О чём-то важном (гет)

Яркая и огненная пора листопадов сменилась оголившимися деревьями, застывающей по утрам грязью и — мерзкой сыростью. Солнце почти не было видно. В редкие дни над Зверополисом можно увидеть светлое небо, а не грязную призму с мутными разводами серых облаков, спрятавших от жителей такое необходимое тепло. Ледяной ветер бродит по закоулкам города; срывает афиши и плакаты; заставляет жителей поднимать повыше воротники и сутулиться; противно завывает в проводах электропередач, из-за чего во всех районах часто отключают свет. По утрам на фонарях, окнах, деревьях — да почти везде — иногда появляются алмазные кружева пушистого инея. Над Тундратауном навис защитный купол. Обильные дожди и сопутствующее им обледенение препятствовали нормальной работе сети. Новый мэр привлёк к этому делу лучших метеорологов и инженеров — и теперь району вечной мерзлоты ничего не грозит. В связи с повышенной влажностью в Тропическом лесу образовался рассадник инфекций, бороться с которым было не тяжело, но и не легко. Единственный район, радовавшийся влаге, — это Сахара-сити. Внезапно активизировались кружки натуралистов, охотящихся за появившимися растениями. А аллергики не разделяли сего «счастья», ибо пышное цветение оставляло желать лучшего их дыхательной системе. Но, несмотря на все неудобства, наш полицейский департамент продолжал работать в штатном режиме и сеять справедливость и порядок в городе.

Температура воздуха падала так же, как и настроение Джуди. Будь она волком или ветром, тоже бы завыла. На работе как можно меньше весёлости, как можно больше — серьёзности, собранности и ответственности. Буйволсон был сильно удивлён тем, что Джуди постоянно себя загружает любой попавшейся под руку работой. И в то же время недоволен. Ведь так быть не должно. Но её не переубедить. Кажется, она переросла тот период наивности и жизнерадостности. Кажется, Джуди Хоппс повзрослела. Быстро. Остро. Ломко. Будто кто-то специально переделал её. Можно всё списать на работу, погоду, тоску по дому. Но крольчиха не ищет причин для оправданий — она просто... пытается пережить этот несчастный момент боли и отчаяния. Когда бойкость и упрямство не помогут. Чёрствый и грубый капитан — последний, кто мог понять её и позволить начать издеваться над собой. И позволил. Лишь бы Хоппс не впала в депрессию, а то раскрываемость и так упала ниже подвальных труб. С того злополучного дня прошла всего лишь неделя. Джуди очень переживала; отгулов больше не было; с родителями говорить было тяжелее всего, ведь от них не скроешь своё подавленное состояние, а посему пришлось постоянно пить успокоительное. Бонни и Стью всё же заметили у дочери круги под глазами и отсутствие улыбки на лице — но крольчиха быстро выкрутилась, ссылаясь на то, что на работе сильно загружают. Хоппс чуть ли не захлёбывалась в своём вранье, которое, словно раковые клетки, множилось и пожирало её. Ника она стала избегать и игнорировать. Упрямый лис, конечно же, возжелал узнать причину сей каверзной ситуации. А то у автомата с кофе её не поймаешь, в кабинете она почти не появляется, уходит после рабочего дня, словно призрак в стену, в ответ порет всякую чушь вроде «Потом, Ник, меня Буйволсон ждёт» и «Ник, мне некогда». И опять его обводят вокруг пальца, и опять он — «глупый лис». Ах, да! Ещё на ней дел висит больше, чем шерсти на самом пушистом звере. Напарники? Получилось, что нет. Какое-то время лис делает жалкие попытки достучаться до неё, но в конце концов просто опускает лапы и принимает правила игры.

«Джуди убила в себе Джуди...»

