигать в ней дыру взглядом.

Она, выругавшись, махнула на него рукой: хочет испытать крепость ее выдержки и свою удачу — на здоровье. Сам же потом будет виноват.

Джейн не заметила, когда в его руке тоже оказался стакан, и он из него понемногу отпивал, доливая из бутылки. Кажется, на десятой порции ей в голову пришло спросить, как у турианцев получается не проливать мимо глотки. Тот что-то ответил, а вскоре уже относил в медотсек, где Чаквас промыла ей желудок и напичкала лекарствами.

Придя в себя и с неудовольствием поняв, что заливать бешенство пойлом четырехглазых было одной из самых дерьмовых идей, Джейн с удивлением обнаружила, что доктора на горизонте нет, зато обнаружился Гаррус, сходу задавший вопрос:

— Может, наконец, поговорим?

Она, потрогав тяжелую голову, скривила усмешку:

— С чего бы тебе толкать меня на откровенность?

На что получила внезапный ответ.

— Кто-то же должен это сделать.

Джейн опешила. И, не зная, как реагировать, шатающейся походкой поторопилась вернуться к себе в каюту.

Джейн никогда не видела себя политиком даже близко — но приказ Хакета звучал четко и не предусматривал интерпритаций. Надобность вести дипломатические беседы ее убивала: сковывающий движения официальный костюм, необходимость доказывать что-то не с помощью пистолета или угроз, а также начавшие проявляться на коже и на лице шрамы, грозившие засветиться красным. Рекса этим было не удивить, но вот саларианская далатресса явно была бы не в восторге — благо, что слилась на первых же переговорах.

Но Джейн нужен был турианский флот. А для этого нужно перемирие с кроганами — значит, генофаг должен был быть излечен. После очередной стычки со Жнецами или «Цербером» глядя на пыльный и пустынный горизонт Тучанки, она не могла удержаться от нервной усмешки: каждый выдвигал условия, думая, что имел на это право, а ей требовалось строить мосты. Будто и не существовало ее репутации «торфанского мясника», убийцы Совета и того психа, который взорвал целую звездную систему с тремя сотнями тысяч батарианской швали. Видимо, иного выбора у Альянса не нашлось — впрочем, как и у нее самой. Джейн, читая пропитанное негодованием письмо далатрессы, мысленно рисовала, как Жнецы давят ее, как лягушку, или растворяют, как колонистов или Келли. Она не приняла ее предложения не потому, что с чего-то загорелась любовью к кроганам. Она предпочла союзника, держащего слово, а Рекс никогда не давал ей повода усомниться в этом своем качестве.

И ненадолго на «Нормандии» стало более или менее тихо. Ненадолго. И спокойствие это было тревожным.

Джейн снова приснился тот мальчишка из Ванкувера, и это уже никак нельзя было списать на последствия отказа от антидепрессантов. Антураж был тот же, и в шепоте отчетливо прозвучал голос Эшли. Сон как молотильщиком сожрало.

Она хотела бы попытаться решить проблему с помощью снотворных, но для этого нужно спускаться в медотсек, а доктор Чаквас определенно устроила бы ей еще одно обследование. Поэтому спасаться пришлось в баре. Тяжелая голова гудела, и в ушах продолжали звучать отголоски шепота сержанта Уильямс… а еще, кажется, майора Кайла и Талиты. Джейн поморщилась, передернув плечами и потянувшись к бутылке, чтобы долить в стакан, и обнаружила, что не одна. Неизвестно, сколько Гаррус уже торчал за ее спиной до того, как был замечен. Лиары и советника ей было мало…

Ей хотелось наорать на него, разбить эту бутылку об его гребенчатую голову… но язык не повернулся и рука не поднялась. Ее личный кошмар, присев рядом и отодвинув бутылку за зону досягаемости ее руки, спросил:

— Ты столешницу только что убеждала в своей правоте? — и Джейн вздрогнула.

Все-таки думала вслух. И когда она умудрилась так расклеиться? Проклятый шум в ушах. Чертов турианец.

От него тянуло теплом. И, наверно, с ним можно было бы поговорить. Честно. Или это все влияние то ли азарийской, то ли не совсем выпивки. Джейн хотела подняться в каюту, но в такой час кто-либо из экипажа мог уже не спать и заметить их странную парочку. Только слухов не хватало. Поэтому, оставшись сидеть и буравить мутным взглядом ряды бутылок, она спросила в свою очередь у Гарруса:

— Ты жалеешь, что пристрелил Сидониса?

Тот неопределенно дернул плечом:

— Я… смог двигаться дальше.

Джейн, перевернув стакан с остатками выпивки, фыркнула:

— Кого бы мне пристрелить, чтобы избавиться от всего этого дерьма?..

Турианец заинтересованно покосился и, кажется, по-своему усмехнулся. Она, чуть поморщившись от стрельнувшей в правый висок боли, решила сделать вид, что не заметила, и продолжила:

— Даже Джек избавилась, а я все плаваю.

Гаррус, постучав когтем по стойке бара в задумчивости, предположил:

— Может, потому, что попросила тебя выбраться из него?

Джейн скривила озадаченную гримасу, и он произнес всего одно слово: «Прагия». Изнутри вырвался отрывистый смешок. Если она взорвет восстановленную колонию на Мендуаре, то это станет последней каплей, и Хакет лично ее пристрелит.

— Поспишь пару часов? — с неожиданно заботливыми вибрациями голоса предложил Гаррус. — Или ты созрела для откровенности?

Джейн поморщилась уже оттого, что ей действительно захотелось все выложить, начиная со времен своего сопливого детства. Но ее останавливало то, что это даром никому не сдалось.

— Сначала Цитадель и Удина, — несколько несвязно процедила она, вздохнув. — А потом я подумаю.

Если это помогло такой оторве, как Джек, то над этим определенно стоило подумать.

* * *

Кайден опять выбил почву у нее из-под ног. И на этот раз у него хватило наглости и отсутствия инстинкта самосохранения не только встать между ней и ее целью, но и направить на нее оружие. Большая ошибка. Джейн едва заметно кивнула Лиаре за правым плечом, дав этим знак, что сама все сделает… но помедлила, и выстрел сделал другой.

Вакариан. Тот, кто предпочел остановить ее от срыва на Горизонте, зная, что заслужит этим отнюдь не благодарность — и чтобы теперь совершить такой шаг. Это резко выбивалось из ее представлений об этом турианце, так что Джейн лишь делала вид, что выслушивает от Совета благодарности, а на деле смотрела несколько мимо них на Гарруса, пытаясь понять: почему?..

