Женское начало (гет)

Каждый шаг набатом раздавался в голове девушки, хотя мягкие туфли едва слышно касались каменного пола. Вездесущие взгляды пробирались под кожу, изучая каждый миллиметр тела, а шепот, разносившийся по всем углам и отражающийся от каменных стен, зло разъедал последние капли уверенности. Гарри никогда не думала, что что-то может быть хуже ее славы Героя. Она уже давно привыкла к постоянному вниманию, злым насмешкам или слепому почитанию. К тому, что за каждым ее шагом следят, и лишь несколько людей в окружении не отвечают на каждый ее поступок словами: «Чего и следовало ожидать от Героя». Нынешняя ситуация была критической, и каждый взгляд, казалось, раздевал, сметая все преграды, смотрел насквозь. Чужие голоса заставляли содрогаться, как от пощечин и вбивали в голову собственное ощущение никчемности. В глазах стояли слезы, но Гарри не могла себе позволить такую роскошь, как дать другим насладиться еще и своим страхом, унижением. Унижение — именно это она чувствовала, пытаясь согнать со щек предательский румянец, а собственными глазами буравя серый пол. А ведь все так глупо начиналось…

С самого детства в доме Дурслей ее особо не жаловали. Подкидыш от сестры Петунии и ее мужа, которые ушли из жизни, находясь с тетей Гарри не в самых лучших отношениях. Маги и магглы всегда плохо ладили, абсолютно не понимая друг друга. Пропасть между возможностями тех и других была безгранична, и, рассорившись еще в детстве, сестры так и не помирились. Наоборот, непонимание между ними росло в геометрической прогрессии, постоянно увеличиваясь и обостряя вражду. Когда Гарри попала в дом к тете, у Петунии не так давно родился собственный сын. Да, у нее была еще возможность быть «нормальной», не волшебницей, и Петуния искренне на это надеялась. Но даже так, видеть ребенка той, кого всю жизнь ненавидела, в собственном доме, кормить и одевать из своего кармана, было невыносимо. Миссис Дурсль просто поставили перед фактом, как и ее мужа, и с этим ничего нельзя было поделать.

О покупке собственных вещей не могло быть и речи. Сначала, внеплановые расходы и так сильно ударили по бюджету супругов, из-за чего Гарри достались старые вещи Дадли, из которых тот быстро вырос. Тем более, мальчик был сильно крупнее хрупкой Гарри, и рос быстрее девочки. Да, ей доставались одни обноски, но у нее была крыша над головой и теплая постель. Постепенно финансовая ситуация в семье начала налаживаться, но собственной одежды у Гарри так и не появилось. А когда девочка немного подросла, то начала отрабатывать свое пребывание в чужом доме. Петуния, пусть и жесткими методами, но прививала девочке знания, которые помогли бы ей во взрослой жизни. Работа по дому, уборка, готовка — все это было в ежедневном расписании девочки, наравне с посещением младшей школы и выполнением домашних заданий. Все это выполнялось беспрекословно, однако отношения с семьей не налаживались, оставаясь на презрительно-холодном уровне, что сильно ранило одинокое сердце. Она слышала, что у каждого есть семья, где его любят. Так почему же у нее такой не было?

А еще Гарри знала, что ее боялись. Иногда, в моменты, когда эмоции слишком сильно переполняли девочку, происходило то, что не должно было произойти. Тарелки бились сами собой, лампочки взрывались на ровном месте, а лежащие рядом предметы вдруг взмывали в воздух, плавно кружа вокруг маленькой девочки. И в такие моменты Гарри видела не только презрение, но и ужас в глазах, казалось бы, родных людей. В таких случаях Гарри называли ненормальной. И девочка чувствовала вину за то, что не могла контролировать. Она действительно считала себя не такой. Она считала себя монстром.

В школе ситуация была не сильно лучше. Дети не жаловали девочку, одетую в мальчишечьи обноски, и несмотря на отсутствие травли, общаться желанием никто не горел. Гарри тихо сидела за своей партой, внимательно слушая преподавателей, и никогда не поднимала руку, даже зная ответ. В семье было не принято говорить что-то, пока не спросят, даже если очень хочется. А хотелось сильно. Настолько, что иногда Гарри прикусывала палец, лишь бы не взболтнуть чего лишнего или случайно не поднять руку на уроке. Быть наказанной потом не хотелось.

Настоящий ад начинался после уроков. Если собственные одноклассники не проявляли к девочке никакой агрессии, то к одноклассникам кузена это не относилось. Дадли, чьи занятия заканчивались примерно в то же время, частенько поджидал Гарри в компании своих замечательных друзей, а затем они вместе гоняли девочку по окрестностям, улюлюкая и заливаясь звонким смехом. Чувство безнаказанности пьянило детей, из-за чего шутки постепенно ужесточались летящими камушками, подножками и засадами. В моменты, когда Гарри выходила из школы, и встречала предвкушающий взгляд нескольких пар глаз, ее сердце уходило в пятки. Она боялась, и в голове была лишь одна мысль — «бежать». Ей хотелось скрыться, унестись куда-угодно, лишь бы они оставили ее в покое. Но более развитые физически, мальчики почти всегда догоняли Гарри, ее портфель оказывался на земле, а из тетрадок вырывались страницы. Оставалось лишь в следующие разы бежать быстрее, не обращая внимания на сбившееся до хрипа в легких дыхание, боль в боках и постепенно становящиеся ватными ноги.