Расстояние увеличивается. Молчание становится устойчивым. Она продолжает выстраивать вокруг себя зеркальную стену, за которой невозможно будет увидеть её настоящую. Кто сказал, что кролики глупые? Теперь он не знает, с какой стороны подступиться. Куда не посмотри — видишь лишь своё отражение. Больное. Несчастное. Изъеденное язвой незнания. Кто-то бы сказал, что стекло можно сломать, только прикоснувшись к нему. Поэтому Ник и не касается. Как долго Джуди будет верить в свой театр обмана? Ответ прост — долго. Настолько, что он разрастётся и коснётся самого Ника, который сделает вид, что ему всё равно.

Упрямые до одури. Исковерканные общим непониманием и отсутствием такой желанной и недоступной правды.

Один на двоих кабинет стал местом краткого пересечения. Ник с удовольствием уселся в кресле и поставил рядом с собой стаканчик с горячим кофе. Они только что вернулись с вызова. Работать пришлось в Тундратауне, где и без того всегда холодно. Джуди с кем-то разговаривала по телефону, попутно смотря в протокол. Лис украдкой кидает на неё взгляд из-под опущенных ресниц. Подпирает лапой голову. Хоппс замечает это и поворачивается спиной. Он расплывается в вялой улыбке и размешивает ложечкой напиток. Она заканчивает разговор и спешит покинуть кабинет. Ник глядит на свои наручные часы и делает наигранно удивлённое лицо. В спину Хоппс летит острое:

— Что-то ты, Морковка, необычно долго задержалась в одном помещении со мной. На целых три с половиной секунды дольше, чем обычно!

Лис стучит коготком по циферблату. Джуди оборачивается, хмурится и не менее едко отвечает:

— Тебе так важно моё присутствие?

— Нет.

Просто. Односложно. Флегматично.

Хоппс закатывает глаза.

— Конечно нет. Присутствие моей напарницы мне неважно.

Очень громко в застоявшейся тишине. Джуди Хоппс фыркает и с деланным безразличием давит на ручку двери. Уайлд откидывается на спинку, закидывает лапы за голову, ноги — на стол. Словно говоря всем своим видом «Уходи уже, раз собралась...».

И Джуди уходит, закрывает за собой дверь и бессильно сползает на пол.

Ник чертыхается и давится неостывшим напитком.

Расчерченное грифелями туч небо медленно наползает, нависает над городом. Будто вот-вот рухнет вниз. Ник заламывает пальцы. Закрывает глаза. Заморачивается. Запирает двери за собой. Задвигает ящики шкафа. Забывает. Носит чёрный свитер. Шарф — вокруг шеи. Думает о якобы «важном». Не любит сырость. Спорит с шефом.

— Уайлд, ещё раз такое выкинешь, больше отсюда не выйдешь... живым!

— Похороните меня под кипами никому не нужных протоколов?

— Нет! Сдам в лабораторию на опыты!

— Украсите свой кабинет моим чучелом?

— Много чести! Марш отсюда! Да, и Хоппс позови мне сюда!

«Я что, швейцар вам...»

Нет сил ни сдаться, ни остановиться. Лисы — слишком хитрые. Кролики — слишком глупые. И кто бы что ни говорил, но это остаётся неизменным на протяжении всего времени эволюции. Стоять. Наблюдать. И молчать. Вот всё, что нужно, чтобы быть хитрым.

Ник продолжает пить кофе и всё ещё дышит.

Джуди Хоппс не уходит на перерывы. Не улыбается. Не радуется жизни, а скорее проклинает её. Играет в дешёвые игры*. Джуди Хоппс оказалась трусихой, какую стоит ещё поискать. А ещё она одевается легко, не по погоде, расследует пропажу дорогих карманных часов (смеётся, что время потеряно), начинает общаться с лаской-стажёркой, что теперь работает на парковке. Раскрывает старое скверное дело «Stein-Street», которое не смогли раскрыть ни криминалисты, ни матёрые детективы. В двадцать четыре это успех! Просит капитана всё больше себя нагружать. А сама Джуди Хоппс продолжает врать.

