Выпускники (джен)

После завершения выпускных экзаменов в Кинлохе на одну ночь воцаряется хаос. В обычное время тут нельзя распивать спиртное и устраивать вечеринки в комнатах студентов, тем более — в главном холле, но только не в ночь между выпускными экзаменами и распределением. Никто, конечно, не отменяет правила, но даже если весь личный состав храмовников дружно займет свои посты — это все равно не поможет. Опьяненные радостью после сданных экзаменов, окрыленные амбициозными надеждами и заинтригованные грядущим распределением, выпускники все равно найдут способ отметить завершение студенческой жизни. В такие дни, как этот, рыцарь-командор слегка усиливает охрану, чтобы предотвратить возможные драки и совсем уж запредельные бесчинства, но приказывает храмовникам Кинлоха следить в первую очередь за тем, чтобы празднующие ненароком не покалечились сами и не покалечили кого-нибудь еще. И, конечно же, чтобы никто не ломал мебель и не бил стекол в окнах и бутылок на лестницах. В остальном древняя твердыня сдается на милость победителям, готовящимся покинуть ее стены и нести в мир славу Ферелденского круга магов.

Вдоволь наплясавшись на импровизированной дискотеке в главном холле, налюбовавшись фейерверками и бесчинствами, к двум часам ночи Андерс чувствует, что достиг идеальной кондиции — голову наполняет легкий и приятный гул, в теле образуется невероятная легкость, собеседники кажутся умнее, а девушки — красивее, чем они есть на самом деле. Он почти абсолютно счастлив сейчас: он сидит за столом, полным спиртного и закусок, утащенных с фуршета, его рука обнимает талию прелестной девушки, которая, когда все разойдутся, останется и проведет остаток ночи в его постели, рядом сидят его друзья — чудесные, замечательные люди и эльфы, из динамиков приемника льется чарующий голос известной эльфийской певицы, поющей о ветре, что наполняет паруса аравелей, и о дальних странствиях.

— Выключите это кто-нибудь, — злобно шипит Нерия Сурана. — Или меня сейчас вырвет!

Спорить с ней, отличающейся взрывным характером и отличным хуком справа, никто не решается.

— Тебя бесит сама Ашали или долийская культура? — Финн переключает радио на станцию, передающую легкую инструментальную классику.

— Финн, ты идиот? Долийская культура не может меня бесить по определению. У меня бабушка — бывшая кочевая долийка. Просто вот это вот, по радио, не имеет к долийской культуре ни малейшего отношения. И, к слову, в начальной школе я училась с этой Ашали в одном классе и ее звали Матильдой. Это теперь она себе рожу раскрасила и строит из себя в телевизоре знатока культуры древних эльфов.

— Все равно песня красивая! — Финн опустошает свой стакан и оглядывает стол, явно размышляя чего бы еще себе налить. — Кстати, как думаете, что нам завтра предложат на распределении? В смысле, должны же предлагать какой-то выбор?

— Создателевы яйца, Финн, ты уже такой большой мальчик, выпускник, а все в сказки веришь, — смеется Йован. — Ставлю два рояла против дырявого носка, что у деканата все давным-давно распределено.

— В смысле?

— В смысле, кого куда отправить. Спорим, тебе, как одному из лучших студентов, завтра предложат на выбор несколько вариантов, каждый из которых будет в Денериме и связан с серьезными государственными организациями?

— С чего это? — Финн недоверчиво качает головой.

— С того, что у тебя, Флориан Финнеас Горацио Альдебрант эсквайр, очень влиятельные родители, которые не допустят, чтобы их кровиночка работала в забытой Создателем конторке по учету детей, проявивших магические способности где-нибудь в Морозных горах. Это недостойно их фамилии.

— Как это грубо, — надувается Финн, — намекать на то, что я пользуюсь влиянием родителей.

— Я не говорю, что ты пользуешься им. Я говорю, что они пользуются своими возможностями, чтобы влиять на тебя.

— Охренеть ты умный, — хохочет Сурана, обнимая Йована. — Расскажи тогда, что предложат мне?