«Девчонка с пацанским именем!» — заливались смехом ее обидчики, будто бы играючи догоняя ее и валя на землю. И Гарри в сотый раз проклинала свое имя. Гарри — гулкие согласные противно резали барабанные перепонки и вызывали ком в горле. Не Гарриет, не Гретта. Гарри. Имя, звучавшее как приговор. А может, оно им и было. Казалось, все проблемы девочки были связанны только с ним. И несмотря на безграничное желание иметь семью и живых родителей, Гарри не могла простить отцу своего имени. По куцым рассказам Петунии, Джеймс всегда хотел мальчика, и всю беременность Лили был абсолютно уверен, что у жены родится именно Наследник. Именно так, с большой буквы, ведь в огромном магическом потенциале ребенка невозможно было сомневаться еще во время беременности — так сильно фонило магией от беременной Миссис Поттер. Конечно, о магии и другом мире, также как и об именах своих родителей, Гарри узнала лишь годами позже, уже учась в Хогвартсе, но предательство родителей еще при рождении, сильно ранило. «Даже твои собственные родители хотели, чтобы у них родилась не ты, » — не забывал напоминать Гарри дядя, когда был не в духе, и решался спустить пар на паршивой овце семьи. Дурсли никогда не применяли телесные наказания, но после слов о родителях схема непременно была одна: Гарри запирали в чулане под лестницей, и она оставалась без ужина.

А потом начался Хогвартс. Стоило Хагриду поздравить ее с днем рождения и привести на Косую Аллею, сердце Гарри было целиком и полностью отдано магическому миру, который столь разительно отличался от привычной ей реальности, что, следуя за полувеликаном неуверенным спешным шагом, девочка несколько раз для достоверности щипала себя, лишь бы убедиться, что это не сон. Она была знаменита, и люди, лишь узнав ее имя, мечтали пожать Гарри руку. И не важно, что ее называли «мистером», наверняка с кем-то перепутали, но чувствовать чей-то восхищенный интерес было настолько в новинку, что Гарри не знала, как снова начать дышать, не то что сказать, что она не та, кого они хотят видеть. На Аллее было много людей и нелюди всех сортов, кто-то разговаривал, кто-то спешил, а некоторые снимали перед ней шляпы, проходя мимо. Вокруг витала атмосфера магии, невозможного, которое на ее глазах становилось реальным. Летающие метлы, котлы, волшебные палочки. Все вокруг кружилось, искрило и переливалось разными красками, будто нарисованное воображением. От такой суеты и обилия ярких пятен, у Гарри слегка кружилась голова, и все походы по магазинам, посекундно отложившиеся в памяти, все равно казались игрой воображения, стоило ей снова переступить порог нелюбимого дома. Однако, эти подозрения рушились, стоило девочке вновь начать рассматривать все покупки, принесенные из волшебного переулка.

В поезде Гарри тоже узнали. Даже больше, некоторые специально ходили по вагонам, лишь бы найти знаменитость, поступившую в Хогвартс в этом году. Чего только стоило появление Малфоя со свитой, и его, пусть и детский, но достаточно надменный взгляд человека, который абсолютно точно уверен исключительно в своей правоте. Успев обзавестись и потенциальными друзьями, и врагами еще в первый день, Гарри чувствовала себя абсолютно не в своей тарелке. Постоянный контакт с окружающими был для девочки абсолютно в новинку, из-за чего она слегка терялась, мялась, но была абсолютно рада происходящему вокруг себя бедламу. Внимание одновременно и пугало, ведь раньше на нее обращали внимание лишь когда что-то шло не так, и сильно льстило, из-за чего щеки начинали слегка краснеть, зеленые глаза упирались в каменное покрытие пола. Едва зайдя в столовую, Гарри, как и все первокурсники переволновавшаяся перед распределением, едва смогла сдержать полный восхищения возглас. Такой красоты она не видела даже на Косой Аллее. Парившие в воздухе свечи мягко освящали большую залу, и абсолютно не мешали рассмотреть расположившийся под потолком купол звездного неба. Казалось, потолка просто не существовало, а пламя свечей прекрасно дополняло виднеющиеся на небосклоне звезды. Сначала Гарри испугалась проходить под горящими свечами, но, увидев, как спокойно сидят остальные ученики, смирилась с тем, что в мире магии не все подчиняется привычным ей законам реального мира, и раскаленный воск стекал под свечу, но не капал вниз, оставаясь частью горящего элемента интерьера. Это завораживало еще больше, поражая границы воображения настолько, что Гарри, идя за толпой с высоко задранной головой, слегка оступилась, и чуть не упала, запутавшись в полах непривычно длинной мантии.

Двигаясь по направлению к распределяющей шляпе, ноги Гарри дрожали и подкашивались, а в горле стоял огромный ком. Когда магический атрибут опустился ей на голову, девочка внутренне сжалась от волнения, и на несколько мгновений даже перестала дышать. «Только не Слизерин!» молила она про себя, крепко зажмурив глаза, ведь еще в поезде попутчики рассказали ей, что на Слизерене учатся только темные чистокровные волшебники. А быть темной она не хотела, пусть и краешком сердца понимала, что тьма есть в каждом человеке, и даже в ней самой. Но Слизерин бы означал приговор, будто бы признание самой себе в том, что она в жизни не достойна большего, нежели презрение, преследовавшее ее в детстве. И без этого пережившая не самые лучшие времена в своей старой школе, Гарри не хотела, чтобы ее начало в мире магии и волшебства началось с плохой стороны. Ведь темный — это всегда злой и плохой. Ведь так?

После великолепного пиршества, где Гарри с неверием смотрела на огромные подносы с едой, откуда все ученики брали любые приглянувшиеся им блюда, не в силах осознать, что происходящее вокруг — отнюдь не сон. Другие дети не задумываясь набирали полные тарелки, с радостью и удовольствием поглощая все, до чего могли дотянуться их руки.

— Ты чего не ешь? — удивленно спросила тогда девочка, сидящая по соседству. В поезде она заходила к ним в купе и представилась Гермионой. Уже в одиннадцать она казалась чересчур серьезной для собственного возраста и даже слегка надменной. За столом она держалась нарочито с достоинством, будто боялась ударить в грязь лицом и аккуратно отрезала кусочек говядины от своей порции.

— Да, Гарри, ты чего, налетай, а то скоро же унесут, — промямлил Рон, докладывая в и без того полный рот очередной кусок мяса, из-за чего соус размазался по щекам и обрамлял губы мальчика сияя на лице размазанной коричневатой помадой. С Роном Гарри ехала в поезде и внутри нее теплилась надежда, что они станут друзьями. Ведь до этого друзей у нее не было, а в Хогвартс-Экспрессе они всю поездку проговорили с новым знакомым, и Гарри казалось, что именно так должна начинаться дружба.