У него на столе их общая фотография стоит. В стеклянной рамке и почти на краю. Джуди цепляется взглядом за неё, как за нечто выпадающее из всего остального. Она стискивает зубы. Стаскивает фотографию. Как дёшево, бессмысленно и вредно. Джуди Хоппс злится. Зачем так делать?

— Шеф хочет тебя видеть.

Сообщает Ник отстранённо, входя в кабинет.

Ах! Одно неловкое движение — и вдребезги. И дружбу, и чувства, и рамку. Земля из-под ног ускользает у Джуди так же быстро, как и миллион способов себя оправдать. Но как вещает статистика полиции: у пойманных с поличным нет шансов оправдаться.

— Ну и что тут делаешь с моей рамкой? — В голосе лиса растворена едкая обида, что пожаром обжигает раненую душу Хоппс, — да вот только всё не повернёшь назад.

Николасу Уайлду вредности не занимать. Он подцепляет фотографию кончиками пальцев, выуживая её из-под остатков рамки. Забирает её и уходит из кабинета, оставив Джуди один на один с собой. Точнее, со зверем, чьи укусы больнее открытых ран и костей, сломанных пополам. Но спохватывается, ведь Буйволсон не любит долго ждать.

У Бого острый и строгий взгляд и форма, идеально выглаженная. А в кабинете витает странно-важная атмосфера и свет ярче, чем обычно. Проветрено и свежо. Джуди бьёт озноб. То ли из-за открывавшегося окна, то ли из-за волнения. На бейдже койота-незнакомца написано «Йотори И. Шиван». Губы шефа беззвучно двигаются, но потерянная Джуди Хоппс мысленно осталась в кабинете с Ником, где воздух... вот-вот кончится.

— Познакомься, Хоппс, это господин Шиван, один из ведущих сотрудников Интерпола.

Буйволсон говорит сдержанно, но явно с нотками раздражённости. Его что-то очень сильно волнует. Воздух вокруг него тяжёлый и намагниченный, с трудом проваливается в лёгкие — да так, что выдохнуть невозможно.

— Здравствуйте, сэр...

Джуди протягивает лапу, а потом спохватывается, ойкает, мысленно сто раз проклиная себя, свою несобранность и Ника, что в мгновение ока мог разметать её мира по кускам. Подобно внезапно ворвавшемуся ветру, что опрокидывает стопку важных бумаг, которые ты (о чёрт подери!) так долго сортировал и складывал, а собрать ты уже — всё, не можешь.

— Господин Шиван занимается делом Фелисити Вэйс.

Начинает Бого краткий экскурс в дело, с занятым видом переворачивая лист в протоколе.

— Но... но... но оно же закрыто! Уже лет пять как!

Джуди резко перебивает и сама тут же затыкает себе лапами рот, вспоминая об субординации.

— Значит...

Бого склонил голову набок, широко выпучив глаза, и осклабился широкой безумной улыбкой.

— Уже нет!

Хоппс хочется сквозь землю провалиться и больше никому не попадаться на глаза. Койоту отлично удаётся скрывать своё недоумение и недовольство на фоне шефа, который этой сверхспособностью явно не обладал, зато маниакального желания оборвать уши своей подчинённой было хоть отбавляй.

Николас Уайлд неспешно идёт по коридору к автомату со всякими батончиками, сухариками и прочим, подбрасывает монетку. День не сулил ничего хорошего, но раз начальство сейчас абсолютно точно занято, то грех не перекусить чем-нибудь... и случайно подслушать о чём таком напарница и начальство могут трепаться с Интерполом. Благо, что автомат почти что рядом.

«Дело Фелисити Вэйс...»

Ник будто врезается в стеклянную стену. Монета звонко ударяется ребром о пол. Оглушительно громко в коридорной тишине.

— «Стекольщица...»

В ту же минуту распахивается дверь, и из-за неё появляется Джуди. Одна. Замечает. Кидает на напарника обречённо разбитый взгляд. Но тут же натягивает на себя маску «мисс равнодушная невозмутимость». Лис лукаво улыбается, уже мысленно вооружившись ехидным комментарием по этому поводу.