— Тебе, моя дорогая, — Йован улыбается и слегка целует ее в уголок рта, — предложат отправиться или стажером в полицию, или в армию, или вообще в секретную службу какую-нибудь. Все варианты будут сводиться к этому.

— Это еще почему?

— Потому, моя радость, что ты не только умница и красавица, ты еще и самый мощный маг-стихийник на нашем потоке. Когда ты одной молнией превратила тренировочный манекен в угли — у Ирвинга, наверное, чуть родимчик не приключился от расстройства за инвентарь.

Андерсу на миг кажется, что по лицу Сураны проскальзывает замешательство, но она передергивает плечами и улыбается Йовану в ответ.

— То есть ты думаешь, что меня возьмут в спецагенты, только потому, что я не ленюсь тренироваться в применении боевых заклинаний? Хорошо. А остальные?

Йован оглядывает присутствующих, пристально всматривается в лица, останавливает взгляд на Андерсе.

— Андерса наверняка загонят в какую-нибудь жопу мира, где он все три года будет подыхать от скуки и лечить насморк, повышенное давление и геморрой у местных старух.

— Согласен, — откликается Андерс. — После моего последнего эпического выступления и пересдачи половины сессии осенью, меня точно не числят в лучших студентах, которым достаются самые хорошие предложения.

— Ты так говоришь, словно это фигня, а не три года, выброшенные впустую! — горячится Сурана.

— Это действительно фигня. Я знал, что прогулы и отлучки из Кинлоха на концерты в Денерим или погулять по Вал-Руайо не пройдут даром. Просто был готов заплатить эту цену ради впечатлений здесь и сейчас. Возможно, Йован прав и мне придется поехать на дальние выселки лечить селян. Но зато у меня сразу будет практика в реальных условиях, которая зачтется мне за интернатуру по общей терапии, кардиологии и проктологии, если речь и правда пойдет о старушках с насморком, давлением и геморроем. Зато потом я буду нарасхват, а бедняги, которых запихают в крупные клиники, лет пять будут таскать инструменты за тамошними светилами, приносить им кофе, делать бумажную работу и, в лучшем случае, выполнять простенькие назначения.

— Но разве вы, целители, не практикуетесь тут, в университетской клинике? — подает голос Сильвия, его сегодняшняя подружка. Она учится тремя курсами младше и в восторге от того, что спит не просто с выпускником, а с известным на весь Кинлох бунтарем и заводилой.

— Практикуемся, конечно. Целитель должен совершенствоваться постоянно, иначе из него нихрена не выйдет. Но одно дело университетская клиника в период учебы, и совсем другое — возможность лечить пациентов самостоятельно.

— Ну ладно, — перебивает Сурана. — А что насчет Сол?

Солона Амелл отрывается от созерцания льдинок в своем стакане и рассеянно улыбается.

— Сол, я думаю, останется здесь, — уверенно говорит Йован. — На кафедре энтропии одно свободное место для диссертанта, и оно достанется ей, наверняка. Потому что ну кому еще? Герде? У нее средний балл на одну десятую ниже, и она не любимица Ирвинга, как наша Сол. Про Этана я вообще молчу — против лучшей студентки выпуска у него нет ни одного шанса.

— Создателю твои слова в уши, Йован! Как бы я хотела, чтобы ты был прав! — отзывается Амелл. — Потому что я ужасно, просто ужасно боюсь.

— Слушай, монна всезнайка, уж тебе-то чего бояться, — хохочет Сурана, хлопая подругу по плечу. — Кто еще будет двигать науку, если не ты?

— Я боюсь, что мои родители договорились с Ирвингом, и он отправит меня в Киркволл.

Финн оживляется.

— А что? Тоже шикарный вариант, между прочим, — говорит он. — Я даже хотел перевестись туда, но родители уговорили остаться здесь. Там отличная научная база. И публикаций за последние два года у них больше, чем у нас. Да и финансирование получше, скажем прямо. Киркволл все-таки.

— Финн, ты не понимаешь, — по голосу Солоны Андерс догадывается, что она совершенно пьяна. — Там… там мама.

