Ecarte (гет)

— Боги, как же ж жрать хочется!

Четверо из «оставшихся в живых» шести девчонок выпускного курса с надеждой взглянули на самую худенькую и перспективную — Леську, по прозвищу Перс. Да-да, от слова «перспективная».

Леську-Перс уже давно заприметили «покупатели» — ещё на первом курсе, когда она засветилась на телевизионном шоу талантов.

«Неплохо, весьма неплохо», — чуть смягчившись, молвила директриса — заслуженный работник культуры, бывшая прима Большого театра.

Неплохо-то оно «неплохо», но вся эта авантюра с шоу затевалась с надеждой, что такую талантливую всю из себя Леську заметит Сам директор столичной балетной школы и пригласит!

Но, как и на просмотре за год до этого, чуда не случилось. Не пригласил. Хотя точно заметил, ибо он в жюри и сидел.

«Дерёвня я! Им, столичным, мы, кривоногие, без надобности!» — ничуть не смутившись заявила Леська, весьма довольная уже тем, что её тут же взяли в местную балетную труппу танцевать Машу в «Щелкунчике» вместо сбежавшей в шоубалет солистки.

— Что тамошним «фи», то местным — прима! Ну, что приуныли? Налетай! — Перс движением фокусника вытащила из сумки два термоса.

— Спасительница наша!

Девчонки с визгом бросились к своим сумкам за кружками.

Перс принялась разливать по кружкам живительный эликсир — спортпитание на молоке.

— Тёпленькое ещё!

— О боже!

— Леська, что б мы без тебя делали?

— Это вы папе спасибо скажите, — как всегда улыбалась Перс. — Он это спортпитание аж в самой Германии заказывает, бешеные деньги тратит!

— Алекс, ну извини. Это молочный белок, — развела руками Перс в ответ на горящий голодом взгляд единственной на курсе «толстухи».

— Ничего, что ж тут поделать, — Алекс отвернулась, но тут ей в руку ткнулось что-то круглое.

— Возьми хоть яблоко, — Перс жалостливо смотрела на нее. — И прекрати жрать фуросемид. Печень отвалится ведь.

— Не жру я, не жру. Всё в порядке. Спасибо.

Алекс вцепилась в яблоко, как утопающий в соломинку. В голодные девяностые годы фрукты, мясо, яйца стали редкостью. Основной рацион в интернате составляли вареная свекла и каша на подсолнечном масле. От каши рос вес, но не прибавлялось сил.

Аномально добрая и искренняя для будущей примы Перс старалась как могла, поддерживая чуть ни умиравших с голоду сокурниц, но Алекс не повезло даже в этом.

Рвота и крапивница через десять минут. Вот что будет, если выпить единственный доступный источник белка — молоко.

Плюс к этому вылезшие ко второму курсу мощные мужицкие плечи, отсутствие талии, короткая шея, татарские скулы и некрасивые толстые икры.

Вот тебе и сильфида — неземное создание. Вот тебе и призрачная виллиса. И баядерка. Не говоря уж о Прекрасном лебеде.

Это ужасно несправедливо, когда из тоненькой тростиночки постепенно превращаешься в натуральную корову. Хуже. В мужичку, имеющую мало общего не только с балетом, но и вообще с женской фигурой.

Как так? Почему? Ведь умершая давным-давно, ставшая смутным воспоминанием мама была миниатюрной изящной балериной, хоть и танцевала в кордебалете. Может, Алекс пошла в отца, которого никогда не видела?

Насмешка Господа, не иначе.

«Кобыла», «корова», «надо меньше жрать», «не то что театр — паршивый шоубалет тебя не возьмет, позор училища».

Да, господа педагоги, да. Вы конечно правы.

Алекс дожевала яблоко и побежала в туалет — два пальца в рот, избавляться от лишних калорий и выпить еще таблетку.

Ничего, ничего, завтра первый экзамен. Потом продержаться еще две недели и может случиться чудо: её возьмут хоть в последнюю линию?

Так хочется танцевать. Так обидно за восемь лет, потраченные впустую. Алекс вновь готова поверить в Господа, если он окажется столь милосерден, что наконец-то даст ей хоть крошечный шанс.

Хоть в последнюю линию, хоть на самую незаметную роль. На самую крошечную.

Алекс казалось, что от фуросемида она уже высохла вся, как мумия. Что в суставы насыпали песка. В глазах темно, тошнит — последние месяцы она не съедала и трети тарелки проклятой каши, но воз и ныне там: «мужичка», «дуб-дерево», «худей давай, не позорься».

«Хорошо, что фуросемид дешевый. Надо после занятий купить еще. Что-то печень сегодня и впрямь болит, как никогда. Еще пару недель. Потом будет легче, если возьмут. Говорят, в театре не задерживают зарплату. Можно будет покупать яйца, соевый сыр тофу и витамины».

Алекс, толком не видя, куда идет, выползла из туалета и по стеночке, по стеночке, не чуя под собой ног, поплелась в класс. Надо разогреться перед постановочными. Плохая растяжка требовала неимоверных усилий. Если не прогреться как следует, можно опять потянуть пах. Это будет ужасно — перед экзаменами особенно.

Но до класса Алекс так и не дошла. Темнота сгустилась, боль в подрёберье тяжеленным камнем потянула присесть, отдохнуть, звон в ушах, тяжело дышать.

Ничего, ничего… Немножко посидит и пойдет. Уже прозвенел звонок.

— Ну что вы, милочка, какой сквиб? У маглов и сквибов подобное отравление приводит к летальному исходу. Ваша подопечная без всякого сомнения волшебница.

— Сил моих нет! Камень на шее! Я к ней отношусь лучше, чем к родной дочери! А она… Неблагодарная! Вот уж сестрица удружила: прижила неизвестно от кого, вляпалась в какую-то грязную историю и погибла во цвете лет. А мне — воспитывай! И ведь я даже в приют её сдать не могу. Что обо мне подумают? Я не хочу, не хочу…

— Милочка, да не переживайте вы так. Через неделю ей исполнится одиннадцать. Её ждет Хогвартс.

— Хогвартс? Ах да… Ну конечно! Раз она, всё же, оказалась волшебницей. Я буду ждать этого дня с нетерпением. Сестра оканчивала Шармбатон. Вы не знаете, разрешено ли воспитанникам проводить каникулы в школе?

— По этому поводу не могу вам ничего сообщить. Я обучался в Дурмстранге.

— И действительно нет необходимости в госпитализации?

— Нет, мэм. Взгляните вот сюда, на сетку магического сканирования. Уже всё в полном порядке, хотя и пришлось потрудиться. Ей необходимо будет принимать вот это зелье в течении недели — раз в сутки, после завтрака. И, пожалуйста, не забывайте учитывать ее особенности.

— Особенности? Какие такие особенности?

— У вашей племянницы непереносимость молочных продуктов. Вы не знали?

— Не знала. Я думала, она просто выделывается, как, впрочем, и всегда. А это нельзя как-то скорректировать вашими методами? И этот ужасный лишний вес. Никогда бы не подумала, что у моей миниатюрной сестрицы вырастет такая бомба! Доктор, вы представляете — эта паршивка только и делает, что жрет! Именно: не ест, а сжирает всё с небывалой скоростью. Мне кажется, что в жизни её интересуют лишь три вещи: постоянное воздействие на мои нервы, еда и книги. Какой нормальный ребенок в наше время читает книги, когда можно посмотреть телевизор?

— По поводу непереносимости молока — эту проблему можно будет постепенно устранить, когда девочка отправится в Хогвартс. Требуется специальное, довольно сложное зелье и длительный прием с тщательной корректировкой доз под наблюдением специалиста. Я обсужу это с профессором Снейпом и мадам Помфри. Полагаю, они уже сталкивались с подобными случаями и не откажутся помочь.

— А лишний вес? Может, есть какое-нибудь зелье, чтобы…

— Сожалею, миссис Стрим, любое зелье будет неэффективным, если ребенок не осознаёт необходимость ограничивать себя в еде. Тем более в Хогвартсе. Там, в отличие от Дурмстранга, не считают нужным убрать из рациона избыточное количество сладостей и мучного.

— Но она же сущая слониха!

— Мэм, я вынужден поговорить с вами откровенно: ваша племянница наглоталась ваших таблеток для похудения именно потому что желала похудеть быстро и без хлопот. Как бы банально это ни звучало. Если она поступит так еще раз, то у вас будут проблемы. Я бы осмелился предложить вам больше не поднимать тему лишнего веса. Осталось всего две недели до отправки в Хогвартс. Всего две.

— Хорошо, я поняла вас. Простите мне мою настойчивость, но госпитализации точно не требуется? Просто в один страшный момент мне показалось… Что она не дышит. Она так странно вытянулась и замерла… И лежала совсем не шевелясь. Это было так страшно, такой ужас! Хорошо, что вы прибыли моментально. Может, эти две недели она побудет под наблюдением колдомедиков? У нас есть деньги, я оплачу все расходы.

— Да, был опасный момент. Я уже говорил, что будь ваша племянница маглом или сквибом… Впрочем, повторю лишь одно: сейчас её жизни и здоровью ничего не угрожает. Её хоть и не большой магический дар и вовремя оказанная помощь позволили избежать серьёзных последствий. Возможно, в течение нескольких дней девочка будет ощущать небольшую слабость, но если вы будете тщательно соблюдать все рекомендации, что я вам написал, к началу учебы от слабости не останется и следа. Позвольте мне поблагодарить вас, миссис Стрим, за проявленную силу духа: немногие бы на вашем месте сообразили сразу же воспользоваться артефактом для вызова бригады колдомедиков из Святого Мунго. Если бы вы потеряли время, обратившись за помощью к магловским медикам, последствия были бы куда серьёзнее. Вы — сильная решительная женщина, миссис Стрим.

— Ах, что вы, меня же несколько раз предупредили: если что-то случится, надо сразу же послать сигнал. Моей заслуги в этом нет — я просто выполнила инструкции. Я тоже буду с вами откровенна: эти две недели мне покажутся каторгой. Я буду с нетерпением ждать того счастливого момента, когда смогу сбросить со своих плеч тяжелую ношу хоть ненадолго.

— Я прекрасно понимаю вас, мэм. Благодарю за содействие.

* * *

Голоса отдалились и смолкли, как бывает, когда медленно поворачиваешь ручку громкости радиоприемника, убавляя звук.

— Не надо, не выключай, Яся, оставь, — забормотала Алекс. — Такой интересный радиоспектакль. Волшебница, сквибы, колдомедики. Надо же. И проблемы прям как у меня: молоко и похудение. А что это так тепло сегодня? Неужто уголь в котельную завезли наконец-то?

Никто не ответил — видимо, девчонки спали мертвым сном, как всегда делали по вечерам, когда не нужно было тащиться через весь город на репетицию в театр.

Надо бы переставить радиоприемник к себе на тумбочку, провод до розетки в любом случае достанет. А то Яся вечно не дает дослушать. Интересно же. Даже сон немного отступил. Но так не хочется открывать глаза. Уютно, тепло, пахнет чем-то приятным. Наверное опять кавалер Катюхин бананов притащил. Здорово. Она обязательно поделится.

Алекс протянула руку, желая проверить, действительно ли батарея сегодня наконец-то тёплая, а не «комнатной температуры», как всегда зимой.

Протянула чуть дальше. И еще дальше. А батарея всё не попадалась на пути ищущих пальцев. Зато они наткнулись на что-то мягкое и пушистое, замурчавшее и принявшееся тыкаться холодным носом в ладонь.

Что? Кошка? Откуда в общаге кошка?

Алекс распахнула глаза и вскочила: помещение, представшее её взору, ни капельки не походило на ободранную комнату в общежитии, а на стоявшем рядом стуле действительно обнаружилась кошка! Белоснежная, пушистая, с яркими желтыми глазами.

Вскочила — сильно сказано. Тело оказалось странно неуклюжим и очень тяжелым, словно на каждой руке и ноге оказалось по паре столь любимых педагогом по балетной гимнастике утяжелителей.

Вскочить не получилось, но сесть Алекс смогла, в панике оглянулась по сторонам, а потом уставилась сначала на свои пухлые, но немного уменьшившиеся в размерах ладони, а затем на нечто вообще невообразимое, видневшееся в вырезе странной пижамы: грудь почти исчезла, а взгляд уткнулся в весьма объёмный, упитанный розовый животик. Не животик, а огромное пузо!

О боже… Да у неё никогда не было ни такой комнаты, ни кошки, ни живота! Не говоря уж о розового цвета коже: от ужасного питания и постоянного приема таблеток цвет тела больше напоминал серо-голубую куриную тушку, что всё еще иногда попадались на опустевших прилавках мясных магазинов.

