Точки соприкосновения (гет)

Побеги не всегда проходят удачно. Тем более, если это побег из Азкабана.

Взрыв был стремительным, разрывающим барабанные перепонки, врезающимся в вены глухой пульсацией возбуждения и наслаждения. Он был убийственно-желанным, до фанатизма, до сумасшествия необходимым. Каменная крошка брызнула в глаза, впиваясь в прикрытые в блаженстве веки, расцарапала кожу и цепкими острыми лапками впилась в густую корону волос принцессы Азкабана, как величали её все пленные за небывалую стойкость и величие даже во времена плена и животных пыток. Наслаждение волной прошлось по телу, вызывая конвульсии. Бледное аристократическое тело дрожало, подобно колышущемуся на ветру скелету. Рот раскрылся в немом крике победы — голос охрип довольно давно — но уже через секунду она нашла в себе силы громко, истерически-громко рассмеяться, будоража стены и заставляя стынуть кровь в жилах любого, кто её слышит. Так она не смеялась давно. Так она смеялась в Азкабане лишь раз, в лицо дементору, который в первый раз пришёл её пытать.

Побеги не всегда проходят удачно. Она испытала это на собственной шкуре. Не все дементоры ещё прислуживали Лорду. Нашёлся и по её душу. В прямом смысле. Перед тем, как отодрать его от себя, разомкнув поцелуй, откинуть голыми руками и трансгрессировать подальше оттуда, она всё же рассталась с прогнившим насквозь куском души. Ей разом будто вырвали все органы. Она пронзительно закричала и в следующую секунду больно ударилась спиной о что-то твёрдое и холодное. Тяжёлые веки грузно опустились, швырнув её в тягучую дрёму собственного подсознания.

* * *

Она стояла посреди просторной и светлой гостиной и с интересом рассматривала дом своего спасителя. Он опёрся плечом о стену и наблюдал за ней. Даже в этой бесформенной одежде какой-то — это он хорошо знал — неизвестной ему тюрьмы она казалась ему по-королевски величественной и грациозной.

Он совершенно не хотел этого — спасать её. Оказался не в то время не в том месте. Она в прямом смысле упала к нему с неба, оглушая громким хлопком и с глухим безжизненным стуком падая в паре метров от края крыши. Он оттащил её чисто машинально. Не хватало ей ещё упасть вниз, привлекая внимание и к себе, и к нему, так усердно репетирующему долгожданную встречу с Шерлоком.

Он ощутил растущее раздражение, но тут же задушил в себе это чувство и слегка расслабил идеально завязанный с утра галстук.

Она невесомо провела пальцами по старинному граммофону, потянулась к стопке с пластинками и, даже не читая названия, нашла нужную. Комнату заполнила собой волшебная музыка, исключая необходимость разговора.

Она любила классическую музыку. Он тоже.

* * *

— Я воспользуюсь твоим камином, — произнесла она будничным тоном с деланными нотками вопроса.

Джим безразлично кивнул в сторону мягко горящего огня и вышел из комнаты, больше чем зная, что она просто сумасшедшая. Но когда он вернулся с двумя стаканами, то и представить себе не мог, что найдёт её в такой искушающей позе на полу перед камином. Полосатая форма до неприличия сильно задралась кверху, выставляя на всеобщее обозрение обворожительные ножки. На его обозрение. Мориарти также не без удовольствия отметил, что в Азкабане не приветствуют бельё; и он был стопроцентно уверен, что её бесформенный длинный балахон вряд ли бы задрался настолько сильно без посторонней помощи.

Он подождал, пока она встанет, лишив его такого вида и заставив вдохнуть с некой досадой, и подойдёт к нему.

— Скоро прибудёт мой слуга, принесёт мне одежду.

Она забрала у него один из стаканов, подождала, пока Мориарти наполнит его, и поднесла к губам, делая небольшой глоток. Повертела стакан в руке, заставляя жидкость плескаться на самом дне, и наконец в открытую посмотрела ему в лицо, разрешая, в свою очередь, ему рассматривать её.

Мориарти впился взглядом в её болезненно-бледное измученное лицо с насыщенно-чёрными глазами, полными гордости и чисто аристократического достоинства; прошёлся по гриве смоляных волос, очертил идеально выступающие скулы, делая паузу на бледных губах, которые она часто любила облизывать. То ли от привычки, то ли чтобы разозлить его, беспомощного перед её невербальной чёрной магией.

