Лесной праздник (джен)

Падали листья с исполинского дуба. С тихим шелестом срывались с родных ветвей и, покачиваясь, оседали на мягкую, дышащую последним теплом землю. Совсем скоро вся поляна будет укрыта пёстрым ковром. Но то потом, а сейчас, в день, когда свет и тьма равны, всё только начиналось.

Падали листья: лениво, осторожно. Лишь потому, что Отец Леса наказал. Ведь он всегда радует в этот праздник всех гостей своей поляны. Каждого входящего мягкой поступью лап или влетающего с тихим шорохом крыльев он приветствовал небрежным кивком кроны, и каждый по-своему отвечал ему. Ведь этот праздник был особенным.

Падали листья, подхваченные в вальс лёгким ветерком. Малютки феи в нарядных багрово-красных, огненно-рыжих и солнечно-жёлтых платьях кружились в танце, поддерживая дубовые листья под черешки и вглядываясь в их смущающиеся лица в морщинках жилок. Воздух звенел от переливчатого, словно звон колокольчика, смеха и искрился от пляски сотен полупрозрачных крылышек.

Падали листья, приглашая всех на чудесный праздник, на поляну в центре чащи. И гости шли. Множество зверей всех форм и размеров: от шаловливых кузнечиков и мышей до вечно нахмуренных филинов и полных забот о стае волков. Среди них всегда были осторожные духи природы, лишь принимающие звериную форму, но достаточно было заметить непримятую траву под их лапами, чтобы разгадать этот маленький секрет. Грациозные дриады входили под сень Отца вместе с дыханием родного леса. Невесомо ступая босыми ногами по уставшим от плясок листьям, они присаживались у его корней, затягивая песню об уходящем солнце. Песня эта была отнюдь не грустной, нет. Она была о сне и отдыхе, о зиме, за которой всегда следует весна и приносимое ею тепло. И с красотой этой песни не могли сравниться ни соловьиные трели, ни один из известных людям музыкальных инструментов. Их голоса шептали ветром в высоких травах, звенели холодными лесными ручьями, тянулись вместе с деревьями навстречу солнцу и падали каплями дождя. Песня влекла и завораживала каждого, кто мог её услышать. Но дано это не всем.

Падали листья, когда на поляну вошёл тот, кого Отец ждал с особым нетерпением — хоть в его возрасте ни один уважающий себя дуб в этом не признается. Это был Человек. Он вошёл на поляну с треском веток из-под лап и неуклюже сел на самом краю поляны под сенью хрупкой молодой берёзы, смущённо зашуршавшей яркой листвой. Мягко качнулись ветви дуба в приветственном жесте, но Человек не ответил. Что ж, на людей за их грубость никогда не обижаются, у них всегда были проблемы с воспитанием. Дриады, духи, феи, звери лишь вскользь взглянули на пришельца и продолжили наслаждаться праздником каждый в своей манере. Лишь маленькая змейка, которую Человек чуть по невнимательности не придавил, прошипела что-то тихо и очень неразборчиво, ведь на празднике нельзя было никому грубить, даже если хотелось.

Падали листья, и один из них — яркий, золотисто-жёлтый — опустился прямо Человеку в руку. Каждый год Человек приходит на эту поляну, где однажды ещё в далёком детстве уснул в день Осеннего равноденствия. Едва открыв глаза, он увидел множество зверей, что мирно сидели вокруг огромного дерева. Чуть слышно звучала необыкновенно странная красивая мелодия-песня, под которую плясали крохотные призрачные огоньки. Один из них стал постоянно садиться ему на нос, сколько его не стряхивай, и это казалось таким обидным, что несколько крупных слёз со звоном упали в траву. Прозвучал тихий смешок, и чуть шелестящий голос успокоил его-ребёнка и предложил остаться на большой и весёлый праздник, что мальчик и сделал. Те вечер и ночь были полны волшебством, в которое с таким счастьем верят дети и о котором хотят рассказать всему миру, но взрослые только смеются в ответ.

Падали листья перед глазами Человека, словно годы, что прошли с тех пор. Он приходил сюда, хоть больше не замечал никаких огоньков и не слышал той мелодии, да и эта поляна была будто самой обычной, только звери всё так же мирно сидели вокруг исполинского дуба. И пусть другие сочтут его сумасшедшим, но он так и будет приходить сюда и садиться, как робкий гость, под самой крайней берёзкой.

Потому что иногда, если закрыть глаза и очень сильно прислушаться, ему чудился тонкий перелив колокольчиков на ветру, под пение которых медленно падали листья.