Кошка, тем временем, перебралась к ней на колени и спокойненько улеглась, подставляя то лобик, то ушко и блаженно урча, когда Алекс в полнейшей растерянности принялась выполнять долг каждого человека, которого кошки посчитали своей собственностью — поглаживать и почёсывать.

— Иначе зачем вообще нужны люди, верно? — Алекс сидела на кровати, пялилась по сторонам, пытаясь понять хоть что-то, и разговаривая с охотно поддакивавшей кошкой. Или котом.

Она несла какую-то чушь, словно собственный торопливый шепот мог защитить её от страшной правды: Алекс сошла с ума и её отправили в сумасшедший дом. В какой-то элитный дурдом: светлая уютная теплая комната, роскошная широкая кровать, красивая пижама. Мебель вся какая-то необычная. Иностранная. Богатая. Если можно так выразиться.

А что вон там такое — в углу? Не может быть… Там небольшой телевизор и — о боже — видеомагнитофон с высокой стопкой кассет на нём.

Видеомагнитофон был только в кабинете у директрисы: после концертов всех участников собирали в актовом зале, торжественно выносили на стол это чудо техники и долго-долго разбирали ошибки, перематывая кассету туда-сюда. Алекс очень любила это действо: как здорово, что можно увидеть себя со стороны!

А в прошлом году она даже ходила с подругами в коммерческий видеосалон и смотрела необыкновенно страшный, но очень переживательный фильм «Рембо. Первая кровь». Это Леськин папа оплатил всем билеты — сделал дочери подарок на день рождения. Было здорово!

С помощью кошки-релаксанта Алекс довольно легко примирилась с мыслью, что сожранный ею в огромных количествах фуросемид подействовал почему-то не на печень и почки, а на мозги.

Да, она сошла с ума. И видит за окном шелестящий листвой запыленный вполне себе летний тополь, хотя вчера еще была зима. И нерешительно ощупывает своё странно уменьшившееся, но распухшее до полного безобразия тело: складки жира висят по бокам, а щеки, наверное, как у хомяка.

Даже сбывшийся кошмар о том, что она превратилась в жирокомбинат, легко подходил под теорию о сумасшествии. Всё подходило! Даже лето за окном.

Кроме этой самой комнаты.

Не бывает таких райских условий в дурдоме. Не бывает окон без решеток. Не бывает, что сумасшедших оставляют наедине с дорогущей аппаратурой! Ну не может такого быть и всё тут. И кошка.

— Да, киса? А вдруг я тебя съем? — Алекс заглянула в желтые глазки, но киса не спешила в этот раз подтвердить её догадку.

Вместо этого она вывернулась, спрыгнула на пол и принялась кататься по шикарному толстому паласу и точить когти о ножку красивого дорогого стола!

— Киса! Нельзя так делать! Ты что! Это же, наверное, громадных деньжищ стоит! — испугалась Алекс и все-таки поднялась на какие-то непропорционально стройные ножки с маленькими ступнями.

Позвольте, а где же штаны от пижамы? А… вот они, на кресле возле стола.

Как только на такенную задницу налезли эти миленькие, странные, очень изящные, но какие-то детские трусики: розовые, в цветочек, с бантиками? Они трикотажные, что ли? Да у нее всегда были ситцевые, пока она не научилась шить себе трусы из старых застиранных чуть ни до дыр, но зато сшитых из лайкры купальников.

Ну да, это всё бред. Особенно видеомагнитофон. Надо воспользоваться нежданным-негаданным подарком судьбы и попробовать его включить. Потому что когда действие транквилизаторов закончится, Алекс очнется в смирительной рубахе, как у Шурика в «Кавказской пленнице», и в комнате, обитой матрацами.

Алекс, пошатываясь, двинулась к телевизору, по пути попытавшись взять расшалившуюся кошку на руки, но та не далась и выпустила когти.

— Ого! Больно же! Какой реалистичный бред… — Алекс изумленно разглядывала выступившую на оцарапанном пальце капельку крови.

А потом она увидела отражение странной фигуры в экране телевизора и попятилась, споткнулась и шлёпнулась обратно на кровать, но тут же вновь подобралась к экрану, с недоумением вгляделась.

Ого… Бред мог бы быть и поизобретательнее… Значит, её сознание смогло создать красивую комнату и даже видик, но почему-то не сделало Алекс длинноногой обворожительной красоткой, как Яся или Светик.

Отражение смотрело на неё чёрными глазами-щелочками разжиревшей до полного безобразия девицы лет десяти-одиннадцати.

Алекс сняла куртку пижамы и принялась медленно поворачиваться перед импровизированным зеркалом. Жир лег как-то очень уж избирательно: довольно стройные ножки и изящные, хоть и пухленькие ручки и пласты, слои, складки жира на спине, заднице, животе!

Прыщи на вполне симпатичной, не будь она столь заплывшей жиром, ничуть не напоминавшей прежнюю физиономии. Угри, жирная кожа. Какая гадость. Короткие светлые волосы подстрижены каре, оканчивающимся как раз у толстых щек, подчёркивая их, превращая девочку в настоящую уродину. А ресницы — ну прелесть же — длинные, как у куклы, хотя и светлые. Впрочем, если грамотно их накрасить...

Какой красивый подъём! Алекс вытянула ножку вперед, потом в сторону, любуясь. И иксик в колене присутствует такой, как надо — не чрезмерный, очень симпатичный. Пальчики как раз для пуант — ни один не выделяется, ровненькие, без вросших ногтей.

Забыв о намерении исследовать видик, Алекс принялась крутиться перед экраном, тщательно разглядывая труды своего больного воображения и обнаруживая всё новые и новые потрясающие возможности тела.

Ого! Нога легко поднялась чуть не до уха безо всякого разогрева и растяжки! Алекс дотянула её рукой ещё дальше, но почувствовала, что теряет равновесие, и схватилась за стену.

Потом перехватила за колено и вывела в аттитюд, затем в кольцо, проделала то же самое и другой ногой. Прекрасно! Волшебно!

Вскоре она убедилась, что отравленный таблетками мозг создал именно то, что Алекс хотела иметь всегда, страшно завидуя Леське: щиколотки, колени, тазобедренные суставы легко подчинялись требованиям беспощадных законов выворотности классического танца! Растяжка почти не оставляла желать лучшего, а спина послушно гнулась так, что Алекс могла коснуться затылком ягодиц!

Ничего себе…

Но зачем воображению понадобилось скрывать такое богатство пластами жира? Вот это-то и есть настоящее безумие!

А еще Алекс поняла одну страшную вещь: это роскошное тело никогда не занималось классикой. И вообще хоть какими-то видами хореографии или спорта.

Никогда.

Оно, похоже, даже бегать не умело.

Кошка сочувственно смотрела на Алекс, прекратив распускать стол на щепки и палас на нитки.

— Господи, я, кажется, верю, что ты существуешь! — возрадовалась бывшая пионерка. — Спасибо тебе, что хоть так. Благодарю, огромное спасибо!

Бормоча слова благодарности тому неведомому существу, о котором в последнее время на всех углах твердили, что оно есть, Алекс бросилась к креслу и спешно натянула пижамные штаны, чтобы мышцы хорошенько прогрелись: суставы и сухожилия роскошного тела следовало беречь, как зеницу ока.

И ринулась в бой.

Надо пользоваться каждой секундой этого сумасшедшего крышесносного подарка. Когда ей еще доведется насладиться почти идеальным телом? Вряд ли милость бога зайдет так далеко, чтобы не просыпаться как можно дольше. А то ведь можно и не проснуться вовсе.

Алекс не хотела просыпаться. Пусть этот бред длится вечно!

Она смело открыла шкаф, наполненный странной одеждой, опять подивилась играм своего больного разума, но тратить драгоценное время на разглядывание шмоток не стала.

Как только ей на глаза попалась упаковка с носками, теплая водолазка и полотенце, она тут же пододела водолазку под пижамную куртку, замотала то место, где должна быть талия, полотенцем и подвязала этот своеобразный корсет поясом от обнаружившегося в шкафу тёплого халата.

Главное — пропотеть как следует! После экзерсиса не пить час, чтобы закрепить успех — вот так постепенно сгорают жировые клетки. Даёшь талию!

Алекс по-хозяйски оглянулась, совершенно уверенная, что её сознание уж наверняка позаботилось еще об одной вещи. И точно: на полке с книгами обнаружился магнитофон и стопка кассет.

Она включила первую попавшуюся и тут же скривилась: не музыка, а какая-то неразбериха из бум-ца-ца и воплей, хотя ритм прослеживался четко.

— Что за бред вообще? — обратилась она к кошке, словно та была виновата в вывертах психики Алекс. Кошка растянулась на паласе и смотрела заинтересованно.

— И где это я могла слышать такой ужас, чтобы вот так сходу его придумать, а?

Со второй кассетой повезло больше: красивый женский голос пел о чем-то, но слов не разобрать. Напоминает прекрасный вокализ. Замечательно! То, что надо.

Алекс надела носки, сверху еще одни — удивительно мягкие, словно состоящие из малюсеньких розовых бутончиков, тут же бережно обхвативших драгоценный голеностоп, и принялась за свою давным-давно ставшей привычной разминку-ритуал.

Волосы! Черт… Как бы их так собрать, чтобы это дурацкое каре не лезло в глаза? В одном ящике оказалось белье, а во втором нашлось что-то вроде заколок, напоминавших зубастых мини-чудовищ. Возможно, то вообще были не заколки, а какие-нибудь детали от чего-то неведомого, но закалывать волосы этим «крокодильчиками» оказалось очень удобно.

Тело быстро устало, пот лил градом. Ноги затряслись от усталости уже минут через пятнадцать. Алекс отыскала в шкафу еще одно полотенце — вытирать пот с лица. Оно быстро вымокло. Уф, как жарко!

Да уж… Только чуть прогрела стопы и спину, а уже тянет прилечь, отдохнуть, схватиться вон за ту книжечку…

Надо бы её дочитать, интересно, мистер Дарси и впрямь такой заносчивый? Он что, не понимает, что от досужих языков мамашек, желающих выгодно выдать замуж дочерей, не укрыться, не убежать?

Алекс уж было потянулась к раскрытой книге, как вдруг испугано отпрянула: она никогда не читала ни про какого мистера Дарси! Она в последние два года вообще редко что-то читала — не было ни времени, ни сил, да и постоянные веерные отключения электроэнергии по вечерам как-то не располагали к чтению. Тут хоть бы уроки сделать на завтра успеть.

— Это бред. Это всё бред, — зашептала она. — Транквилизаторы. Да, киса? Я просто раньше, наверное, слышала такой радиоспектакль. Но забыла. А теперь мозги вот взяли и вспомнили. Да? Ну ведь может такое быть? Правда?

Кошка смотрела, не моргая, чуть поводя хвостом, а взгляд Алекс уже прикипел к другим книгам, стоявшим на полке.

Алекс почувствовала, как нарастает паника: ни одну из этих книг она раньше не читала. Кроме вон той — Чарльз Диккенс «Дэвид Копперфилд», но она могла бы поклясться, что хорошо знает содержание каждой!

Разгорячённое балетной гимнастикой тело покрылось холодным потом.

Как мозг, пусть даже и больной, протравленный насквозь таблетками, может знать то, чего не знает категорически? Тут уже не спишешь на позабытые радиоспектакли. Потому что забылись они очень избирательно: только те постановки, сюжеты которых описаны вон в тех самых книгах. А вот все остальные и не думали забываться!

Алекс помнила даже передачи для самых маленьких, прослушанные в далеком детстве. У неё вообще была неплохая память. Поэтому она легко вытягивала на «хорошистку». Леська вечно ей завидовала: Перс до сих пор не могла запомнить даже кто первой исполнил знаменитого «Умирающего лебедя» — Уланова или, всё-таки, Павлова, не то, что выучить, в каком году свершилось Ледовое побоище.

Алекс поспешно отвернулась от полок с книгами, бросила испуганный взгляд на видеокассеты: не окажется ли так, что на них те фильмы, которые она никогда не видела, но мозги в состоянии воссоздать каждый эпизод?

И вдруг спина заледенела ещё сильнее: Алекс ведь, не задумываясь, легко включила магнитофон, хотя раньше никогда не видела этой модели! И так же легко она могла бы подключить и видик! Она даже помнила какой «тюльпан» в какое отверстие втыкать, не говоря уж о том, какую кнопку нажимать.

— О боже… Это вот такая шизофрения? Раздвоение сознания? Но как же это вообще может быть?

Она уселась на кровати по-турецки, закуталась в лёгкое летнее одеяло и принялась вспоминать, что было написано в учебнике по психологии, который она как-то листала в школьной библиотеке, но вскоре невесело рассмеялась.

Ну не дурочка ли, а? То ж был учебник по психологии, а не по психиатрии. Виды памяти… Типы темперамента… сангвиник… меланхолик… Это явно не из той оперы.

