Воин Христов (гет)

О времена, о нравы! Эта эпоха — одна из самых развратных. Даже у кардиналов и Пап есть любовницы и внебрачные дети. Святые отцы перестали быть святыми, ведь постоянно нарушали данные Богу обеты.

Асканио Сфорца, кардинал, был в своем вице-канцлерском кабинете. Его недавно возвели на эту должность за то, что он помог с избранием Папы Римского Родриго Борджиа, который принял священное имя Александр Шестой. Асканио молился, преклонив колени перед крестом, который висел на стене. Распятие являло собой настоящее произведение искусства, но мысли кардинала были заняты борьбой с греховными помыслами тщеславия и жадности. Да, он получал неплохое жалование, находясь при Святой Церкви постоянно, но не тратил его на себя, жертвуя деньги бедным, больным и на потребу Церкви. Асканио так горячо молился, что не заметил, как в его кабинете появилась она.

Лукреция Борджиа.

— Кардинал Сфорца... — в тишине ее нежный голосок звучал перезвоном серебристых колокольчиков.

— Да, Лукреция? — оторвался от молитвы кардинал Сфорца.

— Я хотела вам сказать, что меня выдают замуж, — сказала юная Борджиа с неким расстройством в голосе.

— Я знаю, Лукреция, — слегка поклонился Асканио и встал с колен.

Он уже знал о предстоящей свадьбе Лукреции Борджиа и Джованни Сфорца, ведь именно он был инициатором этого брака.

— Нас будет венчать мой брат Чезаре, — в глазах девушки загорелись яркие искорки.

— Я знаю, Лукреция, — повторил Асканио.

— Но ведь мы с вами еще увидимся? — с надеждой спросила она.

— Конечно, дитя мое.

— Но ведь вы навестите меня там, в Пезаро? — еще раз спросила эта невинная девочка.

Невинная и такая красивая. Асканио давно заметил эту красоту, но любил ее скорее как произведение искусства, как красивый портрет в длинной галерее, а не как женщину. Да и женщиной этого неоперившегося подростка назвать было сложновато. Но девушки в их обществе выходили замуж очень рано.

— Да, я постараюсь. Придумаю себе какую-то дипломатическую миссию, — сказал Асканио.

— Кардинал Сфорца... Вы знаете, я... Я не могу сказать, — смутилась Лукреция.

— Говори же.

— Я, понимаете, только поймите правильно, в общем... Я давно знаю вас... Ах, меня ожидает внизу моя синьора, которая вынуждена везде меня сопровождать, но я попросила ее подождать и отпустить меня. У меня мало времени. Но я скажу вам. Кардинал Сфорца, я... люблю вас, — щеки Лукреции запылали огнем.

Асканио опустил глаза. Он ожидал такой исход, но впервые в его душе возникло нечто, не поддающееся рациональному анализу. Ответное чувство? Или он впервые разглядел в Лукреции девушку? Как бы там ни было, волна вожделения прошла по всему его существу — он впервые в жизни возжелал женщину. В будущем он поплатится за это.

— Лукреция, я дал обет, мне нельзя любить телесно, — ответил кардинал Сфорца.

— Но вы же можете нарушить запрет... Мой отец тоже кардиналом был, но у него была любовница и внебрачные дети.

— Я не могу. Мне не позволено.

— Кардинал... Асканио, почему вы не любите меня? — спросила Лукреция, и слёзы потекли из ее прекрасных глаз.

— Мне нельзя тебя любить, Лукреция. Я дал обет Господу, а это важнее всех чувств на свете, — рационально и взвешено ответил тот, хотя внутри него бушевала целая буря противоречивых чувств.

— Асканио... — Лукреция моляще посмотрела на него. — Лишь один раз позвольте взглянуть в ваши глаза. И возьмите меня за руку, так, словно вам можно любить.

Асканио повиновался и широко открытыми карими глазами взглянул в светлые глаза Лукреции. Он легко сжал ее маленькую ручку и тут же отпустил:

— Нет, Лукреция. Даже это невинное прикосновение может разжечь в моей душе бурю страстей.

