Шлюха (джен)

Я лежу в своей большой пустой постели и размышляю. За окнами темно и тихо, наверное, уже три часа ночи. Тихо стучат батареи, будто старые часы, а я лежу на боку и смотрю на стену невидящим взглядом. Я думаю о детях. Дети — цветы жизни. Дал бог зайку, даст и лужайку. Часики-то тикают. А что, если у меня выкидыш? Каждый день беременность, а ночью тихие роды и выкидыш?! Я не корчусь и не ору, только побелевшие пальцы сминают простыни. Мне кажется, ещё немного, и я смогу разобраться, ещё чуть-чуть, и я всё-всё про себя пойму. Я рожу и перестану мучиться. Хотя какие мне дети, если я не могу родить себя?

Я обманываю себя. Я тихо лежу ночью без сна, потому что скучаю по тому, с которым могла быть и зайка, и лужайка. А ещё я скучаю по тому, c кем её быть не могло. Я не знала тогда, что буду скучать. Знаешь, я лежу на боку, потому что привыкла, что, когда ты приходишь посреди ночи и залезаешь ко мне в постель, ты кладешь мне руку на талию и утыкаешься носом в шею, щекоча кожу теплым дыханием. Ты залезал ко мне в сердце, ты знаешь это? Подлец. Я поняла это слишком поздно.

— Зачем ты это делаешь?

— Что? — наши пальцы крепко переплетены, кожа прижимается к коже. В этом нет ничего сексуального.

— Это. Сейчас. Со мной.

— Потому что это приятно. А ты?

Я тогда поняла по твоему голосу, что ты играешь.

— Потому что это приятно, — шепотом повторила твои слова. Я не знала, зачем я задала этот вопрос, но ответ мне не понравился.

Зато я помню момент, когда поняла, что не хочу больше, чтобы ты ко мне прикасался, клал вот так руку на талию, целовал мои волосы и крепко держал в своих объятиях.

Мы сидели на кухне, говорили, как всегда, философствовали о жизни (на самом деле терли об анальном сексе, но это пошло), и меня вдруг мороз продрал по коже от осознания — да ты же шлюха! Тебе всё равно, c кем трахатьcя, главное, что приятно. И мне стало так мерзко — от нас обоих. Я думала, мы развлекаемся, между нами ничего нет, мы даже не cпали ни разу!.. Ты говорил, что любишь, но не в том смысле. Я отвечала, что люблю, но не в том треклятом смысле. А знаешь, почему мне в тот момент стало мерзко и страшно? Я вдруг поняла, что твоя ласка отнимает у меня больше, чем дает, а для тебя она совершенно ничего не значит! Потому что ты шлюха, ненасытная шлюха! Шлюха!..

И такая злость взяла, что аж в глазах потемнело. По этой причине я решила всё прекратить.

— Ты знаешь, я не хочу тебя обидеть. Ты классный. Но эта близость — слишком для меня. Мне нужна дистанция.

Знаешь, как тяжело было смотреть тебе в глаза и оставаться невозмутимой?

— Я тебя чем-то обидел?

— Нет.

— Только сегодня или вообще?

— Мне нужна дистанция вообще.

— Ладно. Иди сюда, — и я немедленно оказалась в крепких объятиях, которые не успела предотвратить. Да, как катастрофу.

— Спасибо.

Знаешь, как я потом корила себя за это дурацкое спасибо? Потом успокоилась. Я поблагодарила тебя за то, что ты уважаешь моё желание, хотя внутри подозревала, что говорю спасибо за то, что ты не пытаешься настаивать, иначе я бы не выдержала твоего натиска и сломалась.

Кто же знал, что мне хватит тех ночей, чтобы влюбиться? Кто же знал, что я буду вот так лежать на боку и тосковать по мурашкам от твоего дыхания на шее? Буду пытаться вспомнить твои прикосновения и наши разговоры в темноте.