— Что, господин Шиван не понравился?

Хоппс складывает руки на груди и театрально закатывает глаза, словно Уайлд её персональное наказание, а не всего отдела.

Поднятая им монетка метко улетает в приёмник.

— «Шоколадные лапки»?

Перед сердито поддёргивающимся носиком возникает упаковка с печеньем.

— Благодарю за любезность, но — нет.

«Ну кто бы сомневался...»

Она отводит указательным пальцем от своего лица предложенное угощение. Проходит мимо него как ни в чём не бывало.

— Что, настолько не понравился?

Ник слегка удивлённо подаётся вперёд, дёрнув ушами. Джуди Хоппс, которая едва ли не всё время теперь поворачивается к нему спиной, небрежно оборачивается, одаривает напарника скептическим взглядом.

— Ты откуда знаешь?

Она задаёт этот вопрос, хотя заведомо знает, что это абсолютно глупо.

Что это она зря.

Зря.

Всё зря.

— Версия номер один!

Ник щёлкнул пальцами, попутно потроша угощение.

— Фантастическая! Внеземная раса хомячков-рептилоидов с Нибиру послала мне тайный сигнал, возвещающий о прибытии чужеземцев в наше ведомство.

Напарник с важным видом прошёлся взад-вперёд, сложив руки за спиной. Отправил в рот пару печенюшек и продолжил открывать для Хоппс удивительный мир способов получения информации:

— Версия вторая: детективная. Николас Холмс разгадывает чёртов ребус о внеземной расе хомячков-рептилоидов с его закадычным другом доктором Джуди Ватсоном. Версия третья, приближённая к реальности. Вы не сможете пройти мимо сарафанного радио «Когтяузер. FM», даже если вы заходите не с главного входа. И, наконец, четвёртая версия...

Ник понижает свой голос до полушёпота с намерением выдать самую сокровенную и интимную тайну.

— Возле департамента. На служебной стоянке. Стоит автомобиль. Где. Вот такими буквами было написано...

Он очерчивает руками в воздухе примерные размеры. Джуди всё также невозмутима, но в душе было омерзительно. Николас Уайлд оставляет собой, своим присутствием недюжинные шрамы.

— «Ин-тер-пол».

— Всё? Закончил бездумно тратить время?

У неё внутри обида напополам со злостью, которая вот-вот выплеснется за края самообладания.

— Знаешь, рядом с тобой очень сложно не чувствовать себя пустым местом.

Ник произносит это так холодно и страшно, с застывшим презрением в обманутых глазах. А Хоппс уже просто не в силах разрушить возведённую стену. Если же верить, то до конца, верно? Даже — если ложь.

— Так вот — ловлю момент.

Лис на ходу насильно впихивает ей в лапы раскрытую упаковку и, прижав уши, спешно уходит прочь.

Джуди до боли впивается когтями в собственные плечи, но вдохнуть уже не может.

— Кажется, вы говорили, что она лучшая из лучших.

Из-за прикрытой двери слышен раздосадованный голос Йотори.

— Так и есть.

— Что-то пока не заметно.

— Так раскройте глаза или Интерпол дальше своего носа не видит?

— Фелисити Вэйс превратила отряд белых медведей в статуи из стекла, понимаете?

— Да, мы прекрасно осведомлены о её возобновившейся деятельности.

— Это дело не для такой лапочки, вроде...

— Вроде Хоппс.

Крольчиха закрывает глаза от бессилия. Пытается унять накатывающую дрожь. Считает до десяти. Считает, что время такой себе лекарь. Мечтает ничего не чувствовать и больше никого не знать.

Кажется, в Джуди Хоппс вогнали иглы все, кому не лень.

Если бы Николасу Уайлду предложили обменять хитрость на понимание, то он бы ушёл ва-банк.