После этого, Гарри наконец отмерла, и притронулась к еде. Сначала аккуратно, будто проверяя, последует ли за этим наказание, а затем, все лучше осознавая, что еда на столе, предназначена и для нее, не стесняясь брала себе понравившиеся кусочки и с удовольствием смаковала вкус горячей пищи. А ведь до этого момента она даже не задумывалась что последний раз ела еще дома, до поезда — все же сладости из поезда едой можно было назвать с натяжкой. Непривыкший к большому количеству пищи желудок не позволил съесть слишком много, однако приятное ощущение сытости и разливающаяся по телу нега были лучшим завершением и без того волшебного дня.

По окончании ужина и директорской речи, первокурсников перехватили старосты и повели по направлению к своим гостиным. По пути они рассказывали про устройство замка и проводили мини-экскурсию, но дети, утомленные поездкой и сытной едой, едва ли слушали, больше глазея по сторонам на бесчисленное количество живых портретов и старались не отставать от идущей впереди группы. Именно поэтому Гарри пропустила мимо ушей все объяснения насчет общежития, ведь вокруг было столько всего интересного.

Гарри была настолько сильно выбита из колеи впечатлениями за прошедший день, что когда ее поселили в комнату к мальчикам, ее сил хватило лишь на то, чтобы сбросить с себя официальную одежду, переодеться в пижаму, почистить зубы и рухнуть в постель, забываясь спокойным сном со счастливой улыбкой на лице. На утро, поняв, что в комнате кроме нее только мальчики, Гарри слегка смутилась, однако решила промолчать. В голове всплывало, что Перси говорил что-то на счет мужских и женских общежитий, но она не была в этом полностью уверена. «Наверняка, в женских общежитиях не хватило места, вот меня и подселили сюда…» — пыталась убедить себя девочка, ведь других объяснений такому у нее не было. Поэтому Гарри смолчала, ведь теплая кровать в окружении пяти других мальчиков была все равно в тысячи раз лучше коморки под лестницей. Поэтому жаловаться было не на что, и Гарри просто приняла этот факт, как должное. Своего нового друга Рона она решила не напрягать вопросами, ведь мальчик казался безумно рад тому, что их поселили вместе. Гарри тоже была рада жить так близко к своему первому и единственному другу, поэтому вскоре недопонимание со спальным местом испарилось из головы юной волшебницы.

Однако с первой лекцией все становилось страннее. «Мистер Поттер, » — обращались к ней учителя, из-за чего в первый раз Гарри даже не сразу поняла, что мистером называют именно ее, чем вызвала недовольство преподавателя и тихие смешки одноклассников. Почему ее называли в мужском роде, было абсолютно не понятно, но спрашивать казалось глупым. Гарри краснела, но отзывалась на мужское обращение, подумав, что это просто очередная причуда волшебников, которую она потом обязательно поймет. Просто сейчас она слишком мало знает об этом обществе, но позже обязательно все поймет. Ведь иначе и не может быть?

Осознание пришло к Гарри тогда, когда Гермиону называли в женском роде, и в этот момент по спине Гарри поползли липкие мурашки. Ее с кем-то перепутали. Очевидно, что ее приняли за некоего «Мистера Поттера», спасителя всей магической Британии, на чьем месте она сейчас бессовестно сидит. К глазам подступили непрошенные слезы от страха, что если она признается, ее тут же отправят домой. Даже несмотря на то, что она тоже имела магические способности, ей не могло повезти настолько, чтобы ее приняли в такую прекрасную школу, как Хогвартс. Страх вернуться обратно к Дурслям был настолько сильным, что даже зная, что поступает неправильно, Гарри все равно решила остаться под мужской личиной, чтобы обучиться магии и стать кем-то, кем она и мечтать не могла. После этого еще несколько месяцев Гарри мучали кошмары. Она соврала, она все же действовала так, как подобает темному волшебнику. Ее место на Слизерине — среди таких же темных, как и она. Как она может быть достойна самого светлого факультета, если попала в него через ложь? Но пути назад не было, ведь Гарри сама перекрыла себе доступ к кислороду, запирая за собой клетку, в которую умудрилась попасть. Она сама выбрала те правила, по которым будет играть, поэтому теперь отступать было нельзя, чтобы не опозорить себя еще сильнее. Она должна вынести ту ношу, которую взвалила себе на плечи. С тех самых пор сцены того, как ее ложь раскрывается, стала самым страшным из существующих в жизни Гарри кошмаров. Но с криком просыпаясь в холодном поту под обеспокоенный взгляд Рона, она могла лишь кривовато улыбнуться и в очередной раз уверить друга в том, что все нормально.

Гермиона тоже постепенно влилась в их компанию, что заставило Гарри облегченно выдохнуть. Все же, дружить с одним только Роном было немного странно, если они были не вдвоем, то всегда находились в мальчишечьей компании, из-за чего и без того не привыкшая к постоянному общению Гарри чувствовала себя еще более не в своей тарелке. Гермиона принесла с собой постоянное напоминание об учебе, чем уравновесила абсолютно раздолбайское отношение Рона к школе. У них появился голос разума, так нужный, чтобы доучиться до последнего курса, хотя Гарри не могла не признать, что играть в шахматы и носиться по коридорам было гораздо веселее, нежели просто писать эссе по различным предметам, закопавшись в книги. Единственным предметом, который приводил Гарри в неописуемый восторг, были полеты. С первого момента, когда Гарри села на метлу и впервые оторвалась от земли, все ее тело наполнилось таким восторгом, что хотелось закричать от этого всепоглощающего ощущения свободы, ну или хотя бы заливисто засмеяться. Метла чувствовалась продолжением ее собственного тела гораздо больше, чем палочка, высота заставляла сердце трепетать, а ветер мягко обдувал тело, будто бы обнимая.