Так. Стоп. Ну ладно: внешний вид и расположение кнопочек на магнитофоне и видике мозги могли сочинить произвольно, поэтому ты и знаешь, как это включается, но как ты, гений, успела выдумать столько книг? Писатели, значит, годами стараются, сочиняют, а надо, оказывается, было просто поголодать года три всерьёз и отравиться фуросемидом?

Алекс истерически хихикнула, но тут же закрыла рот рукой: истеричек в училище терпеть не могли. «Изнеженным душонкам — не место в балете! Тут вкалывать надо», — не уставала повторять педагог по классике Анна Васильевна.

Что-то сильно не сходилось во всей этой истории с сумасшествием. Мозги Алекс, довольно легко справлявшиеся с задачками по геометрии и химии, хоть и притормаживавшие иной раз на алгебре, не могли смириться с таким явным отсутствием логики.

Она опять невесело усмехнулась: искать логику в бреде сумасшедшего? Что может быть бредовее?

Так. Всё. Хватит. Пока возьмём за основу теорию о том, что вскоре предстоит проснуться и оказаться либо в стенах родного училища, либо в палате настоящего дурдома. И тогда прощай божественное наслаждение пока еще неумелым, грузным, но идеальным телом.

Отдышалась? Вставай и работай, потом хоть будет, что вспомнить!

Алекс легла на пол на спину и принялась выполнять Battement relevé lent вперед и в сторону, постепенно отринув все переживания, погружаясь в мистику движений, всё сильнее влюбляясь в каждую частичку своего воображаемого, но такого реального — потеющего, пыхтящего и борющегося с одышкой тела.

Ах, как послушно вытянулась стопа! Боже, до чего изящно выглядит доведение стройной ножки до вертикали, грамотно вывернутой вперед пяточкой!

В прежнем теле божественный relevé lent (1) всегда выглядел так, будто Алекс поднимала не ногу, а сучковатую оглоблю. А тут — чудо, как хороша!

Аж слюнки текут, как представишь, какие красивые этюды можно будет станцевать уже через годик-полтора, когда растает жир, станут послушными мышцы, а не привыкшее к нагрузкам сердечко перестанет испуганно биться так, словно его не классикой воспитывают, а за ним волки гонятся.

Эх, где его взять-то — тот годик-полтора?

Кошка запрыгнула на стол и внимательно следила сверху за движением стопы, словно обдумывая, не пора ли броситься на эту странную, покрытую цветочками мышку.

Алекс с трудом поднялась, её пошатывало, в теле разливалась приятная слабость, а в мозгах — какими бы они ни были больными — удовлетворенность хорошо проделанной работой.

Жаль пока нечего и думать о прыжках. С таким весом можно или ахилл потянуть или вообще перелом лодыжки заработать. А о пуантах и мечтать не приходится. Чудовищный вес раздавит хорошенькие, но слабые пальчики.

Она принялась вышагивать по комнате по первой позиции, ступая с носка, тренируя стопы. Потом пришла пора Port de bras (2) — упражнений на движения рук и перегибы корпуса.

Эх, жаль, что нет зеркала. Но есть телевизор! Правда, он стоит слишком близко к стене, но если его немного повернуть...

Задумано — сделано. Алекс перемотала кассету на начало, включила полюбившуюся мелодию и принялась воспитывать руки.

В училище не говорили «научить», «натренировать». Только «воспитать». Словно каждая рука, нога и тем более тело — это отдельная личность со своим характером, привычками, поведением, маленькими радостями и огорчениями, победами и разочарованиями.

«Мисс Правая Рука, а-я-яй, вы могли бы и получше, не стыдно так оттопыривать мизинец? Мисс Левая Нога, дотяните колено!»

Алекс растворилась в музыке, вглядываясь в искаженное выпуклым экраном отражение, повторяя бесчисленное число раз скольжение рук из позиции в позицию, из позы в позу.

Устала. Трясутся плечи, дрожат пальцы.

Мда. Довольно корявенько пока. Но всё равно красиво. Хвала великой Вагановой! Без её стройной системы (3) не удастся открыть заповедных тайн, скрытых в ледяных глубинах зеркал. Нужно зеркало, нужно! Экран слишком маленький и своенравный — уползает то одна рука, то другая.

— Мозг, а мозг, как насчет того, чтобы выдумать зеркало? Большое, во всю стену — мечтать, так мечтать! А то вон сколько книг насочинял, а до зеркала не додумался? — совершенно серьёзно обратилась уставшая вымотанная Алекс к самой себе и опять стёрла пот со лба, словно для того, чтобы этот странный орган её тела — «мозг» смог разглядеть через лобную кость промежуток между шкафом и столом, на котором вполне бы уместилось хоть и неширокое, но зато во весь рост зеркало.

Но мозги почему-то не спешили порадовать хозяйку столь важным для каждой балерины приспособлением.

— Ленишься, да? А что насчет душа и хотя бы тепленькой водички в нём? Или опять греть на плите и мыться из таза? — вновь подколола Мозг Алекс. — Ты ведь это учёл, да? А то от меня несет потом куда сильнее, чем прежде. Но ведь я теперь значительно толще, не так ли?

Кошка внимательно слушала, видимо, полагая, что говорят с ней. Она спрыгнула со стола, подошла к двери и мяукнула.

— Душ там, говоришь?

Алекс отчего-то было боязно выходить из комнаты, словно пока она находилась в обществе невиданных ранее, но прочитанных книг, непросмотренных, но наверняка знакомых видеокассет, успевшего стать привычным «зеркала», сотворенного из телевизора, и единственного живого существа — кошки, это было её личное сумасшествие, её личный бред, в нём было тепло, уютно и деятельно. И так не хотелось, чтобы в её одиночество вторгся хоть кто-то.

Неизвестно, кого породило больное воображение. Может, за дверью вообще открытый космос? И инопланетяне. Или… Что? Ну что там может быть такого ужасного? Война? Тюрьма?

Кошка вон вполне себе больно царапается, уставшие мышцы побаливают, на коленке, которой Алекс навернулась о стул во время гимнастики, наливается небольшой синячок. Всё очень реалистично!

А что, если мир за дверью тоже вполне себе реален?

Нет-нет. Надо сначала собраться с духом, а потом идти осваивать новые территории.

Алекс приотворила дверь, выпустила кошку, успела разглядеть только часть бежевой ковровой дорожки с темной каймой по краю, и тут же отпрянула, плотно притягивая створку, чтобы не видеть, пока не знать. И не участвовать.

Она еще тут не со всем разобралась. Бог с ним, с пропотевшим телом. Сначала надо кое-что прояснить.

Алекс решительно подошла к столу и висящей над ним полке с книгами. Выдвинула ящик, нашла кучу ручек, карандашей, каких-то миниатюрных игрушек, словно их изготавливали, чтобы продавать в спичечных коробках. Неприятные игрушечки. Странные пропорции, оскал улыбок.

Блокнот с рисунками. Тоже изображено что-то злобное, отталкивающее. Похоже на портреты этих самых спичечных монстриков. А вот календарика, пусть и самого завалящего, нет. Не понять, в какой год закинуло её собственное воображение.

В год… А в какую страну? Она вообще в России?

Алекс схватила одну книгу, потом другую, третью, начала с жадностью просматривать. Текст был хорошо знаком, да. Она даже знала, какие именно иллюстрации встретятся в книгах, но… О, боже… Она не могла понять, на каком языке они написаны, эти книги.

Давай же, давай! Ты ведь учила немецкий в школе, французский в училище. Что? Что ты видишь? Это что за язык?

Это совершенно точно не был ни один из двух. Алекс немного успокоилась. Уф, значит, все-таки, Россия. Но тут её разогнавшаяся рука открыла следующую книжку, и Алекс растерялась вновь: что за глупости, почему это «Волшебник Изумрудного города» вдруг стал называться «Магия страны Оз», написал эту книгу какой-то Фрэнк Баум вместо Александра Волкова, а Элли стали звать Дороти?

Что всё это значит?

Алекс в панике просматривала книгу с отвратительными рисунками, не находя ни следа тех чудных картинок с великолепным Тотошкой, симпатичным Страшилой, милыми жевунами… Наконец отшвырнула её и забилась на кровать.

Стало страшно.

Можно ли сойти с ума ещё раз, уже внутри той жизни, что выдумал и без того свихнувшийся мозг?

Так. Всё. Прекрати.

Алекс выпуталась из одеяла, в которое начинала кутаться каждый раз, как сталкивалась с чем-то, абсолютно не укладывавшимся в стройную теорию сумасшествия, и подошла к видеокассетам.

Незнакомые названия. Какие-то мультики, еще мультики, опять мультики. Слава богу, в отличие от книг, эти коробки молчали, не вызывая никаких воспоминаний.

Алекс вдруг хмыкнула, сообразив, в чём дело: все до единой кассеты не были распакованы, их покрывала ненарушенная целофановая плёнка.

Она открыла первую попавшуюся, вставила в видеомагнитофон. Надо же узнать, на каком языке говорят в этом сумасшедшем мире.

Минут пять она пялилась на то, как мерзкий мышонок издевается над куда более симпатичным, хоть и недалёким котом. Не смешно. «Ну, погоди!» куда интереснее и умнее. Но понять, на каком языке говорят эти герои, так и не смогла.

Впрочем, это же мультфильм о шкодах и шалостях — герои вообще редко что-то произносят, как, собственно, и в «Ну, погоди!», но тут они ведут себя как-то уж слишком по-иностранному. Непонятный какой-то мультфильм.

Алекс открыла следующую. «Алладин». И опять та же ситуация: герои, вроде, говорят по-русски, но выглядят и ведут себя, мягко говоря, странно. Ничего общего с милой волшебной сказкой из книги «Тысяча и одна ночь Шехерезады».

Можно ли устать от собственного сумасшествия, да так, что всерьёз разболелась голова?

А, может, хватит уже удивляться, поражаться и ужасаться? Пытаться объяснить необъяснимое? Например то, почему содержание книг на полке знакомо так, будто она их читала только вчера перед сном — каждую! — а комната выглядит совершенно незнакомой? Видик и магнитофон включаются моментально, но тот же палас на полу или одежду в шкафу она в первый раз видит?

И рисунки в блокноте точно рисовала не она. Всё её изобразительное искусство заключалось в умении схематически, хоть и довольно правильно, зарисовывать балетные па, а те монстры выглядят очень красочно и реалистично.

Кстати, а почему кассеты нераспакованы? Кнопки видика порядком потерты, значит им пользовались, но что за фильмы на нем смотрели? Еще одна загадка.

Алекс подошла к окну, рука сама собой потянулась к шнурку — открыть жалюзи. Вот-вот, это тоже странность: жалюзи она не открывала никогда в жизни, потому что видела их только в кино.

Раскидистый тополь на границе участков, крошечный дворик, высокая живая изгородь с трёх сторон. Нереально зелёная, словно выкрашенная яркой краской трава. Розовый куст с меленькими желтенькими розочками закинул свои ветви-плети на крошеную беседку, в которой стоит пара кресел и столик.

По обеим сторонам видны такие же крошечные дворики с беседками и розовыми кустами. Похожи, как близнецы. Вдалеке виднеется ряд странных домиков — все двухэтажные, одинаковые, хорошенькие, словно игрушечные.

Похоже, что и комната Алекс находится на втором этаже. Да, точно, так и есть.

Алекс прошлась по комнате, вздохнула раз, другой и в который раз сказала себе: «Хватит, всё, заканчивай с истериками и метаниями. Чему быть, тому не миновать. Бог с ними, со странностями, тебе есть, чем заняться!»

Она вынула ногу приёмом développé максимально вверх — в позу Ecarte (4), еще раз восхитилась своими новыми данными и ущипнула себя за складку жира на боку.

Да. Ей определенно есть, ради чего жить. Да здравствует сумасшествие!

— В Стоунхендже приземлились инопланетяне? Или шотландцы отказались носить юбки? Что это с тобой, Шерил?

Поднимавшаяся по лестнице Алекс замерла и медленно повернулась, когда за спиной отворилась дверь и раздался резкий пронзительный голос. Знакомый голос. Она его уже слышала. В радиоспектакле про волшебство и колдомедиков.

— Добрый день, тётя Эстер, — само собой сорвалось с языка, хотя напряжённо застывшую в небольшой прихожей девушку Алекс видела впервые.

— Какие мы вежливые… — удивлённо пробормотала высокая стройная красотка, но ничуть не смягчилась: — Так что это с тобой, что ты в кои веки решила вымыться сама, без десяти напоминаний?

Алекс заметила в руках у Эстер (мозг решительно отказывался именовать эту фотомодель «тётей», разве что «тётушкой») тяжёлые пакеты, явно с продуктами, закинула полотенце на плечо и поспешила вниз, протягивая руки:

— Давайте я помогу.

Эстер вылупила и без того огромные чёрные, умело накрашенные глаза и обратилась в статую.