«Цербер» немало помял Цитадель, поэтому экипаж «Нормандии» проводил свои увольнительные, не покидая пределов корабля надолго, так что ушей, уловивших отголоски их разговора у мемориальной стены, явно была не одна пара. Джейн четко расслышала вину в вибрациях голоса Гарруса. Он говорил о покое. Даже в виде слова покой им только снится… Ей же так вовсе сон перестал приносить отдых и успокоение. За шахтой лифта за общим столом активно обсуждали спортивный матч, но это не мешало погрузиться в некую медитацию на табличку, от которой еще пахло свежим лаком.

Кайден Аленко. Три года назад старший лейтенант, год назад — штабс-капитан, а на момент смерти — майор и второй Спектр со стороны людей. Звания званиями, а нытиком он был еще тем. Биотиком был умелым, вторым пилотом — сносным по сравнению с Джокером, четко выполнял приказы. Не встал бы на пути или вовремя одумался бы — Джейн взяла бы его обратно.

Из задумчивости ее выдернула резко наступившая тишина. Гарруса не оказалось рядом — он обнаружился уже на полпути к своему обычному месту обитания. А все, кто до этого спорил о спорте, провожали его косыми неприязненными взглядами. На глаза опустилась темная пелена ярости — и невероятная удача, что под рукой не оказалось оружия. Отрезвил оклик доктора Чаквас, выглянувшей из медотсека и настойчиво позвавшей турианца на обследование. Джейн же, когда дверь за ним открылась, прочистив горло, встала над подчиненными, которые живо вжали головы в плечи, а задницы — в стулья, поняв, что проштрафились…

Несколько минут спустя она зашла в медотсек поинтересоваться, насколько серьезно дело, если потребовалось внеплановое обследование. Но Гаррус и доктор всего лишь о чем-то разговаривали полушепотом — но замолкли сразу при ее появлении. Во взгляде Чаквас определенно проскользнуло осуждение, хотя голос, как обычно, звучал привычно доброжелательно, когда та спросила, по какому поводу коммандер решила ее навестить. Отделавшись дежурными фразами, Джейн вышла обратно, чтобы наткнуться уже на Лиару.

Азари тоже посмотрела с осуждением, но, вздохнув, извинилась и сказала: «Прошу, поговори с ним. Тебя-то он точно послушает». Поначалу показалось, что речь опять про ее протеанина, но кивок головой на дверь за спиной объяснил.

Сердце тут же пропустило удар: о чем ей с ним говорить?

Джейн никогда не отличалась милосердием — но совсем бессердечной себя не считала. Партия новых рыбок поедала корм, едва не затевая драку, а Джейн нервно постукивала пальцами по подлокотнику дивана — только что Гаррус по коммуникатору спросил разрешения подняться к ней. Повод поговорить нарисовался сам собой.

Турианец был взвинчен, судя по подергиваниям его мандибул, и, заблокировав дверь, сразу спросил с плохо скрываемым сарказмом:

— Предпочитаешь оставлять за собой привилегию убивать меня взглядом, а, Шепард?

Она хмуро отвернулась в сторону шкафчика с броней, где спрятала то, что сожрало почти все ее личные финансы… говенная минутная слабость!

— Шепард? — похоже, Гаррус некоторое время не мог ее дозваться.

Джейн, кашлянув, попыталась отделаться банальностями:

— Ты делал свою работу. Не им осуждать тех, кто хорошо делает свою работу.

Он замер, а потом с хитрой интонацией, плохо завуалировавшей неуверенность, поинтересовался:

— Считаешь, что пустив пулю Кайдену в грудь, я делал только свою работу?

— А только ли? — наклонила она голову вбок.

— Он бы убил тебя, помедли ты еще хоть секунду. Я видел это, поверь.

Джейн хотелось бы заявить, что у Аленко кишка тонка для этого, но то, как Гаррус переступил с ноги на ногу и посмотрел на рыбок, словно они могли ему помочь, заставило ее проглотить это и, обронив: «Садись», — хлопнуть по дивану рядом с собой.

С несколько минут они молча сидели бок о бок, глядя в обзорное окно в потолке, пока турианец не заговорил первым:

— Доктор Мишель сказала, что ты так его и не навестила. В больницу приходила, интересовалась им, разговаривала с Тейном, но к нему так и не зашла.

Джейн пожала плечами:

— Я не видела в этом смысла. Шел на поправку — и шел, к чему было еще говорить с ним?

— Если бы ты хоть раз с ним поговорила, возможно, он бы не встал на сторону Удины.

Она иронично хмыкнула, качнув головой:

— Ты не был с нами на Марсе. Кайден четко дал понять, что я связана с «Цербером», по его мнению, и мне нельзя доверять. Так что он бы принял сторону кого угодно, только не мою.

— Не потому ли, что ты его постоянно затыкала?

Джейн недовольно покосилась на Гарруса:

— А ты бы предпочел слушать его глупые рассуждения и стоны по поводу того, что Эшли нашпиговали пулями вместе с саларианцами? И, черт побери, ты же слышал сам, какой поток чуши он вылил на Горизонте! Клянусь, он был рад, когда я сдохла, — последнее почти выдохнула.

Поерзав, Гаррус тихо кашлянул и, вибрациями своего голоса выделяя каждое слово, произнес:

— Он страдал, вообще-то. Как вы, люди, выражаетесь, «посыпал голову пеплом».

— Ему был дан приказ сваливать, — буркнула она, уже недовольная тем, что тема перешла на ее глупейшую смерть.

— Но это так. Говорил, что у тебя был шанс стать лучше.

Джейн, скривившись, закатила глаза — Андерсон, когда был ее командиром, говорил то же самое, пока не убедился, что бесполезно:

— Вот поэтому я не собиралась торчать с ним один на один больше нужного. Меня тянуло блевать каждый раз, когда он разочаровывался в своих ожиданиях. И потом меня же обвинял в этом.

Гаррус, повернув голову в ее сторону и выдержав недолгую паузу, вздохнул:

— Может, ты и права. Но Эш говорила, что если бы Кайден вел себя взрослее, то у него был бы шанс…

— Шанс на что? — откровенно не поняла она.

— На то, чтобы ты лично разбила ему сердце.

— Ты про что вообще, Вакариан?

Турианец отвернулся в сторону:

— Я не силен в людских ритуалах, но если и Эш, и Джокер сходились во мнении об этом, то он определенно был в тебя влюблен.

