Предрассудки (гет)

Когда-то она была грязнокровой выскочкой, раздражающей всезнайкой, вездесущей лохматой занозой. Он презирал ее всей душой, считая ничтожеством и недоразумением, по ошибке попавшим в их тайный волшебный мир. Так было всегда. И это было правильно. Его учили этому с младенчества: методично внушали ненависть к таким, как она. И Драко Малфой искренне верил в это, общаясь исключительно с такими же чистокровными волшебниками, воспитанными в аналогичных условиях. Он не знал другой стороны, и не пытался заглянуть туда. Малфоя вполне устраивало его положение, и он никогда не задумывался о чувствах тех, кого презирал. Для него они были чем-то вроде насекомых, которых давишь своими элегантными кожаными сапогами, даже не замечая этого.

Его уверенность пошатнулась на шестом курсе, — когда он понял, какая участь уготована его однокурсникам. А после войны лютая ненависть к маглорожденным и вовсе испарилась, оставив после себя некоторую растерянность. Но вместо того, чтобы попытаться разобраться в этом, он просто отмахнулся, молча приняв тот факт, что нечистокровные существуют в его мире, и общался с ними только по мере необходимости. Со временем он к ним привык, но впускать в свою жизнь никого из них намерен не был. Ибо детские предрассудки искоренить практически не возможно.

Что же случилось потом? Когда его отношение стало меняться? В какой момент он забыл о предрассудках и подпустил ее так близко?

Эти вопросы душили Драко, отчаянно мерящего шагами комнату съемной квартиры. Он чувствовал себя загнанным зверем, которого обманом заманили в ловушку. Он не понимал, как его угораздило так вляпаться!

До того дня все было еще более или менее понятно. Но, то ли тоскливая погода, то ли печальный тон девушки, то ли неизвестно откуда взявшееся абсурдное чувство вины толкнуло его к ней. В какой-то момент он просто потерял голову.

По крыше барабанил дождь, из дома, — в котором они оба были гостями, — приглушенная прикрытой дверью, раздавалась музыка, с параллельной трассы доносился ропот автомобильных двигателей. Но Драко слышал только гулкое биение своего сердца, дыхание Гермионы и шорох соприкасающейся одежды.

Они стояли на крыльце дома в объятиях друг друга и не замечали холодных порывов ветра вперемешку с колючими каплями дождя. Он прижимал к себе ее хрупкое тонкое тело и упивался сладостью ее губ. Нетерпеливые движения выдавали его желание, она отвечала тем же, обжигая его кожу прерывистым дыханием.

Драко не помнил, когда решил поцеловать ее... Он просто вышел на крыльцо из душного помещения, а она уже была там. Обхватив себя руками, она стояла, облокотившись о стену дома. Упираясь затылком в обшивку, она задумчиво глядела на огни проезжающих машин. На ней не было ее классического строгого министерского одеяния, простые магловские джинсы и свободный свитер, мягкими складками скрывающий тело. Волосы кудрявой копной ниспадали на плечи, нежно обрамляя тонкие черты лица. Неужели он когда-то насмехался над ее волосами, называя их гнездом? Как глупо. Они были прекрасны, и придавали Грейнджер еще больше очарования.

Он что-то спросил, она ответила, потом они молчали. Ее выражение лица говорило о том, что она далеко отсюда. Ему вдруг стало интересно, о чем она думает, но он не был уверен, что имеет право спрашивать. Они не так давно стали друзьями. Сначала Драко хотел уйти, но что-то удерживало его. Он смотрел на девушку и пытался понять, это она изменилась или он по-другому стал видеть ее. Грейнджер медленно перекатила голову в его сторону и слабо улыбнулась. Она внимательно смотрела на него и, кажется, хотела что-то сказать, но ее взгляд снова стал далеким и задумчивым.

— Я думаю о школе, — вдруг сказала она, по-прежнему глядя сквозь него. — О нашем мире, об этом мире. О своих первых ощущениях в качестве ученицы Хогвартса, о неожиданном осуждении со стороны таких… как ты, — она усмехнулась, — чистокровных.