— Ты совсем не такая холодная, как думаешь.

— Ты так думаешь? — я провела кончиком пальца по обнаженной коже руки.

— Да. Ты не холодная. Я это знаю.

Следующей ночью ты повторил эти слова. А через день я оттолкнула тебя, потому что почувствовала, что увязаю и решила спасаться бегством. Но ты об этом уже не узнаешь. Знаешь, почему? Потому что ты — не он, а она. Шлюха.

* * *

Из-за недосыпа собиралась медленно, как черепаха. Не хотелось выбираться из развороченной постели, включать мозги и тащиться на работу. Каждая клеточка трепетала, ненавидела неблагодарную хозяйку и отзывалась болью. В голове даже вспыхнуло крохотной радостной надеждой — неужели?.. Ребёнок родился? Мальчик или девочка? Глупый вопрос. Осмелилась заглянуть в зеркало. Конечно, девочка. Нет, не так, девушка с бледным лицом, печальная, потерянная, потерявшая себя. Тоже неправильно. Молодая женщина, четыре месяца в разводе, по уши втрескавшаяся в недознакомую-недососедку-недоподругу, с которой съехалась, так как не могла себе позволить снимать целую квартиру. Нет-нет. Это всё были выкидыши. Я не могла родить такое чудовище.

Сегодня хочется выглядеть по-особенному. Благополучные роды — событие торжественное, значит, и выглядеть нужно по-праздничному. Надеваю блузку молочного цвета из струящегося шелка с бантом на шее, заправляю её в прямую бордовую юбку из мягкой ткани, на плечи пиджак, а на ноги туфли на низком каблуке. Светло-каштановые волосы укладываю плойкой мягкими локонами, падающими на спину и плечи. Макияж делаю нейтральный, главное — это духи. На осень беру цветочные Живанши Амариж, чтобы согревали меня и напоминали о тех местах, где целыми днями напролет распускаются крепенькие терпкие бутоны. Сегодня хочу «дышать духами и туманами», вы знаете, как там дальше по тексту. Опасаясь утренней стужи, кутаюсь в пальто и повязываю на шею длинный шарф. Перед выходом задерживаюсь у зеркала, бросаю последний взгляд на отражающуюся в нем незнакомку и выхожу в раннее утро.

В набитом под завязку автобусе с вопящим откуда-то из недр салона младенцем остается смотреть в окно на город-муравейник. Незаметно подкрадывается усталость, тянет сцедить зевок в ладошку. Сегодня важный день, и надо бы хотя бы немного волноваться, но мне совсем не волнуется.

Ах, я же совсем забыла сообщить, куда я еду и кем работаю. Сейчас-сейчас. Вот только пересяду в аэроэкспресс. В метро не затоптали, хотя очень пытались. Пересела, откинулась на спинку сидения, уух. А еду я в Шереметьево встречать нового начальника отдела, занимающегося сбытом в Восточной Европе, прилетает ранним рейсом из Франкфурта-на-Майне. Начальник вырос на сочных немецких сосисках и апельвой, в Москве в первый раз. Всего три месяца работает на руководящей должности, а немцы уже не побоялись отправить его одного встречаться с русскими партнерами. О нем шеф на прошлой неделе сказал, что нужно держать ушки на макушке.

В зоне прилета я немедленно его узнала — высокий широкоплечий немец со светло-русыми волосами, жестким подбородком и бесцветными голубыми глазами, как ни странно, ведь далеко не все немцы светловолосые да голубоглазые. Зато многие из тех, кто занимает высокие посты — да.

Я обратила внимание на его улыбку — очень уверенная и слишком открытая для наших российских реалий. Одного взгляда на этот большой бескровный рот и ровные зубы достаточно, чтобы понять, что господин Ян Апель разговаривает громко, сидит на стуле прямо, словно у него линейка вместо позвоночника, к командной работе не приучен, зато привык отдавать приказы. В общем, немец-управленец и редко улыбается глазами. Вы скажете, я делаю слишком поспешные выводы о человеке, которого вижу впервые в жизни, но это называется вероятное прогнозирование. Сначала нас учили этому в университете для синхронного перевода, а потом я отрабатывала навык на заказчиках.