Джейн, опешив от такой новости, фыркнула:

— Вот придурок. Мало было этому нытику в жизни адреналина — захотелось страдать по своему командиру, — и, мотнув резко головой, вскочила с дивана и прошлась туда-сюда по каюте. — А, знаешь, чушь все это! У Эш в голове были какие-то сопливые стишки, а Джокер — это Джокер, больше его слушай.

Гаррус, как-то по-особенному двинув мандибулами, взглянул на нее и также встал:

— Я только что вспомнил, что неправильно рассчитал алгоритмы…

— Нет уж, заканчивай тот разговор, который начал, — повысив голос, остановила его Джейн и встала на ступеньках. — Что тебе до сердечных псевдо-терзаний Кайдена?

И тут его взгляд стал каким-то острым, а вибрации голоса выдали то, что ей пока не приходилось ощущать:

— Ладно. Я пытаюсь понять тебя, Шепард. Ты почти сутки провела на Алкере, откапывая жетоны среди обломков первой «Нормандии». Я разговаривал с Колятом, и я не поверю, что ты привержена к религии дреллов, чтобы молиться их богам. Но, тем не менее, на похороны Кайдена ты не пришла.

— А смысл?!

— Смысл защищать солдата от справедливого осуждения?! — вдруг резко надвинулся на нее Гаррус, едва держа себя под контролем.

Джейн не отступила и выдержала его взгляд, но голос ее все-таки дрогнул:

— Ты… не совсем солдат, Вакариан. Солдат обязан выполнять приказы — любые. Тебе же… впрочем, забудь.

Он несколько расслабился и лукаво поинтересовался:

— Коммандер ведь не собирается сказать, что решила изменить своим привычкам и начнет отдавать плохие приказы?

Она, прикрыв глаза, не сдержала усмешки:

— Нет, всего лишь пытается сказать, что действительно благодарна.

Откровенность далась ей нелегко — и только после того, как Гаррус предложил спуститься в бар, ей удалось расслабиться, выпивая за Мордина и, еще не до конца приняв этот факт, за Кайдена. И, когда Вега с Доннели закончили игру в «Скиллианскую пятерку», даже подремала, делая вид, что не замечала, как Вакариан поглаживал ее по правой щеке, и что это совсем не заставляло саднить рубцы.

До следующего дня была забыта зарытая в шкафчике под элементами брони «Черная вдова» и предлог, что из «Богомола» по сборщикам стрелять как-то несерьезно.

* * *

У кварианцев — внезапно, — обнаружились яйца. И еще меньше мозгов, чем казалось. В общей суматохе пытаться отвоевать родную планету у гетов, когда уже был прецедент с еретиками, может только кучка недальновидных остолопов. Конечно, когда капитально припекло, геты предпочли сдаться Жнецам, чтобы сохранить функциональность.

Каждый шаг в магнитных ботинках по изорванному стыковочному шлюзу отдавался в теле. Тишина, разделявшая переговоры между ней, Тали и Джокером, возвращала далеко назад, к пространству над Алкерой… и холоду. Джейн не было страшно, возможность ее собственной смерти ее не слишком пугала — но вспоминать об этом все равно неприятно. И не более приятно было слушать переговоры адмиралов и бежать со всех ног, пока не расстреляли вместе с дредноутом. Сначала Джейн собиралась разбить Хан’Геррелю шлем к чертям, но Тали взяла с нее слово, что так далеко не зайдет, поэтому пришлось довольствоваться ударом поддых. Да, Тяжелый флот умыл руки, но кто знает, что от полоумного ждать. Как ни странно, от Заал’Кориса было больше пользы, хотя при прошлой встрече он вел себя, как последний говнюк…

Джейн долго смотрела на поверженного, мертвого Жнеца под скалой: курящегося едким дымом и больше не отсвечивающего своим жутким глазом. Огромный прайм унес лежавшую рядом пустую оболочку Легиона. Теплый пыльный ветер Ранноха трепал подпаленные волосы, шумел в ушах, будто что-то нашептывая. Она не могла понять, что чувствует, хотя обязана была чувствовать хоть что-то после того, как ее едва не поджарил гигантский древний синтетик. Наверно, она слишком устала для этого.

Но, когда Джейн вернулась на «Нормандию» и засела в доке челноков за чисткой брони, глаза не слипались. Вега подтягивался, обмениваясь с Кортезом плоскими шуточками и подколками, создавая звуковой фон и не давая погружаться целиком в собственные блуждающие мысли.

Раннох ни капли не похож на Медуар. Но почему-то натолкнул на воспоминания о нем. Вернее, на то, что от этих воспоминаний осталось.

Выправляя вмятину на наплечнике, Джейн анализировала это — и с некой обреченностью понимала, что не помнит лиц родителей и друзей — даже вкуса тех ненавистных пропаренных овощей. Они стерлись настолько, что даже их голоса забылись — а потому не вплетались в шелестящий обрывистый шепот в назойливом однообразном сне про мальчишку из Ванкувера. Тот, кого ей довелось встретить два с половиной раза, оказался более реален, чем прошлое длиной в шестнадцать лет, чем ее собственные эмоции, заглохшие в непонятной апатии.

Когда щелкнул коммуникатор в ухе перед тем, как воспроизвести голос, Джейн осознала, что некоторое время уже держит в руках мнемо-визор и наблюдает за Вегой в отражении, а на задворках сознания мелькнула мысль о том, сколько усилий нужно приложить, чтобы сломать ему шею захватом сзади. Она опешила настолько, что не сразу поняла, что Гаррус на том конце связи второй раз спросил, может ли он вечером подняться к ней.

Джейн ответила короткое «нет» и, вынув коммуникатор из уха, отбросила в сторону. Будет кому действительно нужна — потрудятся спуститься…

Глубокой ночью, закончив работу над отчетом Хакету и дожевав то, что можно считать поздним ужином по времени и еще более поздним обедом — по факту, она скрипнула зубами, посмотрев на стопку датападов, принесенных Трейнор. Нет, ей не захотелось убить за это свою «секретаршу». Ей просто захотелось кого-нибудь убить. Как Арии — Петровского, медленно и с оттяжкой. Хотя непонятно, по какой причине — за несколько часов не должно было скопиться столько напряжения. Но у нее было оправдание — от напряжения мигрень разыгралась не на шутку.

«Просто я слишком устала», — успела она подумать перед тем, как терминал замигал лампочкой, оповещая о новом сообщении.

