Полёт (джен)

Если встать на край отвесных скал нового Олуха в ветреный день, можно представить, что снова летишь. Главное, чтобы ветер дул не в спину, а то полёт станет самым что ни на есть настоящим.

Астрид обнаружила это недавно, когда по привычке смотрела на запад, куда неделями раньше улетели их драконы. Это уже стало традицией: каждый день перед закатом — другого свободного времени попросту не было — она шла к обрыву и вглядывалась в горизонт. Словно ещё немного, и мелькнут в небе знакомые силуэты, взрезая крыльями воздух. Драконы вернутся, и всё станет как прежде.

Астрид корила себя за глупые мечты, и это тоже стало традицией.

В тот день она как раз закончила с порицаниями, покачала головой и едва не ушла, как вдруг внезапный порыв ветра ударил в лицо и чуть не сбил её с ног.

Этот глоток свежего воздуха вкупе с высотой разбудили в ней ощущения, приходившие теперь только во снах.

Ощущение стремительного движения вперёд, сквозь холодные потоки, когда и сама становишься одним потоком вместе с Громгильдой. Ощущение абсолютной безопасности и абсолютной свободы. Ощущение власти: над пространством и над временем, над всем, что может произойти и произойдёт, ведь знаешь — вы обязательно справитесь. Ощущение безграничной веры.

С тех пор предзакатные вылазки Астрид обрели второй смысл. Она приходила к обрыву с затаённой надеждой, даже если весь день был штиль, и стояла там нетерпеливо, дольше, чем обычно. В дни ненастные она бежала к нему вместо ужина, как умалишённая, несмотря на дождь — мощный ветер, царапающий каплями кожу, вскрывал её память получше любого лезвия. Астрид закрывала глаза, разводила руки — и будто вновь летела.

Сегодня, к несчастью, был штиль. Солнце на горизонте уже вполовину растаяло, растеклось по воде ярким пятном — раньше ей нравились такие закаты, но теперь они вызывали лишь тоску да уныние.

Астрид решила подождать ещё немного, когда услышала приближающиеся шаги, невольно напряглась и тут же расслабилась: шаги были неровные, с тихим металлическим отзвуком.

— Я прихожу сюда утром, — сказал Иккинг и встал рядом с ней, плечом к плечу.

— Ты никогда не был ранней пташкой, — усмехнулась Астрид, а внутри почему-то нарастал комок нервов.

— Всё меняется.

Она взглянула на него. Иккинг улыбался, но улыбка была усталая, словно он не спал уже целую вечность.

И Астрид бы не удивилась, будь оно правдой. Отстроить новую деревню и наладить быт не так-то просто, а сделать это без драконов — в стократ сложнее. За шесть лет все так привыкли к их помощи, что потеря казалась невосполнимой. Проблемы наваливались одна за другой: чего только стоили подъёмные механизмы, над которыми всё ещё кипела работа. Иккинг лично руководил процессом — кто же знал, что они окажутся на скалистом острове как в ловушке, где даже пляжа не сыщешь? Конечно, голодными бы не остались, остров был богат на зверьё, растительность и речную рыбу, но викинг без моря — не викинг.

Уход драконов каждый прочувствовал на своей шкуре. Если бы не решительность и упёртость вождя, все бы наверняка уже отчаялись, но он вдохновлял людей своим примером. Астрид оставалось только гордиться.

Поэтому она сразу решила, что не раскроет Иккингу свой маленький секрет. Не скажет, что уверенной себя чувствует впервые за долгое время лишь в иллюзии, рождающей воспоминания. Она ведь сама заставила его поверить в себя, убедила, что он и в отрыве от Беззубика способен на многое — как можно было теперь подвергнуть эти слова сомнению?

Признаться в своей слабости означало поставить под удар не только Иккинга, но и всю деревню.

— Ты молодец, — сказала она искренне и положила ладонь ему на плечо, — но тебе надо отдохнуть. Поедим, может, и пойдёшь спать?

