Идиот! (джен)

Еще триста лет назад, когда мне не исполнилось даже тридцати, я был проклят. За что и почему, мне было не известно, я знал лишь то, что мой пра-прадед имел весьма скверный характер, поэтому все обернулось вот так.

Отчего же та колдунья не прокляла его — загадка. Возможно, что уж слишком любила и была привязана, поэтому не собиралась отдавать его в руки вечности, решив оставить его себе. Обо мне — о том, кого она ни разу не видела, не знала и не желала знать, ей думать не хотелось, вот и вышло то, что вышло.

Вот как все получилось.

В мой самый первый век, я еще не подозревал, что буду навсегда обречен на одиночество. Что буду таким же вечным, как смерть, время или жизнь. Буду смотреть, как люди рождаются, взрослеют и погибают на моих глазах, а я, вечно молодой, буду странствовать из города в город, из страны в страну, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание и не подвергать никого опасности.

Что я, однажды влюбившись и обретя свое счастье, потеряю его, оставлю где-то там, в воспоминаниях.

Поэтому неудивительно, что через триста лет мене все это окончательно приелось. И смерть не казалась такой уж страшной. Скорее желанной и долгожданной подругой, рейс которой уж слишком задержали на пути.

— Кхм-кхм-кхм, — хрипел я, неестественно пуча глаза и открывая рот настолько широко, насколько мог. — З-ачм? — спросил, останавливая руку друга, который собирался снять с моей шеи удавку.

— Ты идиот?! — уж слишком громко кричал он, отталкивая мои ослабевшие бледные пальцы. — Что вообще на тебя нашло?!

И правда, что же.

На самом деле, я думал, что в этот раз у меня все получится. День был выбран просто идеально: все друзья, которые обычно интересовались моей жизнью, были заняты и не собирались напрашиваться в гости, с хозяином квартиры удалось переговорить еще позавчера и отдать месячную плату. Никто не должен был меня тревожить, поэтому я мог наконец освободиться от всего. Но…

Фортуна оказалась не на моей стороне.

Отдышавшись, я уселся на табурет, с которого несколько секунд назад спрыгнул. И надо же, как удачно получилось, я практически был готов бросить все и встретить старую подругу, которая меня уже давно заждалась. Я буквально чувствовал, что еще чуть-чуть и все — свобода была мне обеспечена.

Бывает же.

В горле неприятно першило, из-за чего постоянно хотелось кашлять, а еще — пить. Положив раскрытую ладонь на горло, я почувствовал едва ощутимый борозд от веревки, а еще рождающуюся боль. Синяк, который не сойдет ближайший месяц или даже больше, обещался быть огромных размеров.

— Так чего тебе? — спросил я, прерывая паническое мельтешение.

Друг, резко замерев, зло выпучил глаза и накинулся на меня, тряся за плечи.

— Чего? ЧЕГО?! Да ты!.. — Он хорошенько вмазал мне кулаком по челюсти, а потом резко стал оседать, стараясь скрыть свою дрожь. — Чего, говоришь?..

Смотря на него, мне стало как-то совестно. Все получилось совсем не так, как я хотел. Его вообще не должно было сегодня быть в городе, но вот он — спаситель с медленно наступающей панической атакой, который беспомощно трясет зажатую в руке веревку и пытается не расплакаться.

Глядя на него, мне тоже захотелось плакать. От беспомощности, непонимания и всей этой ситуации.

Соскользнув к нему и сев на колени, я притянул его, такого трясущегося и раздавленного, к себе. Он вцепился в меня мертвой хваткой и рвано задышал в шею, вслушиваясь в мои задушенные сипы.

— Прости, — сказал я, — ты не должен был этого видеть.

Он стиснул меня сильнее, впиваясь ногтями в кожу, а потом громко выдал на ухо:

— Идиот!

Не выдержав, я громко хмыкнул, тут же закашлявшись. Да, я самый натуральный идиот, который даже в таком простом деле потерпел неудачу. И, что удивительно, так странно все обернулось, что непонятно — это один из пунктов проклятия или мне просто слишком сильно повезло.