От: Гаррус Вакариан

Я знаю, что ты не спишь. Если не хочешь попрощаться с тепловизорным прицелом от своей винтовки, или ложись спать, или спускайся за ним в бар.

Вот жертва и нашлась. Достав из прикрепленного под столом держателя «Палач», запылавшая гневом Джейн бросилась к лифту. Гаррус чересчур картинно поднял руки, когда дуло пистолета уперлось в не защищенный пластинами бок его шеи:

— Сдаюсь, — и даже не потрудился скрыть веселой ноты в голосе.

Цыкнув, он отбросила оружие на позади стоящий диван:

— Я просила меня преследовать?!

— Никто не просит, — глянул турианец на нее через плечо, а затем пододвинул к ней стакан, полный почти доверху. — Трейнор сделала для тебя.

— Мне, значит, работай в поте лица, а она в бармена смеет играться…

— Не думаешь, что Хакет прав? «Нормандию» не помешало бы подлатать и проверить сверху донизу, а нам — хоть немного отдохнуть.

— В могиле отоспишься, — буркнула она и требовательно толкнула его в плечо. — Верни прицел — и я не вылью эту бурду тебе за шиворот.

Гаррус вздохнул и, повернувшись к ней всем телом, пристально посмотрел в упор:

— Ты избегаешь меня, Шепард…

— Опять это дерьмо…

— …после того, что произошло на крыше Президиума. Стыдишься своего проигрыша? — усмехнулся он.

Джейн не могла назвать настоящую причину вслух. Но она повисла в воздухе невидимым, но ощутимым фантомом. Настоящим промахом был вовсе не выстрел по летящей по воздуху бутылке, а та слабина, что заставила ее признаться…

— Прервись пока в своих фантазиях о моем расчленении и расскажи, почему ты сбегаешь от простых житейских вещей и дергаешься по пустякам.

Она, потянувшись к обещающему расслабление и дурман стакану, на полпути заставила руку опуститься:

— Почему это тебя так волнует?

— А разве это не очевидно? Потому что вышестоящим все равно, а те, кому не все равно, в большинстве элементарно боятся подойти.

— Подойти и спросить, какого черта у меня роман с правоповернутой формой жизни? — скривила она губы в пародии на ухмылку. — Так это их не касается.

— Нет, — туаринец отрицательно мотнул головой, — поинтересоваться, что с тобой творится.

Джейн, скрестив руки на груди, скептично сдвинула брови:

— А со мной что-то должно твориться?

— Обязательно. Ты страшная женщина, Шепард, но ты живая. А с недавнего времени даже некоторых синтетиков можно таковыми назвать.

Раздражение и гнев понемногу утихали, а на смену им приходила… тоска. Тоска по чему-то неопределенному, такому же забытому, как те, кто был ей родителями.

— Не знаю. Я привыкла к тому, что вижу в зеркале, но… я перестала себя понимать.

Гаррус молча ждал продолжения. А она не знала, как продолжить, какими словами — поэтому села за стойку и приложилась к сотворенной Трейнор мешанине. Совсем недурно.

— Думаю, я слишком устала.

— О чем и говорю. Или ты сама в шоке, что помирила сначала кроганов с турианцами, а теперь еще и…

— Ага, собиралась я их мирить! — рявкнула Джейн и, осушив залпом стакан, с громким стуком впечатала его в столешницу. — Вот где сидели у меня эти гребаные обладатели горящих зыркалок под мутной стекляшкой и без! Костью в горле!

— Не уверен, что расслышал все правильно, но общий смысл, думаю, уловил, — забрав у нее стакан, Гаррус поднялся и, обойдя стойку, достал с нижней полки подозрительно знакомую бутылку. — Сегодня, пожалуй, у тебя есть повод приложиться к ринколу.

Впервые за последнюю неделю посмеявшись без напряжения и натяжки, Джейн подперла подбородок рукой:

— Я люблю тебя, Гаррус Вакариан.

Она надеялась, что в ближайшее время сможет собраться с мыслями и рассказать ему о своих сомнениях. Да, звучит дико, но он должен знать.

Джейн никогда не тосковала по жизни на гражданке — но отвести душу всегда любила. Гаррус был прав — отдохнуть оказалось не лишним. Особенно по душе Джейн пришлось мероприятие под названием «Размазать своего клона по ближайшей крыше». Оторвались все — особенно Рекс, а с каким наслаждением она доказала одной не в меру наглой девке, что Шепард — это не лицо, звания и запись в базе данных. Какую бы беспринципную тварь эта не-Брукс ни воспитала из клонированного с нее куска мяса, оригинала бы не вышло. Возможно, через неделю-другую от не-Брукс остались бы ошметки просто в благодарность от клона за такую «милость». Потому что «надежда Галактики» только звучит гордо, а на деле — клеймо для того, на кого можно скинуть любую проблему, от которой бегут те, кто адекватен. Немного жаль, что не-Брукс не захотела применить на практике полученный опыт и попыталась сбежать.

Джейн вспоминала об этом между делом, пока Кортез выруливал челнок к более удобному для высадки месту. Тессия прессовалась, разрушалась и покрывалась рытвинами, ситуация складывалась безнадежная, и требовалось любыми способами, любыми жертвами добраться до храма…

Добрались. Полюбовались на протеанский маяк в отличном состоянии. Почуяли близость разгадки тайны Катализатора. И облажались. Пожалуй, еще бо́льшим провалом было бы сгинуть под обломками обвалившегося пола.

Отослав отчет Хакету и переговорив с советницей азари, когда наружу рвалась отборная ругань, она пошла на обход корабля, решив начать со встряски явно раздавленной Лиары. Но этим уже занимался протеанин, поэтому Джейн лишь убедилась, что они не разнесут грузовой отсек биотикой, и, проведав заодно Вегу с Кортезом, вернулась на жилую палубу. Где застала переговоры Тали и Гарруса, волнующихся о состоянии азари. Раздраженным рыком всполошив кварианку, она кулаком открыла едва успевший закрыться лифт и поднялась в БИЦ. Трейнор благоразумно помалкивала, обмолвившись лишь о том, что переслала свежие донесения и сводки на личный терминал. Казалось бы, хоть здесь ее избавят от нытья.