Николас Уайлд всё чаще пьёт остывший кофе, всё больше ходит в пальто нараспашку, продираясь сквозь звериный поток прохладным погасшим утром, которое больше похоже на ночь. Думает, что время бесконечно потеряно. Но вместо этого теряет свой шарф. Подставляет ветру оголённую шею. Запрокидывает голову к небу, пуская пар изо рта, впуская стужу в себя, а сам смотрит, смотрит и смотрит, пока не побелеет в глазах.

«Эй, небо, что же мне делать?»

Круг чертовски порочен.

А Хоппс стоит спиной. Говорит по телефону. Ник чувствует горечь кофе. Фотография покрыта пылью и валяется в столе среди бумаг. Такая же. Никому не нужная.

Отводят друг от друга взгляды.

И ждут, кто закричит первым.

А капитану Буйволсону такта не занимать.

— Так, страдающий дуэт «Хоппсайлд», подняли свои пушистые задницы и живо за мной!

В кабинете завал. Бого весь на нервах мечется от телефона к телефону. Джуди напряжённо ждёт. Ник демонстративно зевает.

— Уайлд, в покер играть умеешь?

Интересуется капитан в перерыве между звонками. Напарница ловит разлетающиеся листы и заваливающиеся стопки папок, потому что начальство ничего не замечает вокруг. Лис, не успевший подавить зевок, обалдело таращится на шефа, а потом так подхалимски скалится:

— Спрашиваете. А что, решили взять пару уроков?

— Нет, зато у вас новое дело. И с минуты на минуту начнётся операция, в которой вы всенепременно участвуете. Для вас уже всё подготовили.

Напарники только и успели, что синхронно раскрыть рты.

— Ваша цель — наркобарон Алонсо Аккерман.

Буйволсон поднял лист с фотографией, на которой был изображён раскуривающий папиросу доберман.

— Сегодня в подпольном казино «Лакуш» он будет сбывать свой товар, но перед этим обязательно пропустит партеечку в покер. Тут-то вы его и должны взять тёпленьким. Обычно из охраны при нём два-три добермана, поэтому с вами пойдут Звермайер и Андерсен. Они и возьмут на себя охрану.

— А мы тем временем этого Алонсо и накроем! Занятный план, шеф! Самое то после кипы бесполезных бумажек!

Уайлд хлопнул в ладоши, всем видом изображая восторг от предстоящего задания.

— Капитан, а как же я? Ведь я в покер играть совсем не умею.

— Тебе и не надо, Хоппс. Ты будешь Аккермана... э-э-э... отвлекать?

Ник тихо прыснул в кулак.

— Да! Отвлекать! А Уайлд и остальные уж позаботятся обо всём.

Напарник победоносно хмыкнул, а крольчиха лишь непонимающе развела руками.

— Ах, да, насчёт оружия. «Голыми» вы, конечно же, туда не пойдёте. Ну, кроме Хоппс.

— Это ещё почему?

— Потому что пистолет и платье плохо сочетаются!

— Платье?!

— Вы думаете в подпольное казино вас в полицейской форме пустят?

— Не-е-ет, но...

— Так что живо переодеваться.

Буйволсон тяжело вздыхает и отворачивается к окну.

— Будьте предельно осторожны. Хоппс, умоляю тебя, на рожон только не лезь. Уайлд, тебя это тоже касается. Аккерман носит при себе два пистолета, один из которых высокоэффективный сверхскорострельный пистолет-игольник. Если зарядит тебе промеж ушей, я тебя уже не спасу...

«Алонсо пристрелил не одного из категории лучших...»

Тугим комком застревает у капитана в горле.

И кажется, что заржавевшие шестерёнки вновь начинают двигаться.

Бого сердито опрокидывает со стола все вещи после их ухода.

«Не они, не они должны там участвовать...»

Спустя двадцать минут лис уже возвращается обратно.

Уайлд исподлобья смотрит на своё отражение в окне, уже облачённый в элегантный чёрный смокинг, и мучается с завязыванием галстука.

— Шеф, а это ещё зачем?

Лис осторожно касается тёмной «маски енота» вокруг своих «новоприобретённых» голубых глаз.