Алекс освободила красотку от тяжести и нерешительно замялась, не зная, куда это тащить.

— Поставь на стол, — фотомодель забавно поморщила точёный носик и отворила дверь справа.

Там оказалась кухня. Большая. Шикарная. Обставленная красивой мебелью и сверкающая невозможно чистыми мойкой и плитой.

— Я сама разберу что куда, — Эстер вынула из пакета большой апельсин и протянула Алекс. — Врач сказал, чтобы ты ела больше фруктов и овощей, так что извини, сегодня без пиццы. Подай-ка вон ту корзинку.

Алекс оглянулась, взяла с одного из столов красивую плетёную корзину, и Эстер тут же наполнила её яблоками, апельсинами, разноцветными болгарскими перцами, сверху разложила что-то желтое, мелкое, похожее на сливы.

— Вот, чтобы всё съела! И перец с помидорами тоже! И никакого шоколада! — злорадно добавила тётушка, как будто Алекс, обалдевшая при виде такого богатства в корзинке, выпрашивала у Эстер этот самый шоколад.

— Наконец-то ты заколола эти идиотские лохмы! — фотомодель бросила пристальный взгляд на Алекс, нацепила кокетливый — в кружевах — фартучек и принялась ловко перемещаться по кухне, раскладывая какие-то коробки по полкам и забивая огромный, почему-то чёрный, а не привычно-белый холодильник чем-то непонятным в странных непрозрачных стаканах с крышками, маленьких плотных пакетах и белых пластиковых бутылках.

Этого «чего-то» оказалось много — вскоре весь холодильник был заполнен под завязку. Одновременно с этим Эстер доставала с полок точно такие же бутылки, пачки и пакетики и выбрасывала в ведро, укутанное полиэтиленовым мешком.

Некоторые из этих упаковок были даже нераспечатанными!

Когда круговорот продуктов окончился, тётушка захлопнула дверцу, уставилась на Алекс, вгляделась, принюхалась и опять удивлённо расширила глаза:

— Ты в кои веки сообразила, как пользоваться средством от прыщей, которое я тебе купила еще три месяца назад? И даже привела в порядок ногти? А что же ты теперь будешь обгрызать до мяса? И как ты решилась расстаться с чёлкой? Тебе ведь всегда было жизненно необходимо занавешиваться ею и зыркать на меня, как злобная фурия?

Алекс не знала, что и думать под этим потоком то ли обвинений, то ли похвал. Она молча почистила апельсин и выбросила корки в ведро. Разделила пополам и протянула половину тётушке:

— Будете, тётя Эстер?

В ответ на это невинное предложение фотомодель, с явным удивлением отследившая полёт апельсиновых корок в мусорное ведро, похоже, онемела и только хлопала длиннющими пушистейшими ресницами.

— Что это с тобой? Тебе плохо? Ты неважно себя чувствуешь? Ты рано встала, наверное, тебе необходимо еще полежать… — наконец забормотала она. Уксусная пронзительность тётушкиного голоса сменилась растерянным шепотом. Но вот она пришла в себя и взвизгнула:

— Не смей называть меня тётей! Сколько раз просила! Ты делаешь из меня старуху, а мне еще до тридцати целых полгода!

Что?

Теперь челюсть отвисла у Алекс. Этой девице на вид от силы двадцать пять, если не меньше. Откуда тридцать? Алекс вгляделась внимательнее в идеальную кожу лица, тонкие, но не портящие красоты губы, аккуратнейшую причёску — короткую, задорную, придававшую очаровательному личику Эстер что-то мальчишеское, бесшабашное. Черноглазая блондинка. Надо же. Убойное сочетание.

Так они и сидели минуту-другую, молча пялясь друг на друга: Эстер на ту, кого только что назвала «Шерил», а Алекс на нерусскую вызывающую красу Эстер.

Выводы напрашивались самые разные, один страннее другого. Таких имён как «Шерил» и «Эстер» в России точно не водилось, звучали они почему-то заезженно-привычно, ничем не отличаясь от родных Яся, Катюха, Леся. Но расставаться с прозвищем «Алекс» не хотелось.

Так-то Александра всегда была Шурой, но когда в классе поддержки ей достался партнёр Шурик, преподаватель быстренько сократил высокомерное «Александра» до «Алекс» ибо на «Саня» принципиально не отзывалась сама будущая Алекс.

— Ох… Прости… Эстер, — наконец очнулась Алекс. — А можно тебя попросить?

— О чём это? — уже не так сварливо спросила Эстер. — Проси. Я сегодня подозрительно добрая. И спасибо за апельсин. В первый раз вижу, чтобы ты сама убрала за собой и возжелала меня угостить. Сегодня день чудес? Ты точно в порядке?

— Да, конечно, чувствую себя замечательно! — Алекс старательно улыбнулась.

— Эх, зубы у тебя хорошие, а мне долго пришлось носить брекеты, — тут же заметила тётушка. — Ты улыбайся чаще, тебе идёт. Камера таких любит. Так о чём ты хотела меня попросить?

— Это покажется странным… — неуверенно начала Алекс.

— Не страннее сегодняшней тебя! — отрезала Эстер и сунула в рот дольку. — Похоже, врач прочистил тебе не только желудок, но и мозги. Не знаю, правда, сколько это продлится. Опасаюсь, что не долго.

— Врач? Я болела? Что-то с желудком?

— Ты что, не помнишь? — прищурилась Эстер.

То что помнила Алекс, как-то не хотелось сообщать и даже думать об этом сейчас, когда на столе полная корзинка заманчивых фруктов, на губах восхитительная сладость апельсина, а бред пока что не принес никаких неприятностей.

— Не помню, — без зазрения совести соврала Алекс и попросила, глядя в упор вовсе не в чёрные, а в тёмно-карие глаза тётушки: — Называй меня Алекс, хорошо? Мне не нравится имя «Шерил». А я обещаю, что больше не буду называть тебя «тётя».

— А, так ты всё-таки начала смотреть те мультики, что я тебе купила? — почему-то обрадовалась Эстер. — Вот и правильно! Замечательно! Наконец-то! Ну, хорошо, Алекс, так Алекс, я не возражаю.

Каким боком мультики в нераспечатанных коробках к желанию племянницы сменить имя, Алекс не поняла, но поскольку в этом нереальном мире и без того было много странностей, то задумываться об этом точно не стоило, а то опять возникнет желание закутаться в одеяло, впасть в прострацию, а то, не дай бог, ещё и начать себя жалеть.

Потом пожалеет, когда очнется. Будет куча поводов: слишком уж этот мир отличался от того, где предстояло проснуться Алекс.

— Повернись! — скомандовала Эстер, но уже сама зашла за спину и потыкала пальцем в заколочки-крокодильчики, удерживавшие волосы Алекс. — Старые заколки и облезлые! — вынесла она вердикт. — Пойдешь гулять, возьми деньги в ящике и зайди в супермаркет, подбери себе что-то новенькое. Сегодня был завоз одежды, посмотри, может, найдешь себе что-то симпатичное. Только, умоляю, никаких топиков, открывающих живот!

«О, боги, обнажающих вот это жирное пузо? Да ни за что!» — Алекс смущенно натянула посильнее футболку, в которую облачилась после душа. А душ, кстати, оказался хоть и чуть тёплым, но приятным, с хорошим напором, а не слабой ржавой струйкой, как в общаге.

— Кстати, я недавно убирала в твоей комнате и обнаружила твои сокровища, — Эстер вытащила из красивой дамской сумочки «конвертиком» детский кошелёчек в золотых бусинках, открыла его и высыпала на стол кучу мятых бумажек.

— Тут за те полгода, что ты со мной живешь, уже набралась приличная сумма. Почему ты не тратишь на себя карманные деньги? Я мало тебе выделяю — это такой протест? Или ты на что-то копишь? На что? Купить билет и сбежать от нас с Дэвидом в Австралию, как тот паршивец из новостей? Уверяю тебя, это не удастся. Тебя не пустят даже в междугородный автобус, не говоря уж о том, чтобы продать несовершеннолетней билет на самолет.

Алекс поспешила заверить тётушку, что ни о чём таком даже и не помышляла, деньги копила на всякий случай — мало ли что — и невинно осведомилась:

— А где Дэвид?

— Да где же ему быть? В очередной командировке, разумеется. Я уже соскучилась, — тоскливо вздохнула тётушка. — Да не тискай ты так кошелёк. Не отберу. Это ведь твои деньги.

Она поставила на плиту красный круглый чайник со свистком, зажгла газ, вытащила из холодильника два разных пластиковых квадратных стакана с разноцветными надписями «Творог с фруктами», протянула один Алекс и тут же воскликнула:

— Что ты делаешь, Ше… Алекс?!

— Что? — Алекс чуть не подавилась большим красным, но довольно безвкусным яблоком, которое жевала.

— Там же парафин! Срежь немедленно!

Алекс застыла, держа в одной руке стакан, а в другой яблоко.

Тётушка вытащила из подставки с ножами блестящую штучку, отобрала у племянницы несчастный фрукт и принялась ловко даже не срезать, а вроде как сбривать кожуру этой самой блестяшкой, напоминавшей… ничего не напоминавшей. Странная штуковина.

— Вот так. И не забывай мыть, перед тем, как чистить, — Эстер вернула Алекс лишенное кожуры яблоко и взглянула на часы на руке: — Мне надо спешить. У меня сегодня вечерний эфир, а мне еще тексты учить и в парикмахерскую. Сэндвичи разогреешь сама, не маленькая, мясо с рисом или картошку с рыбой — как хочешь, но тоже лучше разогреть. Если пойдёшь гулять, ключ забирай с собой, не оставляй его под вазоном на крыльце. Что за идиотская привычка? Пора уже избавиться. И да, если хочешь окончательно добить меня твоим сегодняшним необычайным послушанием, попробуй в кои веки сама пропылесосить свою комнату!

Эстер проговаривала всё это, быстро орудуя маленькой ложечкой в стаканчике и поглощая какую-то белую массу с красными кусочками. Глядя на неё, Алекс тоже осторожно отодрала фольгу и взяла ложечку. Потом вздохнула и печально посмотрела на тётушку.

— Это соевый. Врач сказал что тебе, оказывается, нельзя молочные продукты, поэтому я специально зашла в магазин диетпитания. Ты сама там полазь, посмотри, может, тебе что-то понравится. Тот отдел, что после овощного, сразу налево, да. Там довольно разнообразно. Всё, некогда уже кофе пить, я побежала. Будь хорошей девочкой. Вернусь поздно. И, прошу тебя, приходи пораньше и сиди, тихо, как мышка, иначе нажалуются соседи и мне придётся нанимать тебе няню. Оно тебе точно надо?

— Я буду тише воды, ниже травы! Не надо няню, я уже большая! — заверила перепугавшаяся Алекс. — Схожу в магазин и тут же домой.

— «Тише воды, ниже травы»? — хмыкнула тётушка. — Странное выражение. Небось вычитала в своих заумных книжках? Но мне нравится. Мой тебе совет — меньше читай, не стремись поскорее вырасти, и вообще — лучше смотри мультики. Мужчины очень умных не любят. Они любят красивых!

Эстер ушла куда-то вглубь дома на первый этаж, а Алекс доела вкусный соевый творог, помыла под краном две жёлтые сливы, по виду напоминавшие забавные круглые помидоринки, и задумчиво прошлась по кухне, рассматривая диковинные приспособления, явно для готовки.

В голове пестрила кутерьма мыслей, а руки сами по себе отыскали чашку, на которой было фото новой физиономии Алекс и надпись «Дорогой племяннице».

Девица на фото и впрямь злобно поглядывала на мир из-под длинной светлой чёлки, не хватало только ощетинившихся во все стороны ежовых колючек и надписи: «Отвалите от меня!».

Алекс растерянно откусила от сливы и вздрогнула, когда сок брызнул на футболку. Это действительно оказался помидор.

Увлекательное занятие — знакомиться с многочисленными хитроумными штучками: тостером, микроволновкой, диковинного вида пылесосом, стиральной машинкой. Не машинка, а настоящее волшебство: вещи не нужно отжимать руками!

Унитаз и ванная мало напоминали те, которыми приходилось довольствоваться в том мире, куда упорно не хотело возвращаться сознание Алекс.

Тостер оказался не столь уж и бесполезной вещью, как представлялось сначала, хотя можно было бы обойтись без него и поджарить местный с позволения сказать «хлеб» на сковородке. Алекс вскоре поняла, почему его нужно поджаривать. Иначе его есть было совершенно невозможно. Идеально белый, он по вкусу напоминал вату.

Сковородки тут были особенные: «антипригарные» — покрытые изнутри каким-то черным составом.