Наивная. Джокер выкинул хохму про танцовщиц, а потом огорошил новостью про Типтри, две недели как атакованную Жнецами. Будто командир и так не в курсе, что творится с семьями каждого на ее корабле. А в довершение накрыл «обязанностью заботиться», которую на него возложил Андерсон. Будто бы это спасло ее от самобичевания — какая-то говенная забота. Чтобы успокоиться, ей нужно расстрелять пару сотен хасков различного калибра или одного Жнеца, а не квохтания вокруг ее растоптанной гордости.

Разумеется, Джейн не была в порядке. Но не пустые слова ей нужны для того, чтобы прийти в состояние относительного равновесия. Ей бы не помешало научиться спокойствию у Самары, при последней встрече яснее ясного намекнувшей о том, что один шаг в сторону кривой дорожки — и ее строгий Кодекс подпишет ей смертный приговор. После победы над Жнецами, само собой. Интересно, после падения Тессии она готова повторить те же слова?

Из кабины пилота ноги внезапно привели к главной батарее. И турианцу, молча гипнотизирующему голографическую панель с картой. Обстановка на ней рисовалась еще более дерьмовая, чем в туманности Афины. Устав уже от лезущей отовсюду безнадеги, Джейн было развернулась обратно — но Гаррус, отвлекшись, обернулся к ней. Секунд десять никто не шевелился, и она, заметив что-то на его таком невыразительном лице, по традиции спросила о родных. И его ответ, что они выбрались и в относительной безопасности, дал ей ту каплю самообладания, чтобы не схватить штык для винтовки и не ринуться расправляться с диваном в капитанской каюте. И хоть кто-то не стал поднимать тему ее «невиновности» в провале миссии.

Тесный контакт через объятья не то, чтобы развеял весь мрак, поселившийся внутри, но позволил на несколько минут выкинуть все из головы. Непонятным образом Гаррус усмирил ее бешенство. На время.

Этим же вечером, проводя чистку почты, Джейн наткнулась на давно прочитанное письмо от Хакета. Тогда его содержание показалось малообещающим, но на фоне последних событий… Хм, Брайсон. В следующий же визит на Цитадель она его навестила.

И сразу же поняла, что, пока не разберется и не получит результат, не успокоится.

Ей даже в голову не приходило, что призрачный, слишком удачный шанс окажется столь… мотивирующим. Ради достижения цели, не считаясь ни с чем — даже с собственной тенденцией находить самого проблемного противника, она перла напролом в лобовую, занимая укрытие только тогда, когда щиты падали. После громкого провала для нее было важно поймать удачу хоть руками, хоть зубами — невзирая на нелестные эпитеты, которыми ее награждали по возвращении. Не в лицо, конечно, за спиной, веря в свою безнаказанность. Но пока в этих словах крылся трепет в смеси с восхищением и тревога за исход операции, Джейн была готова притворяться глухой.

В открытую свое недовольство решался показывать только Гаррус — знатно рискуя нарваться. Но слова о том, что любовь превращает его в невротика и тому подобное чудесным образом спасали. Потому что слышать это было… приятно. Иррационально приятно, как и услышать от турианца напряженное «Никогда больше так не делай» после того, как он вытащил ее из-под двух подравшихся тварей, когда она в пришибленном состоянии вывалилась из «Тритона».

Кровь из носа не останавливалась, гудение в ушах усиливало раскалывающую череп боль. Гаррус тревожно что-то щелкал на инструментроне, а Джейн ликовала: на этот раз «Цербер» и пасти раскрыть не успел!

Даже Кортез обернулся, услышав ее громкий надрывный хохот. Джеймс что-то пробормотал, но она не расслышала. Не дав оставить оружие в арсенале ее, продолжающую глупо хихикать и бормотать бессмыслицу под нос, увели в медотсек, где внезапно слишком сильный Гаррус удерживал ее на столе, пока Чаквас проводила осмотр и светила фонариком в глаза. После инъекции каких-то препаратов смех наконец прекратился, и мир стал ощущаться яснее, хотя гудение в голове не прекратилось.

Избавленная от всего снаряжения, тотчас унесенного Вегой, в одном облегающем костюме, надеваемом под броню, Джейн недовольно поморщилась, когда турианец на руках, под удивленными взглядами экипажа, донес ее до лифта.

В каюте была полнейшая тишина, не считая отголосков работы двигателя корабля и бурления аквариума, поэтому вибрации тревоги в голосе Гарруса пробрали до мозга костей:

— Шепард, посмотри на меня.

Кожаный диван под ними поскрипывал при малейшем движении. Слишком сильно сжатые на плечах трехпалые ладони причиняли боль, но она не пожаловалась, наоборот, зацепившись за эту боль, чтобы мыслить трезвее. Когда ее встряхнули в третий раз, чтобы привлечь внимание, удалось прийти в себя достаточно, чтобы сфокусировать на нем взгляд:

— Считаешь, что я окончательно спятила?

Горло свело спазмом, когда он, вздрогнув, неуверенно оттопырил мандибулы. Джейн не хотела, чтобы ее вопрос прозвучал столь резко и обреченно.

— Это было слишком. Так долго, так много — для кого угодно это слишком. И ты едва не погибла… там. Опять…

Она перехватила его правую руку, не дав отпустить свое плечо. Ей нужно было за что-то держаться, связь с реальностью, чтобы не сгинуть, чтобы не утонуть…

Тьма неприступна.

Левиафаны не трудились деликатничать, влезая в глубины памяти и препарируя ее сущность. Они взбаламутили осадок, вытащили наружу то, что не хотелось вспоминать, что должно было остаться глубоко похороненным и позабытым. И из-за них мигрень приобрела характер не навязчивого гудения, а вспышек.

Гаррус понял ее немую просьбу и, пододвинувшись вплотную, притянул к себе, но тут же снова отстранил:

— Я сниму броню…

Обрывая его лепет, Джейн вцепилась в воротник и дернула к себе, сначала ткнувшись лбом в его лоб, а затем скользяще переместившись так, чтобы потереться правой щекой об его горячие неровные шрамы. Турианец напрягся и рвано вздохнул, обхватив обеими руками за талию: осторожно, опасаясь вовсе не раздавить, а спугнуть.

Подобные моменты нежности между ними можно по пальцам руки пересчитать — притом, его руки. И все они происходили в не совсем трезвом состоянии самой Джейн.

Тем не менее, на этот раз ей и в голову не пришло жалеть о ясности ума…

Вышедший из душа Гаррус тяжело вздохнул, застав ее за рабочим столом:

— Доктор запретила тебе напрягаться.

— Если не заметил, я сижу на стуле и всего лишь составляю рапорт.