Гермиона говорила медленно, мысленно блуждая в своих воспоминаниях. Малфой хотел было что-то сказать, но она продолжила, рассуждая вслух:

— Было время, когда я всерьез задумывалась — не лишняя ли я среди магов, есть ли у меня будущее среди вас? — Она на мгновение замолчала, переведя отрешенный взгляд куда-то за спину Драко. — Сейчас я стою здесь, смотрю на это небо, деревья, дороги, на проносящиеся мимо машины и понимаю, что я больше не чувствую себя здесь, как дома. Я с большей теплотой вспоминаю тяжелые школьные годы, чем свое детство здесь. Только родители связывают меня с этим миром, больше ничего. — Она перевела взгляд на него и снова усмехнулась. — Даже ты мне роднее, чем старые магловские знакомые.

Драко грустно улыбнулся. Облокотившись плечом о стену всего в нескольких сантиметрах от нее, он виновато заглянул ей в глаза, намереваясь извиниться за все обиды, которые причинил за школьные годы. Но не смог вымолвить и слова, неожиданно утонув в бездонной глубине ее взгляда. Откуда-то пришло понимание, что все, что бы он ни сказал сейчас — будет лишним, бессмысленным и пустым. Мир мгновенно сузился, сосредоточившись лишь на лице девушки, сознание заволокло тягучим туманом. Драко опустил взгляд на ее губы и пропал. Очнулся он, уже неистово целуя Гермиону, нежно обхватив ее лицо ладонями и упиваясь сладостью ее губ.

Пробуждающим толчком был ее не менее неистовый отклик. Малфой не мог поверить, что все это происходит наяву. Он и подумать не мог, что такое возможно. С тех пор, как они стали друзьями, он, несомненно, многое пересмотрел в своем отношении к ней, по достоинству оценив ее внутренние и внешние качества, но никогда всерьез не думал о подобном развитии событий. Точнее, не позволял себе думать. Хотя, в последнее время все чаще ловил себя на мысли о Гермионе. Он повторял про себя их беседы, отмечая ее интонацию, выражение лица, то, как она себя держит, и все больше восхищался ею. Возможно, даже больше, чем следовало.

— Давай уедем отсюда. — Драко оторвался от губ девушки, напряженно заглядывая ей в глаза. Он взял ее за руку и осторожно потянул за собой. С легким смущением Гермиона последовала за ним.

Что такое любовь? Нелепые бредни, придуманные глупыми девчонками. Гнусная ложь, распространяемая огромными тиражами книг, написанных накачанными амортенцией неудачниками. Вселенский заговор, придуманный лишь для того, чтобы управлять безвольными массами. Да просто бред, эфемерное чувство, которое испытывают только слабаки!

Но как так случилось, что при мысли о ней ему буквально становилось тяжело дышать. В легких не хватало воздуха, тело наливалось свинцовой тяжестью, перед глазами крупным планом стояло лишь ее лицо. Она, то улыбалась, глядя на него заинтересованным взглядом, то заливисто смеялась, запрокинув голову назад. Ее глаза всегда отражали чувства и эмоции, они сияли нежностью, загорались радостью, вспыхивали яростью, горели страстью. Когда он впервые поцеловал ее, в них плескалась растерянность и неуверенность, но уже в следующее мгновение в них стал разгораться неистовый огонь.

Драко отвез ее к себе. Пока они ехали, он все время ждал, что наваждение пройдет, и она передумает, но, глядя в окно, Гермиона, казалось, снова углубилась в свои мысли. Всю дорогу косясь на ее профиль, Малфой никак не мог поверить в то, что сейчас произойдет. Он иронично усмехнулся лобовому стеклу. Сказал бы ему кто-нибудь об этом в школьные годы, он бы проклял шутника не задумываясь. Сейчас же он был готов убить каждого, кто попробовал бы его остановить. Машина ехала довольно быстро, но Малфою казалось, что они еле плетутся.