— Почему? — спросил друг, утыкаясь лбом мне в плечо. — Все же было прекрасно: ты не выглядел каким-то расстроенным или разбитым, наоборот, улыбался все время, шутил, а тут… — Он стиснул меня еще сильнее, чуть ли не разрывая на мне рубашку. — Если бы я вовремя не успел, ты бы…

— Да, я был бы мертв, — спокойно произнес, поглаживая его по голове. Он вздрогнул в моих руках и уже набирал воздух в легкие, чтобы высказать мне все, но я не дал ему ничего сказать. — Понимаешь, эта жизнь меня доканала, я больше не могу ее терпеть.

— Говоришь так, будто ты жил уже как минимум двести лет и успел прочуять жизнь от «а» до «я», — насмешливо сказал, борясь с желанием треснуть мне хорошенько.

— Так и есть, — ответил спокойно, прикрывая глаза, — вот уже как триста лет я не могу встретиться со смертью, потому что пал жертвой проклятия.

Он застыл в моих руках и, кажется, даже прекратил дышать. А потом резко оторвал меня от себя, удерживая на вытянутых руках. Его лицо выглядело обеспокоенно.

— Не могло же тебе такое примерещиться из-за нехватки воздуха?.. — риторически спросил он, смотря будто сквозь меня. — Хотя почему же: удушье, отмирание клеток мозга, а потом и галлюцинации… — Он пристально посмотрел мне в глаза, а потом произнес: — Тебе не может быть триста лет, понимаешь? — спокойно объяснял, будто я ребенок, который спрашивает, почему трава зеленая. — Тебе всего-то двадцать пять лет, ты обычный парень из Сибири.

— Я знаю, — перебиваю его на самом главном, устало и сипло вздыхая. — Было очевидно, что ты мне не поверишь. Если бы я такое услышал от кого-то другого, сам бы подумал, что этот человек — сумасшедший.

— Послушай, — тихо сказал друг, мягко стискивая руками мои щеки, — все хорошо, успокойся. Медленно вдохни и выдохни, ладно?

— Ладно, — тяжело вздыхаю, даже не пытаясь продолжать, — хорошо.

Такая реакция была… предсказуемой. Я уже как-то успел забыть, как оно бывает — признания. Еще по началу пытался рассказать обо всем этом своему хорошему другу, но он посчитал меня съехавшим с катушек, а потом попытался определить в местный дом для дурачков, но я вовремя скрылся. И вот опять. Все практически по-новой, только меня еще никуда не хотят упечь. А ведь еще не вечер.

— Я как чувствовал, что что-то должно было случиться, — произнес друг, отлепляя свои вспотевшие руки от моего лица. — Вот и…

— Чувствовал? — спросил я, приподнимаясь с колен и подавая руку, чтобы поставить его на ноги. Он схватился за мою ладонь как за спасательный круг, а затем резко встал, все так же вглядываясь в мое лицо.

— Да, что-то наподобие шестого чувства, — сказал, сводя брови к переносице. — Не знаю, как правильнее все это назвать, просто иногда я чувствую, что мне нужно к кому-то срочно приехать, вот и срываюсь с места. Словно меня одолевает тоска и я не в силах с ней бороться.

Тоска была мне как никогда знакома, поэтому я понимающе кивнул, а он кивнул мне в ответ. Словно прочитал мои мысли и негласно согласился с ними.

— Получается, что ты бежишь на беду? — спрашиваю, ища взглядом зеркало. А когда все-таки нахожу его — вздрагиваю. Выгляжу, мягко сказать, не очень.

— Бегу на беду. — Кивнул головой он, прослеживая мой взгляд. — В гроб краше кладут, — сказал, усмехаясь — его начало потихоньку отпускать.

— Есть такое, — соглашаюсь я.

Если все действительно так, как он говорил, то я могу еще немного подождать. Дружба едва ли долговечна, а человеческая жизнь — подавно (исключения не в счет). Для меня десяток-другой лет — пустяк, когда как для него они могут оказаться смертельными. Даже если и так — я буду рядом. До тех пор, пока мне это позволено.