А уж каким был восторг девочки, когда профессор Макгонагалл, декан их факультета, сразу же после первого занятия на метлах представила ее Оливеру Вуду — капитану команды по квиддичу в Гриффиндоре. Для нее, для Гарри, сделали исключение из правил. Ее назвали талантливой. Ее взяли ловцом в команду. Ей сказали, что она — копия отца. Стоило Гермионе сказать, что Гарри станет таким же прекрасным игроком, как и Джеймс, улыбка и счастье от внезапной похвалы моментально исчезли с лица девочки, и на секунду ей показалось, будто она слышит звон бьющегося стекла, на которое распадались ее иллюзии. А ведь она уже успела забыть, что просто заняла чье-то место, по-настоящему наслаждаясь пребыванием в магической школе. Сердце закололо, но никто не заметил смятения в глазах маленькой девочки, списав все на удивление. Поэтому схватив Гарри за руку, Гермиона потащила ее в зал наград, где показала на маленькую золотую табличку, присужденную отцу настоящего Гарри Поттера. Гарри смотрела на нее стеклянными глазами, пропустив мимо ушей восхищенное лепетание Рона. А после, сославшись на головокружение, убежала от друзей, забившись в маленький заброшенный класс, где и проплакала до вечера, коря себя за ложь и притворство.

А потом произошло то, чего Гарри никак не могла ожидать — она попала в лазарет. Мисс Помфри, слегка строгая и ворчливая женщина, явно отработанными до автоматизма привычными жестами, навесила на получившую на уроке зельеварения ожог девочку какие-то медицинские чары, после чего, глаза ее удивлено расширились и в них Гарри увидела искорки ярости. Медиковедьма моментально невербально заперла двери, из-за чего Гарри услышала громкий щелчок затвора, а затем еще парой движений навесила какой-то купол прозрачно-голубоватого цвета.

— А теперь, юная леди, потрудитесь мне объяснить, почему по данным школы Вы проходите как «Мистер Поттер», — грозно прошипела ведьма, сузив глаза, из-за чего Гарри пробил холодный пот. Вот и закончилась ее маленькая сказка. Какой же глупой она была, забыв об осторожности перед волшебным доктором, глупо было думать, что и здесь не обратят внимания на то, что она девочка. В глазах перепуганной девочки блеснули слезы, а щеки залились ярким румянцем смущения. Переборов собственное желание расплакаться, Гарри принялась рассказывать о том, что она, безусловно, не та, за кого себя выдает, и что она наверняка совершенно не тот Гарри Поттер, поступления в Хогвартс которого с нетерпением ждал весь магический мир Британии. Она рассказала все, что считала правдой, о чем так долго молчала, и из-за чего ее каждый день мучали ужасные кошмары. Она рассказала о первом дне, когда не заметила обращения к себе как к мальчику из-за слишком сильной усталости. О первых лекциях, о том, как к ней пришло осознание, что ее всего лишь перепутали. О том, как сильно ей хочется учиться магии, о том, как боится возвращаться в мир магглов к дяде и тете. Она вылила на мадам Помфри все свои страхи, под конец всё же не удержав в себе все эти переживания, и расплакавшись, размазывая по щекам непрошенные слезы, слегка сбиваясь и перескакивая с темы на тему. В душе творилась самая настоящая паника, которая с каждым словом становилась все сильнее, не давая расслабиться.

Медиковедьма внимательно слушала рассказ, и с каждым словом Гарри, ее лицо все сильнее хмурилось, из-за чего юная мисс Поттер думала, что сейчас ее точно накажут, и отправят обратно, выселив из Хогвартса.

— Пожалуйста, не выгоняйте меня отсюда! Я правда не хотела врать, все просто так получилось! — почти срываясь то ли на крик, то ли на хрипы умоляла Гарри, смотря прямо в глаза волшебнице. Она была готова ползать на коленях и принять любое наказание, лишь бы ее самый страшный кошмар не стал явью.

— Ну что ж, Гарри, — усталым голосом ответила ей мадам Помфри, потирая переносицу, явно находящаяся в смятении от всего, что рассказала ей ученица. — Выгонять тебя отсюда никто не будет, ведь раз уж ты волшебница, ты обязана обучаться в Хогвартсе, чтобы получить возможность контролировать свои способности и не навредить магическому миру. Так же письмо, которое пришло тебе при поступлении и твой шрам говорят сами за себя, ты именно тот Гарри Поттер, который является победителем Того-кого-нельзя-называть. Ты знаешь девичью фамилию своей тети?

— Эванс… — запинаясь пролепетала Гарри, в последний раз шмыгнув носом и вытерев его рукавом смятой мантии, и отвела взгляд.

— Твою мать, Лили Поттер, до замужества тоже звали Эванс, и она была маглорожденной. Магический мир слишком мал, чтобы в нем были два Гарри Поттера, чьи матери, от рождения Эванс, происходили бы из одинаковых семей. Поэтому успокойся, ты не выдаешь себя за кого-либо другого. Однако, это все же вопиющее пренебрежение! Как твой покойный отец, царство ему небесное, мог выдать новорожденную девочку за сына, а никто из волшебников до сих пор так и не проверил эту информацию. Во время твоего рождения шла война, но это не может быть оправданием слепоты окружающих. Это же простейшие определяющие чары, как можно было такое не заметить? Я иду разбираться к директору! Бедная девочка, ты и без того настрадалась, а теперь еще и это…

Мадам Помфри уже собиралась выйти из кабинета, чтобы начать разбирательство с администрацией школы, как на весь кабинет послышался вопль Гарри.

— Только не надо к директору! — не своим от паники голосом закричала Гарри, цепляясь в полы мантии ведьмы. — Пожалуйста, не рассказывайте никому! Я вас умоляю…

Гарри продолжила лепетать невнятные просьбы, ведь даже несмотря на то, что ее уверили в том, что ничье место она не занимает, Гарри все так же боялась разоблачения. Она только нашла друзей и начала вливаться в атмосферу этого места. А если вдруг выяснится, что она девочка, будет скандал. И в центре этого скандала окажется она сама. На нее будут показывать пальцем, о ней будут шептаться. Наверняка и друзья после такого от нее отвернутся. Она не хотела, не могла, чтобы ее счастье закончилось так быстро. Она продолжала говорить и говорить, умоляя ведьму не выдавать ее. Она даже не слушала попытки мадам Помфри убедить Гарри в том, что сейчас еще не поздно, и что рассказать — самый лучший вариант, ведь потом признаться будет все сложнее. Гарри не слышала всех этих слов и продолжала цепляться за мантию ведьмы так, будто это был спасательный круг, без которого ее обязательно съедят акулы. Она плакала, металась, но не отпускала подол, лишь бы не допустить ухода той, что разоблачила ее первым же мановением палочки.