— Сомневаюсь, что за час… хм, приятных занятий тебе настолько полегчало, — его голос над ухом прозвучал одновременно игриво и недовольно.

Турианец попытался вытащить ее из-за стола, но отступил, получив тычок локтем меж грудных пластин. Убрав упавшие на лицо влажные волосы, она обернулась с упрямым видом:

— Будешь мешать — выгоню за дверь. В текущем виде. Пусть экипаж полюбуется на голого турианца.

Гаррус посмеялся, оперевшись на стол сбоку от нее и нависнув:

— Разве мы еще не превысили лимит «двусмысленных намеков»?

— Это будет не намек. Это будет беготня голого турианца по кораблю, — низко и коварно хохотнула Джейн и вернулась к рапорту, проигнорировав его любопытную морду над своим левым плечом.

Написано было немного, поэтому у него закономерно возникли вопросы:

— Почему на этот раз они согласились помочь? Не поверю, что Левиафанов никогда никто не находил до нас.

— Я их убедила, — хмыкнула Джейн.

— Ты умеешь убеждать, — поддержал ее насмешкой Гаррус и будто случайно на секунду уткнулся носом ей в волосы. — Но что они нашли в твоей голове такого для того, чтобы… выйти из тени?

Ей не нужно было задумываться, чтобы дать уже известный ответ:

— Аномалия. Неслучайность. Угроза для Жнецов.

— Угроза… ты? — дернувшаяся мандибула мазнула по виску.

Она медленно кивнула, глядя перед собой рассеянно, будто изучала модели кораблей за стеклом:

— У меня были подозрения после Ранноха, ведь…

— …Жнец обратился лично к тебе, — выдохнув, Гаррус выпрямился и прислонился левым бедром к краю стола. — Да, согласен. После всего произошедшего тебя нельзя не заметить.

Джейн пересказала ему узнанное, наводя порядок и в собственной памяти: про то, как появились Жнецы, про их мотивы, о превосходстве одурманивания Левиафанов над таковым Жнецов, что демонстрировало падение одного в океан при побеге с 2181 Деспойна. Вакариан слушал, иногда слегка кивая, тихо постукивая когтем по пластинам на руке и пару раз отвлекшись на то, чтобы ответить на сообщения.

— Получается, теперь нам есть, что противопоставить — ту же тактику, но мощнее, — не без удовлетворения заключил он, — превратить врага в союзника.

— Да. И ты будешь готов ответить при применении этой тактики на нас.

— О чем ты? — Гаррус насторожился, явно прочитав что-то на ее лице.

Джейн, отвлекшись на пришедшие свежие сводки с фронта и массаж висков, пояснила спокойным будничным тоном:

— Жнецы выделяют меня. А это значит, что от меня следует избавиться при первых же признаках одурманивания.

Повисла напряженная пауза.

— Шепард… — дрожь и недоверие.

— Это приказ.

Она знала, что он поймет. Знала, что рациональная его часть призна́ет это правильным, когда эмоциональная оправится от шока. История с клоном наглядно показала, какой хаос может случиться, если кто-то с ее лицом и ДНК решит диктовать свои правила. А если это будет она сама…

— Ты, как никто другой, знаешь меня. Ты сразу заметишь… и не будешь колебаться.

— Нет женщины более жестокой, чем коммандер Шепард, — произнес с запинкой Гаррус, не сдерживая почти скорбных, полных обиды и боли вибраций в голосе.

Отодвинувшись от стола, Джейн встала и, развернувшись, присела на его край, глядя на профиль замершего в одной позе и напряженно прижавшего мандибулы к лицу турианца — непривычно без визора:

— Эта женщина доверяет вам, офицер Вакариан. Не подведите ее, — произнесла четко, чтобы пресечь попытки смягчить ее.

Он покачал головой, по-прежнему не глядя на нее — и попытавшись выдернуть правую руку, когда она взялась за нее, но позволив разжать кулак и сцепить их пальцы. Если его удивил столь теплый жест, то это не проявилось ни в чем. Джейн давила: несильно, но настойчиво, упирая на то, что никому больше нельзя дать подобное задание. Другие отступят, не решатся.

Она пыталась скрыть, насколько ей самой больно отдавать ему этот приказ.

— Шепард… раз я уже пережил твою смерть… во второй раз…

— Если ты ошибешься, не переживет Галактика. Ни Земля, ни Палавен, ни Раннох, ни Тучанка… вся борьба, все эти гребаные союзы — все это будет впустую.

— Ненавижу хладнокровные расчеты.

Джейн никогда не была рыцарем в сияющем бронекостюме — но втайне хотела совершить правильный поступок.

— Я остановлю их, — оборвала Джейн тираду протеанского ВИ и быстрым четким шагом направилась на выход, намереваясь уйти до того, как каждый угол займут работники Альянса.

Кай Ленг потрепал не только ее, но и Тали — ту пришлось напару с СУЗИ практически нести на себе до самой «Нормандии». Доктор Чаквас заверила, что с ней все будет в порядке. Не стоило поддаваться на настойчивые уговоры кварианки и заменять ею Вегу — теперь еще искать оправдания, если зараза, прицепившаяся к ее восприимчивой тушке, окажется сильнее, чем вначале показалось.

Избавившись от бронекостюма и смыв под душем пот, грязь и кровь, Джейн загрузила на свой терминал те видео с базы «Кронос», которые касались проекта «Лазарь», и поставила на воспроизведение по порядку, выведя изображение на стенд с кораблями.

Тяжелая травма, длительное кислородное голодание. Необратимые повреждения мозга. А если бы не шлем, не было бы и того. Либо Миранда — второе пришествие Христа, либо подозрения о собственной не совсем человечности на самом деле не беспочвенны. Что, если она мало чем отличается от той же СУЗИ? Да, ее порань — кровь потечет, по сотням и сотням параметров, включая мозг, она так и осталась вполне органической природы, но импланты… Джейн не интересовалась собственной медицинской картой у Чаквас не потому, что плевала на собственное здоровье, а из нежелания подтвердить догадки. После пробуждения на базе «Цербера» три года назад колени и локти будто не видели падений с деревьев и заборов, а лицо носило совершенно иные шрамы.

Она могла заявить, что действительно коммандер Шепард, уроженка Мендуара, служащая ВКС Альянса, N7, «торфанский мясник», первый Спектр-человек, убийца Совета и спасительница Цитадели — и заявила бы без единой осечки. Ни Джокер, ни Тали, ни Гаррус, ни Андерсон — никто не выразил сомнений по поводу ее личности. Они поверили, потому что хотели верить.