Оказалось, что воду пить из-под крана нельзя. Её следовало пропускать через «фильтр» — высокий неудобный кувшин. Но им почти не пользовались — долго ждать пока нацедится — капля за каплей, поэтому предпочитали воду из больших прозрачных бутылок.

Вот, да, такая дичь: покупать обыкновенную воду в магазине, чтобы налить в чайник. С ума сойти.

Невиданная штуковина: машинка для мытья посуды, а посудой пользовались только за ужином. В остальное время питались буквально на бегу — из бесчисленных пластиковых или картонных упаковок, разогревая содержимое в микроволновке прямо в них.

Алекс поразилась огромному количеству мусора, что накапливался за день. Два, а то и три ведра. Ужас: упаковки, пластиковые бутылки, газеты, куча ярких листочков с рекламой. Просто невероятное количество. В «той» жизни столько набралось бы в лучшем случае за неделю. И то трудами всех обитательниц комнаты в общаге, если бы у них вдруг появились деньги чтобы платить за все эти бесконечные упаковки-упаковки-упаковки.

Нет, это не мир, а просто какое-то царство взбесившейся упаковочной машины, которая запечатывает и заворачивает в пластик и изредка в бумагу всё, что попадается в её щупальца.

Слава богу, ко всем монстрам прогресса, обитавшим в доме — от микроволновки до кондиционера нашлись инструкции. Алекс тщательно изучила их в первый же вечер — не хотелось что-то сломать, да и очень уж интересно было посмотреть, как это всё работает, раз уж мозг такое навыдумывал.

Насмотрелась. И сделала вывод, что с мыслями о том, что в красочных, абсолютно реальных видениях виновата шизофрения, надо потихоньку расставаться.

Приятно, конечно, считать себя гением, способным выдумать суперудобную стиральную машинку, интересные книги и даже красавицу-тётушку, но давайте будем скромнее, а то такими путями мы скоро додумаемся до того, чтобы вообразить себя Богом!

Она часто вспоминала свой любимый фильм про девочку из будущего — Алису Селезнёву. О машинах времени говорилось и в радиоспектаклях, и в одной из книг, прочитанных в детстве.

Что, если хоть кто-то из писателей-фантастов действительно столкнулся с чем-то неведомым и написал правду?

Она сейчас в будущем? Ведь в её мире не существовало всего того разнообразия красочных, но не очень-то и нужных вещей, которыми был напичкан этот. Так себе будущее, если честно.

Если у людей будущего есть деньги, чтобы на каждом углу строить магазины и заворачивать каждую печенюшку в отдельный пакетик, то они могли бы и гораздо правильнее распорядиться своими возможностями. Лучше бы понастроили просторных залов с огромными зеркалами и душевыми!

И пустили хоть один автобус в центр городка, а то общественного транспорта тут не было. Видимо, предполагалось, что у каждого есть личная машина. Автомобилей тут и впрямь было великое множество. У тётушки — кокетливый розовый двухместный жук, а у дядюшки — мощный зелёный слон.

Будущее? Но, позвольте, а как же даты? Точные даты в новостях по телевизору, в газетах, на устах новоприобретенных родственников? В эти цифры невозможно было поверить. Как и в то, что её закинуло в другую страну, в которой всё казалось знакомым и родным и, одновременно, чужим и далёким.

Похоже, это не будущее, а какая-то игра неизвестных сил. Что, если завтра или вот уже через час придется вернуться в тот серый голодный мир, оставшийся неизвестно где? Возвратиться вновь в то состояние души и тела, в котором её хвалили только на уроках химии и геометрии?

«Но тогда, пусть я очнусь в интернате при каком-нибудь химико-математическом лицее, если такие вообще существуют, раз уж для этих наук я куда более пригодна, чем для классики».

«Пожалуйста, ну пожалуйста, пусть я забуду навсегда, что такое балет, и никогда-никогда, даже мельком не соприкоснусь с этой отравой».

«Помнишь, как я обещала Тебе, что поверю в Тебя, если смогу поступить в училище? И я верила! Я так была благодарна Тебе! А оказалось, что Ты обманул меня. Тебе ли не знать, что балерина без данных всё равно, что влюблённая в небо птица без крыльев?»

Если уж совсем честно, то поверить и тем более возлюбить Бога немного не добравшейся до комсомола, воспитанной в атеистическом духе детдома и интерната Алекс так и не удалось. Как можно любить того, кто настолько несправедлив?

А на что еще это похоже: влюбить в балет, но не снабдить данными, без которых никогда не осуществить заветную мечту, потом забросить чёрт знает куда и дразнить, будоражить воображение чуть ли не идеальной растяжкой, выворотностью и гибкостью?

Нет никаких богов. Сказки всё это. Есть наука и ещё неизученные законы мироздания. Это больше похоже на правду, чем существование сверхмогущественного своенравного существа, которое развлекается тобой, как кошка мышкой.

Что он ещё придумает, этот неведомый жестокий Бог?

Вернёт Алекс в училище, в мужицкое корявое, с огромным трудом повинующееся законам классики тело? И будет подло хихикать над несчастной: «Терпение и труд всё перетрут!».

Да как бы не так! Это Алекс теперь знает точно. Не хочет она больше перетирать. Невозможно из кривого перекрученного можжевельника вырастить стройную берёзку.

Опять преподаватели будут восклицать, поражаясь: «Кто только принял этот «дуб» в училище? Куда смотрела приёмная комиссия?»

Сами же и приняли, а потом еще долго обсуждали, не таясь: «У этой хоть мать — балерина… В этом году набор очень слабый — кривоногие и глухие… На безрыбье и рак рыба… Ничего-ничего, растянется, нарастит подъём, разработается… Ну, не всем же быть солистками. Для глухого кордебалета вполне сойдёт… Чувство ритма и музыкальная память вполне себе… Ну, в крайнем случае, если уж совсем не потянет, перейдет на народное — там особая растяжка и выворотность ни к чему, а прыжок у нее неплох, лёгонькая. Будет себе плясать в последней линии, потом пойдёт педагогом в школу искусств или хореографом в дом культуры».

Когда окончательно стало ясно, что даже самой завалящей сильфидой ей не бывать, декан «народников» начала отбиваться руками и ногами: «Не хочу я возиться с балластом. В какую такую постановку я смогу засунуть этот шкаф?»

Да и сама Алекс не видела себя в верёвочках-ковырялочках, дробушках-топотушках. Из всего разноцветья народных танцев ей были близки лишь нежные лирические полутона хороводов. Молодецкая удаль и бесконечные оттанцовки всевозможных ухаживаний и заигрываний вызывали у неё отторжение.

Сложно представить себе неземную виллису, из-за которой два разряженных, как петухи, кавалера вступают в жаркую схватку-перепляс, а сама она весьма фривольно кокетничает то с одним, то с другим.

Не её это, не её. Увольте.

Она долго готовила страстную речь, даже собралась с духом и пришла в кабинет директора училища, но так ничего путного и не смогла высказать. Плакала и умоляла «не надо», повторяла «я буду очень-очень стараться», и наконец заявила, что вообще бросит училище.

Что повлияло: страстные ли мольбы Алекс, мнение «народницы» или стремительно редевшая группа, где к тому моменту не осталось и половины набора, но Алекс продолжила обучение на классике.

С момента пробуждения в новом теле прошло несколько дней, за которые пока не случилось ничего страшного или просто неприятного, если не считать почищенных гадким снадобьем зубов. Она не поняла, что это такое: полупрозрачное, голубое, резко пахнущее мятой. Набрала на щетку, мужественно вытерпела адский вкус, а потом выяснилось, что это итальянский гель для бритья!

Эстер и Дэвид посмеялись и купили ей похожую на вид, но приятную на вкус зубную пасту.

Искрящаяся энтузиазмом тётушка баловала Алекс так, словно задалась целью опустошить все окрестные магазины. Дядюшка занимался тем же.

Эстер тут же записала её на приём к косметологу, лишь только племянница спросила, нет ли какой-нибудь мази или крема, чтобы намазать прыщики.

— Ну, наконец-то! Я же тебе давно предлагала!

Тётушка была в полном восторге от решения Алекс «худеть грамотно».

— Это тяжёлый труд! Я горжусь тобой!

Она каждый день покупала для Алекс специальную пищу в отделе диетпитания и магнитики с «мотиваторами» на холодильник.

Еда была довольно вкусной, а магнитики забавными. Хотя Алекс ни в каких мотиваторах не нуждалась, она не могла не улыбнуться, завидев уморительного бегемотика на беговой дорожке, бегущего за подвешенным на удочке кусочком торта.

Заметив, что Алекс так и не приобрела новые заколочки, Эстер тут же подарила очаровательный набор — всех цветов радуги!

Стоило племяннице заикнуться о том, что она решила заняться гимнастикой, как тётушка тут же завалила её кассетами с видеоуроками, каталогами спортивной одежды и всяческими забавными прибамбасами: от супер-пупер специального коврика, до пояса для похудения и бутылочки для воды.

Завалила и тут же принялась азартно советовать то одно, то другое, а после, к неудовольствию Алекс, накупила целую кучу явно лишних вещей. Впрочем, гимнастические купальники и лосины, сделанные из очень приятного бархатистого трикотажа оказались замечательным подарком. В таких чудесных одеяниях грех было не заниматься!

Балетки? Да, пожалуйста. Всех форм и цветов, от любых фирм. Зеркало на стену? Так вон же есть пустая комната рядом — вперёд! На следующий день Эстер пригласила рабочих, и к вечеру у Алекс уже был свой, хоть и небольшой зал со станком и зеркалом.

Назвать это иначе, чем волшебством и магией было нельзя. «Сбыча мечт!» — так шутили в училище.

Эстер и сама каждое утро посещала занятия по какой-то очень модной гимнастике «калланетика», массажиста и бассейн. Предложила подобрать вместе со специалистом программу и для Алекс, но та сказала, что пока начнет сама, потому что сильно стесняется. Ну, сама, так сама.

— Я уважаю твоё право принимать решения!

Тётушка тут же купила очаровательный розовый, со стразиками электронный будильник, произносивший нежным кукольным голоском: «Через пятнадцать минут у тебя занятия. Пора одеваться». «Через три минуты у тебя занятия. Соберись. Улыбнись. Пора!». А потом каждые десять минут голос радостно восклицал: «Так держать!» или «Я горжусь тобой!», «Ты — самая лучшая!».

Алекс это поначалу смешило, но потом стало отвлекать от погружения в то особое, почти медитативное состояние, которое испытывает каждый человек, увлеченный делом, и она отключила забавную безделицу.

Дядюшка Дэвид — толстенький мужичок лет сорока с лысинкой, рыжей бородкой, белоснежной кожей и мириадами веснушек был вовсе не против, чтобы его именовали «дядей». Вернувшись из командировки, он весьма обрадовался, обнаружив дома мир, лад и склад, и минут двадцать восклицал:

— Ну, я же говорил! Шерил, то есть Алекс, нужно было просто привыкнуть! Она умничка, правда, Эстер?

И потащил своих «дорогих девочек» на праздник, посвященный «Дню города».

Алекс сначала в упоении долго кружилась на каруселях — перепробовала все! — а потом напилась разноцветных напитков, которые раньше видела только в рекламе по телевизору, так что у неё в носу беспрестанно булькали колючие пузырьковые смешинки.

Вечером они с Дэвидом сидели на кухне и смотрели, как еще более обворожительная в студийном гриме Эстер вовсе не визгливым, а очень красивым глубоким грудным голосом ведет вечерние новости на местном канале и по мановению её руки на экране появляются кадры, заснятые съёмочной группой на празднике. И что же на этих кадрах?

А на них Дэвид и сама от себя не ожидавшая Алекс повторяют за забавными дедульками танец, который называется «Моррис». Седовласые дедушки одеты в короткие штанишки на помочах, белые с оранжевым рубахи и гольфы. Под коленками привязаны бубенчики. Старички важно взмахивают палками, потом стучат ими о плиты небольшой площади, а затем изображают что-то вроде фехтования.

Дэвид тут же азартно присоединился к танцорам, а потом втянул и стеснявшуюся поначалу племянницу. Оказалось увлекательно!

Старички охотно показывали движения и два деда, подбоченившись, шуточно соперничали между собой за право встать в пару с «прекрасной дамой». Кое-кто из молодежи — зрителей, привлечённый и впрямь очаровательной улыбкой миленькой белобрысой толстушки, в которой с трудом узнала нынешнюю себя Алекс, присоединился тоже, хотя, как ни странно, куда охотнее махали палками и увлеченно топали ногами пожилые почтенные леди и джентльмены. Получилось и впрямь здорово, хотя все быстро запыхались и вспотели.

Наверное, те самые пузырьки в носу были виноваты, что Алекс в кои-то веки понравился народный! Правда, наутро она еле смогла сползти с постели — разболелись мышцы.