— Да куда там, надо доработать чертежи, — он махнул рукой и бухнулся на траву, похлопав рядом. — Посиди со мной.

И Астрид села, крепко-накрепко наказав себе следить за языком, чтобы не ляпнуть ничего лишнего.

Они молча смотрели на закат, и это напомнило ей бесчисленные закаты на старом Олухе, которые они любили встречать на скалах вчетвером. Всё было так же и в то же время — совсем иначе.

— Я знал, что будет тяжело, — вздохнул Иккинг и запустил пятерню в волосы, — но не представлял насколько. Мы потеряли ориентир, Астрид. Всё, к чему мы стремились последние шесть лет... — он замолчал, но не успела она найти нужные слова, как продолжил: — Нам ко многому надо привыкнуть заново. И пусть получится не сразу, но... мы должны отпустить старое во имя новой цели.

Он глядел на неё с таким воодушевлённым видом, будто в этой пламенной речи был скрытый смысл. И что-то ей подсказывало...

— Я видел тебя в прошлую бурю.

— Нет, Иккинг, я просто...

— Астрид, — обнял он её ладони своими, — послушай. Я тоже скучаю. И по Беззубику, и по нашим полётам, и по неизведанным землям, которые мы открывали все вместе. Это были лучшие мгновения моей жизни — уверен, как и твоей. Знаю, ничто не может их заменить, но, кажется, я кое-что придумал.

Иккинг буквально светился, что всегда с ним было в моменты «идейных приступов», как Астрид их называла. И пусть происходящее до сих пор казалось ей неправильным и даже постыдным, выслушать всё равно стоило — отговорить его она всегда успеет.

— Астрид Хофферсон, — начал он чересчур торжественно, — ты полетаешь со мной ещё раз?

Признаться, сперва Астрид решила, что он попросту чокнулся. И только когда Иккинг объяснил всё подробно, для наглядности даже схему показав, убедилась — он мыслит здраво и абсолютно серьёзно. Правда, идея от этого менее безумной не стала.

Огромные крылья с креплением снизу казались драконом, держащим человека в лапах. По структуре они напоминали хвост Беззубика и управлялись похожим образом, вот только под этими крыльями приходилось лежать, продевая руки в специальные ремни и хватаясь за рычаги с обеих сторон.

— Я назвал его ветроплавом, — увлечённо расписывал Иккинг, показывая чертежи в своей мастерской один за другим. — Для поворотов ещё будет хвост — пока не знаю, получится ли управлять им ногой, но выбора особо и нет, как понимаешь.

— Мы сможем парить, как на закрылках, только дальше, — восхищенно прошептала Астрид и тут же встрепенулась: — Но надо продумать систему торможения, ты ведь помнишь, что было в тот раз.

— Да-а, с этим проблемы, — почесал Иккинг затылок. — Даже от приземления на воду приятно не будет, что уж про землю говорить. Если добавим назад свёрнутую ткань, которая раскрывается как парус, скорость это уменьшит, но для посадки нужно что-то другое...

Астрид любовалась им: как он размахивал руками, показывая, как этой штуковиной управлять, как горели его глаза и как сбивался голос, с какой страстью и жаром он говорил о механизме, пусть даже смысл половины слов от неё ускользал. Когда Иккинг увлекался чем-то, остановить его было невозможно — да и попросту глупо, кто в здравом уме будет останавливать творца на пороге нового открытия?

— И это всё благодаря тебе, — сказал он вдруг.

— В смысле?

— Там, на обрыве, ты развела руки как крылья. И я подумал — что если крылья и будут продолжением рук.

Астрид смутилась, сама не зная почему. Иккинг, заметив это, сгрёб её в объятия и прижал к себе.

— Мы никогда их не забудем. Клянусь.

Теперь Астрид могла поверить. Не в драконов, как прежде, и не в свободу, и не во всесильность — она поверила в их с Иккингом общее будущее. И это было куда лучше полётов.