— Вы с Хоппс здорово засветились на экране после дела с горлодёрами. Линзы и грим самое малое, что мы можем сделать для вашей неузнаваемости. Кстати, вот ещё...

Буйволсон достал из ящика стола футляр из синего бархата.

— Оу, это мне, капитан? Признаться, я тронут до глубины души. Ах, как приятно, когда тебя ценят!

— Не обольщайся. Это подделка. Ты Дэнни Фоксвальд, коллекционер дорогих наручных часов. На месте вас будет ждать капитан Добберг. Он расскажет подробнее о плане здания и ваших ролях.

Ник надел часы на левую руку и оценил их примерную стоимость, будь они настоящими. Выглядели они уж слишком качественной подделкой. Как и вся эта операция, столь внезапно свалившаяся на департамент. Участниками должны быть звери из отдела Добберга, но всё получилось абсолютно наоборот.

«Не мог он так внезапно отозвать своих зверей...»

Лис слишком хорошо понимал, что лишние вопросы сейчас ни к чему, к тому же Буйволсон и без того на взводе. Но один вопрос он возжелал озвучить.

— Капитан, что с Хоппс?

— А что с Хоппс?

— Да бросьте. Не делайте вид, что не причастны.

Ник улыбается так по-дурацки, насмешливо и избито.

— Уайлд, ты что, белены обнюхался?

Буйволсон произносит это настолько беззлобно, без всякой твёрдости и уверенности в своей правоте, что лису уже всё заведомо становится понятно.

«Я слишком хорошо знаю таких, как вы...»

— Не понимаете? Превосходно. Что скажете насчёт того, что на ней все дела висят, а я изо дня в день бумажки с места на место перекладываю, не то за воришками лука гоняюсь, м?

— Ну-у-у... Она сама их берёт. В отличие от тебя, Уайлд.

— А то, что мы напарники, вам в голову не приходило?

— Я не понимаю, чего ты ко мне привязался? Взял бы да у неё спросил! Чего мне голову морочишь?

Но от Ника просто так не отвяжешься. Если холодная Джуди Хоппс была ему не по зубам, то расколоть капитана представлялось задачей гораздо более простой. Конечно, это ещё не говорило о том, что подчинённый не навлечёт на себя кучу ожидаемых неприятностей, но попробовать определённо стоило.

— А ещё я швейцаром работаю в вашем славном дуэте. Только и слышу, что «Уайлд, Хоппс мне позови!»...

Буйволсон с утробным рыком грохнул кулаком по столу. Ник понимает, что накалил атмосферу знатно и шеф либо в порыве своего громогласного ора выдаст тайну, либо просто его выкинет в окно. Поэтому он на всякий случай отошёл подальше от окон, хотя начальство, кажется, и не думало подрывать свой зад с насиженного места.

— И ещё...

А говорить было нечего. Не нашлось последней капли, что переполнила бы чашу терпения Бого.

Но этого «и ещё» оказалось достаточно.

И натянутая тетива лопнула.

Выстрел.

Буйволсон аж вскакивает из-за стола, отчего Ник шарахается к двери.

— Да любит она тебя, дурная ты лисья башка!

Как... как кипятка в лицо плеснули.

Капитан также стремительно садится назад. Будто крик из него разом вытянул все силы.

— А ты сделал вид, будто бы тебе плевать.

Спокойно, разочаровано и досадно.

Тик-так. Тик-так. Тик-так.

Так стучат часы на запястье лиса.

Именно стучат — не тикают.

Стрелки двигаются предательски медленно.

— Лучше бы вы меня в окно выбросили.

Сокрушённо и тихо. Думая, что так было бы проще.

— Что ты там мне бубнишь, Уайлд?

Но подчинённый исчезает быстрее, чем начальство успеет начать его отчитывать.

— О-о-ох.

Буйволсон пялится на бардак и устало массирует себе виски.

«Прости меня, Хоппс».