— Асканио... Прощайте, — сказала юная Борджиа и убежала вниз, смахивая со щек слезы.

Асканио Сфорца стоял в недоумении, понимая, что и он любит эту милую девушку. Любит, но не даст греховному чувству распространиться в его душе и теле. Он чувствовал вожделение к невинной голубке, которой стала для него Лукреция, подруга его одиноких дней.

Одиночество. Именно на это обречен любой, принявший целибат.

Но Асканио понимал: он не одинок. С ним Господь. Господь направит его в его пути. Господь управит. Господь поможет... Пора было снова молиться.

И он молился. Горячо молился в течение нескольких часов. Целовал пересохшими губами крест, и кланялся, и делал земные поклоны. Он помнил только, что прочитал все известные ему молитвы, а также несколько раз свои обеты.

Спустя несколько часов, Асканио почувствовал, что плачет. Жизненно необходимые, слезы лились из его приоткрытых глаз, заливая собой его кроваво-красное кардинальское облачение. Асканио изо всех сил боролся с нахлынувшим чувством к Лукреции, с которым не мог бороться в одиночку. Только Господь ему поможет.

Потянулись недели за неделями, и каждый вечер, каждую ночь кардинал Сфорца проводил в бдениях и молитве. Он ходил на исповедь почти каждый день, и всякий раз старался стереть из памяти светлый образ Лукреции. Такая наивная, невинная — и такая греховная страсть обуревала чувства Асканио. Он больше всего на свете желал стать святым подвижником. Преподобным, а лучше — мучеником. Но понимал, что в эту греховную эпоху сей венец ему дарован не будет. Асканио с детства был добрым католиком, но в этой ситуации ему оставалось только молиться, и как можно больше, ведь он не справится без Бога.

И наконец Сфорца понял, что он готов. Он готов снова увидеть Лукрецию Борджиа. Он обратился к Александру Шестому и попросил его о дипломатической миссии в Пезаро. Таковая нашлась: надо было договориться с Джованни Борджиа насчет противостояния французскому королю. И Асканио отправился в путь.

В дороге он непрестанно молился. Перебирал четки розария, повторял молитвы, которые знал, а когда его подводила память, читал их из маленькой книжки, обитой кожей — это был его дорожный молитвослов. Асканио не помнил, сколько времени ехал верхом, но все же добрался до замка в Пезаро.

Кардинала встретили довольно прохладно. Его кузен как раз был болен и прикован к постели: кажется, он сломал ногу, когда упал с коня. Лукреции внизу не наблюдалось, и Асканио провели в ее спальню на третий этаж. Она не ожидала прихода кардинала. Тем временем Джованни Сфорца находился в забытье — лекари посоветовали ему спать как можно больше, и поэтому переговоры пришлось отложить до пробуждения кузена.

Лукреция сидела на кровати, в красном платье. Волосы ее были уложены в сложную прическу, и свободные пряди растекались светлым медом по плечам.

— Приветствую вас, кардинал, — скромно, но царственно, сказала нынешняя госпожа Сфорца.

— Здравствуй, Лукреция, — поздоровался с ней Асканио, слегка наклонив голову.

Кажется, Лукреция грустила.

— Я все же сохранила любовь к вам в этих неприветливых стенах, — печально сказала она.

— Ох, Лукреция. Мне нельзя любить тебя, неужели ты не понимаешь? — сказал с грустью в голосе Сфорца.

— Но я все равно продолжаю страдать по вам...

Асканио опустился рядом с ней на колени:

— Не надо страдать. Просто люби меня, как брата во Христе. И я буду молиться за твое здравие.

— Молитесь за меня, кардинал. Молитесь, Асканио. Ведь муж жестоко насилует меня каждую ночь, — сказала Лукреция.

