Холодные воды (джен)

Эвр часто не спит больше одной ночи, падает в свой дворец разума, решает задачи — миллионы, миллиарды, играет сама с собой в сложную игру. Все книжки давно прочитаны, всё домашнее задание сделано — скажите на милость, зачем ей домашние задания, ей, девочке, которая умнее всех её учителей вместе взятых?

Эвр делает их от скуки — но от скуки домашние задания не спасают. От скуки спасает сведение с ума всех окружающих. Эвр весело, когда человек оживает, если его потыкать — как угодно. Эвр кажется, что вокруг неё одни прыгающие лягушки, раздувающие свои рты. Прыгающие лягушки умеют сжиматься. Прыгающих лягушек можно резать.

Эвр заставляют ложиться в девять, жить по расписанию, потому что ребёнку вредно спать меньше восьми часов. Эвр ложится в кровать с белыми простынями, твёрдым матрасом и закрывает глаза. Белые простыни шуршат в её сознании, перебираются в другие дни, в другие воспоминания, и Эвр снова падает во дворец разума.

Но всё ещё не спит. За ней следят — денно и нощно, наверняка думают, что Эвр крепко засыпает, когда сама она путешествует за пределы сознания и логики, исчезает, пропадая в иных мирах и в иных законы.

Эвр возвращается поздней ночью, и скука уходит от неё, отплывает на несколько мгновений. И за эти мгновения тело может предать Эвр — и она берёт его под строгий контроль. Ей не нравится спать, сон — не для неё, но иногда тело, это чертово тело ещё ребёнка уносит её в темноту.

В кратковременный, дёрганный сон, в котором Эвр — пятилетняя девочка с хвостиками и одиночеством в придачу. Во снах Эвр сидит в комнате и рисует мелками по кипенно-белой бумаге, шуршащей и шершавой на вид. Мать называет её акварельной, Майкрофт сердится, когда Эвр берёт у него из стола целую стопку — и мать всплескивает руками, ругает Майкрофта.

Эвр таскает стопки и рисует на них дома, Шерлока, Майкрофта, мать, отца, сотню маленьких надгробий, злые, искажённые лица. Она переключается от круглой матери к высокому Майкрофту, от кудрявого Шерлока в пиратской шляпе к его другу, Виктору Трэвору, наглому самоуверенному мальчишке.

Он не пускает Эвр к Шерлоку, машет рукой, говорит: «Она девчонка», и Эвр хочет свернуть ему шею, как воробью, которого она нашла за домом. Воробей трепыхался в её руках со сломанным крылом, и она всего лишь облегчила его страдания.

От Виктора Трэвора она переходит на добродушного, не замечающего ничего отца с мягкой улыбкой. Отец с листов дорогой акварельной бумаги растягивает рот в кроваво-красной нити, и Эвр отбрасывает неудачный рисунок, берёт следующий лист. Она рисует их дом — большой и красивый, с фальшивыми надгробиями во дворе и речкой неподалёку.

Речка бежит-бежит в сознании Эвр ледяным потоком, перемалывает гальку. На речке Майкрофт читает книгу, одним глазом приглядывая за Эвр и играющими мальчишками. Шерлок тыкает вверх — в серое небо — искусственной саблей, зовёт за собой Виктора Трэвора, а Эвр стоит по колено в холодной воде — и к ней торопится встревоженная мать.

Мелки размазываются по акварельной бумаге, когда Эвр дорисовывает особенно полюбившийся могильный камень, подписывает сверху коряво и наспех имена. Их четыре, ровно четыре — Виктора Трэвора Эвр хоронит отдельно. Её семья, обрекшая Эвр на одиночество, лежит в тесной могиле под кривым и чёрным куском мрамора.

Эвр смотрит на него, гладит руками. Во дворе такие надгробия фальшивые и состаренные, с леденящим даже в жаркий день камнем. Эвр знает — несмотря на то, что она маленькая девочка — её семью не похоронят вместе. Разве что…

Эвр достаёт из кармана коробок спичек. Отец оставил их на каминной полке слишком высоко, пришлось доставать с помощью табурета, но Эвр достала — и это было слишком просто, слишком скучно. Никто не застукал её за этим делом. Эвр стискивает зубы. Она всегда будет рядом с одиночеством, с непониманием, страхом — о, со стороны Майкрофта она его прекрасно чувствует, а Шерлок слишком мал, чтобы её понять.

Но Эвр поджигает спичку и думает: её семью похоронят вместе, если от этой семьи не останется ничего. Эвр кладёт спичку на разрисованную акварельную бумагу Майкрофта, и огонь пожирает её. Эвр глядит на него завороженно. Эвр тепло, почти жарко, и о руках, вытаскивающих её из комнаты, Эвр не рассуждает. Огонь скрадывает её прошлое, дом её семьи, место, где она одинока.

Эвр выскальзывает из сна, закрывает воспоминания на ключ. Они причиняют эфемерную боль — будто она по-прежнему стоит по колено в холодной воде речки.

Эвр снится, как она пытается убить свою семью.

Эвр сожалеет.

Эвр сожалеет о том, что у неё так и не получилось.