У Ника кончики пальцев дрожат. И противный липкий холод — волнами вдоль позвоночника.

Внутри всё дико, шатко и больно. Больно до тошноты. Потому что там что-то безумно быстро обрывается.

Как же так? Как? Как так получилось?

Всё просто треснуло. Разошлось по швам. Оставив за собой шлейф вопросов, на которые отвечать уже будет некому.

Мерзкое чувство вины и запоздавшего осознания прочно осели где-то в грудной клетке, зацепились за решётку рёбер и обожгли трепыхающееся сердце Ника.

Первый вдох сжигает ему лёгкие.

У Джуди чёрные линзы, лёгкий макияж и платье тоже чёрное, привычно — как форма — облегающее. Она заглядывает к Буйволсону, думая, что напарник уже там, но находит только изнурённого шефа.

— А где Ник?

— Вышел.

Бого говорит это как-то нехорошо. Словно брезгливый плевок. Хоппс зачем-то ещё раз окидывает взглядом кабинет. В таком-то бардаке Уайлд имел привычку легко «потеряться», и терялся он так не раз и не два — в основном в компании кофе и приватизированных у Когтяузера пончиков.

— Вот интересный. На носу операция, а он... а он «вышел».

Ник сжимает в руке стакан воды со льдом, нервно вертит его и тарабанит пальцами по поверхности стола. Тоже потерянный. Не знающий, что делать. Застывший на краю. Запутавшийся, кажется, во всём, что его окружает. Постоянно обманутый, не претендующий на искренность, похороненную под грудой страхов, трусости и предрассудков. Николас Уайлд рассыпается. Тает, как весенний снег.

— Ник?

Крольчиха заглядывает в их кабинет. У него уши опущены и лапа прижата к лицу, скрывая глаза. У Джуди предательски начинает щемить сердце.

— Ни-и-и-ик...

— А? Что? Я... я уже иду.

Он чуть не переворачивает стакан и моментально вскакивает. Выпрямляется, но этот взгляд — пустой и одинокий.

Джуди прикусывает язык, морщится от вкуса соли и сожалений.

«Это не твоё дело...»

Даёт себе чёткую установку.

Небо тоскливо смотрит на уезжающий со стоянки чёрный автомобиль. Оно спит под густой шалью туч, вынашивает тяжёлые грозовые облака, которые рухнут на город ледяным ливнем, смывая с лиц прохожих обессиленность. Но в небе штиль, а провода электропередач внизу отчаянно воют, надрываются и искрятся. Ни солнца, ни света. Сплошная непролазная серость на улице. Цветной Зверополис дышит морозным воздухом и ещё не ушедшей осенней меланхолией, что прячется в бусинах мигающих сломанных светофоров.

В машине тепло, но Ник ощущает уличную стынь почти что физически. Коченеет до кончиков пальцев. Думает, что если начнёт говорить, то пар клубами повалит изо рта, поэтому упрямо молчит. А Джуди... Джуди Хоппс серьёзна. Собрана. Смотрит вперёд и только вперёд. Весьма красива в своём «прикрытии», которое чуть скрыто тёплой курткой. Уайлд замечает, что время на часах стоит.

«Ну и дрянь же ваши часы, капитан...»

Совсем узкий переулок. За окнами маячат мусорные баки. «Спаси город!» — кричат они, но Николас Уайлд знает, что этот город не спасти. Обшарпанные здания, оскалившиеся цветастыми граффити и нецензурщиной, чередуются с низенькими разваленными гаражами. Где-то тут чёрный вход в «Лакуш».

— Приехали.

Сообщает Андерсен, тормозя возле предполагаемого входа. Коллеги решили двинуться к автомобилю Добберга, припаркованного чуть дальше. Джуди, застегнув куртку, уже надавила на ручку дверцы и оттолкнула её от себя, чтобы выйти, как оглушающие хлопки выстрелов вспороли тишь пустынного переулка. Ник резко подаётся вперёд, хватая ручку, и захлопывает дверцу. В ту же минуту боковые стёкла взрываются фонтаном осколков, засыпая весь салон сияющим дождём. Напарники едва успевают закрыться руками. Становятся отчётливо слышны крики и ругань.