Я подошла к нему с такой же открытой спокойной улыбкой, и после короткого знакомства немец позволил мне себя увести к машине, ожидающей нас около одиннадцатого столба.

На лице вознесла безмолвную молитву, слава богу, у немца был ранний рейс — прилети он вечером, мы бы намертво застряли в пробке на выезде из аэропорта.

В такси последовал обычный ритуал обмена любезностями. Я поинтересовалась, как прошёл перелет, немец выразил восхищение моим произношением и спросил, где я так поднаторела в немецком. Я поведала ему о своей учебе и последующей годовой стажировке на предприятии в Берлине. Ах, вы были в Берлине? А я же вырос в Берлине!.. Что вы говорите? Удивительный город!.. Я позволила себе перевести дух. Похоже, нам удастся доехать без пробок, к тому же беседа приняла легкий непринужденный характер. О Берлине, о городе, в котором подспудно чувствуешь трагедию, я могла говорить часами.

Бессонная ночь напоминала о себе усталостью, и не требующий усилий разговор не помогал сосредоточиться. Мысли устремились, куда им хотелось. О бывшем муже и своей недососедке я не думала, но сравнивала. Вот это было скверно. После измотавшего нервы развода я стала сравнивать всех мужчин со своим бывшим мужем. Недососедку тоже с ним сравнивала. И этого немца тоже зачем-то сравнивала, беседуя с ним в такси и по привычке проводя пальцем по блокноту для последа в кармане пальто. Внутренние процессы перестраивались и подготавливали мозг к уcтному переводу.

— Аденауэр не хотел, чтобы функции столицы достались крупному городу вроде Франкфурта или Мюнхена, — продолжал свою мысль Ян Апель, а я его почти не слушала. — Поэтому когда заявки подали Бонн, Кассель, Франкфурт и Штутгарт, столицей ФРГ стал крошечный Бонн, его в шутку даже называли «главной деревней»…

Ха! Как не сравнивать, когда рядом с тобой в такси сидит немец из плоти и крови, и эти прозрачные голубые глаза ещё сегодня видели холодные воды Рейна. И хотя это не он, но сейчас в твоих глазах общее гражданство делает их c бывшим мужем ближе друг к другу, чем отныне когда-либо будете вы. Где же он? Какую шлюху он в этот самый момент…

— Вы меня совсем не слушаете.

Если вам когда-нибудь захочется попробовать себя на поприще устного перевода, запомните, самое главное в нашем деле — хладнокровие и невозмутимое выражение лица. Устные переводчики — не боги и не роботы, мы не можем знать всего, хотя и обладаем широким кругозором и поверхностными знаниями обо всем на свете. Мы забываем слова в самый неподходящий момент, отвлекаемся и пропускаем куски информации, потому что мозг занят параллельно другими задачами. Но о наших трудностях публике знать вовсе необязательно. Помню, после первого семестра от устного перевода отказывались сокурсники c превосходными знаниями немецкого, потому что, один раз отвлёкшись, терялись, краснели и не могли переводить.

Я негромко прочистила горло и посмотрела прямо и открыто, не позволяя пытливому взгляду немца сбить меня с толку.

— Я думаю, Аденауэр был убежден, что рано или поздно немецкие земли должны воссоединиться под руководством ФРГ, и столица должна переехать в Берлин. Назначение Бонна столицей было временным решением.

Господин Апель владел собой ничуть не хуже. Он никак не выразил своего удивления и продолжил беседу, однако его взгляд остался внимательным, цепляющимся за волосы, бант блузки на груди и часто останавливающимся на моих глазах. Ну, и черт с ним.