И в конечном итоге мадам Помфри сдалась. Погладив девочку по волосам, она пообещала, что никому не расскажет, но предупредила, что в конце концов Гарри все равно придется признаться в том, кем она является на самом деле. И чем дольше она будет тянуть, тем хуже будут последствия. Однако Гарри, счастливо сжавшая ведьму в объятиях, практически пропустила слова мимо ушей. К ней прислушались, ее не выдадут — сейчас это было самым главным и самым счастливым событием в жизни, когда все будущие заботы, связанные с принятым решением, отходили на задний план. Гарри, счастливая, вынеслась из кабинета, рассыпаясь в благодарностях, не замечая, как медиковедьма с сожалением качала головой, смотря на удаляющийся маленький ураган.

Так Гарри заполучила себе первого союзника в лице взрослого, и мадам Помфри стала первой, кто узнал о секрете юной героини всея магической Британии. Годы спустя Гарри все вспоминала слова медиковедьмы с сожалением признавая, что первый курс был действительно самым лучшим временем для признания, но упущенное время было не возвратить. И с каждым днем ситуация, в которую попала девушка, становилась все сложнее и некомфортное, но отступать было некуда. Да и в целом, отступление было не по части Гриффиндорцев. Сдаться было равносильно проигрышу, только вперед, делать шаг назад было непозволительной роскошью. Поэтому Гарри все так же играла на публику, представая перед многочисленной толпой в своей мужской ипостаси. И эта игра настолько въелась в мозг Гарри, что она и сама стала воспринимать себя больше как парня. До одного неприятного момента.

Когда у Гарри впервые осознала себя женщиной, она была в ужасе. Она не знала, что делать, и к кому бежать. Это стало для девочки полной неожиданностью, о которой было стыдно спросить. Тогда Гарри вновь прибежала к мадам Помфри, и лишь та смогла успокоить девушку. И заодно дать книгу о половом созревании, которую Гарри украдкой читала под одеялом ночами, боясь, что соседи по комнате обо всем догадаются, если она не будет скрываться. Лишь тогда Гарри поняла, как ей повезло с телом, ведь у нее не было ярко-выраженных признаков ни одного из полов, что позволяло девочке не сильно задумываться о выборе одежды, которая бы хорошо скрывала начавшую расти грудь или округляющиеся бедра.

По крайней мере так думала сама Гарри, однако была не совсем в этом права. В начале третьего курса Гермиона все же приперла «лучшего друга» к стенке, при этом наставив на нее палочку, поэтому еще один человек в школе оказался осведомлен в вопросе половой принадлежности Героя. Не сговариваясь, обе девушки решили не посвящать в тайну Гарри Рона, хотя и чувствовали себя при этом так, будто предавали друга. Но реакция Рона на такое заявление была абсолютно не предсказуемой, и было страшно, что строящаяся годами дружба разрушится. Но с помощью Гермионы, Гарри стало легче. Мадам Помфри была прекрасным советчиком, но Гермиона, являясь лучшей подругой Гарри, все же понимала переживания ровесницы гораздо лучше. К тому же она всегда была рядом, поэтому могла помочь в любых экстренных ситуациях, в то время как до кабинета медиковедьмы приходилось бегать через весь Хогвартс.

Но это было не единственным событием для Гарри на третьем курсе. Сириус Блэк, сбежавший узник Азкабана, и крестный отец Гарри. Встреча с ним была полна сюрпризов, и перевернула представление ведьмы о событиях, связанных со смертью ее родителей. Сириус рассказал многое, и очень странно смотрел на Гарри во время их первой встречи. Слишком подозрительно, выжидательно, будто бы изучал ее от макушки до кончиков пальцев. И Гарри бы подумала, что ей показалось, если бы не письмо, полученное ей, спустя пару недель после их встречи. Большой черный ворон принес ей, казалось бы, неприметное письмо, на котором не было ни имени отправителя, ни каких-либо еще опознавательных знаков. На нем лишь четко виднелось ее имя, выведенное неуверенным почерком, будто бы немного детским, или рукой, которая долгая время не имела возможности писать.

«Дорогая Гарри,

В Визжащей хижине я успел рассказать и спросить тебя не обо всех вещах, которые меня действительно волновали. В той газете, из-за которой я бежал из Азкабана, помимо фотографии Хвоста меня заинтересовала и другая вещь. В ней о тебе было написано в мужском роде, будто весь мир считает тебя мальчиком. Но я помню тебя в детстве, и несмотря на долгие ожидания Джеймса, ты родилась удивительно очаровательной малышкой. Я помню долгие разговоры о том, что твой отец хотел сына, и что он даже решил представить тебя мальчиком, в надежде на то, что сможет таким образом дополнительно тебя обезопасить, ввести в заблуждение Пожирателей Смерти и Того-Кого-Нельзя-Называть. Но видимо, шутка моего дорогого друга зашла слишком далеко, и с тех пор, как ты поступила в Хогвартс, никто так и не раскрыл твоего настоящего пола, хотя я плохо понимаю, как это возможно. Уверен, у тебя тоже были причины не говорить о своем истинном я другим, но я хотел бы отметить, что как только нам представится возможность встретится вновь наедине, я обязательно расспрошу тебя подробнее об этом вопросе. Как бы то ни было, ты всегда остаешься моей любимой крестницей, и я надеюсь на скорую встречу вновь. Будь осторожна, и береги себя.

Бродяга

П.С. Сожги это письмо, как только прочтешь до конца.