Едва ли она была сумасшедшей. Едва ли в этих чёрных глазах можно было прочитать что-то ненормальное. Она была не более ненормальной, чем он.

Она разразилась оглушительно-громким и пронзительным смехом, подтверждая это.

Едва ли Джим Мориарти мог признать, что забыл о Шерлоке.

* * *

Янтарная жидкость обжигала горло. Сигареты давили на лёгкие. Таблетки утратили былую власть над ним, сдавая позиции ей.

Она быстро приловчилась и теперь вдыхала дым с характерным для любых её движений изяществом — хоть и слегка ломанным от многолетнего сидения в тюрьме, — двумя пальцами держа тонкую сигарету и изредка отбрасывая голову назад, позволяя длинным спутанным локонам касаться пола.

— Что ты знаешь о магии, Джим?

Она коснулась ступнёй его бедра, словно позабыв, что тюремная форма является плохой защитой. Она не хотела защищаться.

Она с мало скрываемым наслаждением ловила каждую его реакцию, каждый мимолётный вздох, призывно закусив нижнюю губу.

Он думал только об одном. Хотел припасть к её гладкой нежной коже с проступающими венами насыщенно-синего цвета, целовать её до исступления, кусать до боли в зубах. Впиться грубым поцелуем в губы и подчинить себе. Такую недоступную, такую по-кошачью хитрую и грациозную.

Он точно знал, что не верит в подобный бред, не верит в магию. Хотя, если хорошо закинуться, и перед его глазами феечки начнут летать. И не только они, много чего. Он посмотрел ей в глаза.

Она смотрит почти жалобно, моля выслушать и поверить. И он готов поверить ей, поверить ради неё. Какой бы бредовой ни была реальность.

* * *

Тогда она рассказала ему всё. От трёх самых главных магических школ до Пожирателей смерти и войны. Подтверждением её слов был вывалившийся из камина Кикимер, подобострастно протянувший ей скрученный свёрток чего-то чёрного и тяжёлого. На Джима он даже не взглянул, а если бы и сделал это, то не промолвил бы ни слова о его магловском происхождении.

И вот она сейчас сидит на его кухне. Беллатриса Лестрейндж. Ничего общего с Беллой, той Беллой, которую он знал, которая билась в конвульсиях на диване в гостиной после того, как разнесла полдома, которая в припадках злобы и веселья одним щелчком пальца заставляла люстры обрушиваться к её ногам, камин — пожирать пламенем всю комнату, а стекло — разбиваться вдребезги и устилать пылью пол.

Беллатриса Лестрейндж, наследница знатного вымышленного — по крайней мере Мориарти так казалось — рода, про который она говорила часто, но отрывисто и без особой любви. Говорила тогда, когда очередная доза непонятного ей вещества, что он вечно носил в кармане брюк, взрывала мозг, выворачивала наизнанку похлеще Круциатуса. Сидит и покачивает изящной ножкой — ничего общего с той сумасшедшей, что сбежала из тюрьмы. Его так и порывало подскочить, подобострастно, подобно тому старому скрюченному эльфу, припасть к её ноге, целовать, вдыхать носом запах, разрываться от жгучего желания, теснившегося в груди и жаждущего вырваться наружу... Но он не мог. Слишком низко это казалось ему в собственных глазах.

Он держал марку. Как же. Это ведь он спас ей жизнь. Она должна ему, а не он. Но она и не думала его благодарить. Никак. Видно, всё это противоречило её знатному происхождению.

Оба чего-то ждали. Оба прекрасно знали, что последует за натянутой, как струна, тишиной. Потому так отчаянно боялись нарушить её, разбить на мелкие кусочки хрустально-хрупкое равновесие. Ему нужно быть с ней, а ей с ним просто комфортно. Но и этого хватает обоим. Джим знает про её преданность какому-то Лорду, встроенную вместе с заводскими настройками, и её нельзя искоренить никакими силами. Он знает. Пытался. Беллатриса знает про его одержимость неким Шерлоком. Она также знает, что Мориарти быстро забудет о ней и исполнит свой план, якобы застрелившись. Она поможет ему не умереть. А дальше...

Дальше они разойдутся.

Два критически сблизившихся мира разойдутся, так и не соединившись, и разойдутся так далеко, чтобы не было искушения сойтись вновь.

Она знает, что позволит себе умереть от руки недостойной. Он знает, что не воспользуется подаренным ею зельем.

Чтобы не было больше точек соприкосновения двух миров.