Потом мне быстро стало скучно. В офисе немец сначала познакомился c нашим шефом, а следом отправился здороваться с сотрудниками. Пожал каждому руку (молоденькие практикантки едва в обморок не попадали), спокойно и открыто пообщался c начальниками отделов, а я его переводила, с тоской ощущая, как выдыхается двойной эспрессо. Пока переводила, с профессиональным удовлетворением наблюдала, как подтверждаются мои догадки о его голосе, осанке, манере держаться и говорить перед публикой. Я даже улыбнулась. Господин Апель принадлежал к людям, которые одним своим присутствием умеют заполнять собой всё помещение.

После кофе-чая поехали на производство смотреть, как работает установленное два месяца назад оборудование. В цехах я только порадовалась, что успела вылечиться от простуды, иначе я бы тут же осипла переводить.

Устный перевод требует максимальной концентрации, но ни о чем новом мужчины не говорили, что позволяло мне пользоваться накопленными ресурсами долгосрочной памяти и не напрягаться. Наверное, по этой причине неизрасходованного внимания я заметила, как на меня украдкой бросает внимательные взгляды наш гость. Я прислушалась к себе. Внутри было темно, как в подполе, и тихо. Немец не волновал ни моё тело, ни сердце.

Вечером отправились в ресторан на ужин в неформальной обстановке, с которого я была намерена уйти, как только закончится его официальная часть с обсуждением цифр и денег. Сомневаться, что мой шеф не сможет найти общего языка с немцем, не приходилось, даже если весь диалог будет состоять только из слова «водка» и вопроса «ферштейн?»

Я распрощалась с шефом, сказав ему непоследок, что завтра заберу Апеля в десять из гостиницы. А сейчас мне срочно мне нужен чай с медом для горла, холодный компресс на лоб и здоровый восьмичасовой сон. На завтра снова были запланированы цеха, а на вечер театр. Короче, опять весь день буду работать.

К моему удивлению, немец тоже заспешил откланяться, сославшись на усталость от перелета. Шеф немного расстроился, но виду не подал, только проворчал, мол, всё у этих фрицев по расписанию. Я спрятала усмешку и перевела Апелю пожелания спокойной ночи.

В гардеробной немец галантно помог мне надеть пальто, обжег, позвал взглядом.

Я знала, что мне предлагают простую любовь друг к другу на одну ночь в хорошей гостинице. А ещё я знала, что переводчики полагаются отнюдь не только на вероятное прогнозирование. Краеугольный камень — подготовка. И моя говорила, что Ян Апель, тридцати семи лет от роду, изучавший инженерные науки и экономику в Свободном Университете Берлина, женат и имеет одного ребёнка. А потом вспомнила свой развод, как лежала ночью и думала о том, как мне не хватает приятной тяжести её руки на моем животе.

Любовь требует нервов и сил, остаться с чистыми руками в любви могут разве что святые. Вы это понимаете? А на грешной земле приходится жить по-простому, выбора другого нет.

— Твою мать.

Женская ладонь спокойно легла в крепкую мужскую, крепко сжавшую тонкие пальцы.

Стоп. Выключить камеру.

* * *

Я снова лежала на боку с открытыми глазами в темноте и смотрела на обои. К тихому мужскому дыханию за спиной почти не прислушивалась, от тяжелой руки, лежащей на талии, в умиление не приходила.

Тщетно подождав пару минут, тихонько поднялась и набросила на обнаженное тело стандартный белый халат до пят. Тело не мучило, бередящих душу вопросов не задавало, ответов не требовало, молчало.

Ребенок родился.

В ванной внимательно посмотрела на новорожденного, у которого вокруг губ затаились тоненькие морщинки, а глазах не было ни веры, ни убеждений, ни малейшего душевного подъёма.

Кто же родился, спросите вы. Шлюха. Родилась шлю-ха.

9 января 2019 г.