Алекс было так хорошо в новой семье, где моментально исполнялись любые её желания, что всё чаще начинала колоть совесть: а как же там без неё в училище? Ведь пришлось переделывать все этюды для экзаменов по классическому и характерному танцам. И на место Алекс в выпускном спектакле теперь всё-таки поставили Лизу с четвертого курса.

Жаль, что не доведётся станцевать в белоснежной воздушной «шопенке» — шопеновской пачке. На истории балета рассказывали, что это прекрасное одеяние было создано специально для легендарной Марии Тальоне — той самой, которая изобрела пуанты.

Но нельзя же быть такой жадной, в самом-то деле.

Что-то приближалось, пугало, мешало спать. Кто-то словно подкрадывался, не особо таясь, впрочем.

Ибо если бы эта тварь подползала медленно и незаметно, Алекс бы пока сообразила, пока спохватилась… И потеряла бы драгоценное время, списывая нежелание вообще что-либо с «этим» делать на разлагающую атмосферу излишнего комфорта и роскоши.

Но события разворачивались быстро, она буквально физически ощущала, как в её сознание просачивается нечто абсолютно чуждое. Просачивается? Нагло ломится!

Началось с того, что через несколько дней жутко захотелось есть. Причем не перекусить полезными продуктиками пополам с водичкой и воздухом, как и положено питаться всем балеринам, а нажраться! Яичницы с беконом! Пиццы! Колбасы! Шоколадных конфет и печенюшек — слопать их прямо в упаковках! Всё, что только можно было отыскать в холодильнике — пожирнее и послаще. А там полки уж точно не пустовали — бери и ешь, сколько душе угодно, если сила воли ни к чёрту.

Желание было столь сильным, что Алекс с трудом подавила порыв положить себе на тарелку дядюшкино любимое кушанье, вместо архиполезного кусочка нежирной рыбки и салатика.

Этот случай стал первой даже не ласточкой, а прямо-таки жирным пингвином, явно решившим испытать эту самую пресловутую силу воли новоявленной жительницы капиталистической страны. И за первым вестником несчастья вскоре притопала вся его стая.

Алекс чувствовала, как с каждым днем нарастает несвойственная ей раздражительность. В ответ на очередной рекламный слоган, которыми в основном общалась милая тётушка, вроде: «Поставить цель и идти к ней — что может быть прекраснее!», всё чаще хотелось огрызнуться: «Даже если в процессе ты расшибёшь лоб о стену?»

А когда дядюшка в очередной раз восклицал: «Алекс такая умничка — уже научилась делать яичницу с беконом!», приходилось сжимать губы, чтобы из них не вырвалось в ответ: «Доброе слово и псинке приятно!».

В Алекс, распихивая её прежние привычки и предпочтения, освобождая себе жизненное пространство, словно кукушонок, явно пытался вселиться кто-то вечно хмурый, злобный и капризный. И ладно бы только это! Существо, пытавшееся захватить власть, было еще и ужасно ленивым.

Всё труднее и труднее становилось заставить себя делать привычные вещи, ранее приносившие радость: гимнастику, станок, принять душ, убрать в комнате, помыть посуду, прогуляться и побегать по парку, повертеться на турниках и всевозможных хитроумных приспособлениях на спортивной площадке.

По утрам начали дрожать пальцы, а ночью сводило судорогой ноги. Часто болела голова и давило ощущение непонятно откуда взявшейся тоски.

У Алекс было такое чувство, что она что-то потеряла, очень важное, но никак не может найти. И, вроде, она даже знала, где искать, но никак не могла вспомнить, где именно.

Немного справиться со всё усиливавшемся странным состоянием помогало чтение книг. Как-то, не в силах уснуть, Алекс открыла ту самую, про мистера Дарси, и зачиталась до утра. А потом чуть не проспала утренний экзерсис.

Хорошо, что тётушка и дядюшка пока ничего не замечали, вечно занятые своими делами. Но Алекс с ужасом осознавала, что скоро идиотское, абсолютно несправедливое раздражение может выплеснуться на этих замечательных, ни в чем неповинных людей.

А если тётушка не прекратит постоянно осведомляться, что же это всё-таки приключилось с бывшей Шерил, раз из монстра вылупился милый очаровательный птенчик, то Алекс не выдержит — завизжит, нагрубит, пошлёт подальше самым что ни на есть русским матом и монстр вернется вновь.

Как можно быть таким неблагодарным, жить почти в раю и не ценить этого? Откуда взялись тоска и злоба? Почему дрожат пальцы и хочется буквально лезть на стену, когда из рук валится очередная книга, одежда, кружка с кофе?

Алекс пока еще понимала — то, что пытается заставить её поступить так, как она никогда в жизни не поступала, это не её собственные желания. Это кто-то другой, с которым приходилось бороться вот уже ежеминутно.

— Оставь свои хотелки, нехорошее существо! Марш умываться и чистить зубы!

И Алекс буквально заставляла ленивую тварь, пытавшуюся захватить её мозги, тело и жизнь отступить, затаиться на время — до следующей атаки.

— Никто не собирается тебя спрашивать — чего ты там хочешь или не хочешь! Вперёд, работай!

И Алекс начинала очередной бой — за право надеть купальник и лосины и начать экзерсис. «Нехорошее существо» возмущенно вопило и требовало за «непомерный труд» пиццу и шоколадных конфет.

Пока еще битвы выигрывала Алекс, но в ответ существо мстило болями во всех частях тела. Особенно в спине. И вот уже рука сама собой тянулась к карандашам и блокноту — нарисовать злобный оскал монстра, с зубов которого стекает кровь.

— Детсад, ясельная группа! — злилась Алекс. — Какого чёрта тебе от меня надо? Чего ты ко мне привязалось, Существо? Не хочу я чуть что заворачиваться в плед, гладить кошку, трескать сладости в огромных количествах и только и делать, что читать и рисовать эти твои ужастики. Не хочу! Отстань, а?

Существо было крайне настырным, ну вот просто мегаупорным! Была бы у него голова — уже бы давно отхватило подзатыльник покрепче, была бы задница — ладонью — и как следует!

— Не будешь ты опять срисовывать этого отвратного медведя с упаковки йогурта — и не мечтай! Ты сейчас идешь в парк, на пробежку. Шевелись, Существо!

Алекс так и звала эту неведомую сущность — «Существо». Против вылазок, атак и саботажа Существа помогала своеобразная мантра — не очень приличная хохма, бывшая в ходу в училище:

— Знаю я твою сучность! Меня не проведешь!

Смех смехом, но преодолевать чисто физический дискомфорт от частых болей в мышцах, пытаться удержать в трясущихся пальцах расчёску или баночку с кремом, стискивать зубы, чтобы не наговорить гадостей родственникам, было сложно.

Сложно, но всё ещё возможно — до тех пор, пока Алекс чётко отделяла себя саму, которая называлась «Алекс» от «Существа».

Существо было сильно, весьма. И поэтому Алекс мучил страх, что в один ужасный момент она, Алекс, исчезнет — Существо подчинит её своей воле и полностью захватит власть.

Эта мысль повергала её в такой ужас, что Алекс добавила еще и пробежку по парку перед сном, чтобы вымотаться, как следует, и свалиться без сил в кровать. Это оказалось так себе идеей — после «Дня города» и репортажа, Алекс начали узнавать на улицах, здороваться, хвалить за «сохранение наследия» и выражать надежду, что «такая милая девочка» еще не раз порадует горожан своим искусством и очаровательной улыбкой.

Приходилось останавливаться, вежливо раскланиваться, улыбаться и твердить о том, как она польщена таким вниманием. Существо мерзопакостно радовалось, потирая жирные ручонки: оно любило, когда обстоятельства отвлекали Алекс от работы над собой. Собственно, оно для этого и существовало — чтобы Алекс оставалась злобной жирной уродиной — такова была его сучность.

* * *

Алекс замерла, сжимая в руке только что купленную тётушкой кассету, на которой было написано: «Школа королевского балета», и опять уставилась на потёртые кнопки новенького видика.

Собственно, особо потертыми были лишь две: «пауза» и «перемотка на начало». Именно те, которые быстрее всего затираются, когда тщательно разбираешь учебный или концертный материал.

Что такое, скажите на милость, могла разбирать та неизвестная девочка-подросток, носившая имя «Шерил»? Ведь это именно она и есть то злобное существо, которое только и делало, что портило жизнь Алекс? Не так ли?

Алекс еще раз внимательно осмотрела стопку кассет с мультиками — да, все запечатаны, кроме тех, что в первый же день распаковала уже сама Алекс. Тогда что гоняла туда-сюда Шерил?

Этот вопрос уже давно не давал покоя. И Существо настойчиво подталкивало Алекс прояснить ситуацию. Оно сладко замирало, стоило Алекс оказаться возле видика, словно намекая, ну что же ты медлишь, давай, включай!

Алекс противилась всеми силами. Ведь это было не её желание, нечего ему потакать! Что она должна смотреть? Глупые мультики?

Но сегодня уже сама Алекс испытала столь сильный приступ любопытства, что принялась обыскивать комнату в поисках кассеты. И наконец нашла!

Маленькая кассета для видеокамеры таилась на самом видном месте: на тумбочке, рядом с расческами и солнечными очками! В сундучке для безделушек: колечек, браслетиков, сережек. Внутренняя часть выдвижной подставки была выломана, всю эту лесенку и удерживала кассетка. Без неё конструкция тут же наполовину сложилась, словно выпустившие воздух мехи гармошки.

Алекс бы её и не нашла, если бы не зацепилась за тумбочку бедром и не пнула её ногой в отместку. Пнула, смутилась, отметив, что проиграла этот бой Существу, и наклонилась поднять с пола рассыпавшиеся чужие сокровища.

Опаньки… А как же просмотреть запись, если эта кассета не подходит к видику? Должен быть адаптор, как в училище! Но сколько она не искала, адаптора не было. Алекс облазила в комнате почти всё, пока не пролила кока-колу на кровать и не решила сменить постельное бельё.

Вон оно как! Кровать-то, оказывается, разборная! Внутри был встроен ящик, в котором обнаружилось тёплое одеяло, еще одна подушка и тёплые вещи — на зиму. За подкладкой куртки прощупывалось что-то, напоминавшее книгу.

Охваченная азартом то ли Алекс, то ли взявшее в этот момент верх Существо чуть было не схватила со стола ножницы, чтобы как можно быстрее распороть, разрезать, избавиться от этой досадной помехи, мешающей добраться до заветной цели. Но вот пальцы сами собой потянули за замочек у края подкладки…

Вжи-и-и-к! Длиннющая, напоминавшая змею молния легко поддалась и теплая меховая подкладка отстегнулась сама-собой, словно по волшебству!

Алекс никогда раньше не встречала такой замечательной одежды, но сейчас ей было не до того, чтобы её разглядывать, ахать, примерять и восхищаться гением портновского искусства. Трясущимися руками она вытащила «книгу», почему-то замотанную в толстое полотенце, развернула.

Это и впрямь оказался адаптор! Она тут же нажала кнопку, чтобы вставить внутрь кассетку. Отщёлкнулась крышечка, и в руки Алекс вывалилось что-то маленькое, жёлтенькое, будто бы засиявшее тусклым золотым светом.

В воздухе разлился чарующий, невыразимо приятный аромат. Запахло чем-то волнующим, манящим и обещающим что-то несказанно важное, то, без чего…

Без чего это треклятое Существо явно не могло дальше существовать!

Алекс оцепенела, изо всех сил стискивая кулак с неведомой штуковиной. Для верности, она молниеносно подсунула этот кулак под собственный зад, плотно усаживаясь на него, не давая Твари заставить разжать пальцы и добраться до… до чего?

Существо взвыло, ударило болью в виски, закрутило колени, как при жестокой простуде, охватило дрожью тело, из носа закапала кровь.

Алекс ощущала почти непреодолимое желание уступить, вытащить кулак и хоть одним глазком взглянуть, что же там такое, такое…

Родное! Манящее! Без чего нельзя прожить ни секунды!

Хоть глазком… хоть на мгновение… в последний раз…

Чувствуя, что проигрывает этот бой, Алекс завопила что есть мочи:

— Тетя! Дядя! Сюда! Помогите!

Внизу послышались испуганные возгласы. Вскоре дверь отворилась и в комнату влетели дядя с тётей. Но первой прошмыгнула кошка.

Люди растерянно замерли, а кошка стрелой залетела на кровать и принялась блаженно тереться об Алекс и мурлыкать, словно в мгновение ока вознеслась на седьмое небо кошачьего счастья.

Алекс в изумлении смотрела, как на лицах родственников расплылись блаженные улыбки, словно не они только что ворвались с перепуганными лицами, будто не видели, что из носа племянницы течет кровь.

— Боже, какой приятный запах! — воскликнули оба чуть ли ни в унисон.

— Пахнет студией и горячим репортажем… Будет интересный эфир! — мечтательно сказала тётушка, опускаясь на стул.