П.П.С. Осторожно, птица кусается»

Несмотря на то, что осведомленность крестного не должна была оказаться таким большим сюрпризом для Гарри, она все же была шокирована. То, что Сириус знал о ее настоящем поле стало большой неожиданностью. Все же до этого она даже не думала о таком варианте, хотя это предположение должно было быть логичным. Как же так тогда получилось, что такой же друг отца, профессор Люпин, не знал о том, что она девочка? Возможно, он не был настолько близким другом Джеймсу Поттеру? Или же просто все это время молчал, не зная, как начать разговор? В любом случае, спрашивать Гарри не хотела. Ведь вопрос был равносилен самостоятельному рассказу, а посвящать в свою тайну еще больше людей Гарри не хотела. И без этого, в магическом мире было уже три человека, которые знали о том, что она — профессиональная лгунья, и добавлять в этот и без того слишком большой для секрета круг других людей не хотелось. Либо все, либо никто — остальные варианты Гарри рассматривать не собиралась. Поэтому, запихав свое любопытство в дальний угол сознания, она невозмутимо сожгла письмо, как и велел ей крестный.

Потом, из разговоров с крестным, Гарри узнала, как проходил первый год ее жизни, посреди войны. Джеймс хотел Наследника. Однако, мечтам о мальчике сбыться не удалось. Лили родила дочь. И Джеймс создал иллюзию оправдавшихся ожиданий, назвав дочь мужским именем, и наслаждался собственной сказкой, в которую поверили и окружающие. Да, эта ложь еще и могла дополнительно обезопасить новорожденную, за которой уже тогда велась охота. Родители Гарри надеялись, что случись с ними что, в Хогвартс пойдет не Гарри Поттер, цель Того-Кого-Нельзя-Называть, а девочка Гарри под другой фамилией, на которую никто не обратит внимания. Но план не сработал. Гарри была безмерно благодарна Сириусу, как за заботу о ней и за рассказы о прошлом, так и за то, что не завязал интересующий его разговор прямо на глазах у остальных, которые не знали о том, кем на самом деле была Гарри. Ведь известно было лишь Гермионе, и Гарри бы хотела, чтобы именно так оно и оставалось.

И возможно, так бы оно и продолжалось, но четвертый курс, как обычно, спутал все планы, разоблачая то, что Гарри хотела оставить тайной хотя бы до выпуска. Турнир Трех Волшебников для кого-то стал невероятным представлением, для кого-то пределом грез, для кого-то серьезным испытанием, а для Гарри — сущим кошмаром. Она не хотела в нем участвовать, но судьба не оставила выбора, ведь даже без ее ведома, кто-то бросил имя Гарри в злосчастный Кубок, из-за чего все пошло наперекосяк. Гарри понимала, что гораздо менее подготовлена к этапам Турнира, нежели ее противники, и с радостью бы отказалась от предоставленной ей «чести», но это было невозможно. Все же с артефактами, особенно редкими, старинными, и дополнительно заколдованными сильнейшими волшебниками современности, не шутят. Поэтому имя Гарри, что вылетело на помятом обугленном клочке бумаги стало приговором. Что было еще хуже — ей никто не верил.

Практически никто, даже из тех, кого она считала друзьями, не поверил ей на слово, когда Гарри пыталась убедить всех, что не бросала свое имя в кубок. Над ней потешались, ее сторонились, на нее показывали пальцем. Гарри проклинала тот день, когда объявили о злосчастном турнире, ведь он ознаменовал собой начало конца. Гарри будто вновь вернулась в те дни, когда Дадли и его компания, гоняли ее по всей окрестности, выкрикивая обидные обзывательства в спину. Только теперь так поступала не парочка детей. Теперь так поступала вся школа, которая за четыре года стала самым любимым и родным местом. Где Гарри нашла друзей, как она думала на всю жизнь. Тех, кто не отвернется от нее в трудный момент. Кто всегда поможет, что бы с ней не случилось. И как же сильно она разочаровалась, когда все это оказалось неправдой. Все, что она придумала себе, было ложью. Такой же ложью, как и все ее существование. Единственной, кто остался с ней бок о бок, стала Гермиона. Лишь она поверила в слова, даже несмотря на то, что не было никаких доказательств. Только она подтвердила свою дружбу делом. Только она поддержала в тот момент, когда помощь была нужна как никогда. А Рон ушел. И это сильно ударило по Гарри, ведь именно с ним она проводила большую часть времени, именно его считала своим лучшим другом.

После испытания драконами, Рон все же вернулся. Победа Гарри вновь сплотила ее с факультетом, а жуткое зрелище происходящего на арене помогло остальным смириться с мыслью, что Гарри самостоятельно никогда бы не пошла на такой риск. И на этом Гарри думала, что черная полоса закончится. Да, испытания были безумно тяжелыми, и подготовка к ним отнюдь не отменяла прочей школьной рутины, поэтому учиться было еще труднее чем обычно. Но вновь восстановленная связь с обоими безумно близкими ей людьми, помогала держаться на плаву. И теперь в нее верили. В нее верил собственный факультет. Ей помог Седрик Диггори. Контакт с окружающими, который, казалось, был потерян навсегда, вновь был налажен. Да, кто-то из Слизеринцев все еще мог показать на нее пальцем или крикнуть в след что-то обидное, но того уровня напряжения больше не было и за ее спиной вновь стоял легион. А слизеринцы? Что с них взять? Их факультеты всегда враждовали, и это не могли исправить никакие заслуги тех или иных. Думается, будь Гарри единственным представителем от Хогвартса, слизеринцы бы все равно ни за что не подбадривали представителя с львиного факультета, скорее предпочтя посрамить честь школы, нежели объявить перемирие с давним врагом и неизменным соперником.

И тогда, когда, казалось бы, все снова наладилось и пошло своим чередом, пришел Святочный бал. Гарри было четырнадцать, и она была девочкой. Как бы она не пыталась переубедить себя в том, что игра должна продолжаться, она не могла заставить себя прийти на бал в мужском костюме, ведя под руку какую-либо девицу с их курса. Единственным возможным вариантом казалась Гермиона, но к моменту, когда Гарри осмелилась спросить ее о помощи, Гермиону уже пригласили. К тому же, Гарри знала, что Гермиона еще с прошлого года влюблена в Рона, и все время ждала приглашения от него. Имя того, кто пригласил ее на бал, она говорить отказалась, а потом еще и накричала на Рона, чем вызвала у того искреннюю волну непонимания и обиды.