— В смысле? — хлопает глазами Финн. — Я всегда думал, что ты любишь родителей.

— Люблю. Просто… — Она вздыхает, и залпом выпивает свой коктейль. — Слушайте, я такая пьяная! Налейте еще.

— Чего замолчала? — Йован пододвигает ей новый стакан, и выразительно смотрит, ожидая продолжения.

— Уф-ф, ладно, — сдается Солона. — Я люблю родителей. Но моя мама — она… обволакивает. Знаете, как в «Жизни животных» показывали удава, который жрет нага. Он его обвивает своими кольцами, а потом заглатывает, начиная с головы. Пара минут — и только ножки из пасти торчат и дергаются. Мне иногда кажется, что, если бы она могла — она бы засунула меня обратно в свой живот, чтобы я никуда не делась. Когда я приезжаю домой, я чувствую себя так, словно меня заперли в аквариум, и стенки этого аквариума тихонько сжимаются. Знаете, как мне удалось перевестись в Кинлох? Я пересказывала маме сплетни о том, что Орсино, первый чародей — на самом деле не ученый, а пустое место, и занял свой пост только потому, что женат на Мередит — тамошнем Рыцаре-командоре. Что он убивает научный процесс, присваивая чужие наработки, а вопросы обучения не контролирует вообще. Мама решила, что учиться я должна в престижном месте, а Казематы с таким первым чародеем не подходят под заданные параметры.

— Нифига себе! — хохочет Андерс. — Сколько лет тебе было?

— Двенадцать.

— И ты уже была законченной интриганкой!

— Мамина школа, — вздыхает Солона. — И потом, дело не только в маме. Вы все знаете почему я хочу тут остаться.

— Каллен? — наивно интересуется Финн.

— Ну а то! Конечно, наш симпатичный кудряшка! — глумливо ржет Сурана. — Кстати, о симпатичных, — Она запускает руку под футболку Йовану и принимается его щекотать. — А что насчет тебя?

— Нерия, хватит! Прекрати! — Йован заставляет ее сесть ровно и довольно улыбается. — Я, безусловно, останусь на кафедре магии крови. Учитывая, что за три последних выпуска я — единственный, кто выбрал эту специальность, а два предыдущих диссертанта уже защитились и теперь один преподает в Неварре, а другой в Старкхевене.

— Чувак, я всегда знал, что ты — конченый извращенец, — говорит Андерс. — Магия крови, охренеть можно. Я первую вводную лекцию общей теории до сих пор с ужасом вспоминаю.

— Основа основ для желающего творить на крови — «Двадцать семь принципов безопасности», — занудным, гнусавым голосом затягивает Финн, подражая Ульдреду — профессору магии крови, но не выдерживает и заливается хохотом.

— Во-во, двадцать семь гребаных принципов безопасности, — подхватывает Андерс. — А еще там было что-то про сорок три принципа разумности и еще какая-то херня.

— Это не херня, — отмахивается Йован, кажется, совершенно не обиженный за пренебрежение к его специализации. — Это то, что позволяет магу не дать демонам сожрать его заживо.

— Магу многое помогает не дать демонам, — глумливо ржет Сурана. — Молнии и огонь на них, знаешь ли, нехило действуют, если не ошибиться в применении.

— Вы все не понимаете, — с выражением бесконечного терпения на лице говорит Йован. — Я не о том, что демон вылезет и укусит меня за жопу. Я о том, что любой демон мечтает сожрать наш мозг, наше сознание, нашу личность, наконец. Когда ты, Андерс, призываешь духов тени, чтобы усилить целительские заклинания — ты привлекаешь также внимание демонов. Когда Нерия заставляет стихии подчиняться жестам ее прелестных пальчиков — она привлекает внимание демонов. Когда Сол почти сворачивает в трубочку пространство, кастуя массовый паралич, она привлекает внимание демонов. Это все знают. Но, когда я прокалываю палец, чтобы сотворить заклинание на капле своей крови — я привлекаю в десятки раз больше демонов, чем каждый из вас. Демоны до сих пор думают, что каждый маг крови — идиот, лопающийся от тщеславия или зеленеющий от зависти, не способный как-то еще подчинить себе окружающий мир. И это даже хорошо, потому что, когда они допрут что к чему — они придумают новые способы присесть нам на уши, и тогда лично я не дам за жизнь любого мага крови и дырявого медяка.