— Морем! Волнами! Сёрфингом! Ах, где моя молодость, — так же отрешенно, будто во сне, проговорил дядюшка и оперся плечом о стену, сложив руки на груди и вперив остановившийся взгляд во что-то, что мог видеть только он.

Алекс дикими глазами глядела на моментально спятившее семейство. Удивление было так велико, что даже Существо немного притихло.

Этим и воспользовалась Алекс. Она кое-как выбралась из постели и, спотыкаясь через путавшуюся в ногах кошку, пробралась между очарованных неведомой силой родственников и ринулась в туалет.

Двигаться было очень больно, сильно крутило ноги, прямо резало бритвой. Наверное так же чувствовала себя несчастная русалочка после того, как приняла зелье, разделившее её хвост на две прекрасные ножки.

«Зелье?»

Мозг зацепился за эту мысль, припоминая, что совсем недавно уже было что-то странное. Если, конечно, не считать, что странным было всё — особенно то, каким образом Алекс оказалась в этом мире.

«Волшебница, колдомедики, зелье раз в сутки после завтрака…»

И посреди всей этой фантасмагории — вполне себе земная, если можно так выразиться, совершенно неволшебная гиперсовременная тётушка, которая и впрямь строго следила, чтобы Алекс выпила довольно приятную микстуру: на полстакана воды семь капель из красивого сиреневого пузырька: «Врач прописал. От желудка».

Пока мозги пытались продраться сквозь дебри чудесатых головоломок, ноги и руки действовали так, как и полагалось поступать настоящим друзьям. Раз каждая из частей тела балерины — самостоятельная личность, то просто замечательно, что объединившись, они могут создать чудо.

Например добраться до туалета, разжать сведенные судорогой пальцы и нажать на смыв.

И это воистину чудо — одержать первую серьёзную победу над обнаглевшей тварью, сопротивлявшейся столь отчаянно, что Алекс была на волосок от гибели.

«Первую? О боже… Сколько же еще предстоит?» — Алекс ухватилась рукой за бачок.

Краем глаза она успела разглядеть, что именно исчезло в канализации. Это был крошечный, меньше мизинца, флакончик, на самом донышке которого вроде бы светилась золотистая жидкость. Ну или так показалось.

Господи, хоть бы эта штуковина не застряла где-нибудь в изгибе трубы, хоть бы поток воды унес её подальше, чтобы никто никогда не добрался даже случайно.

Едва победа была одержана, как Существо начало корчиться от тоски и боли. Алекс вырвало, затрясло в ознобе, тело разом ослабело, свалилось на пол и отказывалось шевелиться. Чувство ужасной потери, невыносимого горя, будто погиб дорогой человек.

Алекс кое-как приподнялась, схватилась за край висевшего на сушилке большого махрового полотенца и потянула его на себя — стало так холодно, словно за окном был не жаркий август, а ледяной сумрак крещенских морозов.

— Х-холодно… — попыталась она объяснить склонившейся над ней тётушке, хотя её мозги занимала куда более важная мысль: — И кто такие маглы?

* * *

Она подслушивала. Нагло. Совершенно невоспитанно. Потому что это касалось её. Врач проделал кучу странных манипуляций, наверное полагая, что Алекс спит. А она не спала. Она боролась со сном изо всех сил. Потому что, если она уснет, то вряд ли узнает, кто же эти таинственные маглы.

Тётушка в ответ на её вопрос испуганно пробормотала:

— Милая, да у тебя жар. Я вызову врача.

А у Алекс в тот момент не было сил спорить.

И всё же её почти сморил сон. Кажется, именно этого этот странный врач и добивался, во всяком случае он дважды произносил какое-то странное, смутно знакомое слово, и каждый раз после него веки Алекс наливались тяжестью, звуки отдалялись, будто что-то насильно погружало её в глубины сладкого забвения.

Но борьба с Существом многому научила Алекс. И она привыкла концентрироваться на том, что считала крайне важным, особенно в данный момент.

— Сильная девочка, скидывает гипнос, — пробормотал медик. — Впрочем, неудивительно, раз она почти справилась с абстинентным синдромом. У нас его называют иначе: «Синдром Фелицис». Это большая редкость, кстати. Если в ближайшее время не случится рецидив, то она будет одной из немногих, сумевших вырваться самостоятельно.

Алекс правильно поняла, что этот врач, то есть «колдомедик» и впрямь может… колдовать? Раз после этого самого «гипнос» так хочется спать?

— Моя племянница наркоманка? — ахнула тётушка. — Я недавно вела передачу о наркоманах и хорошо помню, что это значит: «абстинентный синдром». Это значит, что её ломает без наркоты!

— Дорогая, но ведь мистер Хокинг сказал, что Шерил справилась, — раздался голос дядюшки.

— Почти! А вдруг она снова…

— Уважаемая миссис Стрим, самое страшное позади, но необходим курс реабилитации. Шерил — большая умничка, ей нужно как следует отдохнуть после тяжёлой борьбы, а я бы не хотел накладывать гипнос в третий раз, не стоит ей тратить силы на борьбу с заклинанием.

— Ах… да-да, конечно… Пройдемте в гостиную.

— Отдыхайте, мисс, — врач улыбнулся. — Вы — настоящая героиня. Ваши тётя и дядя могут вами гордиться. До свидания.

Едва закрылась дверь, Алекс начала отчаянную борьбу за право узнать о себе хоть немного больше.

Чуть не свалилась с кровати, на четвереньках добралась до двери и выползла на лестницу.

Её напоили какими-то странными (колдовскими?) микстурами, и вот теперь они, видимо, начали действовать: голова постепенно прояснилась, стало легче.

Алекс притаилась у гостиной, вся во внимании. Слышно было не очень, но когда она попробовала немного приоткрыть дверь, то тут же попалась:

— Алекс! Тебе же нужно лежать!

— Я… пожалуйста… Мне нужно знать… Я… — заплетающимся языком отчаянно взмолилась Алекс. — Я старалась… И я сама не знала, правда-правда…

— Моя девочка! — дядюшка решительным шагом направился к ней, довольно легко поднял на руки её еле державшуюся на ногах увесистую тушку и отнес в кресло.

— Пусть слушает. Алекс заслужила! Она доказала, что может принимать решения и выполнять их. Я горжусь своей племянницей! Мы поможем ей бороться и победить. — Дядюшка сел рядом на диван, взял руку Алекс в свою большую тёплую ладонь и легонько сжал. А потом принялся нежно растирать холодные кончики пальцев.

— Замёрзла? Тебя укрыть пледом? Доктор, это нормально? Жара ведь, — встревоженно спросил он.

Врач кивнул:

— Минут через десять всё окончательно придёт в норму. Прошу меня простить, но я бы предпочел побеседовать с вашими родственниками без вас, мисс Саммер.

Алекс, которая оказалась «мисс Саммер», невольно стиснула руку дядюшки, собираясь с силами, но тут необычайно бледная, так, что на носу проступили тщательно изничтожаемые веснушки, тётушка вздохнула и сказала:

— Говорите, мистер Хокинг. Рано или поздно она должна была узнать обо всём. Я беру ответственность на себя. Шерил и впрямь за последнее время изменилась до неузнаваемости.

Врач, молодой, красивый, с очень таким… «врачебным» располагающим лицом, словно сошел с экрана сериала про «Скорую помощь», который любила смотреть тётушка, помолчал немного, будто готовя речь, но сказал просто:

— Я, к сожалению, ничего не могу утверждать, именно поэтому я и не хотел говорить в присутствии уважаемой мисс, но, похоже, мать Шерил еще до беременности начала регулярно принимать наименее токсичную и потому крайне дорогую разновидность так называемого зелья «Жидкой удачи», другое название — Феликс Фелицис.

Тётушка сложила ладонь к ладони и стиснула их коленями, напряженно глядя на врача.

— Лет десять назад, да и сейчас всё ещё сохраняется мода в самом начале родов принимать полную версию этого зелья — чтобы роды прошли благополучно. Особенно этим грешат ведьм… хм… дамы, по каким-либо причинам не желающие обращаться в родильное отделение. Мать Шерил вряд ли удовольствовалась обычной дозой. Это могло сработать как своеобразное «закрепление печати», если можно так выразиться.

— Но… — растерянно развёл руками дядюшка, — разве ребенок…

— Именно так. Ребенок уже в утробе становится наркоманом и потом всасывает отраву с молоком матери. Что же касается Шерил, то, похоже, у неё просто не было шансов не приобрести зависимость.

— Дрянь! — ещё больше побледнев хлопнула себя по коленям тётушка. — Так вот почему она скрывала свою беременность! Я узнала, что у меня есть племянница, когда Шерил уже было пять лет!

— Как только этот несчастный ребенок вообще дожил почти до одиннадцати лет? — Дядюшка с состраданием взглянул на Алекс. — Вы предупредили, что не можете утверждать наверняка. Может, не в этом… как его… Феликсе дело?

Мистер Хокинг кивнул:

— К сожалению, и сам Феликс и его модификации практически невозможно распознать магич… — Он искоса взглянул на Алекс. — Нашими средствами. Но симптоматика в этом случае весьма похожа. Да и вы сами сказали, что ощущали необыкновенно приятный запах. Это зелье действует медленно, почти не разрушая организм, на нем можно сидеть годами.

— Идеальный наркотик! — воскликнула Эстер.

— Это только так кажется. Оно очень коварно. Во-первых, человек становится крайне, болезненно подозрительным — ему постоянно чудится, что кто-то хочет украсть его сокровище — пузырек с зельем. Во-вторых, он испытывает наслаждение только если совершает что-то однотипное: перечитывает одни и те же книги, смотрит бесконечное количество раз один и тот же фильм, собирает, вновь разбирает и тут же собирает вновь одну и ту же модель лего. Всё новое вызывает у него отторжение.

— Даже у детей? Ужас какой… То есть Феликс убивает в детях ребенка? Дети ведь не могут жить без нового! На то они и дети. — дядюшка поднялся. — Я принесу воды, жарко. А от таких новостей словно на раскаленной сковороде в аду!

Он вышел и быстро вернулся, неся на подносе запотевший кувшин с холодным соком, стаканы и пару бутылок воды.

— Благодарю. — Врач принял стакан с соком и отпил пару глотков.

Алекс помотала головой, отказываясь — её только недавно перестало знобить, хотя пить хотелось.

— Вода не из холодильника, — дядюшка протянул ей стакан.

Алекс выпила залпом, боясь пропустить хоть слово врача.

— Постепенно больного перестают интересовать и привычные занятия. Он всё чаще испытывает потребность закутаться во что-то тёплое, даже в жару, забиться в укромный уголок, чтобы его не трогали, и коротать время до следующей дозы.

— Да… Так и было… — прошептала Алекс. — И всё время хотелось прижать к себе тёплое тельце кошки. Мне казалось, что она мне сочувствует.

— Кошки быстро привязываются к таким больным. Видимо, даже слабый запах зелья вызывает у них эйфорию, недаром в состав входит корень валерианы.

— И что в итоге? Когда несчастному уже ничего неинтересно кроме пледа, кошки и зелья? Он становится овощем на всю жизнь? — у тётушки задрожали руки, она не допила сок и отставила стакан на стол.

Врач печально улыбнулся:

— Тогда удача — ведь Феликс Фелицис именно аккумулированная удача — окончательно покидает больного. Всё заканчивается быстро, но ужасно: катастрофа, неудачное падение с лестницы, удар током…

Тётя, дядя и Алекс замерли, испуганно переглядываясь.

— А как понять, осталось ли у меня ещё хоть немного удачи, чтобы жить дальше? — вырвалось у Алекс. — Неужели я всё или почти всё истратила? Прошу вас, не скрывайте от меня ничего! Я должна знать, сколько мне осталось! И… я… — Алекс замялась, но потом словно прыгнула в воду с пятиметровой вышки в бассейне, куда их пару раз водили, пока она жила в детском доме:

— Говорите прямо, мистер Хокинг. Я поняла, что вы — волшебник. И я тоже волшебница. И я знаю, что не сошла с ума.

Врач переглянулся сначала с тетушкой, потом с дядей и только хотел что-то сказать, как его опередила Эстер:

— Эм… ну… хорошо…

— Ничего хорошего! — жёстко сказал дядя, и волоски на его руках встали дыбом, превращая милого доброго дядечку в рассерженного огромного рыжего кота. — Ничего! Больше всего на свете я желал бы, чтобы не было никакого волшебства, и чтобы моя единственная племянница оказалась нормальным человеком! — Он искоса глянул на колдомедика и смутился: — Простите, доктор. Я понимаю, что говорю чушь, что эта ваша магия — как цвет кожи или глаз, нам не дано выбирать — голубоглазыми мы рождаемся или с черными страстными очами, как у моих любимых девочек, но я так мечтал, чтобы у меня была нормальная семья! Простите еще раз.