Времени до бала оставалось все меньше, а Гарри все отчетливее понимала, что никуда не хочет идти. Мало того, что она не умела танцевать, так еще и внутренняя борьба между мужским и женским нутром, абсолютно не давала девушке покоя, заставляя чуть ли не до истерик срываться, ища выход из положения. Одно она знала точно: во фраке она на бал не пойдет. И без того убитые за этот год нервы абсолютно не позволяли девушке еще сильнее надругаться над собой, и в очередной раз наступить своей гордости на шею. Поэтому оптимальным вариантом было не идти вовсе. И Гарри уже даже была готова смириться с тем позором, который прольется на нее в связи с неявкой участника турнира на пиршество в их честь. Но ей было плевать. Переходный возраст, в полную силу вошедший в свои права и подкрепленный ужасной нервотрепкой, выматывал еще сильнее, заставляя Гарри идти против установленных правил и впервые в жизни делать действительно так, как ей хотелось. Она так и вознамерилась не посетить бал, и у нее бы все получилось, если бы за день до мероприятия к ней не подошла Профессор Макгонагалл.

— Мистер Поттер, надеюсь Вы уже выбрали себе спутницу на бал? — невероятно поучительным тоном, каким умела разговаривать только она, спросила профессор трансфигурации.

— Нет, профессор, — решительно прозвучал ответ Гарри, будто отсекая все возможные варианты решения этой проблемы. — Я не пойду на Святочный бал.

Губы профессора поджались, а в глазах можно было даже прочитать испуг.

— Через час жду Вас в своем кабинете, — напряженным тоном ответила она, и резко развернувшись на каблуках, поспешила в другую сторону, оставляя Гарри в одиночестве.

Конечно, Гарри знала, что скорее всего ее неявку так просто не оставят, но внутри нее теплилась надежда, что ее отсутствие заметят лишь во время самого бала, а профессор МакГонагал все же спросила о том, нашла ли Гарри себе партнершу. Врать преподавателю и декану Гарри не могла, поэтому решила предельно честно ответить на вопрос профессора, но при этом показать, что настроена она решительно и бескомпромиссно. Невероятное упрямство Поттеров все же было у нее в крови, и Гарри была уверена, что без него не смогла бы так долго хранить свой секрет в таком невероятно узком кругу людей. Но судя по действиям Макгонагалл, та совершенно не собиралась оставлять ситуацию просто так, и через час Гарри явно ожидала знатная головомойка на тему посещения общественных мероприятий и активном участии жизни школы, чью репутацию ни в коем случае нельзя было посрамить перед иностранными гостями, а также лекция о чести, отваге и принятии правильных решений. Однако, Гарри привыкла отвечать за свои поступки, поэтому ровно через час стояла перед кабинетом профессора, гордо подняв голову и стараясь игнорировать тот факт, что каждая жилка в ее теле тряслась от такого вопиющего открытого противоборства профессорам и существующим школьным правилам, которые в этот раз она нарушала не по случайности и не из интереса, а исключительно из собственного упрямства и корыстных целей.

Дверь в кабинет отворилась без единого скрипа, а внутри сидела не только декан Гриффиндора, но еще и директор Дамблдор, Профессор Снейп, Стебель и Флитвик. Сердце Гарри на секунду дрогнуло, ведь разбирательства с Макгонагалл — это одно, а собрание всех деканов и директора — это абсолютно другое. Гарри незаметно провела ладонями по краям мантии, пытаясь вытереть резко вспотевшие руки, и придав своему лицу самый уверенный возможный вид, твердым шагом вошла в кабинет. Все же прошло уже 4 года с ее поступления в Хогвартс, и с тех пор она сильно выросла. Теперь она не так просто ломалась под собственным бременем, предпочитая переносить все невзгоды судьбы с гордостью и отвагой, присущей представителям ее факультета. Вежливо поздоровавшись с преподавательским составом, она позволила себе занять место на стуле перед остальными, который был очевидно приготовлен специально для Гарри. А дальше начался ад.

— Мистер Поттер, мы все собрались здесь, чтобы обсудить Вашу проблему, связанную с поиском партнерши на Святочный Бал, — строго затянула Макгонагалл, игнорируя то, как презрительно фыркнул мистер Снейп, сидевший по правую руку от нее.

— Прошу прощения, профессор Макгонгалл, — прервала ее Гарри, пытаясь скрыть слишком дрожащий голос, и сжимая руки в кулак так сильно, чтобы ногти, впиваясь в мясо ладони, болью отрезвляли разум, — но у меня нет никаких проблем с поиском партнерши на бал. Она мне не нужна, ведь я на него не пойду.

Мадам Стебель пораженно выдохнула, Флитвик ойкнул, а лица остальных преподавателей нахмурились. Гарри старалась не разрывать зрительный контакт со взрослыми, ведь, смотри она в пол, ее заявление выглядело бы как оправдание, а этого юная волшебница точно не хотела. Она твердым взглядам смотрела перед собой, не позволяя себе отвести глаза, хотя внутри бушевала буря. В какой-то момент Гарри показалось, что вот-вот, и она упадет в обморок. Вены на висках набухли, и Гарри слышала, как биение крови в ее жилах делит на части секунды, отбиваемые большими маятниковыми часами. В горле сильно пересохло, потому Гарри глухо кашлянула, пытаясь прочистить его, однако это абсолютно не помогло и внутри все еще было чувство, будто глотку раздирает на мелкие части. Слюна во рту была вязкой и абсолютно не смазывала гортань, слизью стекая по стенкам. Молчание, воцарившееся в кабинете на пару секунд, показалось Гарри вечностью, ведь абсолютно весь этот разговор был прямой дорогой к эшафоту, и девочка предельно четко это осознавала.