Хотели иметь того, на кого можно возложить надежды. Кто не остановится ни перед чем ради выполнения поставленной задачи. Визитная карточка Альянса, его средство управления, его ценная пешка…

Внезапно разговоры в видео сменились громкой музыкой, заставив дернуться и принять защитную стойку. Джек изгибалась в рваном ритме на столе, Тали выписывала пируэты на своих цыплячьих ножках, Кортез и Трейнор даже не пытались их перещеголять. Откуда на ее терминале эта запись? Джейн знала, что когда напьется — ей все равно, что ее талант двигаться под музыку оценят только разве что кроганы. Или когда в Галактике настолько дерьмово, что плевать на вид себя со стороны. Может, все-таки…?

От противоречивых рассуждений в голове, соперничающих с гудящей болью, хотелось кричать. Руки бессильно опустились как раз в тот момент, когда дверь с шипением открылась, явив на пороге Гарруса.

— Я не вовремя?

Джейн оглядела себя: из одежды только трусы, майка, полотенце на плечах и жетоны, а потом заинтересованно присмотрелась к подносу с едой в его руках:

— Серьезно? Это то, что ты выбрал из всего того, чем забит камбуз?

Турианец стушевался, увидев ее реакцию:

— Трейнор сказала, что это полезно и вкусно, тонизирует организм…

Фыркнув, она смерила его снисходительным взглядом:

— Я ненавижу пропаренные овощи. Но так и быть, ставь их на стол, раз принес.

Неоднозначно дернув мандибулами и помявшись, Гаррус все-таки сделал это, не упустив возможности оглядеть ее снизу вверх:

— В следующий раз доверюсь чутью и принесу кусок сырого мяса… может, с гарниром и каким-нибудь соусом.

— Ага, — скептично усмехнулась Джейн. — Не забудь от сердца Жнеца кусочек. Ужин ты мне носишь первый и последний раз, понял?

— Почему? — она затылком почувствовала его уязвленный взгляд. — Это из-за овощей, понятно. Откуда мне было про них знать?

— Подумай головой, Вакариан, — развернулась она на пятках и скрестила руки перед грудью. — Как будет смотреться командир, который даже из своей норы не может вылезти, чтобы элементарно пожрать?

Гаррус с тяжелым вздохом поскреб когтями шею:

— Шепард… не делай вид, что не понимаешь. Я хотел сделать тебе приятно.

— Незачем. Мне приятно уже оттого, что ты здесь.

— Вау, — несказанно удивился турианец, — Вот теперь я верю словам Джокера о том, что ты радикально изменилась. В лучшую сторону.

Потирая пульсирующий висок и прищурив угрожающе глаза, Джейн, как ни странно, не ощутила злости:

— Может быть. Тогда правда за Кайденом, — отвела задумчивый взгляд в сторону.

Гаррус медленно приблизился и, проведя пальцами по сетке светящихся шрамов на ребрах, приобнял ее за талию:

— Я рискую нарваться на гнев коммандера, но все-таки скажу: несмотря на это, он горд был идти за тобой. И Эшли, и Тейн… все, кто сложили головы на пути к этому моменту.

— А что, если я просто ВИ, запрограммированный быть, как коммандер Шепард, и это на самом деле было дешевым фарсом?

Напрягшись, он повернулся к по-прежнему развернутому экрану, на котором была поставлена на паузу запись разговора Призрака с учеными. С минуту от него не было никакого ответа или реакции, что хотелось вспылить и оттолкнуть от себя. Но тут он тихо сказал с хитрецой:

— Даже ИИ не способен скопировать твой ужасный нрав и невыносимый стиль вождения. Что уж говорить о ВИ.

Резко рассмеявшись, Джейн уткнулась любом ему в грудь:

— Когда-нибудь… ты допрыгаешься у меня! — и, отдышавшись, обронила шепотом, чувствуя облегчение не только морально, но и от мигрени: — Но спасибо. Значит, Миранда действительно Иисус.

— Шепард, повтори еще раз, а то у меня переводчик, похоже, барахлит…

Она тут же взяла себя в руки и, прочистив горло, отстранилась:

— Забудь то, что я сказала. Спускайся в бар — мне нужно срочно обыграть кого-то в карты.

* * *

Тело буквально разваливается на кусочки. Вся кожа превратилась в сплошной ожог, спекшуюся броню если и придет время снять — получится только с той пульсирующей коркой, что образовалась под ней. Из простреленного плеча, силой удачи критично не влияющего на работоспособность руки, сочилась кровь: лениво и медленно, но не останавливаясь. Рана в животе заставляет едва не сгибаться, грозя снова отключить сознание.

В животе? Разве налетчик выстрелил не один раз? Наверно, осколок…

Свет, льющийся от Горна к центру Цитадели через место стыковки, слепил и так уставшие и воспаленные глаза. С каждой минутой передвигаться все труднее, на ногах будто повисли гири.

Передвигаться где? В этом месте нет поля эффекта массы для удержания воздуха. Нет, наверно, это несколько иное место…

Катализатор, обладающий собственным разумом, рассказал о причинах появления Жнецов, о неизбежности войны между органическими создателями и их синтетическими детищами. То же самое, о чем говорил Левиафан. Он будто явился из очередного кошмара — призрачная фигура мальчишки в толстовке, противным голосом вещающего о высоких материях.

Почему этот мальчишка? Откуда Катализатор узнал про него? Потому что даже Гаррусу она про него не говорила. Наверно, образ взят из памяти Жнеца, уничтожившего тот челнок…

Цикл за циклом происходила жатва, собиравшая зрелые цивилизации и создававшая новых и новых Жнецов, делавших и без того разрушительную армаду могущественней, добавляя их достижения и знания в общую копилку. Но теперь схема нарушилась, их решение перестало работать. Впервые органики дошли до этой точки, впервые закончили оружие и находятся в одном шаге от его активации. Нужно новое решение.

Она — первый органик, находящийся здесь, за ней выбор.

— Горн не сделает исключений ни для кого. Под удар попадут все синтетики. Ведь даже ты отчасти синтетик…

— Нам многого удалось добиться. Мы уничтожим вас, не используя устройство.