Дядя нервно поднялся из кресла, налил в стакан воды и выпил залпом, как Алекс за несколько минут до этого.

— Простите, — в третий раз повторил он.

На сердце Алекс будто кто-то дунул морозным ветром, так, что по нему, наверное, пошли ледяные узоры, как на стеклах спальни и балетных классов в прошлой жизни.

— Это вот и значит, что моя удача заканчивается? Милый дядюшка Дэвид, вы отказываетесь от меня? — потерянно спросила она. — Вам неприятно меня видеть?

Дэвид чуть не выронил стакан:

— Что ты такое говоришь! — как-то по-бабьи взвизгнул он, и стакан всё-таки вылетел и покатился по ковру. — Я очень-очень рад, что в нашей с Эстер жизни появилась ты. Но, детка! Ты, наверное, еще не знаешь, но тебе уже совсем скоро придется уехать в специальную школу для волшебников! Это где-то далеко, в Шотландии. И я… мы тебя будем видеть только на Рождество да на летние каникулы. А потом ты и вовсе уйдешь в тот странный, дикий, чуть ли ни средневековый мир только потому что там многие проблемы решаются по мановению волшебной палочки. И мы с Эстер опять останемся одни.

Дядюшка наклонился за стаканом, но вдруг передумал, махнул на него рукой и, словно резко обессилев, опустился в кресло.

— Я… не готов отпустить тебя так быстро. Не готов!

Сердце Алекс моментально наполнилось горячей кровью, морозные цепи растаяли, едва не пролившись слезами. Детство в детдоме, юность в балете не располагают к особым проявлениям чувств, Алекс всегда была сдержанной, словно «истинная леди», но тут она, сама не ожидая от себя, схватила дядюшку за крепкое жилистое запястье и бешено затрясла:

— Это самые… самые-самые прекрасные слова, что я когда-либо слышала! Дядюшка, тётушка! Я вас очень-очень люблю!

— Ну что ж, теперь я могу точно сказать, что в вашей жизни удачи хватит ещё на долгие годы, — улыбаясь сказал колдомедик и жестом заставил стакан взлететь с пола и опуститься на поднос возле кувшина. — Главное, остерегайтесь тёплого пледа и уютного кресла, достойная юная мисс!

* * *

Алекс, выспавшись днём после волнений, душещипательных разговоров, признаний и потрясения от взлетевшего стакана — магия существует! — вечером никак не могла заснуть, а потом вскочила в пять утра и отправилась на пробежку к пустынному в этот час небольшому парку.

Энергия так и била фонтаном, хотелось визжать, лететь быстрее ветра, воспаряя в небеса grand jete! (1)

Существо то ли исчезло, то ли притаилось на время, но теперь Алекс знала врага в лицо, научилась с ним бороться и, словно въевшийся припев популярной песни, всё время повторяла слова колдомедика:

— Для тех, кто решил покончить с зависимостью от Феликс Фелицис есть единственный путь: всю жизнь заниматься делом. Отвоёвывайте делами свою удачу обратно, мисс!

Алекс вскоре запыхалась и взмокла, хоть уже и не так быстро, как еще неделю назад. За это время она потеряла всего около трёх фунтов, но двигаться стало куда легче, чем в первые дни.

Она перешла на быстрый шаг, потом ещё сбавила темп, на ходу проделывая упражнения для восстановления дыхания.

Вскоре она вышла на свою самую любимую тропинку, тянувшуюся вдоль неширокой речки, больше похожей на ручей. Кое-где из речушки тянулись толстые пожарные рукава и слышался шум насосов — подавали воду в парк для поливки цветников и газонов. Забавные вертушки рассеивали струи, превращая их в туман, оседавший на растениях и тяжёлыми каплями постепенно пропитывавший жаждавшую влаги землю.

От этого над каждой клумбой сияла маленькая радуга — вот же оно, волшебство! Необычайно красиво! Зачем еще нужна какая-то магия? Неужели что-то может быть прекрасней, чем торжество мысли и прогресса?

Алекс со вчерашнего дня всё прислушивалась к себе: как это «быть волшебницей»? Ничего волшебного не ощущалось, совершенно. И эксперимент со стаканом — с сотню попыток загнать его с пола на стол мановением руки окончился ничем — посудина даже не пошевелилась.

Ай, ну ладно. Если она и впрямь волшебница, то это проявится не только в том, что она не померла от Феликс Фелицис еще в утробе матери. Ведь для маглов это зелье является смертельным ядом, по словам колдомедика. Маглы… Забавное слово. Будто неволшебники — тоже маги, но немного недозревшие, совсем как в анекдоте:

— И создал Великий Вождь первого человека — получился он недопеченным, с белой кожей — так появились бледнолицые. И создал он второго — но передержал в печи — так получились негры. Но мастерство Великого Вождя росло — и вот из его божественных дланей вышел наконец-то самый совершенный человек — с бронзовой кожей — первый индеец!

Алекс отдышалась, попрыгала через пожарный рукав, потом через другой, пропевая то, что творили резвившиеся ножки:

— На одной, на другой, две-две, крест две! Поворот, поворот, не добраться до ворот!

Ножки вскоре заныли: вес, чёртов вес! Ну ничего, с каждым днем хоть немного, но легче. В прямом смысле слова.

Уф! Жарко!

Алекс отправилась бродить по дорожкам и тропинкам парка, любуясь радугой и цветами, время от времени останавливаясь у покрытых росой скамеек со спинками и, держась за них, как за станок, проделывая то одно, то другое упражнение.

Рай на земле: запах просыпающегося дня и свежеумытых растений кружит голову. На небе ни облачка — тётушка не раз говорила, что конец лета выдался необычайно жарким. Послушное тело, с удовольствием выполняющее привычные с детства движения. Что может быть прекраснее!

Пора возвращаться: режим есть режим. Перекусить немного, выпить чаю или сока, съесть пару фиников вместо конфет и минут через сорок придет пора переодеваться на классику. Ура! Классика, любимая классика! Хоть бы только Существо не осмеливалось вылазить как можно дольше. Может, оно поняло, что ему тут ничего не светит, и больше не вернется? Эх, так хочется в это верить.

Алекс прошла на задний двор — забрать из сушилки форму — забыла вчера из-за всех этих событий. Тётушка, правда, не одобряла такого «плебейского» поведения — сушить бельё во дворе — «это не принято!», но дядюшка сказал, что у него на родине все сушат во дворах — прекрасный обычай! И, как по мановению волшебной палочки, за беседкой, в самом дальнем углу двора выросла невысокая, словно столик без крышки, с натянутыми вместо столешницы проволочками, хорошенькая удобная сушилка.

И вот на краю этой сушилки сидела большая серая птица и внимательно разглядывала Алекс круглыми яркими глазами.

— Ты… сова? — неуверенно спросила Алекс, ибо сов до этого видела лишь в учебнике и мультфильмах. — Совы, вроде, утром спать должны? Разве нет? Я даже стишок помню: «До утра сова искала, утром видеть перестала, села старая на дуб и глазами луп да луп». Или это только про старых сов, а ты молодая?

Птица совершенно невероятным образом перевернула голову подбородком вверх — если, конечно, у птиц бывает подбородок, подтверждая, что таки да — сова.

— Ты мне принесла письмо из той школы, что в Шотландии? Из… как же его… из Хог-варт-са? — удивилась Алекс, осторожно снимая вещи.

Сова вернула подбородок на место и медленно поворачивала голову, следя за движениями рук. Кто её знает… клюнет ещё. Вон какой клюв острый.

 — Мне тётя вчера рассказывала про волшебные школы. Но у меня день рождения только завтра, по крайней мере, так дядя сказал. Или ты не волшебная сова? А самая обычная?

Алекс знала за собой склонность поболтать с животными: кошками, собаками, воробьями, голубем, прилетавшим на подоконник спальни в общаге и склёвывавшим скудный паёк из крошек, специально принесённый для него из столовой.

Сова молчала. Никаких писем в её когтях не наблюдалось. Красивая такая — пёрышки не только серые. Есть еще кое-где беленькие, из-за чего птица кажется словно окутанной серебряной дымкой. Чем-то напоминает ястреба — часть пёрышек рябые, будто сделаны из гофрированной фольги. Сидит, и впрямь лупает своими гляделками, словно раздумывает, что ей делать дальше.

— Если ты подождёшь немного, я принесу тебе куриную ножку. Если ты ешь мышей, то, возможно, и от мяса не откажешься? А я попрошу у тёти фотоаппарат и сфотографирую тебя. Хорошо?

Алекс начала бочком продвигаться к дому, опасаясь делать резкие движения, чтобы не спугнуть красотку. И тут сова распахнула шикарные крылья, оттолкнулась и взмыла вверх.

Едва Алекс успела разочарованно вздохнуть и направиться к двери, как сова, будто самолётик из газеты — немаленький такой самолётик, бесшумно спланировала на дорожку перед Алекс, преграждая путь к дому.

— Ого… — Алекс испуганно отступила на пару шагов вглубь двора. — Ты что это? Драться будешь? Я тебя не трогала… И я слишком большая даже для зайца, не находишь?

Сова сложила крылья и покачалась из стороны в сторону, потом возмущенно защёлкала клювом, словно ожидая от Алекс каких-то деяний, но каких?

— О божечки, да что тебе надо, хищница? — совсем растерялась Алекс. — Где письмо? Или это я должна прицепить к тебе письмо — заявление на поступление в школу?

Сова смотрела укоризненно, совсем как педагог по классике Анна Васильевна. Только сравнение с Анной Васильевной пришло на ум, как сова вдруг словно приподнялась над дорожкой и пошла прямо на Алекс, поочередно выбрасывая вперед и довольно высоко вверх ножки!

— Ого… Да ты балерина… Батманы нехилые кидаешь… А на шпагат умеешь садиться? — Алекс пятилась назад, сова наступала!

Поступь птицы уже начала напоминать марш торжественного караула у Могилы Неизвестного Солдата, когда Алекс наконец-то заметила слабый отблеск на шее.

— Так! Стой! — Она вытянула руку, пытаясь остановить неумолимое продвижение. — Дай посмотреть, что у тебя там. И не смей клеваться, а то я тебя и так боюсь. Вот позову дядю — будешь знать!

Сова подошла уже совсем близко, так что оставалось осторожно присесть, опасаясь острого зловещего клюва и когтей. Сова тут же прекратила щелкать и замерла, подставляя шею.

— Что тут у нас? Ошейник?

Это оказалась едва заметная серебристая, сливавшаяся с цветом пёрышек цепочка, на ней кулончик в виде крошечной завинчивающейся штуковины.

— О, прям как пуля от автомата Калашникова, только тут не пуля, а пулька, — пробормотала Алекс. — Нам на уроке НВП показывали. Я даже автомат умею разбирать и собирать! — неизвестно зачем похвасталась она. Так… на всякий случай, раз уж припомнились солдаты в карауле.

Сова абсолютно спокойно относилась к манипуляциям, казалось, что для неё это рутинная процедура.

Едва Алекс открутила нижнюю половинку «пульки», как из неё вылетел и развернулся, распластываясь в воздухе, небольшой лоскут — словно кусочек полупрозрачной синей ткани с обтрёпанными краями, размером с половинку тетрадного листа. На нём вспыхнули золотистые буквы.

Едва Алекс прочла «Деньги положи на прежнее место сегодня вечером», как лоскут охватило тление — от буковок во все стороны поползла мерцающая рябь, и странное письмо осыпалось на дорожку туманом, так до самой дорожки и не долетевшим — растаявшим в воздухе.

Алекс оторопело пялилась на то место, где только что было послание, потом перевела взгляд на сову. Та лупала глазами на половинку кулончика в руках Алекс.

— Что за деньги? Куда положить? Зачем? И что будет если не положу? Ничего себе письмо из школы волшебства… Ты почему не улетаешь? Ждёшь ответа?

Сова начала качаться и щёлкать клювом. Не дожидаясь, пока бравый почтальон опять будет демонстрировать чудеса церемониальной выучки кремлевских войск, а то и что похуже, Алекс решительно набросила на голову сове купальник и лосины, которые зажимала под мышкой, перескочила через шарахнувшуюся в сторону, но, всё же успевшую попасть под вещи птицу, и бросилась в дом.

Орать и тревожить соседей было категорически нельзя — могли запросто тут же позвонить в полицию, поэтому пока Алекс добралась до комнаты дяди и тёти, пока объяснила, как смогла, что случилось, пока перепуганные полуодетые родственники выбежали во двор, совы и след простыл. На дорожке осталась валяться только форма, а в кулаке — половинка от «пульки» — единственное доказательство того, что Алекс всё это не приснилось.

___________________

(1) grand jete на 0.37

https://www.youtube.com/watch?v=-RJMppXB2JA