Когда они доехали до его съемной квартиры, с Драко что-то произошло. На короткий миг его одолели смущение и неуверенность. Впервые он не знал с чего начать. Открыв по магловски дверь ключом, чтобы оттянуть время, он впустил Грейнджер и замер на пороге. В надежде вернуть себе былую уверенность, он зачем-то попытался воспроизвести свое отношение к ней, как к грязнокровке. Но у него ничего не вышло. С удивлением он обнаружил, что та заносчивая девчонка окончательно стерлась из его сознания. Узнав Гермиону ближе, Драко уже не мог презирать ее даже в воспоминаниях.

Грейнджер обернулась и внимательно посмотрела ему в глаза. Какое-то время она с интересом разглядывала его, затем, слегка улыбнувшись, прошла вглубь квартиры. Она будто поняла и дала ему время прийти в себя. Но тут Драко очнулся, тряхнул головой и решительно последовал за девушкой. Эта ночь принадлежала ему. Он не позволит мимолетным страхам все испортить.

Не в характере Драко было опускаться до романтических банальностей и считать эту ночь «самой лучшей ночью в его жизни», но в том, что она отличалась от всех предыдущих, у него сомнений не было. Подобные вещи вряд ли можно описать словами. Да он и не пытался. Просто чувствовал, что все по-другому.

Ее мягкие волнистые волосы как-то по-особенному темнели на белоснежной подушке, молочная кожа бусинками пота переливалась в лунном свете, глаза горели, губы умоляли, а ее изящное податливое тело чувственно выгибалось, отвечая на его ласки. Их слияние было чем-то особенным, запретным, неправдоподобным. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал что-то подобное. Малфой смутно понимал, что дело не только в физических ощущениях, но боялся даже думать об этом.

— Почему ты пошла со мной? — тихо спросил Драко.

Она пожала плечами:

— Не знаю. В тот момент это казалось правильным.

— А сейчас? — Драко смотрел в ее глаза, едва различимые в полумраке комнаты.

— Пока ничего не изменилось.

— А может?

Она снова пожала плечами и улыбнулась:

— Не знаю. Все зависит от тебя.

Он не уважал женщин и презирал их, используя в своих целях. Отец утверждал, что женщины нужны лишь для того, чтобы удовлетворять потребности мужчины. Он говорил, что они бездушны и жестоки. Что стоит показать им свою слабость, они тут же воспользуются этим и уничтожат тебя. И Драко верил. И не позволял себе никаких слабостей рядом с ними. Он никогда ни к кому не привязывался.

— А как же твоя мама? — как-то спросила Грейнджер, озадаченно нахмурившись.

— А что мама? — пожал плечами Малфой, недоуменно глядя на нее. — Мама — это мама.

Грейнджер насмешливо подняла брови:

— То есть, она не женщина? — (Драко открыл рот, потом закрыл, растерянно хлопая глазами). — Мерлин! Ты ведь даже не задумывался об этом, верно? — девушка пораженно покачала головой. — Она девять месяцев вынашивала тебя, кормила грудью, укачивала, напевая колыбельные, ласкала тебя, играла с тобой, целовала ручки-ножки-щечки, переживала из-за разбитых коленок и простуженного горла, баловала сладким, рассказывала сказки! По-твоему она не заслуживает уважения? Она ведь тоже женщина. Она тоже когда-то грезила о любви, мечтала встретить доброго принца, мечтала об уважении и взаимопонимании в семье. Но вынуждена была выйти замуж за твоего отца, слова которого ты, судя по всему, сейчас повторяешь.

Драко хотел возразить, но не смог. Калейдоскоп воспоминаний проносился перед его глазами, бередя в сердце забытые чувства. У него было ощущение, будто твердая почва уходит из-под ног, в ушах стоял шум, а ранее совершенно ясная картина мира стала мутнеть, искажаться и идти мелкими трещинами.

— А теперь оглянись вокруг, — продолжила она тогда. — Каждая женщина — мать, Драко, а каждая девушка — будущая мать. И все они мечтают о большой любви, трепетной нежности, понимании и уважении. И если они ожесточаются, то только благодаря вот такому отношению. Благодаря таким, как твой отец.