Она не верила, что Горн — единственная надежда. Она не могла полагаться на него и уничтожать заодно себя и гетов. Из нее создали символ для этой войны, геты — значительная часть силы, противостоящей Жнецам. Если удар получится недостаточной силы, и на каких-нибудь задворках Галактики Жнецы останутся невредимы, а то и где-то в «темном космосе»… Это будет конец. Притом… пусть она и не боится смерти, но и терять жизнь совсем не хочет. Ведь… теперь у нее появился смысл. Попахивающий ксенофилией, но все же…

— Ты умрешь. Ты будешь управлять нами… но потеряешь все, что имеешь сейчас.

— Я сражалась не затем, чтобы отказаться от всего, что у меня есть.

Стать объединяющим разумом Жнецов? Но это все равно, что самой стать одним из них, стать той силой, что устроила все это. Силой. Да, в этом случае осечки в виде не попавших под удар не произойдет. Жнецы будут под ее властью, будут слушаться ее приказов — и уберутся туда, куда она их пошлет. Но отказаться от самой себя, смириться…

— Запущенная цепная реакция объединит всех синтетиков и органиков в общую сеть. Создаст… новую ДНК.

— Ты просишь меня изменить все… и всех. Я не могу принимать таких решений. Не стану этого делать.

Слишком фантастично. Слишком идеалистично. Объединение, которое сделает целиком бессмысленным противостояние. Вливание органической составляющей в синтетическую и наоборот… Но и возможность существования Жнеца, обернувшегося против своих, была нелепа. А оказалось все глубже и фантастичней. Это стало силой. Почему бы и этому не оказаться из числа тех «фантастических возможностей»? Война закончится, более — никогда больше не начнется. Это не укладывается в голове простого смертного органика — тем более, гудящей, больной и пережившей не одно сотрясение за сегодня. Но такая возможность…

— Пора заканчивать с этим.

— Делай, что должна.

Андерсон хотел уничтожить их. Призрак грезил властью над ними. Помнится, Сарен строил план по слиянию с ними. В пустоте эхом отдавалось хрипящее дыхание и вязкие звуки падающих на пол капель крови. Понадобилось убедиться зрительно, что правая рука на месте и функционирует, потому что ощущение ее наличия пропало. Мутное от усталости и разбитости сознание желало покончить со всем этим. Покончить…

К черту идеальные концы. Идеальных исходов не бывает. Благополучие всегда требует жертв: соизмеримых, но всегда для кого-то непосильных — и всегда приносимых. Ее одной, песчинки на фоне всех масштабов, отличной лишь тем, что заиграла переливами от внимания, направленного на нее, сумела задать пинка для всех и каждого, кто воюет там, на горизонте.

Она слишком устала носиться с чужими проблемами, чтобы еще что-то решать за какие-то древние машины. Она слишком эгоистична, чтобы позволить Галактике купаться в лучах благодати тогда, когда от нее не останется ничего, кроме матрицы для построения новой сети ДНК. Пусть все заплатят цену, а не она одна. Пусть сами почешутся, чтобы не сдохнуть, если до каких-нибудь Жнецов не дойдет разрушительный удар.

Она слишком долго позволяла отдавать себе плохие приказы.

Шум в голове расщепился на голоса: Дженкинса, Прессли, Талиты, Эшли, Тейна, Кайдена, Мордина, Кайла, даже Легиона, Гарднера и Келли — все наперебой твердили, что незачем платить высокую цену тогда, когда можно заплатить меньшую. Ведь она готова была умереть ради победы на этой войне — неужели ее манит шанс, что тело не умрет, когда спекутся ее синтетические составляющие? Она оступилась и едва не упала.

Нет, смерть в любом случае неизбежна. Она не протянет до того момента, когда о ней вспомнят и решат разыскать. У Андерсона было всего лишь пулевое ранение живота — и он скончался в считанные минуты. Ее же трепыхания не поддаются логике — значит, все держится на чистом упрямстве синтетического жизнеобеспечения.

Почему она одна должна напрягаться ради окончательной победы? Почему на нее взвалили так много и считают, что могут отделаться высокопарными «спасибо»? Пусть побудут в ее шкуре, пусть оценят ее жертву — одну из множества.

Абстрагировавшись от соблазняющих на слащавое геройство голосов, она вскинула оружие и нажала на курок раз, второй, третий… Взрыв обдал новым жаром — но сколько взрывов за сегодня пытались ее испепелить? Счета им нет, но этот определенно последний…

Джокер пытался увести «Нормандию» от ударной волны. На недолгое время Галактика обрела красные оттенки. Цена победы была серьезной, но рук никто не опустил. Получив беспрецедентный опыт, разумные расы стали действовать с оглядкой на него, работая вместе. То, что было разрушено, восстановили. И… Гаррус не повесил табличку с ее именем на мемориальную стену.

Секундное ослабление боли позволило вдохнуть полной грудью, хотя разбитое тело все равно не сказало ей «спасибо». Но Джейн должна была подать голос. Не зная наверняка, что добьется этим какого-то положительного эффекта — но должна. Но обожженная гортань выдала лишь задушенный сип. Ноги не чувствовались, руки — тоже, в носу и горле свербело от пыли, но откашляться или даже чихнуть не представлялось возможным. Вокруг одни обломки, камни и прутья — больше ничего. Голова зажата вбок — не повернуть: либо застряла, либо что похуже. Даже звуков, кроме какого-то отдаленного гула то ли двигателей, то ли сирен. Джейн не могла отдать себе отчет, видят ли что-то ее глаза на самом деле — или это лишь продолжение затянувшегося видения.

— Шепард, не шевелись. И, прошу тебя, просто дыши!

«Гаррус, — она узнала обладателя этого полного тревоги сбивчивого шепота. — Ты же… должен был быть на „Нормандии“… и совсем… не…» — даже застонать не вышло — получился звук, похожий больше на скулеж.

— Прошу тебя, потерпи пару минут… Вот так, ровней, хорошая моя…

«Переводчик… в помехах… кажется, ему почти конец… скоро», — сомкнув челюсти, Джейн прикрыла глаза, но ощутив, что проваливается куда-то, вновь их распахнула. На каменных обломках двигались тени.

— Шепард… несколько проскочили… Предвестник был занят тобой и потому… все не зря…

«Отвлекающий маневр… хвалю, Андерсон, Коутс. Я бы поступила точно так же, — будь она сейчас в порядке — посмеялась бы. — Пусть за медальки и признания корячатся другие».

— Держись!..

С громким треском вшитый под кожу имплант перестал работать. Но Джейн могла с уверенностью сказать, что Гаррус повторял про то, чтобы она держалась и дышала…