— А мне было жалко ту демонессу, которую Ульдред призвал, когда у нас была вводная лекция, — вдруг говорит Сильвия. — Она была такая грустная. Говорят, Ульдред ее постоянно призывает.

— Ты про Дезире? — интересуется Финн.

Сильвия кивает.

— Вот поэтому — очень хорошо, что ты не выбрала своей специализацией магию крови, — наставительно говорит Йован. — Ульдред и правда всегда призывает ее, чтобы продемонстрировать первогодкам настоящего демона желания. Но жалеть ее — нонсенс. Она просто демон, который, если представится возможность, превратит твое хорошенькое личико и красивую фигурку в уродливую, бесформенную тушу — безумную груду мяса. Опять же, поэтому маг крови должен быть отчасти циником и пофигистом.

— А еще лучше — психопатом, — вворачивает Андерс.

— Нет, психопатия не подходит, — серьезно отвечает Йован, таким тоном, словно всерьез размышлял — не обзавестись ли ему самому этим расстройством. — Психопат плохо контролирует фрустрацию, и запросто ловится на простенькие психологические крючки…

Дверь распахивается, пропуская внутрь Каллена, любовника Солоны — храмовника, атлета и просто хорошего парня.

— Привет всем, — улыбается он, усаживаясь рядом с Сол — та тоже расцветает обворожительной улыбкой.

— Привет чувак, — отзывается Андерс. — Налей себе чего-нибудь.

— Не, спасибо. Я, пожалуй, воздержусь. Голова как чугунная — только сменился.

— Каллен, тебе кто-нибудь говорил, что ты слишком правильный? — ехидно осведомляется Йован.

— Ты же и говоришь постоянно.

— И вот как прикажете вести легкую застольную беседу с таким человеком? — картинно прикладывает руку к лицу Йован. — Если он на риторический вопрос серьезно отвечает!

— Вот поэтому, — Солона с довольной физиономией поднимает вверх палец. — Поэтому, несмотря на все твое ерничанье, нету у тебя силы против моего парня.

Она обвивает руками шею Каллена и звонко чмокает его в гладко выбритую щеку.

— У-уууууу, Сол, ты пьяна как сапожник, — он слегка морщится, принюхиваясь.

— Как два сапожника, милый, — отзывается она и тихонько икает.

— Она завтрашнего распределения боится, — встревает Андерс. — Потому и нажралась.

— Знаете, я ее, пожалуй, заберу, — Каллен решительно встает и подает руку Солоне. Та пытается последовать за ним, поднимается и тут же падает обратно на диван.

— Разъеби меня Создатель, — ржет Андерс. — Первый раз вижу, чтобы наша Сол накидалась до такой степени.

— Да ладно тебе, — укоризненно качает головой Каллен. — Ну боится человек. Короче, пойдем мы. Поздравляю и все такое.

С этими словами он подхватывает Солону на руки и несет к выходу.

Торжественный вынос Солоны Амелл словно дает сигнал к концу вечеринки. Сперва, хихикая и тискаясь, уходят Нерия и Йован, вслед за ними степенно удаляется Финн.

Андерс запирает дверь, радуясь, что не нужно договариваться с соседом, чтобы он куда-нибудь свалил. Его сосед — Карл Текла — выпустился прошлым летом и последний год Андерс жил один. Сильвия подходит к нему, прижимается всем телом и, запрокинув голову, подставляет губы для поцелуя.

— Ну, мы идем в постель? — капризно осведомляется она, когда он отрывается от ее губ.

— Конечно, идем. Завтра меня, возможно, распределят в зажопинские выселки, и мы еще долго не увидимся.

— Ты ведь будешь мне звонить и писать?

— Непременно, — автоматически откликается Андерс, стаскивая с нее футболку.