— Мальчик мой, — осторожным глубоким голосом начал профессор Дамблдор, и Гарри поняла, что в момент, когда она услышала его голос, паника начала отступать. Голос директора всегда успокаивал Гарри, ведь он всегда был к ней добрым и понимающим. Дамблдор умел всего парой фраз успокоить каждого ученика, подбодрить и дать мотивацию для дальнейших свершений. — В таком случае мы от лица всего Хогвартса были бы вынуждены настоятельно попросить тебя все же прийти на Святочный бал. Этот бал на Рождество является для Хогвартса чем-то большим, нежели обычным рождественским мероприятием. Сейчас у нас в гостях находятся представители и других школ, а значит твоя неявка на бал ставит под угрозу репутацию всей школы не только перед непосредственными гостями, но и перед всеми магическими странами, чьи газеты освещают события, происходящие на Турнире Трех Волшебников. А это, поверь мне, очень большое событие. Все-таки, ты один из участников Турнира. Более того, мой мальчик, самый молодой его участник, и нам все еще неясно, как твое имя оказалось внутри кубка. Поэтому к тебе приковано сейчас даже больше внимания, чем к другим частникам.

Гарри понимала, что абсолютно все, что сказал ей сейчас Дамблдор, было абсолютной правдой, и разум начал бунтовать против собственного уже принятого решения. Какая же она дура: из-за собственных принципов и устоев, она готова подставить весь Хогвартс, который за эти четыре года успел стать тем домом, которого у нее никогда до этого не было. Она готова подставить все профессоров, которые все это время помогали ей, были добры и понимающи. Которые, в отличие от магглов, действительно заботились о ней. Она готова подставить и Рона с Гермионой, и мадам Помфри, и каждого ученика каждого факультета из-за своих сиюминутных желаний. Убеждения Дамблдора моментально забрались на подкорку сознания, внушая непомерное чувство вины. Гарри даже пришлось слегка тряхнуть головой, чтобы подавить в себе это навязчивое чувство. Нет, в этот раз она не отступит просто так и впервые в жизни будет до конца отстаивать исключительно свои интересы. Она не хотела участвовать в Турнире, это был ее выбор. Она не хотела отстаивать честь всей школы — Седрик был гораздо лучшей кандидатурой для этих целей, он был примерным учеником, всеобщим любимцем и самостоятельно вложил свое имя в чашу с голубым огнем. Он тот, кто достоин и может презентовать Хогвартс с самой лучшей стороны, а не она. Врожденная упрямство и упертость не давали так просто распрощаться с собственными желаниями, которые она и без того была вынуждена гасить внутри практически все детство.

— Если ты стесняешься самостоятельно пригласить девушку на танцы, позволь нам помочь. Мы можем договориться с любой девочкой с любого факультета, — тем временем продолжал Дамблдор, располагающе смотря на Гарри поверх очков-половинок. На его лице играла легкая улыбка, которая никого не оставляла равнодушным к словам старого волшебника, но Гарри уже вбившая себе в голову что-то, что посчитала непреложной истиной, была абсолютно не в состоянии отказаться от собственных слов.

— При всем уважении, сэр, — с легким огоньком уверенности в глазах продолжила гнуть свою линию Гарри, — я не хочу танцевать ни с одной из девушек школы.

— Мы просто теряем время, Альбус, — вышел из себя профессор Снейп, и без того сохранявший самообладание лишь из последних сил. В каждой черточке его лица читалось презрение ко всей этой ситуации, которую он безусловно считал вопиющим фарсом, не имеющим право на существование в принципе. — Великий мистер Поттер в очередной раз посчитал, что правила пишутся не для него, а профессоры с удовольствием собираются на собрания в его честь, вместо того чтобы заниматься своими непосредственными обязанностями. Просто назначьте ему партнершу, и за руку приведите на бал в назначенный час — таким образом дело явно пойдет эффективнее и быстрее.

Яда в словах профессора зельеварения хватило бы на убийство, казалось, всей магической Британии, а полный ненависти взгляд был готов прожечь в Гарри такую дыру, что от ее тела не осталось бы ничего, кроме пепла. Слова будто бы входили внутрь ее тела, гвоздями забивая осуждение в трепещущее сердце. И без того беспричинно излишне строгий к ней профессор сейчас вновь задел ее за живое, из-за чего возмущение взяло верх над одолевающим до этого Гарри страхом, и девочка поняла, что будет бороться до конца. Она сделает что угодно, но выгрызет себе возможность не идти на бал.

— Северус, — хмуро глянул на декана Слизерина директор, и слегка покачал головой, из-за чего преподаватель вновь фыркнул и устремил взгляд обратно в окно, куда смотрел большую часть этого разговора. — Гарри, мы прекрасно понимаем, как трудно бывает переступить через себя, и пригласить понравившуюся девочку на танцы. Но почему ты не хочешь танцевать ни с одной девочкой из школы? Не забывай, что ты так же вправе пригласить и кого-нибудь из прибывших гостей. Просто представь, как приятно будет любой девочке получить приглашение от одного из участников турнира. Для них это действительно важно: прийти на танцы с партнером, быть самой красивой и сияющей на вечере, кружиться в разлетающемся платье по паркету…

С каждой секундой злоба, порожденная словами профессора Снейпа, все сильнее и ярче поднималась из глубин сознания Гарри, испытывая терпение девушки, отдаваясь в голове снопами красных искр. Последней каплей, однако, стали слова Дамблдора о том, что девочки хотят делать на балах.

— Но я ведь тоже девочка! — выкрикнула Гарри, и лишь к концу фразы осознала, что именно она только что произнесла, однако было уже слишком поздно для того, чтобы остановиться. Буквы, будто осязаемые, повисли в воздухе, глаза Гарри расширились от ужаса, и звенящая тишина разнеслась по комнате, окатывая каждого ледяной волной, от чего по спине Гарри побежали мурашки. Она самостоятельно выдала свой секрет, который годами молчаливо хранила внутри, и лавину последствий необдуманного поступка было уже не остановить. В голове Гарри судорожно заметались мысли, не в состоянии сформироваться во что-то цельное, и единственная вещь, которую она могла осознать, бросала в дрожь. Это было начало конца.