Так, слово за словом, фраза за фразой, она постепенно рушила его устоявшееся мировоззрение, пока не разбила вдребезги.

Той ночью он впервые испытал чувство нежности, впервые думал не только о себе. Он смотрел на нее и понимал, что одной этой ночи ему будет мало. Он хотел видеть ее заспанное лицо по утрам, хотел посылать ей на работу цветы без всякой причины, как это делал Блэйз, ухаживая за очередной красоткой; хотел заботиться о ней и позволить быть слабой. Когда она улыбнулась и сказала, что все зависит от него, он вдруг ясно осознал, что не хочет, чтобы на этой ночи все заканчивалось.

Но одно неверное слово, брошенное в порыве неконтролируемого гнева, и все тут же закончилось. Она ушла.

Черт! Драко снес антикварную настольную лампу и от звука бьющегося стекла почувствовал легкое удовлетворение. Тяжело дыша, он сполз по дивану на пол и яростно дернул себя за волосы. Какого черта ей нужна эта независимость, свобода действий, личное пространство! Какого черта ему не хватило мудрости пойти ей на встречу! Да, он хотел владеть ей безраздельно, хотел ее всю без остатка; он хотел, чтобы она принадлежала только ему. Взамен, он готов был дать ей все, что бы она ни пожелала, но ей была нужна лишь ее пресловутая свобода.

Малфой разжал кулаки, опустил руки вдоль тела и уткнулся затылком в мягкую обивку дивана. В отчаянии он попытался снова убедить себя в ее ничтожности, но с горькой усмешкой почувствовал лишь презрение к самому себе. Пора было принять свое поражение и признать, что идея с «золотой клеткой» изначально была безнадежна. И даже то, что он действовал неосознанно, не могло служить оправданием. Его лицо исказила болезненная гримаса. Чертово воспитание, пример семьи и отсутствие личного опыта в подобных делах сыграло с ним злую шутку. И у него даже не было шанса оправдаться! Потому что ее нигде нет! Она просто исчезла!

Он целый месяц пытался найти ее: караулил у дверей ее дома, писал письма в никуда, в надежде, что сова сама отыщет адресат, придумывал бесчисленные поводы, чтобы наведываться в ее отдел. Все без толку. Грейнджер прекрасно умела заметать следы. А он оказался совсем не готов к чувству болезненной пустоты, поселившемуся у него в груди. Драко мог думать только о том, что должен вернуть ее любым путем.

— Где же ты, Грейнджер? — прошептал он в чернеющую пустоту комнаты. — Дай мне шанс все исправить.

Черный вакуум поглотил его слова, не отозвавшись ни единым звуком. И вдруг:

— Хорошо, — раздался ее тихий ответ.

Малфой вздрогнул и перестал дышать. Напряженно вслушиваясь в тишину, он смотрел пред собой широко раскрытыми глазами. Ничего. Сообразив, что с ним сыграло шутку его же воображение, он шумно выдохнул и нервно усмехнулся. Но тут мрак комнаты неожиданно рассеял слабый свет. Драко замотал головой, ища источник, и недоверчиво воззрился на бледное лицо Гермионы, подсвеченное огоньком волшебной палочки. Она стояла у закрытой двери и смотрела на него очень серьезным, вдумчивым взглядом. Драко нахмурился, удивленный ее бесшумным появлением.

— Я дам тебе шанс, — тихо сказала она. — Только если ты больше не будешь пытаться ограничивать мою свободу.

Малфой неуверенно поднялся на ноги, все еще сомневаясь, что ему это не чудится, и поспешно затряс головой.

— Не буду, — сказал он, глядя на нее очень честными глазами.

— Ибо я этого больше не потерплю.

Драко криво улыбнулся:

— Ты дала мне достаточно времени, чтобы понять это.

— Хорошо, — мягко улыбнулась Гермиона и осмотрелась. — А что здесь произошло?

— Эм… — Малфой смущенно почесал лоб. — Это я избавлялся от старых предрассудков.