Как он мог? Эту чистую голубку, эту невинную душу осквернить прикосновениями своих грязных рук?! Сфорца злился, он был зол на кузена. Как он, Асканио, мог отдать правителю Пезаро эту несчастную женщину? А ведь это он устроил их брак...

— Неужели? Я поговорю с ним, чтобы он хорошо с тобой обходился, — сдержав гневные помыслы, спокойно ответил кардинал.

Внезапно, повинуясь минутному порыву, он взял Лукрецию за руку, поднял ее с кровати и прижал к себе, обнимая. Асканио судорожно гладил ее светлые волосы, и даже попытался поцеловать ее в висок. Но Лукреция застыла в его объятиях, прижимаясь к его сердцу, и от теплоты ее тела Асканио чуть не стало дурно. Она обвила своими нежными ручками шею кардинала и уткнулась в его красное одеяние.

— Прости меня, Лукреция, — с сокрушением сказал Асканио, отстраняясь. — Я люблю тебя, люблю! Но не могу быть с тобой. Прости. Это мой грех. Ты юна и невинна, я слишком грешник для тебя. И я дал обет.

Лукреция смотрела на него невидящим взглядом. Слезы застилали ее светлые большие глаза.

— Ах, как бы я хотела, чтобы этот момент повторился... — сказала она в пустоту.

Асканио не мог больше сдерживать себя. Он вновь взял Лукрецию за руку и пылко прижался к ней губами.

— Я могу любить тебя только как сестру во Христе. Прости меня, Лукреция, — сказал он.

— Я тоже. Тоже буду любить вас, Асканио, как брата во Христе. И я желаю вам... Самого лучшего. Самого светлого будущего.

— Я поговорю с кузеном, чтобы он не обижал тебя. Придется пригрозить ему отлучением от Церкви, — пообещал кардинал..

— Спасибо, Асканио, — всхлипнула девушка.

И они расстались, чтобы встретиться уже через огромный промежуток времени. Джованни Сфорца перестал насиловать бедную Лукрецию и стал нежно с ней обходиться, ведь она была добра к нему во время его болезни. Асканио же вернулся в Папскую область.

Он проводил весь свой досуг в горячих молитвах, и вспоминал любимую каждый день. Он молился. Он сжимал тонкое распятие в руках так сильно, что кровь из них падала на землю. Он думал только о Лукреции.

Блудный бес преследовал его и сводил с ума. Сфорца признался своему духовнику на исповеди, что не выстоял и обнял свою любимую, но ему был прощен этот грех. Но ведь и она, она его любили. Асканио надеялся, что это ее чувства были ничем иным, как дурачеством молодой девушки. Только вот у него-то все было по-настоящему. Асканио было уже более тридцати, и его чувства были серьезными. Нет, Лукреция не была его первой любовью, но настоящее вожделение к женщине он впервые почувствовал, находясь в одной комнате с ней.

— Прости меня, Господи...

— Помилуй меня, Боже, по великой милости Твоей, и по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое...

— Господи Иисусе Христе, Боже Наш, помилуй меня грешного, — всё шептал Сфорца в беспамятстве.

Да, Асканио Сфорца был добрым католиком с детства, но он не знал, как бороться с блудной страстью. Как ему победить в этой войне? Как же ему бороться, каким оружием?

И Бог дал ему ответ. На сороковой день поста и молитвы, Асканио вновь вспомнил Лукрецию. Но — о чудо! — он больше не видел ее прелестной женщиною. Он видел в ней святую чистую душу, святость которой нужно только развить. Несчастную жертву интриг ее отца и братьев. Он видел личность Лукреции, видел ее душевные качества... И теперь он любил ее, как сестру во Христе.

Асканио победил.

Воин Христов победил.

Асканио стал настоящим Воином Христовым, когда победил блудную страсть. Он и дальше любил Лукрецию, но лишь как чистую душу. Как родную ему душу. Как милого друга своей одинокой жизни.

Но Воин Христов не одинок. Он — с Богом, который помог Асканио победить в духовной борьбе.

Асканио победил.