— Засада... Звони Буйволсону, осчастливь его тем, что наш барончик решил обойтись без партеечки в покер и разменяться по-крупному.

Ник снимает пистолет с предохранителя. Опережает Хоппс, которая только руку протянула.

— Сиди здесь. Ты безоружна.

— Дай мне пистолет.

— Да ни за что!

— У тебя их два!

— Нет!

Хлопок дверцей. Только рыжим хвостом вильнул на прощание.

Джуди Хоппс ещё никогда не чувствовала себя такой бесполезной.

Ничего невидно, ничего непонятно. Пусто. Только ветер гуляет и воздух трескается от выстрелов. Ник бросает на землю мешающее пальто и начинает бесшумно красться в сторону усиления шума. В метрах двадцати, между двух аварийных четырёхэтажек, обнаружился ещё один проулок, из которого и доносилась пальба. Уайлд прислонился к углу спиной, втягивая носом колючий воздух и прислушиваясь. Аккерман стоит посередине, в метрах сорока-пятидесяти от него, без охраны и явно не боится. Андерсен и Звермайер затаились где-то поблизости.

— Ну?! Кто следующий?!

Раздаётся противный зычный голос, эхом разлетающийся по округе.

— Ха-ха, плюшевый белый мишка! Ты следующий?

Размен выстрелами. Ник высовывается, но тут же прячется обратно за стену. Игла чётко высекает кирпичную крошку из и без того крошащегося угла. Лис лихорадочно сглатывает.

«Да любит она тебя, дурная ты лисья башка!

Да любит она тебя...

Любит она тебя...

Любит

она

тебя».

— Хватит! Хватит! Достаточно!

Ник со злостью ударяет кулаком. Несчастная стена ещё больше осыпается, открывая сжатую руку, и его поддельные часы разлетаются на куски, обдав запястье болью. Раскатистый хохот Аккермана слышится совсем близко, и лис видит, что его противник время зря даром не теряет и перемещается на более выгодные позиции.

— Ну! Давай, собачья морда!

Уайлд безрассудно выставляет в проход обе руки и хаотично болтает ими в воздухе. Пули и иглы со свистом прошивают всё в районе трёх метров. Ник рьяно надеется, что лапы целы.

И они вроде как целы.

— Что? Попасть не можешь? А-яй-яй!

Аккерман, к счастью, переключается на активизировавшихся Звермайера и Андерсена. Доберман стоит вполоборота, с наслаждением паля из обоих пистолетов по затаившимся полицейским.

«Вот он шанс...»

Уайлд бесшумно покидает своё укрытие. Не успевает сделать и двух шагов, как Аккерман отводит за спину пистолет и, не глядя, делает три контрольных выстрела по его недавнему убежищу. Лис переводит дыхание. Ещё пару шагов — и можно со спокойной душой опрокинуть Аккермана на замёрзший асфальт, зачитать права и сковать наручниками раз и навсегда. Подозрительный шорох сзади на секунду отвлекает его внимание. Замечает край куртки Джуди.

— Что?! Хоппс?! Ты что тут делаешь? Я же вел...

Всего мгновение.

Аккерман успевает развернуться.

Мгновенно стреляет.

Тут же Звермайер выбивает пистолет-игольник, а Андерсен валит добермана на землю.

Ник валится на спину.

У него в правом лёгком расцветает красивая алая рана.

Он замечает, что небо синее-синее, хотя на самом деле оно бело-серое, с налётом тяжёлых облаков.

Ник чувствует, какая у него дыра в груди.

Во всех смыслах.

Нику хочется кофе и тепла.

А стылый воздух врывается внутрь. Сгребая его в хваткие объятия остывающего мира, где его жизнь бьётся раненой птицей о смыкающиеся прутья смерти.

И Ник

судорожно

тонет

в нём.